La Critica (первая книга казанской трилогии)

– А вы что? Вы-вы?!.. Несёте что-то доброе и вечное что-ли?

Марта якобы что-то высматривала в окне и не собиралась принимать участие в этом разговоре.

– Такие же пошляки и любители, – негодовала Даша, выплёскивая накопившуюся боль от низкого качества контента телевидения и обиду за погубленные души зрителей.

Я решил умалить сердечные терзания нашего продюсера и сказал:

– Нам не нужно быть хорошими, достаточно быть лучше остальных.

– Ага, – вступил Глеб. – А чтобы победить врага – не нужно быть сильнее его, можно просто оказаться сильнее, чем он думает.

– Да?! – удивлённо спросила Даша.

– Не знаю, – ответил Стальский. – Я только что это придумал. А может даже не я.

Стальская, всё так же глядя сквозь стекло, беззвучно усмехнулась.

– Ты так стремишься к успеху?!

– А к чему мне стремиться? К болезни?!

К/ф «Подставное лицо» 1976

Глава о событиях, которые произошли после записи одиннадцатого выпуска «Пьяного Дивана»

В шесть часов вечера мы ВТ (все трое) прогуливались по фойе кинотеатра «Peace» в компании директора этого кинотеатра. Это было отдельностоящее (от всяких бутиков, фастфудов и гипермаркетов) старое здание почти что в историческом центре города. Кинотеатр «Peace» в советские времена был культурным и досуговым эпицентром Центрального района, а теперь о нём никто не знал, и он загибался. Обшарпанный фасад с нарисованными от руки афишами, – провинциальный колорит.

– После реконструкции мы вновь открылись в апреле две тысячи второго, – рассказывал директор. – С тех пор прошло много лет. Мда… Зал на двести мест, кстати. Вот прямо сейчас идёт марафон фильмов Альмадовара. Вы знакомы с его творчеством?

Мы с Глебом утвердительно кивнули. Марта внимательно изучала старинные постеры на стенах. «Аталанта», – было написано на одном из них. «A Streetcar Named Desire», – было написано на соседнем.

– Вы нам выдадите какую-то карточку, чтобы мы по ней проходили? – спросил Глеб.

– Карточку? – переспросил директор.

– Ну, да, карточку. Карточку или ламинированный абонемент на все сеансы, – пояснил Глеб. – Как мы будем проходить в зал.

– А! Не-е-е-ет, Клавдия Романовна вас запомнит, – ответил директор. – Клавдия Романовна! Клавдия!.. Она, наверное, смотрит фильм. Любит Альмодовара.

Директор взглянул на часы и сказал:

– С минуты на минуту закончится сеанс, и Клавдия Романовна выйдет, – я вас с ней познакомлю. Заодно заметьте: сколько человек выйдет из зала. Ничтожно мало. А ведь билеты у нас стоят всего ничего: от пятидесяти до двухсот рублей. Очень рассчитываю, что ваши читатели внемлют совету и начнут посещать наш кинотеатр. Вы уж напишите, что у нас не только артхаус, но и блокбастеры случаются, правда, по прошествии пары недель с премьеры. Но цены-то, цены – ниже!

До нас донёсся шорох ног по ковровым дорожкам. Двери единственного зала отворились, и мы увидели высокую худощавую старуху с ярким макияжем на лице.

– Клавдия Романовна, будьте любезны… – подозвал директор женщину к нам, а когда она приблизилась, сказал, указывая на нас троих: – Вот, это те молодые люди, о которых я вам рассказывал.

Мы по очереди представились, и только тогда она сказала: «Клавдия».

– Полюбуйтесь, – сказал директор, кивая на двери.

Прищурившиеся люди начали выходить из зала. Я насчитал девять человек. Ни одной парочки, все гики-одиночки и артхаус-гёрлы. Даже сколь-нибудь очевидного хипстера нашим взорам не предстало.

– Сколько билетов продано, Клавдия Романовна? – обратился директор к администратору-билетёрше-техничке-бармену-и-единственномучеловекукромедиректора (не считая киномеханика).

– Десять.

– Один не вышел. Скорее всего – спит, – грустно заметил директор, а потом, приободрившись, продолжил: – Сейчас перерыв. Следующий фильм через десять минут.

Директор жестом пригласил войти в зал. Мы вошли.

– Напоминает театр имени Миронова на Петроградке, – тихо проговорила Марта.

Перед полотном экрана действительно имелась сцена наподобие театральной.

Я окинул взором ряды с целью рассмотреть того заядлого киномана, который уснул, но никого не высмотрел. Я поднялся на «места для поцелуев» и сел посередине ряда. Стальские и директор снова вышли в фойе, а я остался в одиночестве. Тусклый свет боковых люстр едва-едва освещал пространство. Мне было уютно. Я развалился в кресле, положил голову на спинку и прикрыл глаза.

– Место с историей, – раздался холодный женский голос слева от меня.

Я похолодел от ужаса, – такой неожиданностью было для меня узнать, что в помещении ещё кто-то есть. Однако я никак не выдал своего замешательства.

– Неужели? – сказал я и повернул голову в сторону источника звука.

В самом конце моего ряда, слева, под перегоревшим боковым светильником сидел человек. Очевидно, женщина или девушка. Очертания пышной юбки и длинных как будто синих (!) волос. «Наверное, парик», – подумал я. Деталей я разглядеть не мог. Вся окружающая эту женщину обстановка была видна чётко, а сама она как будто была не в фокусе. Как Робин Уильямс в одном из фильмов Аллена.

– Вы ждёте следующий фильм? – спросил я, чтобы развеять тишину.

– Жду, – последовал ответ.

Говоря своё «Жду», она поправила браслет или часы на левом запястье.

– Нравятся работы Педро? – снова заговорил я.

– Да, – ответила девушка.

– Говорят, что Педро уже не тот, – с усмешкой сказал я. – Вам больше старые фильмы нравятся или позднее творчество? Лично мне кажется, что он не становится хуже, а его фильмы эволюционируют в направлении большей понятности для массового зрителя, – что неплохо.

Ответа не последовало. Мне стало неловко. Я решил высказать последнюю мысль и уйти:

– Кхе… Когда я пересматриваю ранние фильмы Альмадовара, – я чувствую умиротворение. У меня, как бы это сказать, на некоторое время утихает шум в голове.

– Я понимаю, о чём ты, – сказала таинственная зрительница.

Я предпринял попытку подняться со своего кресла и подсесть поближе, но в этот момент в дверном проёме появился Стальский и, высматривая меня, сказал:

– Идём, Аронов, дома поспишь.

– До свидания, приятного просмотра, – негромким голосом сказал я девушке и боком начал выходить в направлении двери.

Кажется, она мне ничего не ответила.

– Ты что там делал? Мастурбировал? – смеясь, сказал Глеб, когда я подошёл к нему в вестибюле.

– Да, а где Марта и директор? – спросил я, щурясь от, бившего в окна, клонящегося к закату солнца.

– Она пошла к машине, – сигнализация что-то сработала. С директором мы всё утрясли. Можно ехать. Ты что такой пришибленный? – толкая меня в плечо, спросил Стальский.

– Не знаю. Голова что-то кружится, – снимая очки и трогая костяшкой большого пальца глаз, ответил я.

Дождавшись зелёного светофора, мы с Глебом перешли дорогу и оказались на парковке рынка, который соседствовал с кинотеатром. Стальская уже вырулила из ряда и поджидала нас. Мы уселись в машину, и Глеб сразу принялся за скручивание самокрутки. Я пристегнулся и предался блужданию мысли. Марта медленно вела Танк к выезду из паркинга.

– Эй, зацени, Аронов, – изменённым из-за облизывания папиросной бумаги голосом сказал Стальский. – Кабриолет Ягуар.

Я повернул голову вправо и увидел припаркованный красный родстер с тканевым верхом. Так как мы смотрели с высоты Танка, увидели только крышу, наглухо тонированное лобовое стекло и немного капота машины.

– Ага, красота, – лениво промолвил я.

– Не то слово. У меня тоже красивый, – смеясь, сказал Глеб и жестом через зеркало заднего вида спросил у сестры позволения закурить.

«Кури», – одними губами ответила Марта. Танк набрал обороты и две, припаркованные по бокам, машины «разразились плачем» сигнализаций.

В общем, с кинотеатром «Peace» мы договорились о размещении малюсенькой рекламы в ближайшем номере газеты и упоминании сего заведения культурного досуга в Твиттере Стальского не менее раза в две недели, взамен кинотеатр обязался бесплатно показывать нам фильмы в ближайший год, а то и дольше. Карточку-пропуск нам никакую не выдали, ведь единственная пластиковая карточка среди всех сотрудников кинотеатра «Peace» была у директора, – это карточка являлась БСК на проезд в метрополитене. Что сказать – «Peace» являлся заведением ку-ку-культурного досуга на грани выживания.

Если выход как выход не нравится,

то выход как вход – не выход

Г. Стальский

Глава о дне, когда записывался двенадцатый выпуск «Пьяного Дивана», и нескольких последующих

– Не будем рассиживаться, – сказал Глеб, ложась на диван перед (всегда выключенным) телевизором.

– Я собираться, – домыв последнюю тарелку, сказала Стальская и ушла наверх.

– Блин, уже восемнадцатое число… – прошептал Глеб, внушив мне знакомую тревогу о цейтноте.

Я открыл заглавную страницу Яндекса и пробежал глазами по новостям.

– Слышь, Стальский, – окликнул я партнёра. – Смотри что пишут: «Полиция ищёт девушек, которые устроили «голую» фотосессию у Вечного Огня».

– Конечно, ёбанноврот, ведь все остальные дела полиция уже переделала! – зло прокомментировал Глеб, ложась поудобнее.

– Не говори-ка! – согласился я. – Как будто красивое женское тело и подвиг героев войны – враждебные друг другу понятия!

Стальского явно задел этот вопрос, потому что он продолжил развивать тему:

– Девушки показывают то, чем больше всего гордятся. Это не ум, пока что, а тело. Фотографируют предмет своей гордости на фоне предмета общей гордости. Всё сходится. Все довольны: и павшие герои, смотрящие с небес на женские прелести, и девчонки, мечтающие о том, чтобы мужчины-современники были бОльшими героями. И тут…

– Полиция вступает в дело, – продолжил я.

Глеб встал с дивана и уселся на высокий стул, пододвинул свой лэптоп, открыл его и… отрешился от мира.

Все двадцать минут пока Марта собиралась, всю дорогу до «Кефира», всё время, что работал гримёр, Стальский стучал на своей «машинке». Результатом явилась исполненная либерально-благочестивого гнева статья под названием «Чем бы заняться полицейским?» Спустя пару дней я, ознакомившись с последними новостями и подхватив ту же интонацию, «начирикал» статью под названием «Чем бы заняться чиновникам?». Ещё сутки спустя совместными усилиями была рождена статья под названием «Чем бы заняться гаишникам?». И, в довершении темы, также совместными трудами, был написан весьма и весьма ироничный текст под названием «Чем бы заняться членам РПЦ?»

«Теперь мы оправдали своё название», – констатировала Стальская, сохраняя макет сентябрьского номера в ИнДизайне.

Смирение есть первейшая христианская добродетель,

особенно когда всё равно ничего не получается изменить

М. Веллер

Глава о странном-странном-странном, мать его, предложении

Был прекрасный субботний день двадцать третьего августа, когда мы с Глебом, после вкусного обеда играли в нарды, а Марта, опять же после вкусного обеда, возлежала на диване с планшетом в руке. Зазвонил служебный телефон La Critic’и, который был в ведении Стальской. Мы с Глебом даже и не подумали отвлекаться от игры. Мы были уверены, что это звонит кто-то из желающих поместить рекламу, а Марта сейчас возьмёт трубку и несколькими отработанными вежливыми фразами объяснит, что сентябрьский номер уже весь занят, и что она может записать данные организации, чтобы связаться при первой возможности. А после разговора – вне зависимости – хочет звонивший вставать в очередь или нет – она занесёт данные контакта в специальную записную книжку в своём телефоне.

– Сицилия ведь ещё не давала жёлтый конверт на сентябрь? Я кидаю? – задал два вопроса подряд Глеб, тряся в руках кости.

– Нет. Да, – ответил я.

Марта тем временем поднялась с дивана и взяла трубку.

– Газета «La Critica». Марта слушает, – сказала она в трубку.

– …………, – говорил ей что-то абонент.

– Так, – реагировала Стальская.

– …………

– Так. Ивинговое агентство. Понимаю.

– …………

– Вечеринка каждую пятницу, – повторяла она ключевые слова собеседника. – И ещё два мероприятия в течение недели.

Мы прервали игру, не для того чтобы прислушиваться, а чтобы, отвлекаясь на Стальскую, не ошибиться в ходе.

– Да, мы живём в большом доме, но…

– …………

По удивлённым глазам Марты и по ключевым словам, мы поняли, что разговор ведётся странный.

– Я правильно поняла: вы хотите арендовать два верхних этажа и крышу нашего дома, чтобы открыть ночной клуб? Ха-ха…

Мы с Глебом открыли рты от удивления.

– Нее-еет, уважаемый Марсель, нам такого не нужно, – с выражением проговорила Марта.

– …………

– Да. До свидания. Ничего-ничего…

– …………

– Всего хорошего вам тоже.

Разговор закончился. Не дожидаясь наших расспросов, она приступила к пересказу этого странного разговора.

– Представляете: звонил владелец какого-то ивингового агентства. Сказал, что занимается организацией вечеринок, приёмов, всяких других мероприятий… И вот, предлагает арендовать у нас верхние два этажа и крышу, чтобы построить там ночной клуб! Дичь какая-то.

– Да уж, странно, – проговорил Глеб, снова принимаясь за игру.

– Откуда вообще кто-то знает, где и как мы живём? Сколько этажей. Крыша… – удивлённо и взволнованно проговорил я, следя за ходом Стальского.

Марта снова принялась за лежачее чтение, а я бросил кости.

– Шесть-шесть! Ха! – радостно проговорил я.

– Блеать!.. – почувствовав приближающийся проигрыш, прокомментировал Глеб.

Зазвонил мой телефон. Я немного подпел Эдит Пиаф пока тянулся за аппаратом.

– Сицилия, – сообщил я Стальским, а затем, проведя по экрану, сказал: – Здравствуйте, Сицилия Владимировна. Приезжать за материалом?

– …………

– Что? Кто?

– …………

– Звонил какой-то тип. Предлагал устроить притон в нашем уютном доме.

– …………

– Что!!! – воскликнул я.

Стальские воззрились на меня.

– …………

– А нельзя как-нибудь без всего этого? – дребезжащим голосом спросил я.

Марта и Глеб повскакивали со своих мест и нависли надо мной.

– Я поставлю на громкую связь, – сказал я и положил телефон на столешницу.

Нажал кнопочку динамика.

– Привет, мои хорошие, – раздался холодный равнодушный голос нашего куратора. – Перезванивайте Марселю и говорите что согласны.

– Э-э-э… – не знал что спросить Глеб.

– Да-да, – прочувствованно проговорила Владимировна. – Соглашайтесь на любые его условия. Это часть плана. Приезжайте завтра ко мне в офис к десяти утра, – поговорим.

Соединение прекратилось.

– Чёрт! Какая-то ху…та!.. – прошептал Глеб.

Мы с Мартой смотрели друг на друга. Через какое-то время я сказал:

– Придётся звонить. Марточка, дай мне его телефон.

Стальская взяла служебную трубку и нашла последний принятый вызов.

– Со своего позвоню, – пробубнил я, беря свой сотовый.

– Он сам перезванивает, – сказала Марта, а спустя мгновение мы услышали звук звонка служебного телефона. – О, здрасте, Марсель.

– …………

– Да-а-а-а… Мы передумали. Как раз собирались вам перезвонить и сказать.

– …………

– В понедельник во второй половине дня? Лучше во вторник. В понедельник мы заняты, – проговорила Стальская, глядя на свои Omega.

– …………

– Договорились.

– …………

– О, правда?!

– ………….

– До свидания.

Разговор закончился.

– Да уж… – всё ещё стоя в напряжённой позе, промолвила Марта и вскинула брови в жесте досады и недоразумения. – Говорит, что мы не пожалеем. Говорит, что будет весело.

Стальский глубоко дышал и что-то соображал, потом спросил:

– Кто кидает?

– Достали эти нарды, – раздражённо проговорил я и захлопнул доску.

*****

На следующий день в девять утра мы были уже готовы выехать на встречу с Сицилией, когда она позвонила и отменила совещание. Сказала, что в понедельник мы всё равно будем в городе, – заодно и к ней заедем.

Марта, будучи при полном параде, полчасика пометалась по дому и отбыла по «оставшимся юридическим делам», а спустя час Глеб созвонился с Шубой и тоже свалил. Стальский с Егором прямо таки сдружились.

Итак, я остался один. Снова.

Примерно в три часа дня я вышел на крышу с глебовским биноклем, – решил развлечь себя осматриванием окрестностей. Не постесняюсь сказать, что с крыши нашего дома была видна вся округа, а если смотреть в бинокль, то и подробности личной жизни соседей разглядеть можно. Начав с осмотра территории детского дома, я, продвигаясь по минутной стрелке, перешёл к рассматриванию церкви кришнаитов, которая находилась в четырёх минутах ходьбы дальше по нашей улице. Кришнаитский трёхэтажный коттедж, конечно, не выглядел как явная церковь, просто имел замысловатую архитектуру, а с православной церковью его роднили две куполообразные стеклянные мансарды. Мм… Трудно объяснить, нужно видеть. Я увлёкся рассматриванием этой постройки. Не было похоже, что в доме кто-то есть. Наверное, обитатели уехали в город – бить в бубны и толкать свою литературу. На какое-то время я устремил линзы бинокля ещё дальше по минутной стрелке, чтобы осмотреть окрестности, простирающиеся сзади нашего дома. Там ничего необычного не было: одно-двухэтажные сельские дома с огородами и цветниками, множеством больших и малых теплиц. «Может тоже теплицу сколотить?» – подумал я, снова переводя взгляд на дом кришнаитов. Когда в следующее мгновение я пригляделся к стеклянным мансардам, на террасе одной из них стоял человек. Я поспешил убрать от глаз бинокль и изобразить обыкновенную прогулку по крыше своего дома, но заметил, что человек сделал приветственный жест рукой. Посмотрев назад, – может это не мне, – я, убедившись, что больше некому, тоже махнул в ответ. Мужчина – а этот человек был мужчина – махнул, мол «заходи в гости». На что я ответил – тоже жестом – «нет-нет, спасибо, мне неловко вас беспокоить». «Ну, как знаешь. Надумаешь – приходи», – означал его последующий жест, после чего он скрылся за дверью куполообразной мансарды.

– Я не настолько молод и одинок, чтобы искать себе приятелей среди членов религиозной секты, – себе под нос проворчал я.

Кстати говоря, я хорошо разглядел этого, одетого в льняные брюки, мужчину, – он был очень похож на моего дедушку, – высокий, стройный, с удлинёнными седыми волосами, моложавый. Мой дед по материнской линии, которого я имею в виду, был почти одно лицо со стендап-комиком Михаилом Задорновым. Все знакомые и родственники отмечали это сходство. И вот: этот пожилой парень был похож на этих двоих, как будто третий брат-погодка. «Забавно», – думал я, спускаясь вниз. Прямо сейчас я намеревался наведаться в жестяную банку с надписью «Кориандр».

– В Сети есть видео, где я в постели с тремя девушками?

Просто я стесняюсь оставаться с девушкой наедине

Г. Стальский

Глава, события которой происходили в тот же день, что и запись тринадцатого выпуска «Пьяного Дивана»

– Теперь понятно, мои хорошие? – в заключение своих объяснений сказала Сицилия.

Мы молчали и делали вид, как будто всё поняли. Правда была такова: последние пятнадцать минут Владимировна объясняла нам, для чего понадобилось устраивать над нашим домом ночной клуб, и единственное что прояснилось в конце её объяснения – это то, что она сама не знает причин. Мы это поняли, но стеснялись показать вид. Спустя минуту гробового молчания я подумал: «Какого дьявола!..» и сказал:

– Сицилия Владимировна, так и скажите, что сами не знаете ответа.

Стальские потупили взоры, а я – напротив – уставился на Владимировну. Она глубоко вздохнула и ответила:

– Ладно.

Связи между кем-либо и нами существуют

только в нашем воображении

М. Пруст

Глава о знакомстве с Марселем, которого впоследствии мы будем называть не иначе как Марсельчик

Во вторник примерно в девять утра на служебный номер позвонил Марсель и спросил: может ли он подъехать к десяти прямо к нам домой. Марта сказала, что да, и к девяти тридцати мы уже были готовы принимать гостя.

Без десяти десять мы с Глебом прогуливались по крыше и наблюдали в бинокль за въездом в посёлок.

– Знаешь, что хотел с тобой обсудить? – начал разговор Глеб.

– Что? – не отрываясь от наблюдения за дорогой, спросил я.

– Может не будем больше с Шубы брать деньги за комикс о нём? Мы с ним так хорошо общаемся, что мне неудобно продолжать эти товарно-денежные отношения. А он так любит светиться в прессе… А читателям нравятся истории о нём.

– Ладно, – согласился я.

– Правда?!

– Ну, да. Раз ты так считаешь.

– Хорошо, – облёгчённо вздохнул Глеб. – Но масштаб материала уменьшим и больше никакой рекламы его автокомплекса, – только комикс о его похождениях.

– Ага, – рассеянно произнёс я.

Прошло ещё тридцать секунд. Из-за поворота появился темно-красный внедорожник, а за ним белый фургон.

– Смотри, – сказал Глеб, указывая пальцем.

Я пригляделся.

– Красный Range Rover, – сообщил я. – А в фургоне, наверное, строители. В Рейнже двое.

– Спустимся, откроем ворота, – предложил Глеб.

Через две минуты мы с Глебом отворяли проезд в наш двор, и подъехавшие машины аккуратно зарулили на территорию. Красный внедорожник пропустил вперёд фургон, видимо, собираясь уехать раньше. Марта, три минуты назад достававшая из холодильника холодные закуски и кипятившая чайник, появилась на крыльце.

Одновременно открылись обе передние двери английской машины, и на наш двор ступили двое молодых мужчин. Оба с искренними улыбками направились к крыльцу, на котором стояли мы трое. «Марсельчиком может быть любой из них, но скорее всего им окажется тот, кто пожмёт мою руку первым», – подумал я, стараясь не уронить с лица приветственную улыбку. Узнать, слышанный по телефону голос, было трудно.

– Здравствуйте, Марта, – промолвил «тот, что первый», галантно целуя руку Стальской.

– Здравствуйте, – вслед за ним поприветствовал Стальскую «тот, что второй».

– Здравствуйте, – сделав инстинктивный реверанс, ответила Марта.

– Здравствуйте, Глеб. Вадим, – пожимая наши руки, сказал «первый».

– Здрасте, приятно познакомиться, – пожимая наши руки, сказал «второй».

– Я – Марсель, – сказал «первый».

– Ренат. Через «е», – представился спутник Марселя.

– Приятно познакомиться, – почти хором ответили мы.

– Это строители, – указывая на сидящих в микроавтобусе людей, сказал Марсель. – Они пока побудут в машине.

Мы пригласили Марселя и РЕната войти.

Церковь я нашёл на своём пути, на колени пал

[пал-пал-пал] – замаливал грехи

Илюшенька Лагутенко

Глава об опиуме «только для нас»

– В Католической церкви существует семь таинств, – шёпотом заговорила Владимировна, – крещение, брак, конфирмация, евхаристия, исповедь, елеосвящение и священство. Последнее таинство – это как раз то, что связывает меня и вас, мои хорошие.

Сицилия назначила нам встречу в католической церкви в центре, напротив Баскет-холла, и теперь Глеб, Стальская и я сидели по обе стороны от нашего куратора на длинной скамье и внимали её речам. Введя нас в азы католического христианства, она умолкла. Через пять минут вдохновенного молчания Владимировна сказала: «Всё, идём». Напоследок я проговорил в уме короткую молитву, которую придумал на ходу: «Бог, если ты есть и если ты меня слышишь. Я даже не надеюсь понять хоть малую часть мироустройства, но прошу дать мне материальных благ, чтобы веселее коротать время на Земле. Заранее спасибо. Твой Вадим».

Выйдя из церкви, мы перешли дорогу и зашли в кафе, в котором нас уже поджидала Дарья. За столиком, в ожидании заказа, разговор о религии возобновился.

– Вы иудей? В нашем городе большая иудейская община, – спросила Сицилия у Глеба, почему-то обращаясь к нему на «Вы».

– Я не принадлежу ни к какой религии. Мне всё равно, – Стальский старался быть вежливым.

– Нет?.. Во что же вы верите, Глеб Стальский? – Сицилия Владимировна со смущённой улыбкой посмотрела на меня, потом снова перевела взгляд на Глеба.

Я спрятал лицо за очередным глотком чая, чтобы не видеть этого стыдливого флирта. Стальский на мгновение задержал чашку на полпути ко рту, потом всё-таки отхлебнул и изрёк:

– Не знаю. В чай, – Глеб звякнул чашкой о блюдце.

Сицилия положила ногу на ногу и изрекла:

– По крайней мере, в том, что чай существует, никто не сомневается.

По блеску в глазах Глеба я понял, что в его голову закралась какая-то мысль. Я не ошибся.