La Critica (первая книга казанской трилогии)

– Они поднимаются, – дребезжащим металлическим голосом сказал отец, и на его лице отразилась боль.

– Я люблю Марту Стальскую, – скороговоркой произнёс я, чувствуя на лице новые потоки затхлого воздуха. – Она и образованная и умная, что вообще-то редкое сочетание. Что мне делать?

– Да, она хорошая девочка. Одобряю. Мне пора.

– Пора?

– Они зде-е-е-есь!.. – воскликнула тень отца.

Моё тело задрожало крупной дрожью.

– Стой! – я дёрнулся в его сторону, и томатный сок выплеснулся на белую рубашку отца.

Он схватился за живот, а когда убрал руку, вся ладонь и рубашка были в… крови.

– Я ей говорил: «Забирай детей и уматывай отсюда, а я их отвлеку», – иступлёно зашептала тень. – Но она же упёртая…

– Да-да, – трясясь крупной дрожью, кивал я.

– Мне пора, сынок, – прошептал он и метнулся в окно.

– Папа! – со слезами на глазах прокричал я и наполовину высунулся из окна.

Но внизу была только ночь.

Не хотеть и получить – гораздо проще,

чем хотеть и получить

Г. Стальский

(«Диван» от четырнадцатого ноль седьмого)

Стоит ли говорить, что все вышедшие выпуски передачи можно посмотреть в Интернете?

*****

Меж тем кризис идей для нового номера La Critic’и не заставил себя ждать. Пятнадцатое число каждого месяца – тот переходный момент, когда лёгкая печаль от отсутствия материала превращается в панику. Более половины свободного места, если не считать последней страницы, было занято рекламой в том или ином виде. La Critica – как информационно-аналитическое издание – имела право на не более двадцати пяти процентное заполнение рекламными материалами. По закону, Роспотребнадзор уже мог оштрафовать нас за то, что количество рекламы превышено. Глеб решил, что пришла пора пустить в ход козырь: объявить конкурс для начинающих журналистов; чтобы кто-то за вознаграждение и кусочек популярности прислал нам свой интересный труд. «Погоди-погоди», – помню сказал я Глебу шестнадцатого числа. «Ну, что? Ты уже написал в своём Твиттере о конкурсе?» – спросил я у Стальского семнадцатого числа.

Мы всерьёз опасались, что нам предстоит перечитать кучу мусора, прежде чем отыщется что-нибудь стоящее. Но реальность оказалась куда суровее: за первые три дня на почту редакции ([e-mail]) не пришло ни одной работы. В отчаянии, в один из вечеров мы попёрлись на представление молодёжного театра.

Строить планы – наивно,

жить, не строя планов, – глупее вдвойне

Г. Стальский

Глава о восьмом выпуске «Пьяного Дивана», в котором появился первый гость и ни о чём боле

– Наше время, когда слово «шедевр» заменило слово «хит»…

– Это плохо, по-вашему? – поинтересовался я.

– Да, нехорошо, – сказал гость.

– Извините, – вмешался Стальский, – но из контекста непонятно: какое слово заменило какое.

– Из контекста как раз понятно, – взял на себя задачу разъяснения для Глеба и зрителей я. – Непонятно из стенограммы.

– Ясно же, что я имел в виду, что раньше было понятие «шедевр», а сейчас в ходу понятие «хит», – потирая от негодования ладони, сказал гость. – Но обозначают эти слова разные вещи, всё-таки. И это примета времени…

– Почему бы тогда сразу не сказать: «В наше время, когда слово «шедевр» ЗАМЕНЕНО словом «хит»? – не унимался Глеб.

– Не понимаю в чём разница! – взволновано сказал режиссёр.

– Если вы не понимаете в чём разница, то занимайтесь делом, в котором вам не пригодится знание правил русского языка, – спокойно проговорил Глеб, а потом продолжил: – И вообще, этот (весьма спорный) довод, если и имеет место, то обусловлен эффектом ускорения времени. Вот к примеру: сядьте на скоростной экспресс и из окна смотрите на выставленные на перроне картины великих художников; эти картины станут для вас хитами.

– Неужели? – скептически промолвил гость. – А обратный пример привести в состоянии?

– Безусловно, – со знанием дела ответил Стальский. – Проиграйте посредством хорошей аудиосистемы хит… ну скажем… Что сейчас в топе, Аронов?

– Айван Дрон, «Ноги», – подсказал я.

– Да. Проиграйте в хорошем качестве хит Айвана Дрона «Ноги». Не забудьте предварительно покурить «гидры», и тогда ваш мозг, замедлив и загустив время – как крахмал загущает воду – разложит по миллисекундам каждый полутон. А когда хит стихнет и в вашем сознании соберётся в одно целое, в цельное произведение, вы, со слезами восторга на глазах, промолвите: «Шедевр!..»

«Не смейте пропагандировать наркотики!» – написала Дарья на телесуфлёре.

– Ц!.. – цыкнул гость.

– Хм, коллега… – хмыкнул я.

Только наметилась неловкая пауза, как Глеб, тоном матёрого шоумена объявил:

– А спонсор нашей передачи водка «Метель»! Водка «Метель» – избегайте попадания в глаза.

«Я вас прикончу!» – застыла строка на телесуфлёре.

– Это она вам, – обратил внимания гостя на экран я.

*****

После этого «провального» – как его окрестила Даша – выпуска, под онлайн версией (которая не слишком причёсывалась) начали появляться комментарии вроде: «Такого-то и такого-то (общественного деятеля, политика или медиа-персонажа) в «Пьяный Диван». Пусть Стальский и Аронов попотчуют его фекалиями!..»

В «Пьяном Диване» наметилась новая тенденция: жёсткая критика гостя. А кто не желает являться, скажем, под предлогом того, что не уважает мнение пьяных и обнаглевших В.А. и Г.С, тот просто боится.

Я перестала жить с Марком, чтобы он знал, что у нас нет будущего. А продолжаю встречаться с ним потому что у нас есть настоящее. И, конечно, у нас много прошлого, – почти четырнадцать лет…

М. Стальская в доверительном разговоре с Сицилией

Глава о том, что завтрак – главная трапеза в жизни республиканца

Двадцать третье июля.

Сицилия смотрела в монитор своего настольного компьютера и время от времени поглядывала на нас с Глебом. Все ждали Стальскую. Через пять минут неловкого молчания в дверь постучала и сразу вошла Марта.

– Марта-детка как дела? – кинула ей Сицилия Владимировна.

– Спасибо, всё окэ, – ответила Стальская, садясь на жёсткую табуретку, так как мягких стульев для посетителей было всего два.

– Эй, хочешь сесть на мой стул? – шёпотом предложил я Стальской.

– Нет, сиди, – ответила она.

Глеб интеллигентно покашлял, мол, пора бы начать совещание.

– Что, торопитесь? – как бы между делом спросила Владимировна.

– Нет-нет, – хором ответили Глеб и я.

Зазвонил сотовый телефон. Сицилия взяла трубку. «Привет, Даш. Да пришли. Да сейчас сообщу. Пока, Даш».

«Даша», – подумали мы. Наконец Владимировна, посматривая в бумажку, заговорила:

– Опросы аудитории показали, что «Пьяный Диван» смотрят (а может и любят) следующие категории граждан: тинэйджеры (на своих смартфонах), люди среднего возраста и среднего достатка (это хорошо), студенты и молодые специалисты, люди среднего возраста без особых занятий, люди за сорок среднего достатка. Девяносто процентов людей низкого достатка, – «ПД-шка» пронял пролетариат до рваных носков; этот контингент считает, что можно деградировать по всем фронтам, оставаясь при этом в тренде. Вот такие дела, – заключила Сицилия.

Воцарилась тишина, и я сказал:

– Это ведь отлично, – в моем как бы утверждении прозвучал как бы вопрос.

– Что? – рассеянно спросила Владимировна и подняла глаза от бумаг.

Я, борясь с робостью, сказал:

– Это ведь хорошо? Хорошие показатели. Нас смотрят почти все. Да ведь? – обратился я за поддержкой к Стальским.

Стальские зашевелились на своих местах и вразнобой подтвердили моё утверждение.

– Да, неплохо, – согласилась Сицилия Владимировна. – Но могло бы быть и лучше. Вас не смотрят, а поэтому не знают люди пожилого возраста. Ещё вас не смотрят дети, но это не страшно. А домохозяйки вас немного знают, но вы им не нравитесь; особенно им не нравится Вадим Аронов.

Я улыбнулся, потому что мне показалось, что обсуждать нравимся мы или нет домохозяйкам просто несерьёзно.

– Что, Аронов? – строго спросила Сицилия, – Считаешь, что это не так уж важно, да?

Я мгновенно стёр ироничную улыбку с рожи, погрустнел до нужной степени и ответил:

– Нет-нет, ни в коем случае!.. Домохозяйки… Домохозяйки – наше всё… Мы должны им понравиться во что бы то ни стало.

– Вот именно, – без эмоций сказала Сицилия. – Поэтому решено с ближайшего понедельника в программе «Добренькое Утро на «Кефире» запустить кулинарную страничку, которую будет вести Марта Стальская. «Завтрак с Мартой», – так будет называться передача. Марточка будет рассказывать домохозяйкам, которые собирают детей и мужей на работу и в школу, разные рецепты, будет обсуждать городские новости, женские сплетни и прочую чепуху. Так мы окучим домохозяек. Понятно? Марта-детка, поезжай прямо сейчас к Даше, – она тебя введёт в курс дела.

Повисла пауза. Я закрыл рот рукой, чтобы не выдать своих эмоций по поводу словосочетания «Марта и кулинария». Кинув взгляд на Глеба, я понял, что он борется с теми же эмоциями, – он так сморщил лицо, что стал похож на шарпея.

– Тогда я поехала? – переспросила Стальская, глядя на меня и Глеба.

– Да-да, поезжай, девочка, – ласково сказала Сицилия и проследила взглядом за Мартой, пока та не скрылась за дверью.

Мы снова были в кабинете втроём.

– Что с вами? – спросила Владимировна.

Мы с Глебом не выдержали напряжения и рассмеялись.

– Что вас так рассмешило, – недобро спросила Сицилия.

Я решил ответить:

– Просто вы не знаете, Сицилия Владимировна, насколько антагоничны друг другу такие явления как Марта и готовка.

– Прости, не поняла?

Глеб взял слово:

– Марта не умеет готовить даже на бытовом уровне. Это большая ирония.

Сицилия переварила информацию (завтрак от Марты она бы не переварила) и высоким голосом пояснила:

– Ну, ничего страшного. Это телевидение. Никто не пострадает. За кадром наверняка будет повар-консультант.

– Понятное дело, – прошептал Глеб, а я покивал в знак того, что тоже всё понимаю.

Мне пришла в голову одна мысль, и я спросил:

– А героиня Марты останется в «Пьяном Диване»?

– Конечно, – ответила Сицилия. – По крайней мере, речи о каких-то изменениях насчёт её героини не заводились.

Я покивал и продолжил:

– Тогда не лишним будет ввести в сценарий слова героини Марты о том, что ей рано вставать на работу, и что эта работа – ведение утренней передачи для тех, кто встаёт спозаранку…

– Точно! – воскликнул Глеб, – А типа мы – уроды – своим ночным дебошем мешаем ей выспаться.

– Мда… Мысль, – сказала Сицилия. – Только вы теперь выходите в субботу ночью, а в пятницу, субботу и воскресенье «Добренькое Утро на Кефире» не выходит.

– Блин… – с досадой прошептал я.

– Но всё равно, какая-то ссылка будет. Даша придумает, как связать сюжетные линии, – успокоительным тоном сказала Владимировна.

– Может Марта в своей передаче скажет как бы в шутку, что она тоже, как и уважаемые зрители, не выспалась вследствие тех-то и тех-то причин, – рассуждал вслух Глеб.

– Вы обо всём этом с Дашей поговорите, – урезонила нас Сицилия.

Глеб приподнял ладони в знак того, что он закончил рассуждения на эту тему.

– А насчёт пенсионеров пока только намётки, – сменила тему Сицилия. – Но уже точно, что в этом деле будет задействован Глеб. Глеб нравится женщинам, – тут Сицилия задержала взгляд на Стальском, – в том числе пожилым женщинам, и старикам понравится, потому что служил в армии. Скорее всего, это будет реклама социального проекта или что-то типа того; то, что касается непосредственно пожилых людей. Мы думаем над этим вопросом. А пока Глеб Стальский придёт в качестве гостя на одну из ближайших передач про здоровье. Как там её, «Здорово живёшь» или вроде того…

– За отдельную плату? – противным голосом спросил я, как будто задетый тем, что мне не предложили стать кумиром старушек.

– Ну, конечно, что уж ты… – ответила Сицилия.

Тема телевидения была исчерпана и наш шеф начала разговор о газете:

– Вот новая персона, – сказала она, передавая мне через стол очередной жёлтый конверт. – Послезавтра жду черновик статьи.

Я повертел в руке конверт и покивал.

- Хотел бы я найти себе хорошую девочку,

и провести с ней всю оставшуюся… пятницу

Г. Стальский о планах на всю оставшуюся пятницу

Глава о дне, в который проходила запись девятого «Пьяного дивана», а также о трёх следующих днях

– А Глеб будет сниматься в передаче про здоровье, – сообщил я Стальской, когда мы сели за поздний завтрак.

– Правда?!.. – умилённо произнесла Марта. – Это какая передача?

– «Посрал – помой руки» называется, – ответил Глеб, чем вызвал добродушную усмешку на моей физиономии.

– «Здорово живёшь», – сказал я.

– Здорово, – утвердительно кивнула Стальская. – А для тебя ничего, Вадим?

– Неет, – махнул я рукой, – Владимировна сказала, что Аронов и так всем нравится.

Стальский усмехнулся, и тоже добродушно.

Меня вновь посетила мысль о том, что у нас нет материала для августовского номера. Я спросил у Глеба насчёт присланных работ.

– Сплошной бред, да и того мало, – ответил он.

Марта посмеялась своим мыслям, и мы с Глебом спросили: «Что?»

– Да так, – уклончиво сказала она. – Вчера забирала из химчистки кое-какие вещи. Из той чистки, которая в «Элипсе». А там же ресторан «Калахари» находится.

– Ну, знаю, – сказал Глеб.

– Вот. Я шла в книжный, как раз проходила мимо «Калахари», и там на входе в униформе стоит Абу. Помнишь, братец, он был разыгрывающим в сборной Универа?

– Во что? – спросил Глеб.

– В баскет. Помнишь? Такой невысокий, – метр восемьдесят пять, примерно.

– Кхе… – кашлянул я, вызвав улыбку Стальского.

– Что-то такое припоминаю. Из Замбии что-ли?

– Из Мали, – ответила она.

– И что? Он там швейцарит? – спросил Глеб.

– Ага. Я говорю: «Привет, Абу!» «Привет», – отвечает.

Установилось молчание.

– И что? – спросил я.

– Всё, – ответила Стальская.

Мы вернулись к своим занятиям. Вообще-то надо было уже собираться, Даша велела явиться к пятнадцати тридцати. Теперь пришла очередь Глеба усмехаться собственным мыслям, но он не заставил нас задавать наводящие вопросы. Он сказал:

– А у меня есть знакомый – тоже чёрный, – который стриптизёром работает. Чаще всего в «леопардовой шкуре», конечно. Вот так.

– Я работал в одном заведении – на набережной, помнишь, Стальский? – пришла очередь моих воспоминаний на заданную тему. – Там кальянщик – араб, Али его зовут. Он может шишки достать, кстати говоря.

Глеб вспомнил следующее:

– Есть одно агентство в городе. Эскорт. В штате которого имеются китаянки, индианки и опять же чёрные девушки.

– Все они студентки? – спросил я.

Марта решила ответить на мой вопрос с позиции закона:

– Иностранные студенты, при условии наличия у ВУЗа государственной аккредитации, имеют право на трудоустройство.

Мы задумались. Стальский сказал:

– И что в этом интересного?

– Пока вроде ничего, – задумчиво сказал я.

Мы ещё немного помолчали.

– Китайский студент в СССР? – спросил Глеб.

– «Мой друг хороший господин»? – спросил я.

– Вы о чём? – спросила Стальская.

Глеб ответил:

– Мы о том, что статьи о жизни и деятельности иностранных студентов в нашем городе будет неинтересно читать.

– А?.. – хотела что-то спросить Марта.

– А вот если рассказывать от первого лица… – пояснил он.

– Да ещё и с сохранением орфографии, – вставил я.

– То это всё равно будет унылым говном, – заключил Глеб. – Но, так как у нас больше нет никаких идей, то начинаем развивать эту.

– Ага, – подтвердил я. – Глядишь: кто-то из героев расскажет что-то действительно интересное.

*****

Вечером двадцать восьмого июля у нас было шесть неинтересных статей о шести неинтересных героях. Героями были: студент-индус-медик, трудящийся в свободное от учёбы время в городском морге; студент-малией-археолог-баскетболист, работающий «штатным африканцем» в ресторане-клубе «Калахари»; студент-китаец-инженер, работающий на стройке плечом к плечу с выходцами из бывших советских республик; студент-араб-архитектор, работающий кальянщиком в двух ресторанах и одной подпольной кальянной города, который на момент интервью уже не являлся студентом, потому как был исключён за неуспеваемость, и который таки да – продал нам с Глебом потрясающих шишек; студент-замбиец-экономист, работающий стриптизёром-фрилансером (есть и такие); студент-араб-нефтехимик, который нигде не работал, потому что его отец – нефтяник- миллиардер. Все эти статьи были написаны от первого лица и, в общем, выглядели как плохая шутка над плохо владеющими русским языком людьми. Но деваться было некуда. Чтобы успокоить совесть, мы ставили интервьюированных в известность о том, что материал будет подаваться в юмористическом ключе.

«Этот твой араб вонял, как неподмытый кальян», – морщась, сказал мне Стальский после интервью с Али. «Ты так говоришь, потому что ты еврей», – просто напомнил я.

Мы посчитали, что было бы неплохо, если бы у нас была хотя бы одна героиня. Не помню уж кто дал нам этот контакт, но вечером тридцатого числа мы с Глебом вошли в двери релакс-студии, расположенной в дорогом торгово-развлекательно-гостинично-клубном комплексе в центре города. На входе нас встретила красивая девушка-хостес и волнующим воображение голосом спросила чего мы желаем.

– Мы слышали, что у вас работает чернокожая массажистка, – заговорил Стальский.

– Так и есть, но сегодня у Джессики выходной, – ответила девушка.

На заднем плане нарисовался какой-то тип в костюме и начал нас рассматривать.

– Мы зайдём в следующий раз, – сказал Глеб. – Когда она будет работать?

Девушка-хостес уже открыла рот, чтобы ответить, но тип, который был на заднем плане, вышел на передний и, разводя руки, как будто готовясь к объятьям, завопил:

– А! Ребята, я вас узнал! Узнал-узнал! Рад видеть «Пьяный Диван» в моём уютном заведении.

Говоря эту речь, молодой мужчина жал наши руки.

– Так как насчёт смугленькой массажистки? – не желая отвлекаться от дела, спросил Стальский.

– У этой жирной коровы сегодня выходной, – махнув рукой, ответил мистер «Я вас узнал-узнал!» – Давайте-ка присядем и поболтаем о…

– А когда она работает? – гнул деловую линию Стальский. – Может скажешь где её найти?

– К чёрту эту черножопую дуру, у меня полно красивых белых девочек, которые с самого рождения моются хлорированной водой. Ха-ха!

Он был в восторге от своего остроумия, а нам он сразу не понравился, не понравился ещё даже до того как начал источать ксенофобию и неуважение к прекрасному полу.

– Как насчёт размещения рекламы? А? – перевёл разговор на деловые рельсы хозяин заведения.

– У нас есть спонсор выпуска. Это водяра по имени «Метель», – кинул Глеб и, обращаясь ко мне, сказал: – Пойдём отсюда.

– А я не про передачу говорю! – интригующей интонацией сказал парень. – Я говорю про газету.

– Он говорит про газету, – вскинув брови в притворном удивлении, сказал я Глебу.

– Вы же присылали на нашу электронную почту рекламное предложение, – продолжил вещать он. – Сколько там стоил самый маленький блок? Три тысячи рублей?

– С тех пор цены изменились, – сказал я.

– О! Правда? И сколько стоит маленькая рекламка сейчас? Ма-а-а-люсенькая такая рекламка, – он показал указательным и большим пальцем величину «рекламки», а может, заодно и своего пениса.

– Двести тысяч, – не задумываясь, ответил Глеб. – Только ваш логотип и слоган, и всё. Никакого текста. Ни-ка-ко-го.

– Смешно, – оценил наш юмор потенциальный рекламодатель.

– Так когда можно «пообщаться» с Джессикой? – спросил я.

– Она работает завтра с трёх дня, – сказала девушка-администратор.

*****

Так как времени до выпуска августовского номера совсем не оставалось, решено было «Р и П», то есть разделиться и поднапрячься. К трём часам дня тридцать первого июля Стальский отправился на последнее интервью, запись которого он собирался замаскировать под видом сеанса массажа. Замаскировать, конечно, от работодателей интервьюируемой, а не от самой интервьюируемой.

Я засел за редактирование готового материала, а Стальская держала наготове открытый Mac с развёрнутой InDesing, и когда я заканчивал редактировать очередную статью, Марта незамедлительно вносила правки в макет будущего номера.

Часы показывали семь вечера, когда я подумал о том, что Стальский что-то не звонит. В этот самый момент рабочий номер La Critic’и начал принимать вызов. Марта посмотрела на экран.

– Ильгиз, – сказала она мне и, «сняв трубку», сказала: – Привет, Ильгиз!

– …………

– Знаю-знаю, Ильгиз, прости пожалуйста. В течение ближайших двух часов скину.

– …………

– Последней статьи не хватает, Ильгиз. Глеб как раз занимается этим.

– …………

– Как только, так сразу…

– …………

– Ага, точно. Пока. Пока.

Ильгиз, кстати говоря, – наш менеджер в «Волга-Волга-Пресс».

Когда Марта вещала трубку, я уже набирал Стальского. «Где ты, доктор Гонзо?» – приговаривал я, слушая гудки. На пятый или шестой гудок он взял.

– Ну что?! – спросил я.

«Это… Отправляйте макет. Этой статьи не будет. Тут не о чем рассказывать», – сбивчиво сказал Глеб.

– Понятно, – ответил я. – Ты скоро?

«Полчаса».

– Что? – спросила Марта, когда я повесил трубку.

– Этой статьи не будет. Верстай без неё. Добавь фотку этого студента – сына арабского шейха, где он на яхте или ту, где он на Bugatti или ещё какую. Сама реши. Займи пустующие места. Увеличь комикс про Шубу. Решай сама.

– Понятно, – сердито проговорила Стальская, усаживаясь за компьютер. – Проваляли дурака целый месяц!..

– Что теперь об этом говорить, – печально сказал я.

Я его спрашиваю:

– Стальский, что для тебя работа?

– В смысле? – не догоняет он.

– В смысле «настоящее работа», «призвание», если угодно.

Он ответил не сразу, поэтому я начал рассуждать вслух. Я сказал что-то вроде:

– Может, это то, что ты делаешь лучше всего?..

– Нет-нет! – резко возразил Глеб. – Real-работа – это ТО,

ЧТО ТЫ НЕ МОЖЕШЬ НЕ ДЕЛАТЬ

Глава о четвёртом выпуске

La

Critic

’и

– Сэр, купите газету, – орал мальчишка в коротких штанах и фуражке. – Свежий номер La Critic’и! Покупайте! Всего сто номеров.

Вокруг маленького продавца крутилось несколько фотографов и одна съёмочная бригада, но не с «Кефира».

Было десять часов утра, когда мы с Глебом сидели в ресторанном дворике ГУМа с напитками и смотрели в окно на мальчика-продавца. Меня лихорадило от недосыпа, а Стальский держался молодцом. Марта не пришла, сославшись на какие-то дела. Шуба обещал подойти, но пока его тоже не было.

– Мальчик – актёр ТЮЗа, – пояснил Глеб.

– А-а-а… – протянул я. – А это законно?

– Не знаю.

Как раз в тот момент, когда я делал глоток своего коктейля, меня за плечи схватил Шуба и что-то громко сказал. Я испугался и пролил жидкость на стол и немного на себя. Стальский заржал, давая «пять» Егору.

– Что, засранцы, наблюдаете? – констатировал очевидное Шуба, садясь на свободный стул.

– Наблюдаем, – грустно проговорил я. – Кстати, ты не хочешь купить номер? Смотри: какая бодрая торговля у мальчика, – скоро всё расхватают.

– Не пошёл бы ты, аферист грёбанный, – с напускным негодованием ответил Егор. – Вы мне ещё десятку должны с прошлого месяца.

– Забудь о десятке, Шуба, – писклявым голосом ответил я. – Сохрани этот купленный тобой номер на несколько лет и сможешь толкнуть его за… За сколько он его сможет толкнуть, Глеб? – с улыбкой обратился я к Стальскому.

Глеб оторвался от своего коктейля, вытер губы салфеткой и ответил:

– За девять.

Я засмеялся. Шуба сделал вид, что бьёт меня по лицу. Мы все посмеялись, а потом решили взять ещё по напитку.

– Я говорил, что Шнур написал нам? – спросил Глеб.

– Нет! – обрадовался я.

– Что, тот самый Шнур? – уточнил Шуба.

– Да. Написал: «Больше драйва, парни!» – сказал Глеб.

– А куда он тебе написал? В Твиттер? – пожелал узнать подробности я.

– В Контакт, – сказал Глеб.

– Он имел в виду «Диван»? Больше драйва в «Диване»? – спросил-предположил я.