La Critica (первая книга казанской трилогии)

– Дорогие друзья, все вы уже сделали первый шаг на пути успеха. За это вы достойны аплодисментов, – он захлопал в ладоши, призывая остальных присоединиться к нему.

Зал зааплодировал, однако весьма вяло. Инструктор продолжил:

– Я вижу здесь вдохновенные лица, которые, переборов свои страхи и сомнения, решились на возможно самый главный шаг в своей жизни. А именно: заявить о себе, заявить о своих притязаниях на блага в этом мире. Сказали себе: «я достоин лучшего», «самого лучшего».

Я подумал, что, не сумев выдавить единственного адекватного человека из помещения, они решили утомить меня насмерть в первые же минуты представления. Но план гуру оказался куда коварнее.

– Но не все из присутствующих здесь искренни! Нет-нет! Есть некто, кто извлекает из затруднений других материальную или иную пользу.

«Да, мудила, и эти «некто» – ты и твой миньон», – подумал я, скривив губы.

– На каждый из наших мастер-классов пытается просочиться кто-то, чьи цели и мотивы далеки от преследуемых всеми нами. Эти люди сносят смуту в сердца и умы доверчи…. тех людей, которые пришли сюда за ответом. За ответом на неразрешимые вопросы своей жизни. Они – скептики, критиканы, тролли, провокаторы!..

Дальше я уже не вникал в слова «гуру успеха». Через несколько секунд ко мне снова подошёл помощник ведущего, и сейчас у него была поддержка всего зала. Поддерживаемый под локоть ассистентом, я поднялся и направился к выходу из аудитории.

– Здесь не место журналистам! – тоном пророка воскликнул гранд-мастер и был удостоен от меня неприличного жеста.

Я почувствовал, что лакей главного афериста всё ещё трогает меня за предплечье, и инстинктивно замахнулся на него. Тот чересчур эмоционально дёрнулся в сторону, но, поняв, что это не нападение, выпрямился во весь рост и, обращаясь к аудитории, с улыбкой произнёс: «Он уже уходит».

Выйдя на крыльцо офисного здания, я посмотрел на плакат с рекламой «Пьяного Дивана». «Марта – красавица, чмоки…» – мысленно произнёс я и направился к машине. Сел за руль, включил зажигание, завёл, нажал «убрать крышу», задумался над планом действий. Если не вдаваться в философию, то времени до десяти вечера было слишком много. Перехватить кого-нибудь из Стальских и вписаться на их семинар? Может быть. Нажал «Play». Запел Наив, который всегда к месту и в тему: «Мне совершенно некому верить, когда кругом одни разводы на доверье…» Я уже включил задний ход и повернул голову назад, когда у пассажирской двери возник парень из Заи… Заи… Заинска.

– Я очень извиняюсь, можно я сяду, – он аккуратно открыл дверь и уселся на пассажирское кресло.

«Хм… Какая немыслимая уверенность в себе» – подумал я, усмехаясь в душе. Язык его тела говорил о том, что он настроен дружелюбно.

– Так что? – спросил я, снова ставя на «P».

– А ты и вправду журналист? – спросил незваный гость.

– Можно и так сказать, – ответил я.

– Здорово! – выдохнул парень со стрелками на рукавах.

Я подумал, что ситуация какая-то неестественная.

– Ты бы шёл обратно, а то спектакль пропустишь, – попытался избавиться от нового знакомого я.

– Делать там нечего, сплошное надувательство, – проявил неожиданную проницательность юноша.

– Ладно. Могу тебя подбросить до метро, – предложил я.

– Слушай, если ты торопишься, то не буду тебя отвлекать, а если тебе некуда спешить, то можем прогуляться по набережной и поболтать о всяком…

– Нет, друг, ты ошибся. Я не из тех, кто гуляет по набережной и болтает о всяком, особенно с парнями. Но я ничего не имею против тех, кто «гуляет по набережной». Без обид, окэ?

– Нет-нет, ты меня неправильно понял. Я вдруг подумал, что поговорив с кем-то вроде тебя полчаса-час, можно научиться большему, чем выслушав лектора в душной аудитории.

Я тяжело вздохнул. Ко мне не в первый раз тянуться подобные «потеряшки». Может в прошлой жизни я был Святым Франциском, а они воробьями?

– Слушай мою мудрость, приятель, – начал я ироничным тоном. – Можешь не записывать, она короткая.

– Только один вопрос вначале. Можно?

– Давай, – благодушно согласился я.

– Это ведь ты на плакате?

– Да. Мудрость в следующем…

– А те двое людей рядом? Они твои коллеги?

– Да. Ещё вопросы?

– Нет-нет. Слушаю внимательно.

Я подождал несколько секунд в ожидании ещё каких-нибудь не относящихся к теме вопросов, затем вдохнул побольше воздуха и проговорил:

– Никто не сможет научить никого успеху. Даже показав на собственном опыте, не говоря уже о том, чтобы рассказать на словах на лекции. А достигнув так называемого «успеха» никто не должен пытаться научить ему другого. Даже пытаться не должен, понятно?! – я потряс перед носом слушателя указательным пальцем. – И когда ты достигнешь благополучия, не смей даже думать о том, что ты вправе поучать других людей! Даже своих детей, даже кошек! Понял?!

Слушатель утвердительно кивнул. Кажется у него был вопрос, но он не решался его задать.

– Что? Думаешь о каком-то чудодейственном рецепте? – угадал я.

– А разве такой есть? – с надеждой спросил мой личный студент.

– На самом деле есть, – с лукавой улыбкой ответил я.

– Расскажешь? – с великой надеждой в голосе спросил страждущий процветания.

– Если только ты никому не расскажешь, – глядя по сторонам, уклончиво проговорил я.

– Клянусь! – торжественно произнёс парень.

– Ладно, – сдался я. – Ты с утра чистишь зубы?

– Конечно!

– До завтрака или после?

– До.

– Неправильно, – сокрушённо проговорил я. – Все «успешные» люди чистят зубы после завтрака.

– Серьёзно?!

– Да.

– Не может быть!

– Говорю тебе: так оно и есть. Просто никто не афиширует этого.

– Ты, наверное, меня разыгрываешь, – с недоверчивой улыбкой проговорил юноша.

– Сам проверь, – делая вид, что оскорблён его недоверием, сказал я.

– Что ж…

– И ещё один момент, касающийся лично тебя, друг мой, – жестикулируя, проговорил я.

– Да?

– Загладь эти жуткие стрелки на рукавах, а потом выброси эту рубашку к чертям собачьим. Но сначала загладь стрелки! Договорились? Сделай это для меня. Теперь мне пора, – я снова завёл мотор и включил заднюю скорость.

Парнишка, сохраняя удивлённо-благостное выражение лица, вышел из машины.

Мне на ум пришли слова Стальского: «До тех пор пока сельское хозяйство не поднимется с колен, слово «деревенщина» считается оскорбительным». Я сдал назад и подрулил к шлагбауму, который незамедлительно открылся.

*****

В десять часов вечера ровно я зашёл в ресторан азиатской кухни «Суши-вёсла». Стальских ещё не было. Я сказал хостесу, что нас будет трое, и она меня препроводила за соответствующей величины столик.

– Что-нибудь принести, пока ожидаете? – спросила официантка.

– Да. Можете начинать готовить самый большой набор суши и роллов. Это же занимает время?

– Да-да. Конечно. Напиток?

– Чайник зелёного чая и лёд в креманке, – сказал я. – И три чайные пары.

Когда через три минуты мне принесли чай, в дверях появились Стальские. Они о чём-то разговаривали и улыбались. Искали меня глазами. «А вот и моё богоизбранное племя», – про себя проговорил я, улыбаясь, и махнул им рукой. Они пошли в мою сторону, но на полпути Марта тронула Глеба за предплечье и исчезла за поворотом, ведущим в туалеты.

– Здорово, разрешите представиться: бриллиантовый директор восьмидесятого уровня, – весело отрекомендовался Стальский, садясь на диванчик напротив.

– Привет, Глеб Егорыч, – улыбаясь, произнёс я.

– Ты теперь успешный человек, – полуспросил он.

– Ну, так!.. А тебя уже заставили продать всё имущество и отказаться от общения с родственниками? – в свою очередь спросил я.

– Как раз над этим работаю.

Этот шутливый разговор продолжался до тех пор пока не возвратилась Стальская.

– Привет, ты уже сделал заказ. Умираю с голоду, – спросила она, усаживаясь рядом со мной.

– Ты в приличной одежде, – заметил я.

– Ага, – весело сказала она. – Чай?

– Чай, – подтвердил я.

– Зелёный?

– Зелёный-зелёный.

*****

Уже к концу этого дня у нас созрела концепция повествования. Мы придумали комического героя, который в своих мытарствах проходит все круги MLM-ада. Ещё Стальский вскользь упомянул о какой-то, пришедшей к нему, идее.

А время с восьми до десяти я скоротал, прогуливаясь по парку, в компании Ксю. Мы болтали и ели мороженное, изображая из себя цивилизованных людей, которые расстались друзьями. Я рассказал ей о нашей передаче, третий выпуск которой покажут в воскресенье на «Кефире». Она сказала, что прекрасно осведомлена посредством рекламы, что данная передача имеет место, но пока не удосужилась посмотреть. Однако обещала ознакомиться.

Движущей силой и целью человека, не считающего собственную жизнь движущей силой и целью всех своих действий, является смерть

Алиса Розембаум

Глава о Джазовом фестивале в Конгсберге, «

T

in

the

Park

» в Шотландии, Карнавале в Роттердаме,

Lollapalooz

’е, кукольном спектакле в Иерусалиме, ДР королевы Таиланда, какой-то пьянке в Ноттинг-Хилл и других славных страницах

Путешествующий неглупый человек усваивает информацию легко и непринуждённо, – как бы между делом, в отличие от «домоседа», который запихивает в себя знания, подобно овсянке перед выходом на нелюбимую работу в невыспавшемся состоянии.

Стальская вернулась в своё водительское кресло и громко хлопнула дверью. Она была в приподнятом настроении. В этот день Марта продлевала свой загранпаспорт, а я катался с ней за компанию.

– Хочешь взглянуть? – с трудом скрывая гордость, спросила она, помахивая как веером своим загранпаспортом.

Я принял из её рук книжицу в цветастой, но добротной обложке от Louis Vuitton. Раскрыл. Поймал взгляд Марты и открыл страницу с фотографией. «Стальская Марта», – гласила надпись. Фото; хорошее. Я перевернул страницу. Перевернул ещё. Штампы-штапмы-штампы. Синие, зелёные, фиолетовые, красные, отчетливые и бледные. Вклеенная виза. Действующая? Не знаю. Мне было лень фокусировать зрение на мелких деталях.

– Где ты был? – спросила она.

– Нигде, где бы с меня спросили подобный документ, – ответил я.

– Хм… А хочешь где-нибудь побывать? – спросила она.

– Кажется, нет, – я закрыл паспорт и протянул Марте; она сделала знак глазами, чтобы я убрал его в перчаточный ящик.

– Странно, а почему? – Марте не терпелось, чтобы я уже перевёл разговор на её путешествия по свету, но я не имел такого намерения. – Почему же?!.. Ты ведь вроде любознательный?.. Так?

– Так.

– Так почему ты не хочешь повидать мир?

– Я знаю, что везде одна и та же, хорошо мне знакомая, человеческая тупость, просто омываемая разными океанами. А ещё я беден, а бедные не путешествуют в физическом теле, только мысленно.

– Теперь-то ты не беден, – сказала Стальская.

Я задумался, что было расценено Мартой, как молчание. Вспомнилось четверостишие из Distemper: «Мне по кайфу жизнь, когда/ Самолеты, поезда,/ Минивены и паромы/ Вместо бара возле дома./ У меня огонь внутри…» Мы начали движение, и разговор не имел продолжения.

На месте эпиграфа к этой главе

могла бы быть Ваша реклама

Г. С., В. А.

Глава об архаичных формах религии, непосредственно связанных с невежеством и о том, какое отношение к этому имеет малышка

La

Critica

Девятнадцатого числа – в четверг – около трёх часов дня Глеб и я находились в кабинете у Сицилии Владимировны. Марта, выяснив, что ей быть не обязательно, удалилась по «оставшимся юридическим делам».

Итак, мы сидели напротив Сицилии и ждали. Позади была передача мне конверта с информацией о следующем «герое последней страницы» и лёгкий разговор обо всём помаленьку. Я решил задать вопрос, который меня давно беспокоил, и который мы обсуждали с Глебом.

– Сицилия Владимировна, меня кое-что беспокоит.

Она подняла взор. Я продолжил:

– Это касается нашей работы на телевидении.

– Так, – приготовилась слушать она.

– Вы не думаете, что люди, видя нас по телевизору, в рекламе товаров и на плакатах по всему городу, подумают: «А! Медиазвёзды – брехуны ангажированные! Веры им нет»? Вот лично я отдал бы предпочтение анонимным обличителям.

Скулы Сицилии напряглись, потом расслабились, и она ответила:

– Да, Аронов, есть и такие, но их не большинство. Если бы ты имел психологическое или, скажем, PR, а лучше политологическое образование, то знал бы о тех рычагах, на которые мы давим.

– Ладно, – сделав защитный жест ладонью, ответил я.

– Не беспокойся за это, – добавила Владимировна и снова опустила очи к бумагам.

– Хорошо, не буду, – ответил я.

Я посмотрел на Стальского и покивал, типа: «Вот оно как…»

– Это всё что-ли? – спросила она, не поднимая взгляда. – Всё, что вы хотели спросить?

Из моих уст прозвучал сакраментальный вопрос:

– А как зрители «Пьяного Дивана» и читатели «La Critica» сведут воедино эти два наших амплуа: телевизионное и журналистское?! Как и когда до зрительско-читательского сведения будет…

– Я поняла вопрос, – остановила моё словоизвержение Владимировна. – Широкой общественности это будет преподнесено в определенное время определённым образом, а пока что пускай просачиваются слухи о том, что вы – ведущие авторской передачи и вы – журналисты – La Critica – одни и те же лица. Это не тайна за семью печатями, но и не общедоступная информация. Пока что это выяснить под силу только тем, кто умеет пользоваться Интернетом. Вы забрали подарочную машину с логотипом газеты?

Мы с Глебом переглянулись. Со дня церемонии вручения этой самой премии, мы совсем забыли о Smart’е.

– Понятно, – сказала Сицилия. – Ну и ладно. В салоне логотип газеты увидят больше людей, чем если бы машина стояла у вас за высоким забором. Дурацкая идея с самого начала была… – почти шёпотом проговорила она последнее предложение. – Ещё какие-то моменты?

Я тронул рукав Глеба, чтобы он озвучил новую идею, потому как эта идея принадлежала ему. Глеб начал:

– Есть небольшая задумка, – Стальский облокотился на стол и начал водить пальцами по столешнице, затем снова уселся нормально, решив пользоваться только словами. – В общем, мы хотим вместе с основным тиражом La Critic’и печатать сотню экземпляров самого высокого полиграфического качества и пронумеровывать каждый экземпляр…

– Вручную, – пояснил я.

– Да, пронумеровывать вручную и… продавать, – закончил объяснение Глеб.

Владимировна, немного подождав, спросила:

– Зачем?

Стальский, снова прибегая к жестам, попытался ответить:

– Мы подумали, что таким образом создадим дополнительный интерес как к La Critic’е, так и к собственным персонам.

– Это явление того же порядка, Сицилия Владимировна, как и золотой Айфон, – вставил я.

– Да. Как и, скажем, обычная флешкарта из… золота, – привёл ещё один пример Глеб.

– Или приложение для того же Айфон, которое ничего не делает, а стоит двести баксов, – в свою очередь сказал я. – Есть такое.

Пять секунд назад Сицилия подняла глаза и теперь внимала нашим речам, утвердительно покачивая головой.

– И назовём этот отдельный тираж… – я сделал паузу и воззрился на партнёра.

– «Золотая Сотня», – отчётливо произнёс Глеб.

Установилась тишина. Я прервал тишину дальнейшими объяснениями:

– Это общемировая тенденция, – когда один и тот же товар…

– Вы знакомы с трудами Карла Маркса? – перебила моё объяснение Владимировна.

– Нет, – сказал я.

– В общих чертах, – ответил Глеб.

– Не припомню точное определение, – потирая виски, сказала Сицилия, – но, кажется, это называется «социокультурный фетиш» или «товарный фетиш».

Глеб щёлкнул пальцами, якобы она сняла этот термин с его языка. Я немного посмеялся.

– И способ распространения будет какой-нибудь необычный, – продолжил Глеб. – Каждый месяц новый.

– Да, – вступил я. – Перформанс какой-нибудь. Театрализованное представление там…

– Браво, – без всякого выражения на лице сказала Владимировна. – И сколько это стоит?

Глеб ответил:

– Так как мы надеемся, что эта затея окупится, то вложим свои деньги.

Когда мы сегодня ехали в город, то обсуждали всё, что будем говорить Владимировне об этой идее. Пришли к согласию относительно всех пунктов, кроме вопроса финансирования. Я настаивал на том, чтобы выклянчить деньги у Сицилии, а Глеб говорил «Посмотрим, как отреагирует». И вот, когда Сицилия спрашивает «Сколько?», Стальский отвечает «Мы сами».

Я не подал вида, что удивлён.

– Браво вдвойне, – снова, почти без эмоций, сказала Владимировна. – Если вы сами оплатите, то нечего и обсуждать. Действуйте.

Мы раскланялись и были уже в дверях, когда Владимировна сказала:

– Аронов, черновик в течение недели.

Может это на меня замороженные

полуфабрикаты категории «В» так действуют,

а может действительно хорошие актёры

всё чаще снимаются в плохих фильмах

Г. Стальский

(«Диван» от 23.ноль шестого)

Глава о 23.06 и следующем дне, когда мы проходили обследование для получения медицинского полиса от «Кефира»

Как и предыдущие выпуски, данный всегда можно посмотреть на сайте телекомпании «Кефир».

Этот чудесный понедельник ознаменовался ещё одним событием. На рабочий телефон La Critic’и позвонила представитель сети ресторанов «Суши-весла» – да-да, именно того, где мы ужинали в прошлый вторник – и предложила стать, как она сама выразилась, «якорным рекламодателем». «В вашем городе открыто пока что только три ресторана нашей сети. Конкуренция сейчас большая, – на каждом первом этаже «хрущовки» сейчас по два суши-бара. Мы не желаем быть как все, поэтому хотим поместить рекламу в вашей странной газете».

– Да-да, она так и сказала «странной газете», – пересказывала содержание разговора Марта.

– Контракт на десять номеров? – переспросил Глеб.

– Да. Для начала, – ответила Марта. – На завтра договорились. В час дня в их ресторане, который в центре. У нас ведь ничего не запланировано? Вадим, ты поедешь?

– Нет, – ответил я. – Решите вопрос большинством голосов.

На следующий день Стальские заключили договор с ООО «Вёсла», согласно которому от нас требовалось помещать в каждый из ближайших десяти номеров La Critic’и небольшой рекламный модуль; в первый из этих десяти номеров поместить среднюю по размерам статью, такого же фасона, как для «Фанерного Пейзажа», а также дважды за эти десять номеров вбросить «джинсу» тонким и деликатным образом. Сумма, которую нам платили, была кругла и красива.

*****

Во вторник мы трое поехали в клинику, на базе которой нам будут оказывать медицинские услуги, если они понадобятся. Сицилия обещала нам медицинскую страховку, но сама она, естественно, не уполномочена выдавать социальные гарантии «неработающим» на неё людям. К счастью выполнение данного пункта договора с Владимировной взял на себя наш официальный работодатель. После двухчасового обследования, включавшего в себя осмотр стоматолога, мы освободились. Врач сказала, что результаты анализов будут через два дня, но мы уже с этой минуты можем обращаться за помощью в любой из филиалов их клиники, а также пользоваться услугами их скорой помощи.

Я не хочу всю жизнь быть погружённым

в книги, а на пороге вечности в одной из них вычитать,

что смысл жизни в алкоголе и разврате; я хочу это вычитать в молодости

Г. Стальский

(Выпуск «Пьяного Дивана» от 30.ноль шестого)

Доступен на сайте «Кефира».

Хитрость – это то, что отличает человека от лисы

Г. Стальский

Глава о третьем номере

La

Critic

’и. Этот длинный-длинный, противный, жаркий, потный, липкий день

– Сколько показывает за бортом? – спросил я у Глеба.

– Тридцать три.

– По-христиански. Кондиционер на максимум?

– Да, – бодро отрапортовал я.

– Вот так… Прям на яйца.

Свежести от принятого полтора часа назад душа как ни бывало.

Спустившись на подземную парковку ГУМа, мы с Глебом поднялись в ресторанный дворик и почти сразу нашли глазами Стальскую, которая сидела около панорамного окна, сквозь которое был виден выход из метро на пешеходную улицу Проломную. Именно с этой улицы нас с Глебом забрала милиция, когда мы пытались распространить La Critic’у среди митингующих. Стальский прихватил бинокль, в линзы которого я наблюдал попу Марты на волейбольном матче. Как видно, всё сегодня имело свою предысторию. «Юридические дела» Марты, начавшиеся накануне днём, затянулись до сегодняшнего утра, поэтому она не ночевала на коттедже. Скорее всего, Стальская снова встречалась с Бимерзким, – и это ещё не так ранит мои чувства, потому что о Марке я хотя бы знаю; а что если она встречается с кем-то другим или с кем-то ещё?! Об этом я даже думать не мог. В связи с этими обстоятельствами сейчас меня изнутри сжигала ревность. Почти всю ночь я пытался залить тоску, поэтому Глеб сел за руль моей машины утром. Я повертел головой, высматривая что-то похожее на бар с алкогольными напитками.

– Который час? – спросил Глеб и сам же ответил: – Без десяти десять.

– Ещё десять минут, – хором проговорили мы с Мартой.

– Я принесу чего-нибудь выпить, – сказал я и поднялся со стула.

– С утра пораньше!.. – воскликнула Стальская.

– Нет-нет, я имел в виду освежающий напиток, – заверил я её. – Ты что будешь, девочка?

– Мохито. Безалкогольный, конечно, – ответила Марта, не сводя глаз с выхода из метро.

– А ты, малыш?

– На твой вкус, но не слишком сладкое и очень холодное, – ответил Глеб, тоже глядя в сторону выхода из метро.

Я удалился в сторону бара.

Тем временем около выхода из подземного перехода царило предпраздничное возбуждение. Суету создавали несколько телерепортёров со своими камероносцами, с десяток фотокорреспондентов различных печатный изданий, и примерно столько же фотографов фрилансеров. Естественно прохожие, которые не были обременены делами, останавливались и ждали, что будет дальше. Когда я вернулся с напитками к столику, Глеб, показывая на тележурналистов внизу, сказал:

– Дашенька напрягла своих знакомых. Теперь мы её должники.

– А за просто так бы этим событием никто не заинтересовался? – спросил я.

– Неа, – ответил Стальский.

– Ещё пять минут, – констатировал я.

– Да, – Марта отпила из двух трубочек свой мохито и, облегчённо выдохнула: – Спасибо.

Мы попивали напитки и молчали пару минут. Потом Стальский сказал:

– Сицилия на удивление быстро согласилась раскошелиться на мероприятие.

– Да, блин, только ты всё испортил… – пробурчал я себе под нос.

– Сложнее всего было договориться с директором зоопарка, – кинув на меня взгляд, продолжил Глеб.

В этот момент внизу раздались аплодисменты, – из подземелья появился высокий усатый джентльмен, одетый в старомодный то ли сюртук, то ли визитку, в цилиндре. Через плечо висела – тоже винтажная – сумка, из которой торчала «золотая сотня» (как окрестил её Стальский) La Critic’и за июль. В руке у джентльмена был собачий поводок, а на поводке муравьед. Привычная картина для наркомана. Естественно весь этот перформанс был аллюзией на другой знаменитый перформанс, который устроил некто Сальвадор Дали в Париже, но вряд ли многие из очевидцев это поняли.

Тем временем события внизу разворачивались строго по сценарию. Под щелчки фотокамер и под линзами телекамер усатый мужчина с муравьедом на поводке занял приготовленное для него место за маленькой – похожей на ту, что стоит в каждой институтской аудитории, – трибуной с золотым логотипом нашей газеты и начал аукцион. Понятно дело, что объектом продажи являлись сто номеров газеты La Critica. Содержание этой «золотой сотни» ни на одну запятую не отличалось от содержания тех нескольких миллионов, которые распространялись по всей республике бесплатно, но качество полиграфии просто зашкаливало. Бумага для этой сотни имела водяные знаки, а каждый экземпляр имел собственный порядковый номер, который мы с Глебом позавчера самостоятельно шлёпали самонаборной печатью, потому что типография нам в такой услуге отказала; вернее не отказала, а запросила слишком высокую цену, «так как придётся вносить коррективы в макет сто раз, итак вы всего сто экземпляров печатаете, а это неприлично мало», – сказали они. Задуманное нами мероприятие должно было стать первым шагом в превращении La Critic’и в – как выразилась наш куратор – социокультурный фетиш.