La Critica (первая книга казанской трилогии)

– Поделюсь своими размышлениями, – начал он. – Наиболее разумным выглядит карго-культ племён Папуа – Новой Гвинеи, потому что он родился благодаря реальным материальным благам. Очень чёткие причинно-следственные связи. А что касается лично меня: я сейчас нахожусь под влиянием постмодернистского богословия, – закончил свою речь Стальский и сделал глоток.

Не подав виду, я сильно подивился, что Глеб находится под влиянием… Как он его назвал? Я всегда думал, что Стальский находится под влиянием алкалоидов и опиатов. Хотя, скорее всего, он просто шутит.

– А ты? – перевела на меня свой взор Сицилия.

Признаюсь, что я немного подготовился к этому вопросу и без запинки выдал ответ:

– Я – «адепт всемогущего бога Навсёнаплевательства».

Стальский кинул на меня укоризненный взгляд, который означал: «Неужели ты умрёшь, если хоть полчаса не будешь ни перед кем рисоваться?!» Я слегка прищурил глаз, который был со стороны Глеба, как бы говоря ему: «Извини, пожалуйста, ничего не могу с собой поделать». На самом-то деле я – дистиллированный хайдеггерианец, что как раз не мешает мне наслаждаться текущим моментом.

– «Если благопристойность человека обеспечивает лишь ожидание божественной награды, то такой человек – говна кусок. А когда говно лезет наружу – это всегда проще», – торжественно и зло продекламировал Стальский.

– Ницше? – с усмешкой спросил я.

– Мэтью Макконахи, – ответил Глеб. – Точнее его герой.

Все на некоторое время затихли и попивали чай.

– Нет Бога сострадания, есть лишь Бог пыток, – вдруг сказала Дарья, до этого, как и Марта, не участвовавшая в разговоре.

Мы с Глебом удивлённо посмотрели на Дашу, потом друг на друга.

– Это тоже из какого-то фильма, – махнула рукой Дарья.

Нам принесли завтрак, но разговор не прекратился, просто поменялась тема.

– Так значит вы с Марселем пришли к договорённости? – риторическим тоном спросила Сицилия, выдавливая лимон в свой салат.

– Да, – ответил я. – Это было не сложно, учитывая, что вы велели соглашаться на любые условия.

Все присутствующие, включая Владимировну, слегка усмехнулись.

Наша сделка с Марсельчиком очень смахивала на одностороннюю. Он превращает два верхних этажа и крышу в клуб, чтобы не чаще трёх раз в неделю проводить мероприятия. Реконструкция здания подразумевает отдельный вход на третий этаж. Также он облагораживает территорию, которая примыкает к клубной половине дома: дальняя часть огорода превращается в парковку примерно на двадцать машин, а ближняя к дому часть огорода становится прекрасным садом, автором которого станет широко известный в узких кругах ландшафтный дизайнер. Газета получает дополнительную рекламу ввиду того, что клуб будет называться «La Critica». Из «вкусняшек» для нашего личного пользования: система видеонаблюдения за придомовой территорией с мониторами в гостиной и автоматические ворота в наш двор; в тот двор, где находится наше крыльцо, и где мы паркуем машины. Да-да, территория, прилегающая к нашему дому и огороженная высоким забором из белого кирпича с коваными загнутыми прутьями, действительно обширна. Папа когда-то позаботился об этом, выкупив пять участков. Клубная часть территории огораживается от жилой части деревянной решёткой с живым вьюном. Марсельчик обязуется оплачивать все коммунальные услуги, – как клубные, так и наши.

– В данный момент наша «одноподъездная хрущёвка» превращается в логово элитарного клуба «Что? Где? Когда?» – озвучил, раннее сказанную мне и Марте, шутку Глеб.

– Поня-я-ятно, – задумчиво протянула Владимировна.

– Там так тарахтят, что спать невозможно, – многозначительно сказал Глеб. – Серьёзно! Работают день и ночь.

– В городе ночуйте, – тихо сказала Сицилия.

Мы так и собирались, но не лишним было, чтобы Владимировна сама предложила ночевать в городе. Ведь когда-то она делала акцент на необходимости нашего постоянного проживания в загородном доме.

– А! У нас будет лифт, – сообщила Стальская, звучащий как бред, факт.

– Лифт?! – хором переспросили Даша и Сицилия.

– Да-да, – подтвердили мы с Глебом.

– Как же?.. – не веря своим ушам, проговорила Даша.

– Конструкцией дома предусмотрен лифт? – задала более прицельный вопрос Владимировна.

Стальские посмотрели на меня. Я внёс ясность:

– Да. Папа задумал лифт, но успели построить только шахту. Теперь там гуляет ветер…

– Ничёсе!.. – сказала Дашенька, скрипя вилкой и ножом по тарелке. – Красиво жить не запретишь. А где сейчас твой отец? За границей, наверное?

– Можно и так сказать, – с улыбкой ответил я.

– Папа Аронова погиб, – сказала Владимировна.

– И мама тоже, – решил всё выложить я, раз уж зашла речь.

– Мне жаль, – сказала Даша. – Мне жаль.

В последующие несколько минут все сосредоточились на своих обедах. Потом Стальская резко воскликнула:

– А! Расскажите про вывеску. Что там будет написано кроме «La Critica»? Я подзабыла.

– Глеб, твоя идея, – сказал я, предоставляя ему рассказать об этом.

– Там, короче, под названием клуба будет неоновая надпись: «Паукам и вестготам вход воспрещён».

– Что уж это значит? – спросила Марта.

– Я смотрела этот фильм, – одобрительно покивав, сказала Даша.

– Ымм… Я тоже, – в свою очередь сказала Владимировна.

– Посмотрю, в ближайшее время… – тихо промолвила Стальская.

Мы так хорошо разболтались и так вкусно поели, что Сицилия чуть не забыла для чего мы вообще встретились.

– Возьми, Вадим. Сегодня какое число? Двадцать шестое. Постарайся завтра прислать черновик. Или послезавтра, – мягкой интонацией проговорила она, вручая мне жёлтый конверт.

Дашенька, которая была сегодня за компанию, молча следила за нашими околошпионскими манипуляциями.

Первая осень

– Безнравственность?! Я не верю в безнравственность.

Несправедливость?! Я не верю в несправедливость.

Отчаяние?! Я не верю в отчаяние.

Невезение?! Я не верю в невезение.

Нужда?! Я не верю в нужду.

– Стальский, завязывай!

– Я не верю в завязку

Глава о том, что большая экономка – это всегда политика, о четырнадцатом выпуске «Пьяного Дивана», а также пару слов о пятом выпуске

La

Critic

’и

Выдержка из Википедии:

«Эконом – в православных монастырях должность лица, заведующего и надзирающего за хозяйственной частью монастыря».

Выдержка с «prismotri.com»:

«Экономка в доме ответственна за его чистоту и уют. Она является, одновременно, и поваром, и домработницей… Экономка также может выполнять и различные дополнительные обязанности, такие как: осуществление закупок, оплата счетов, уход за оргтехникой, одеждой и мебелью, контроль за бытовой техникой, уход за домашними животными и растениями, а также общение со службами, предоставляющими коммунальные услуги».

*****

Как это стало заведено: первого числа каждого месяца наш рабочий день начинался рано. В десять утра мы с Глебом, одетые в форму советских школьников (спасибо связям Даши и прокатному реквизиту ТЮЗа) и с ранцами за спинами, распродавали Золотую Сотню La Critic’и на смотровой площадке перед новым ЗАГСом. Погода стояла великолепная. Сначала народу было немного, но потом прибавилось. Глеб написал в своём Твиттере, что продажа начнётся в одиннадцать, поэтому мы как минимум полчаса ждали первого покупателя. В десять двадцать Глеб курил, оперевшись на перила, и смотрел на реку, я сидел на лавке с закрытыми глазами и загорал. Подъехал Шуба, чтобы выклянчить забесплатно один экземпляр Золотой Сотни. Я взял с него честное слово, что он оплатит наш сегодняшний завтрак, и только тогда выдал ему экземпляр. Шуба не стал оставаться и уехал на работу. Через десять минут набежали поклонницы Стальского всех возрастов и социального положения (преобладали девочки с бантами на головах и в фартуках) и раскупили «золотой» тираж за десять минут по цене «сколько не жалко». В среднем получилось сто пятьдесят рублей за экземпляр. Тираж «Золотой Сотни» снова окупился, и даже кое-что мы смогли заработать. Когда, наконец, Глеб сделал селфи со всеми желающими, часы показывали полдень. На половину первого мы договорились встретиться с Егором, чтобы съесть оплачиваемый им поздний завтрак. Заведение было выбрано в двух минутах ходьбы от егоровской работы, поэтому мы пересекли дамбу и через четыре минуты заехали на парковку шубовского автокомплекса.

– Слушаю вас, – сказал подошедший менеджер, но узнав нас, только махнул рукой со словами: – А, привет. Новая тачка?

Егор, пробегая мимо, заметил нас, стоящих около новенького Ягуара.

– Хера-се! – кинул он, имея в виду машину, и добавил касательно наших планов насчёт обеда: – Идите в «Приют», заказываете. Я через пять минут подскочу.

– Нам к двум на «Кефир», – крикнул ему вдогонку Стальский.

– Пять минут!.. – донеслось откуда-то из недр автосервиса.

Мы постояли полминуты, переминаясь с ноги на ногу.

– Пойдём, – сказал Глеб.

Мы пошли через дорогу в названное Шубой заведение.

*****

Во время трапезы, Егор коснулся вопроса шикарности нового автомобиля Стальского.

– Дарёному коню, как говориться… – якобы нечаянно пробормотал я.

– Чего-чего?! – устремил Егор на Стальского ироничный взор. – Значит «дарёному».

Глеб замялся, но ответил:

– Да… Не хотел говорить. Мне подарили эту машину. Одна поклонница. Поклонница моего таланта… – Стальский кашлянул.

Шуба покачал головой с ироничной улыбкой.

– Какого таланта, блин? Таланта кувыркаться в постели? Таланта размахивать своей «оглоблей»?

– Ну да. Эта леди…

– Ага! Пожилая дама дарит мальчику из ночной телепередачи автомобиль, – прозревал ситуацию Егор.

– Ты обо всём догадался. Значит не о чем больше говорить, – хотел было завершить разговор Глеб и спрятал лицо за глотком сока.

– Ладно, – согласился Шуба. – Просто скажи: сколько ей лет.

– Это неудобный вопрос, – натужно улыбаясь, ответил Глеб.

– Не-хе-хет! Скажи-скажи, – настаивал Шуба, заранее обдумывая шутки, которыми будет подкалывать Глеба в ближайшее время.

– За сорок.

– Восемьдесят?

– Шестьдесят…

– Шестьдесят?! – воскликнул Егор.

– …четыре, – договорил Глеб.

– А-а-а! Ах, ты хлышь! – весело выкрикнул Шуба.

– Уже шестьдесят четыре, – заметил я. – Недавно только было шестьдесят три. Или даже шестьдесят два.

– День рождения был… – привёл резонный аргумент Глеб.

– «У каждой бабУшки был в жизни Петрушка!» – постукивая ногой под столом, запел я из репертуара «Ногу Свело».

– Отвали, – Глеб попытался изобразить раздражение, но тоже не мог сдержать улыбки.

– Вы целый день будете ходить в этой школьной форме? – смеясь, спросил Егор.

– Наплевать, – ответили мы оба.

На два часа пополудни была назначена запись очередного «Пьяного Дивана». Мы прибыли на пятнадцать минут раньше; неспешно переоделись в кальсоны, пиджаки, пальто, майки-алкоголички, старые башмаки и домашние тапочки. Съемка проходила рано, потому что гостей сегодня не ожидалось.

Дело продвигалось туго. В голову ничего остроумного не приходило. К счастью, Стальский не подвёл, выдав такой вот афоризм недели:

« – Знаете, что общего между знаменитой на весь мир поп-певицей и продавщицей из круглосуточного магазина на углу?

– ?

– Ничего».

Это было самое смешное в этом выпуске; Даша была недовольна.

Если вы пожелаете ознакомиться с четырнадцатым выпуском «Пьяного Дивана» полностью, то можете это сделать на официальном сайте телекомпании «Кефир», а если оттуда удалили (бывает по прошествии времени), то на просторах Интернета посредством поисковой строки.

*****

Вечер того же (долгого-долгого) дня.

Как обычно во время записи передачи, в нашей с Глебом крови появились некоторые промилле. Ягуар мирно покоился на служебной парковке телеканала, а мы ехали в сторону дома, развалившись на диванах автомобиля американской армии. Сделав небольшой крюк до Ашана, мы двигались по широкой дороге в сторону выезда из города.

– Улица Восстания! Проститьют-стрит оф ауа таун! – весело сообщил я. – А кто против кого восстал? Не знаете? Не думал, что в нашем городе оно имело место. Глеб Егорыч, не в курсе кто восстал? – приставал я к партнёрам.

– Не знаю, – лениво ответил Стальский.

– Может обитатели окрестных хрущёвок восстали против тарифов ЖКХ? – не унимался я.

– Может… – рассеяно согласился Глеб, глядя через стекло на опускающуюся на город ночь.

Я жаждал бестолковой лёгкой болтовни, но Стальские не желали оной. Марта глубоко вздохнула и тронулась со светофора. В подтверждении моих слов за окном замелькали жрицы любви. Перед следующим светофором образовалась небольшая пробка, и мы остановились. Я развлекал себя тем, что рассматривал проституток. Марта включила свой плэйлист:

«Прилетела птица ясная,

Приютила я ее,

Я просила солнце красное

Сердце не губить мое…»

– Пам-пам-пам… – пробормотал Стальский.

Оглянулся назад, чтобы посмотреть на Глеба; он тоже рассматривал проституток. Вдруг я заметил нечто необычное: фигурой она напоминала обыкновенную дешёвую профессионалку – с излишним весом, одетая в школьную форму специально ко Дню Знаний, несочетающиеся ни с чем туфли на каблуке; только цвет самой девочки сразу бросался в глаза.

– Эй, смотри, – задёргал меня сзади за рукав Стальский. – Это же Джессика из релакс-студии!

Оказалось, что он тоже рассматривал необыкновенную чернокожую проститутку. Она была немного позади нашей, стоящей на светофоре, машины; получается, что мы её уже слегка проехали. Как раз в этот момент к Джессике подъехала БМВ-шка пятой модели в предыдущем кузове.

– Да, жаль, что так вышло… – грустно промолвил Глеб. – Добрейшей души девочка, эта Джессика.

Я почувствовал горечь. Глеб рассказывал, как был свидетелем сцены изгнания Джессики с работы в салоне; в общем это и была главная причина того что интервью не состоялось. И то, что она станет уличной шлюхой, предрекал её работодатель, когда разрывал с ней трудовые правоотношения.

– Может возьмём её к себе? – как бы в шутку предложил Глеб, но в его голосе я уловил ноту величайшей грусти.

– Да? – задумчиво проговорил я. – Будет помогать по хозяйству. Стоять в очереди на почте… Счёты ей купим деревянные.

В этот момент наше внимание было отвлеченно злобно ворчавшей Мартой:

– Из-за этих учеников на дорогах невозможно ехать!.. Эта девочка заглохла, а я светофор пропускаю. Если нажму на сигнал, она вообще от разрыва сердца умрёт.

Перед Танком стоял Деу Матиз со знаком «У» и включенными аварийками. Снова загорелся красный.

– Ну так что решаем? – заёрзал Глеб.

– Что «что»? – не понял я.

– Возьмём Джессику к себе? А? Горничной будет. Экономкой? Я всегда хотел иметь чёрную экономку, с тех пор как посмотрел «Унесённые ветром». Будем звать её «Кармелитой» или «Кончитой».

– Не говорите ерунды, – тихо, как бы самой себе, проговорила Марта.

– Я не знаю… – протянул я и посмотрел сначала на Марту потом на Глеба.

– Иди – договорись с ней, – велел Глеб.

– А что я?! – испуганно спросил я.

– Моя дверь подпёрта тачкой. Иди быстрей, а то её заберут!

Я не помню как, но вот я уже вышел из Танка и иду в сторону Джессики и БМВ пятёрки в предыдущем кузове.

– Э!.. Уважаемый!.. Ува…жаемый!.. – я размахивал руками перед недоумевающим клиентом и не мог сформулировать мысль.

Моя же мысль заключалась в том, что я хочу забрать девицу с собой, а мужчина сотоварищи могут выбрать другую девушку.

– Что? Тебе платить что-ли? – спросил мужик и вытащил бумажник.

– Нет, вы не так поняли, – мямлил я. – Мы её забираем. Такое дело…

Мужчина сменил физиономию с благодушной на неблагодушную и спрятал бумажник. Он отрицательно покачал головой. Я снова заговорил:

– На самом деле, эта девушка – моя сестра, и отец будет крайне расстроен, если она сядет в авто к каким-то проходимцам. Так что, Джессика, – я повернулся к стоящей и молчащей Джессике, – запрыгивай вон в ту огромную чёрную машину, и поехали-ка домой, пока ужин не остыл.

– Сестра, говоришь? – усмехнулся мужик. – Негритянка?.. Так-так…

– Правильно говорить «афротатарка», а не «негритянка», – с подобострастным смешком сказал я, а потом, обратившись к Джессике, сказал: – Ну же, сестрёнка, сит даун ин зе кар!..

Казалось, что Джессика совершенно ничего не понимала. Выглядела она отрешённой и в целом несчастной, поэтому я для себя решил, что во что бы то ни стало отвоюю её у этих разбитных гуляк, даже если мне придётся вцепиться зубами в их загривки. Глянул по сторонам, высматривая Глеба. «Где, чёрт побери, Стальский?! Наверное, самокрутку скручивает». Я снова посмотрел на Джессику, пытаясь взглядом внушить ей свои мысли и найти в ней поддержку. Я не был уверен, что она меня вообще понимает. У неё был такой вид, как будто происходящее её не волнует, – не воздушная отрешённость, а смирение фаталиста. Возможно она думала, что я оспариваю её, чтобы самому снять.

– Стой, щегол, – спокойно сказал мужчина. – Никуда она с вами не поедет. Все катания – только в порядке живой очереди.

Я обречённо посмотрел на Джессику. В эту секунду на авансцену вышел Стальский, попыхивая сигареткой, и весы в этом противостоянии с грохотом опрокинулись на мою сторону. «Что так долго?!» – с раздражением и облегчением подумал я.

Через минуту.

– Это Марта – сестра Глеба, – сказал я Джессике, указывая на, сидящую за рулём, Стальскую.

– Приятно познакомиться, Вадим и Глеб почти ничего мне о вас не рассказывали, – не слишком по-доброму отреагировала Марта и рванула с места.

*****

– Будешь жить у нас. Пока не найдёшь себе занятие по душе и уму, будешь по хозяйству мытариться… Секретарём будешь, короче. Займёшь четвёртую спальню… Мда… – я задумался, глядя в наивные глаза Джессики.

– Мне кажется, она ничего не поняла, – нежным голосом промолвила Марта.

Стальская, как человек проницательный, быстро уразумела – какой неисчерпаемой доброты существо эта Джессика, и сменила гнев на милость.

К тому же, пока я тёр-мял с этими парнями на «пятёрке», Глеб, видимо, отрекомендовал Джессику сестре, и Марта дала добро на приют для заблудшей африканской души.

– Мда… – снова протянул я.

Я отошёл в сторону буфета и загремел бутылками, выбирая, что бы употребить. Марта тем временем доходчиво объясняла Джессике её перспективы. Когда я делал второй глоток джин-тоника, Марта подошла ко мне и сказала:

– Она согласна остаться у нас. Она рада, что мы её нашли.

– Славно, – ответил я.

Джессика всё ещё стояла около дивана и, не шевелясь, смотрела в нашу сторону. Я думаю, что Джессика, как неразумный маленький ребёнок, осознала, что к ней относятся с добротой и сочувствием, и поэтому доверилась нам.

– Эй, ком цу… подь сюды, как там… – я махнул Джессике рукой, приглашая выпить за хорошее начало.

В эту минуту спустился Глеб и объявил, что комната Джессики готова, а потом, увидев в моих руках стакан, обрадовано потёр руки, прихватил Джессику за локоть и привлёк к столу-стойке, чтобы, как я уже говорил, выпить за хорошее начало.

– Еда, наверное, уже готова, – полувопросительно сказала Марта и приоткрыла крышку сковороды.

Через десять минут мы – все четверо (ВЧ) – молча и торжественно ели и потягивали слабоалкогольные коктейли. Атмосфера была семейная.

– А у моей бабули сегодня День Рождения, – сообщил я.

– Надеюсь, что она не пригласит нас на него, – пошутил Глеб.

Мы с Глебом засмеялись; Марта смеялась с оттенком укоризны; Джессика улыбнулась.

Наша новая подруженция тире секретарь изъяснялась на жуткой смеси плохого английского и отвратительного русского, – прямо как большинство наших сограждан. Поэтому мы её понимали сносно, как и она нас.

В какое-то мгновение я почувствовал меланхолию и, пожелав всем спокойной ночи, поднялся к себе в спальню. Когда я открывал дверь своей комнаты, я уже предчувствовал, что меня там поджидает опредёлённого сорта пустота, которую я должен ублажить своей печалью. Несколько минут назад – ещё за столом – мой двойник с коптящими, как автомобильные покрышки крыльями шепнул мне на ухо, что Джессика сегодня бы работала уже четвёртый день. Эта информация меня опечалила. Итак: когда дверной замок щёлкнул изнутри, помещение осветилось тусклыми точечными светильниками. Это была не привычная мне спальня, а огромная зала, в глубине которой стояли маленькие круглые столики с горящими свечками в самом центре. За столиками сидели мужчины и женщины, в руках у многих были бокалы с шампанским. В следующее мгновение справа от меня высветился помост с оркестром в экстравагантных одеяниях. Я поклонился оркестру, а контрабасист кивнул мне. Ещё через секунду в самой середине зала мощный луч софита упал вертикально вниз, залив светом танцовщицу в красном платье, колготках в крупную сетку, чёрных туфлях на высоком каблуке; её немолодое лицо показалось мне знакомым. Резким кивком танцовщица указала мне на стул, стоящий слева от меня, на котором висела одежда. Я понял, что мне нужно переодеваться. Публика терпеливо ждала, покуривая сигары и попивая шампанское. Через полминуты я уже был одет в широкие шерстяные брюки в полоску, белую майку, белую льняную рубашку, расстегнутую почти до пупка, жилетку из такой же ткани, что и брюки, остроносые туфли; завершали мой образ свисающие подтяжки; их я посчитал бы лишними. Когда я приблизился к танцовщице, раздался щелчок и танцпол погрузился во мрак. Оркестр взял пробную ноту, и в этом момент над головой моей партнёрши и меня включились два софита, лучи которых скрещивались. Публика слегка похлопала. Мы приняли исходное положение.

«Born in a slum in Rome

Born in filth and rags

You climb the weary road of youth

Alone and often sad…»

Музыка, как механизм, заставила нас, как стрелки часов, начать чёткое выверенное движение.

«…You climb the hills

Your feet get sore

And then your heart goes numb

And as you reach your teenage years

A whore you do become…»

Танец был похож на упражнение, в котором не было место импровизации.

«…And as I see you

My eyes fill with tears

It’s the same old story

It’s been going on for years…»

Ноги партнёрши показывали то двенадцать, то девять часов; часовая стрелка иногда исчезала за минутной, а потом снова появлялась. Это было акробатическое танго.

«…Well now all around you men do fall

But you know don’t you know

That you’re just lust’s pawn…»

Если правильное танго – танец страсти, то наш танец – по принуждению. Когда акт танца будет завершён, мы разойдёмся в разные стороны, а свет со щелчком погаснет.

The poverty you felt in youth

Well it still plays a part

The poverty once in your purse

Well now it’s in your heart…»

Я вспомнил имя этой танцовщицы. Её звали Роксана.

«…And when I see you

My eyes fill with tears

It’s the same old story

It’s been going on for years…»

Я не хочу, чтобы меня боялся весь цивилизованный мир,

я хочу ипотеку под четыре процента

Правильный русский – Г. Стальский

Глава о пятнадцатой ПД-шки

Так получилось, что пятнадцатый выпуск «Пьяного Дивана» получился самый политизированный. Во многом это произошло из-за нашего гостя, квасной патриотизм которого был яростно парирован здравым смыслом подпитого Глеба Стальского.

Как обычно: если пожелаете посмотреть пятнадцатый выпуск «Пьяного Дивана», можете это сделать на официальном сайте телеканала «Кефир», нажав соответствующую вкладку.

*****

Уже целая неделя прошла с момента запуска «Завтрака с Мартой». Четыре выпуска вышло на прошедшей неделе, а сегодня – восьмого сентября – был показан пятый. Все выпуски были сняты накануне показа, чтобы обсуждаемые во время приготовления завтрака новости не утрачивали своей актуальности. Дашенька со всех сторон опекала Марту, – делилась своей мудростью, давала советы, сама писала монологи, в общем вкладывала душу. Мы с Глебом, конечно, с величайшим трудом, но всю неделю – с понедельника по четверг – просыпались по будильнику, чтобы посмотреть выпуски «Завтрака с Мартой», потому что выкладка их на сайт «Кефира» хоть и ожидалась, но не в ближайшее время. Итак: в семь тридцать мы с Глебом (со спичками в глазах) и, собирающаяся на работу к половине девятого, Стальская начинали просмотр передачи, а в восемь ноль-ноль я и Глеб разбредались по комнатам – досматривать кошмары, а Марта уезжала на «Кефир» для записи следующего выпуска «Завтрака».