La Critica (первая книга казанской трилогии)

Стальской нравилось вставать сутра пораньше и начинать трудиться, ведь она в душе скучала по настоящему рабочему графику. Что сказать, привычка – замена счастью. Мы с Глебушкой такими комплексами не маялись и предпочитали спать пока не проголодаемся. В общем, на ближайший месяц-полтора график Стальской выглядел следующим образом: воскресенье – к десяти или одиннадцати утра; понедельник, вторник, среда – к восьми тридцати утра; а ещё в понедельник к двум или трём дня – для участия в записи «Пьяного Дивана». Короче, весь понедельник Марта тусовалась в городе, и, я так подозреваю, коротала свободные дневные часы в обществе «Богомерзкого» адвоката.

*****

«Я купила абонемент в «Sport Life», – вечером этого понедельника за приготовленным Джессикой ужином сообщила Стальская. – Снова начну плавать и бегать, и… всё остальное. А то форму теряю. Вы не желаете последовать моему примеру?» Мы с Глебом отрицательно покачали головами.

Мы представляем себе будущее как отражение настоящего в пустом пространстве, тогда как оно есть результат, часто очень скорый, обстоятельств, большинство которых ускользает от нашего внимания

М. Пруст

Глава о «журавле» в постели

Тринадцатое сентября.

Последние шумы ремонта стихли только сутки назад. В соответствии с планом перестройки, в десяти метрах от наших ворот кирпичную стену забора разобрали, чтобы во время ремонта и ландшафтного девелопмента на территорию могла въезжать тяжёлая техника, а сейчас на месте пролома в стене красовались великолепные кованые ворота. Сквозь эти ворота была видна дорожка для подъезда автомобилей, шатёр (наподобие свадебных) и часть английского сада. Прямо таки декорации к «Казино Рояль». Как такое великолепие можно было создать за такой короткий срок?! Мы четверо (Стальские, Джессика и я), а также наши немногочисленные соседи, проходившие мимо, пребывали в немом недоразу… восхищении. Как? Как?! Но главное: зачем?! Кстати сказать: за время ремонта мы так ни разу и не остались ночевать в городе, если не считать одну ночь, когда Стальская оставалась в городе «по незаконченным бимерзким делам». Всё-таки это огромное безвкусное сооружение, «одноподъездная хрущёвка» – как называл его Стальский, стало для нас настоящим домом.

Что касается работы, то несколько дней назад Стальская спросила: «Вы когда-нибудь держали в руках номер газеты Нью-Йорк Таймс? Нет?» Мы с Глебом попросили её перейти к сути. «Заметки о свадьбах», – перешла к сути Стальская. Глеб, больше ради эксперимента, чем ради чего-то ещё, написал в своём Твиттере, что La Critica со следующего номера планирует открыть новую рубрику, в которой будут печататься материалы о помолвках, назначенных бракосочетаниях, состоявшихся свадьбах и (может, кого заинтересует) разводах. Мы видели данный раздел самым светским из всех разделов газеты. Результаты превзошли все ожидания (ох, как я люблю это выражение, когда оно описывает что-то хорошее). Служебный телефон газеты «раскалился» от звонков и сообщений. Твиттеры и Контакты Стальских вскипели заявками на попадание в рубрику, а также флудом по данной теме. В итоге пришлось временно поставить номер на автоответчик. «Это потому что высокий сезон», – объяснила такую активность Стальская. Решение пришло, откуда не ждали: позвонил «Бимерзкий адвокат» и сказал, что один его клиент собирается в октябре сочетаться браком со своей иностранной женой и, зная, что Марк является нашим представителем, просит поспособствовать. Клиент желает заказать приличного размера статью, в которой будет написано о нём и его красавице-невесте. «Сколько запросить?» – переварив информацию, задался вопросом Глеб. «Может сто косарей?» – предположил я. «Давай скажем сто пятьдесят», – перезванивая Марку, сказал Стальский. Когда Марк услышал предложенную сумму, усмехнулся и сказал, что этот тип может дать больше. Марк всё-таки молодец. Спасибо Марку. Мы подкорректировали гонорар. Через полчаса перезвонил «Богомерзкий» и сказал, что его клиент, конечно же, согласился на двести пятьдесят, а потом Марк добавил: «Скажите мне спасибо. Сотку для вас нарулил». Спасибо Марку, once again. Глеб, воодушевившись лёгким заработком, согласился взять на себя эту работу, которую и выполнил за три дня. Клиент сказал, что это как раз то, чего он хотел. Марта, не откладывая в долгий ящик, внесла в октябрьский макет «свадебную статью». Деньги от этой халтуры мы само собой распилили на троих, а нашего адвоката «загрели» ноль седьмым Голубым Джонни Уокером. Похоже, что любой дефицитный товар, коим в данном случае оказалась «свадебная статья», достаётся дорого – это во-первых, и по блату – во-вторых.

*****

Вернёмся в день настоящий.

Уже после обеда в доме царило праздничное оживление. Встречаясь в прихожих, ваннах и гостиной, мы переглядывались, улыбались и отводили взгляды. Иногда кто-нибудь смешным голосом спрашивал: «Что-о-о?» Едва стемнело, дом наполнился ароматами духов и немного запахом подкрученных посредством плойки волос Марты. Время от времени до нас доносились звуки тестируемой аппаратуры сверху. Всё обещало нескучный праздник. Дискотека восьмидесятых – это, я вам скажу, не какая-то рядовая дискотека, это событие в жизни каждого человека; в жизни каждого понимающего человека.

– Как я выгляжу? – спросил Стальский, когда мы пересеклись в прихожей.

В чёрном смокинге, рубашке цвета топлёного молока и фиолетовом галстуке-Аскоте выглядел он великолепно, поэтому я сказал:

– Как шлюха.

– Спасибо, ты тоже хорошо.

Спустившись вниз, я ненароком заглянул в открытую дверь ванной. Марта, глядя в зеркало, подводила глаза; рот у неё был приоткрыт. На ней было жёлтое платье. На шее – массивная побрякушка. Марта меня заметила через отражение в зеркале и улыбнулась. Я подпер плечом дверной косяк и любовался Стальской. Марта повернулась и, оправляя платье, спросила:

– Как я выгляжу?

– Как… Лучше всех во Вселенной. Я бы вдул, – ответил я, сделав несколько шагов внутрь.

– «Мерси за комплиман», – смеясь, сказала Марта и, поправив бабочку у меня на шее, вытолкала меня за дверь, но я тут же снова вернулся.

– Я не шучу, – загадочным голосом сказал я.

– По-быстрому? – приподняв юбку, спросила Марта; и мне стало ведомо, что на ногах Марты не колготки, а чулки.

– Наконец-то, – прекрасно понимая, что она шутит, ринулся внутрь ванной я, делая вид, что на ходу расстёгиваю свой ремень.

– Отдыхай, – окончательно вытолкнула меня за дверь Марта, закрыла дверь и щёлкнула замком.

Из гостиной раздался призывный звон барного стекла. Я понял, что стекло звенит по мою душу, точнее, по мою печень.

– С чего начнём? – спросил Глеб, когда я угнездился на высоком стуле. – С чего-нибудь лёгкого и воздушного?

– Нет, герр кёльнер, ударим сразу по сорокоградусным напиткам внутрижелудочно, – ответил я и пристукнул по стойке.

Два шота спустя к нам присоединилась Стальская.

– Не слишком ли вычурный образ, братец? – спросила она, имея в виду изысканный наряд Глеба.

– Костюм Глеба следует воспринимать как маскарадный, – пояснил я.

– Правда?.. – удивилась Марта.

Стальский утвердительно кивнул, а потом добавил:

– Ничего настоящего, сплошной косплей. Что будешь, сестрёнка?

– У нас найдутся ингредиенты для мохито? – спросила она, кивая на холодильник.

Я, спрыгивая с барного стула, сказал:

– Мы хорошо живём, не находите? У нас действительно есть всё для мохито. Даже сироп. Я приготовлю, а то вы, не приведи Господь, заляпаете свои наряды.

– Вот спасибо, – нежно улыбаясь, промолвила Марта.

От её улыбки и ласковой интонации мне стало очень и очень хорошо.

– Сегодня пьёшь настоящий? Алкогольный? – нарезая лайм, спросил я.

– Гулять так гулять, – не сводя с меня глаз, ответила она.

Через пять минут к нам присоединилась Джессика, которая до этого спала у себя в комнате на втором этаже. За эти полмесяца, что прошли с момента её появления, мы настолько привыкли к ней, что дивились тому, что когда-то жили без неё. Этому феномену поспособствовал тот факт, что Джессика взяла на себя все заботы о хозяйстве. Уже на второй или третий день мы заметили, что весь дом (самые потаённые уголки от подвала до второго этажа) скрипит от чистоты. Оказывается её мама (там – в Кении) работала в клининговом агентстве, а Джессика – будучи подростком – ей помогала. Джессика умела применять бытовую химию, знала что для чего и в какой пропорции с чем. На четвёртый-пятый день нам открылся поварской талант «нашего секретаря» – как мы между собой её называли. Мы с Глебом – люди привередливые в еде и в вопросах гигиены – сначала настороженно отнеслись к приготовленной Джессикой пище. Первый раз съели по чуть-чуть, дабы не обидеть повара, и запили еду большим количеством (милой сердцу и такой родной) водки. Еда, бывшая в тот день скорее закуской, была вкусной, если не сказать восхитительной. Страхи наши развеялись, когда мы пронаблюдали весь процесс приготовления Джессикой еды от начала до конца. «Наш секретарь» готовила пищу в соответствии с нормами и регламентами европейских палестин. Не забывала после каждого этапа готовки мыть руки с мылом. Придраться было не к чему. На вопрос: «Где ты научилась готовить», она ответила: «Simply I am able…»

Выпив со мной и Глебом пятьдесят отдохнувшего «Cazadores» Джессика ушла переодеваться к дискотеке. Глеб, проводив её взглядом, встал со стула и, расправляя спину и похрустывая пальцами, проследовал в дальний предел гостиной, где покоилась его гитара.

– У-у-х!.. Братец сейчас будет играть! – захлопав в ладоши, с искренним восторгом воскликнула Марта.

Я убрал ром, гренадин и разделочную доску с мятой и лаймом в холодильник, сполоснул руки и сел на свой стул.

– Да, мои преданные слушатели, я сыграю для вас пару песен и возможно даже спою, – снова усаживаясь на свой стул, вальяжно протянул Глеб и приступил к настройке инструмента.

По блуждающему и затуманенному взору Стальского я понял, что нас ожидает остроумная и стильная интродукция. После нескольких пробных щипков, Стальский как бы невзначай потянул за ресницы своего правого века и, выловил упавшую, стряхнул её на пол манерным жестом. Это было частью представления. И вот, нахмурив лоб и посмотрев в сторону, он заговорил:

– Мой психолог мне говорила: «В этом нет ничего странного. Это древнейшее инстинктивное чувство людей. Оно помогало становлению моногамной семьи…» «О, нет, док… – отвечал я ей. – Это нечто большее. Это настоящая одержимость».

Стальский взял несколько блюзовых аккордов, достал из-за уха заранее заготовленную самокрутку и жестом попросил огня. Я кинул ему зажигалку. Он одной рукой открыл её, прикурил и кинул обратно.

– Мой психолог говорила мне: «Парень, ревность присуща всем людям на Земле. Ты же никогда не был как все. Подумай об этом и тебе станет легче». «Нет-нет, док, – отвечал я ей. – Вы не понимаете… Это моё проклятие».

Стальский взял несколько резких аккордов, а затем заиграл перебором. Я следил за представлением и время от времени кидал взгляды на Марту, которая с прикушенной нижней губой и блестящими глазами, не сводила глаз с брата. Снова заиграли высокие блюзовые ноты.

– Мой мозгоправ мне говорила: «Желание обладать и страх потери, унижение и гнев, чувство страстного недоверия, сомнения в любви и верности – всё это ведёт тебя на тёмную сторону». «Но, док!..» – хотел было возразить я. «Послушай, парень, твоя проблема в собственном несовершенстве».

Глеб на некоторое время умолк, он стряхивал пепел в чугунную пепельницу и смотрел в сторону. Наше внимание ни на миг не ослабевало, – мы ждали продолжения. Но и эта пауза была важна. Глеб докурил и затушил сигарету, буквально расплющив её о дно пепельницы. Покашлял. Внимательно посмотрел сначала на сестру, потом на меня. «Каков артист!» – с восхищением подумал я. Снова подстроил одну из струн. Заиграл. Заиграл знакомую до боли мелодию, которую я долю секунды спустя узнал. А ещё через две секунды он запел:

– Я проснулся днем одетым, в кресле, в своей каморке средь знакомых стен. Я ждал тебя до утра, интересно, где ты провела эту ночь, моя сладкая N?

……

…… [здесь должны быть аккорды] (прим. V.S.)

……

– И кое-как я умылся и почистил зубы, и, подумав, я решил, что бриться мне лень. Я вышел и пошел куда глядели глаза, благо было светло, благо был уже день.

Стальский сделал вид что перепутал аккорды и на некоторое время замолк. Потом, «вспомнив», сказал:

– Давай, Аронов, ты же знаешь текст.

– Окэ, только последний куплет, – сказал я и стал поджидать нужного момента.

Вернулась Джессика в праздничном облачении и села на подлокотник дивана. Я запел то, что помнил:

– И я был зол на себя, и я был зол на вечер. И к тому же с трудом отыскал свой сапог. И хотя меня так просили остаться, я решил уйти, хотя остаться мог. И когда я вернулся домой, ты спала, но я не стал тебя будить и устраивать сцен. Я подумал: "Так ли это важно: с кем и где ты провела эту ночь, моя сладкая Эм?".

Все на полминуты притихли, во время которых, я разлил текилу по трём стопкам, а в четвёртую налил снова извлёчённый из холодильника ром. Мы чокнулись и выпили.

– О! Где лаймы? – прохрипел Глеб.

Я поспешно извлёк из холодильника разделочную доску с дольками лайма, и мы закусили.

– Ладно, – вытирая руки салфеткой, сказал Глеб. – Чтобы вас немного отпустило после соприкосновения с вечным искусством, я вам сыграю куплет из одной популярной песни, которой только ещё предстоит стать легендарной.

С вдохновенными от спиртного и в целом хорошего настроения лицами мы приготовились внимать масскульту. Стальский заиграл и запел одновременно:

– А-а-а… твоей причёске все мечтают, когда кружишься в танце-е-е-е. А-а-а… и волосы твои летают, как на обложке глянца.

Под этот аккомпанемент Стальская произвела несколько утрированно вульгарных танцевальных движений, предварительно убрав пряди волос за уши. «Секси-Марта», – подумал я, расплываясь в улыбке до ушей.

– И ещё раз, все вместе, – подбодрил Стальский.

Мы все повскакивали со своих мест (что делает с людьми текила и ром!) и закривлялись кто во что горазд. Стальский очень похожим на оригинал голосом запел:

– Game Over, мужчины плачут, так как одиноки, они не любят никого лишь только твои ноги. И даже если ты накрутишь бигуди е!.. Один лишь выход: от тебя с ума сойти мне!..

Мы были в ударе. Я и не представлял, что гитарный аккомпанемент может так заводить. Скорее всего, всё дело в композиции. Далее мы пели уже хором:

– А-а-а… твоей причёске все мечтают, когда кружишься в танце-е-е-е. А-а-а… и волосы твои летают.

– Как на обложке глянца! – фальцетом с придыханием завершил я.

Мы дружно рассмеялись, а я поспешил наполнить шоты.

Только мы осушили бокалы, как наш домофон запиликал. Глеб посмотрел на экран монитора и нажал «открыть». Это был Марсельчик. Калитка слева от ворот издала противный звук, который означал что можно войти. Я отпер входную дверь, встретил гостя в прихожей – где он споткнулся о вечно задранный уголок ковровой дорожки, – и препроводил в гостиную.

– Сегодня великий день! – улыбаясь, сказал Марсельчик. – Через полтора часа всё начнётся. Будет вся местная богема. Или лучше сказать элита. Уже кое-кто приехал. Да-да…

Он был одет в костюм и, так же как Глеб, в галстук-Аскот. Я обратил внимание на это совпадение. Стальский и Марсельчик с гордыми и счастливыми лицами одновременно поправили свои аксессуары.

– Что будешь пить? – спросил я у гостя. – Есть текила, ром, джин и водочка. Соки и нектары в ассортименте.

– Давай текилу, – сказал Марсель, усаживаясь на свободный барный стул. – Кстати, для вас четверых бар в клубе бесплатный и безлимитный.

– Ох, зачем ты сказал?!.. – с показным отчаянием промолвила Марта.

– Что такое? У мальчиков проблемы с алкоголем? – смеясь, спросил Марсель.

– Конечно, нет, – заверил Глеб.

– Только не у меня, – сказал я.

В домофон снова позвонили. Я пошёл открывать. Это был помощник Марсельчика – Ренат, который, входя, споткнулся в прихожей об уголок ковровой дорожки.

*****

Спустя полчаса мы всё ещё сидели. Впервые за историю дома все шесть барных стульев были заняты.

– Так значит дискотека восьмидесятых? – риторическим тоном спросил Глеб.

– Ага, – стукая по стойке своим шотом, сказал Марсельчик. – Обожаю эти ритмы. Большинство людей тащатся от этой музыки, – беспроигрышный вариант.

– Доподлинно известно, что я был зачат под эти ритмы, – разглагольствовал я, подмигивая Стальской. – Так что неудивительно, что меня неудержимо тянет в пляс.

– Не знала, что ты танцуешь, – ответила она. – Ах, да, – брейк-данс на столе-бабочке.

Наш флирт с Мартой на некоторое время стал центром всеобщего внимания.

– Танцую ли я, Стальская!.. «Мой дед был танцором, мой отец был танцором…»! – хохмил я.

– Ха-ха, – Марта захлопала в ладоши, как маленькая девочка.

Мне она показалась счастливой, мне стало тепло на сердце, как после «Викодина».

Наверху застучала музыка, что означало, что пора было идти на танцы, а для этого нам нужно было выйти из ворот, обойти дом с другой стороны и подняться по лестнице, которую пристроили с торца дома, на третий уровень. Мы встали со своих мест. Я, обращаясь к Стальской, сказал:

– Идём. «Take my hand» или как там? «Touch my heart»?

– Правильно говорить: «take you chance», – поправила она.

– О да, Крошка, я воспользуюсь своим шансом, когда напою тебя до потери сознания.

– Ты же меня до постели не дотащишь, когда напоишь до потери сознания, – глаза Марты блестели.

– Шутишь?!.. Мой дед был грузчиком, мой отец был грузчиком…

Все присутствующие оценили мою шутку.

– А вы, ребята, пара? – спросил Ренат, указывая на меня и Стальскую.

Мы смущённо посмеялись.

– Не-е-ет, – со смехом ответила Стальская.

– Но это не за горами, правда? – улыбаясь и поводя бровями, спросил Ренат, при этом потрогав Марсельчика за плечико пиджака.

– Естессна, – кидая взгляд на часы, высоким голосом ответил я. – Какие-то пару часов и всё случится.

Все ещё немного посмеялись. Опровержений моим словам со стороны Стальской не последовало, и я воодушевился.

Через пять минут наша весёлая компания вышла в тёплую раннеосеннюю загородную ночь и тут же вернулась. Решено было всем шестерым подняться на лифте, воспользовавшись ключом, который существовал (как нас заверили) только в одном экземпляре и имелся только у нас.

– Нажимай, – хором сказали мы с Глебом Марте.

– Какой? Третий? Четвёртый? – спросила Марта.

– Третий, – одновременно сказали Марсель и Ренат, а потом добавили, показывая друг на друга пальцами: – Купишь мне пиво! Ха!

Стальская нажала. Двери затворились. Заиграла музыка из вестерна. Кабина пошла вверх. Пару секунд мы смотрели на собственные отражения, а потом Стальский и я резко достали смартфоны и зафигачили liftolook. Появились два почти одинаковых фото. Одно из них будет напечатано в октябрьском номере «Платиновой Афиши» над статьёй о новом проекте «Марселя и ко». Статья, название которой придумал опять же Марсель, была озаглавлена так: «La Critica поднимается на новый уровень». Получилось круто; мы – крутые ребята; в интеллигентном смысле этого слова, и за чужой счёт.

*****

Большинство гостей были мужчины. Примерно на четверых одиноких мужчин приходился один мужчина в сопровождении дамы. Видимо для одиночек и явились красавицы из эскорта. От бизнес-леди девушки из эскорта отличались возрастом и… только возрастом. Уверен, что наряды и тех и других были примерно одинаковой стоимости; образование и досуг и тех и других были примерно схожи; я к тому, что девушки из дорогого эскорта были обеспечены, хорошо (может отлично) образованы, интеллектуально развиты, имели хорошие манеры и так далее.

Возвращаясь к мужчинам, для которых, очевидно, всё это затевалось, хочется сказать, что они мало между собой разговаривали, хотя, несомненно, все друг друга знали. Редкие рукопожатия, иногда кивки, а чаще ничего. Кто-то имел короткую беседу с соседом по барной стойке и только. Складывалось впечатление, что они общаются между собой телепатически. «И зачем им наше убогое жилище?» – задался я вопросом, когда обдумал увиденное. «Мы – считай, что никто; ни звёзды, ни знаменитости. Звезда «Пьяного Дивана» как вспыхнула, так и погаснет, наверное… Наша газета – откровенная халтура. Что же может заставить премного уважаемых людей приезжать в наше убежище. Ехать сюда – ни далеко, ни близко. Разве что на отшибе. Музыку можно громко включать. Не пойму…» – я стоял в углу дискотеки и кусал губы, затем подошёл к бару.

*****

Кейт Уинслет в одном фильме сказала, что перед танцующим мужчиной открывается весь мир. Я намеревался танцевать, и меня вряд ли что-то могло остановить. «Да уж, в чувстве р-р-ритма тебе не отказать, особенно после нескольких шотов», – подбодрил меня мой картавый компаньон. Окинув танцпол намётанным взглядом, я увидел как минимум трёх подходящих для меня партнёрш. Около стойки стояла Марта; какой-то пожилой джентльмен (приподнявшись на цыпочках) что-то вещал ей в самое ухо. Марта пила коктейль из трубочки. Глеба в поле зрения не было. Музыка качала. Девушки-танцовщицы делали своё дело; у некоторых из них были прикольные штуки: светящиеся в ультрафиолете увеличивающиеся в размерах пластмассовые шары, мыльные пузыри и лазерные фонарики. Людей на танцполе было немного, поэтому не заметить меня было трудно. Я разминался. «Не буду довольствоваться компромиссом», – подумал я. Попросил у одной из танцовщиц лазерную указку и направил луч в самый бокал Марты. Она делала вид, что не замечает и продолжила общение с мужчиной. Тогда я перевёл свет прямо в глаза Марте. Она обернулась и заметила, выделывающего танцевальные па, нетрезвого меня. Я показал на Марту пальцем, тем более, что дискотека 80-х сместилась на десятилетие назад, – во времена диско, а там палец был неотъемлемым атрибутом танца. Наконец, Стальская, сказав несколько слов своему собеседнику, направилась ко мне. Тем временем из колонок донеслись первые аккорды очень уместной песни. «У-у-у-у-ммм… Уууу-ммм… У-у-у-у-у-м-м-м…»

– Меня хотели, молодой человек? – на ухо спросила меня Марта и начала двигаться.

«Флиртует со мной», – подумал я.

Mister

Your eyes are full of hesitation

Sure makes me wonder

If you know what you're looking for.

Baby

I wanna keep my reputation

I'm a sensation

You try me once, you'll beg for more.

Yes Sir, I can boogie

But I need a certain song.

I can boogie, boogie woogie

All night long.

Yes Sir, I can boogie,

If you stay, you can't go wrong.

I can boogie, boogie woogie, all night long

Yes Sir, I can boogie

But I need a certain song.

I can boogie, boogie woogie

All night long…

*****

– Познакомьтесь: Аронов Вадим – La Critica; Полина – арт-директор «Колизея» и моя хорошая знакомая, – Марсель галантно коснулся левой руки Полины губами, пока её правая рука пожимала мою.

Затем Марсельчик ненавязчиво подтолкнул нас обоих на крышу, чтобы мы смогли обменяться любезностями на свежем воздухе, а не на гремящем танцполе четвёртого этажа.

– Здравствуйте, Вадим, я смотрела вашу передачу, – сказала Полина – весьма красивая дама лет тридцати пяти, – когда мы присели на один из свободных диванов. – Вы со Стальским пьёте настоящий алкоголь во время съёмок?

– Да. Водка «Метель», – ответил я, а затем прибавил. – Очень вкусная водка. Рекомендую.

Мне необходимо было снова спуститься на танцпол, потому что я попросил ди-джея поставить песню и объявить вначале…

– А чем обусловлено название вашей газеты? Это ведь как-то связано с критикой? – Полина взяла два новых бокала с шампанским с подноса официанта; один протянула мне.

Я, скрывая нетерпение, переспросил:

– Что? La Critica? С критикой?

– Да-да, – сказала она. – Смысловая и лингвистическая этимология вашего названия как-то связана с русским словом «критика»?

Я отхлебнул напиток и одновременно закивал, подсознательно размышляя о существовании такого понятия как «смысловая этимология» и насколько слово «критика» русское:

– И что для вас критика? – Полина была настроена на долгий разговор.

Снизу послышался голос ди-джея, который объявил в микрофон: «А теперь песня, которую посвящает Безумный Всадник своей Ледяной Принцессе. Медленный танец. Впрочем, как хотите…»

– «Ледяная Принцесса» звучит как намёк на фригидность. Не находите? – усмехнулась Полина.

– Критика – это нечто, чего не может быть в идеальном мире, – выпалил я на одном дыхании.