La Critica (первая книга казанской трилогии)

Я, убедившись, что дыхание меня не подводит, решил позвонить Марте. Я надеялся, что она не будет столь малодушной, чтобы не взять трубку.

– Куда звонишь? – спросил Глеб и сам же ответил на свой вопрос: – Марте.

Раз гудок, два гудок, три… «Да, Вадим», – раздался на том конце её уставший голос. Я поспешил выйти во двор, где уже начиналась гроза. Только сев на водительское место своей машины, я сказал:

– Алло, Марта.

«Привет, Вадим. Как ты?» В небе снова громыхнуло, и по стеклу и ткани крыши забарабанил дождь, спустя две секунды превратившийся в ливень.

– Марта, почему?..

На том конце провода раздался глубокий вздох. В моём мозгу вспыхивали моменты нашей недавней близости; сколько души я вложил в это священнодейство. Моя уверенность в том что мне больше никто кроме неё не будет нужен была в тот момент абсолютной. Да и сейчас эта уверенность никуда не делась. А она оказывается так не думала. От этого знания, моё сердце не желало больше биться.

– Почему?.. – снова спросил я.

«Вадим…» – выдохнула она.

– Тогда зачем всё это было нужно? Просто для развлечения?!.. – я тяжело задышал.

«А ты бы хотел, чтобы этого не происходило?!» – как бы уличая меня в безнравственности, спросила Стальская.

– Если бы знал, что это всего лишь забава, то да! – хотел бы чтобы этого не было! – почти заорал я. – Хотел бы, чтобы не было!

«Не понимаю тебя, Вадим. Ты же сам меня добивался с первого дня нашего знакомства. Я имею в виду второго знакомства…»

– Я понял, что ты имеешь в виду, – перебил я. – Я не трахнуть тебя добивался, по крайней мере не только… Я хотел быть с тобой, понимаешь? Я… я… люблю тебя, Сталь… – у меня не хватило дыхания закончить фразу.

«Вадим, послушай…»

– Только не говори, что не понимала этого. Не собираешься же ты строить из себя дурочку, говоря, что знать не знала о том, что у меня серьёзные помыслы относительно тебя?!

«Вот что я тебе скажу: всё было великолепно, и я, переживая моменты вчерашней ночи, конечно поняла, что твои чувства ко мне сильны… Правда в том, Вадим, что на данном отрезке жизни, мне не нужны серьёзные отношения с кем бы то ни было. Всю свою молодость я жила как в кле…»

Может она ещё что-то говорила, но я уже не мог этого слышать, потому что после слов о том, что она не заинтересована в отношениях, я, пытаясь расщепить телефон на атомы, долбил им о приборную панель своей машины. Но телефон не желал расщёпляться, – ещё бы – это же четвёртая модель из стекла и бетона. Тогда я просто вышел под дождь, оставив трубку внутри машины.

*****

Было что-то около часу ночи, когда я стоял на барном стуле и орал очередной тост. На моей башке красовался чёрный цилиндр с атласной фиолетовой лентой. Если бы меня в этот момент увидел посторонний, то подумал бы: «Вот, счастливый человек». Какой это был по счёту литр пива, не знаю. Помню, как я стою на стуле в цилиндре и трясу бокалом, изрядно проливая на себя. Стальский самоотверженно бодрствует и готовится меня ловить, когда я буду падать. Джессика тревожно дремлет на гостином диване, время от времени посматривая в нашу сторону.

– Тост! – вскрикиваю я. – За… За… «умение видеть причину, ибо это единственный источник власти»! Ура!

– Отлично сказано, Аронов, – похвалил Стальский.

– Вачовски авторы сего высказывания, – уточнил я и рассмеялся.

– Может слезешь. Я устал быть сосредоточенным на ловле тебя, – устало проговорил он.

– Конечно, партнёр, только допью свой кубок, – ответил я и приступил к процессу опорожнения «своего кубка».

Допив, я самостоятельно спустился вниз, где бросился в объятья к Стальскому, которого я таким образом благодарил за заботу.

– Ладно-ладно, спать пора, завтра запись «Пьяного Дивана», – похлопывая меня по спине, проговорил Глеб.

Я отлип от Стальского и, глядя ему в глаза, с выражением сказал:

– Спасибо огромное, Глеб, ты – мой единственный друг. И мне тебя достаточно!.. Ик!..

– Да-да, Аронов, ты тоже мой единственный друг, – сказал Глеб. – Всё пиво закончилось. Можем со спокойной душой идти спать.

Я поставил свой пустой бокал на стойку и призадумался.

– Джессика, разбуди нас завтра в час дня. Буди пока не проснёмся и не встанем на ноги, а то вдруг опять ляжем. Убедись, что мы встали на ноги и пошли собираться на работу. Не дай Бог проспать на работу в единственный день на неделе, когда мы работаем, – язык Стальского тоже заплетался, ведь он почти не отставал от меня в потреблении алкоголя.

Тут меня осенила мысль. Я вспомнил, что в багажнике единички лежит целая упаковка баночного пива. Взвизгнув от восторга, я, зачем-то схватив свой пустой пивной бокал, побежал в сторону багажника с пивом. В прихожей я тут же споткнулся о злоебучий подвёрнутый половик и упал мордой на пивной бокал.

Хруст раздавленного стекла, тёплая кровь, темнота. «Вот и всё, – успел подумать я. – Теперь остаётся только вспоминать виденное и прочитанное, ведь больше ты – тупорылый мудозвон – ничего не увидишь и не прочитаешь до конца своей убогой жизни; а конец не за горами». Кажется на несколько секунд я потерял сознание, потому что следующее что я помню, это как Стальский и Джессика в четыре руки тащат меня сначала на крыльцо, потом во двор, где стеной льёт дождь, потом укладывают на заднее сиденье Ягуара. Потом Стальский на полминуты исчезает и появляется с мокрым полотенцем в руке, которое, оторвав мою руку от моего же лица, кладёт на место порезов. Полотенце оказывается мокрое от водки, поэтому, когда спирт начинает щипать раны, я от неожиданности и боли снова отключаюсь.

Джессика – как самая трезвая – села за руль глебовской машины. На середине пути до посёлка Чудино я очнулся, и оставшийся путь орал и матерился. Кухонное полотенце, намоченное водкой для дезинфекции, жгло неимоверно.

В приёмной травмпункта к облегчению своему и партнёров выяснилось, что глаза не повреждены, а единственный глубокий порез на скуле, и несколько мелких порезов на лбу, подбородке, верхней губе… Ещё был не слишком глубокий порез на правом запястье, который прекратил кровоточить сам собой.

Врачи травмпункта вообще-то привычны ко всему, но даже на них появление высоченного парня в кальсонах с вытянутыми коленками, чёрной девицы, которая даже дома умудрялась одеваться как проститутка, и второго парня в чёрном цилиндре с лентой и (плюс ко всему) павлиньим пером (цилиндр Джессика подняла с пола прихожей и напялила мне на голову, посчитав, что так я буду чувствовать себя увереннее пред лицом жизненных невзгод) и кровоточащей мордой и рукой, с кухонным полотенцем, на котором изображён пингвин Чили-Вили, произвело впечатление. Все трое в разной степени опьянения; Джессика, когда заходила, через каждый второй шаг подворачивала правый каблук и икала, а домашние тапки – в виде английских бульдогов в натуральную величину – Стальского, пропитавшись уличными осадками, оставляли лужи на каждом шагу, – не иначе бульдоги писались. Вообще-то кровоточащие раны обслуживаются вне очереди, но перед нами сидел пожилой пьяный мужичёк с порезанными запястьями, – неудачливый самоубивец, – поэтому мы сели на скамейку вокруг мужика. Моё кровотечение вроде прекратилось, но я не стал отрывать полотенце от лица. Так и сидел: правой рукой держал полотенце на скуле, а левой зажимал рану на правом запястье.

– «Снова пьют здесь, дерутся и плачут…» – процитировал Стальский Сергея Есенина, оглядывая ожидающую медицинской помощи публику.

– Жена – сука этакая – довела, жить невмочь!.. – сказал пьяненький мужик рядом с ним сидящей Джессике.

Джессика понимающе покивала, а спустя несколько секунд сказала:

– Аронов to.

– Really? – удивился мужик и посмотрел на меня.

Свист шин по мокрому асфальту заставил всех присутствующих обернуться к окну. Около нашей машины резко остановился чёрный Range Rover и из него выскочили два парня. Вбежав в помещение травмпункта, они выпучили на нас глаза, и один из них спросил: «Что случилось, пацаны?!» Когда Стальский объяснил им ситуацию с неаккуратным хождением по коврику, они удалились в свой автомобиль.

Чтобы как-то приободрить меня, Глеб пошутил:

– Ничего-ничего, Аронов, вот увидишь: эти парни разберутся с этим охреневшим половиком в прихожей. Пристрелят его нах…

Вместо того чтобы смеяться я начал беззвучно плакать, но соль стала разъедать рану, и я прекратил. У Стальского зазвонил телефон.

– Да.

«Где вы все?» – услышал я голос Марты.

– В городе, на дискотеке, – ответил, как отрезал Стальский.

«Удачно провести время», – сказала она.

– Спасибо, мы уже веселимся, – проговорил Стальский, после чего разговор прекратился.

А вообще-то у Глеба не было оснований грубить сестре.

Четыре шва на скуле; руку просто забинтовали; посоветовали много не пить, – таковы итоги минувшего праздника.

*****

В два часа дня на следующий день.

Я уговорил Стальского ехать в город на разных машинах. «Зачем? Куда потом поедешь?» – спросил Глеб. «Никуда такого», – заверил его я.

Кое-как уняв дрожь в руках, я вырулил задним ходом из наших ворот. Джессика, стоя на крыльце, проводила нас взмахом руки.

Этот выпуск «Пьяного Дивана» собрал больше всего просмотров в Интернете. Причиной явилось то, что «за всю передачу Вадим Аронов не сказал ни одного слова». Почему? Потому что спал, закинув ноги на диван. Глеб попросил Дашу, которая сразу остановила запись, не тревожиться по этому поводу. Он ей сказал, что это наша авангардная задумка, даже привёл ей пример из одного старинного «Неголубого Огонька» на РенТВ, где Илья Лагутенко присутствовал в кадре в роли соведущего, но за всё время не сказал ни слова. «Это же авторский проект, Дашенька», – привёл решающий аргумент Стальский. Наш продюсер, конечно, понимала, что я пребываю в совершенно гашёном состоянии, о чём лишний раз свидетельствовала моя заштопанная физиономия, но смирилась, обещав, когда я приду в себя, устроить мне взбучку.

Пришедший гость, оказавшийся человеком с юмором, – укрыл меня своим пиджаком. Стальский в очередной раз вытянул выпуск за нас обоих. Реакция Даши была негативной, но ровно до того момента, когда на следующей неделе во вторник выяснилось, что просмотры взлетели в четыре раза. С тех пор на канале появилась шутка: если какая-та передача имела низкий рейтинг, говорили: «Просто Аронов должен молчать».

*****

Глеб уже полчаса как выехал со служебной парковки «Кефира», а я сидел в машине и ждал звонка. Прикрыл глаза и откинулся на сиденье. Запела Эдит Пиаф и я схватил трубку.

– Алло, Гузель!

«Здравствуйте, Вадим, что вам нужно?»

– Здравствуйте. Меня интересует такой вопрос: существует ли у вашего шефа некий… некое место, где… Короче стационар, где под присмотром опытных людей…

«Поняла вас, Вадим. Ха-ха, «стационар», – остроумно. Да, есть такое место. Я справлюсь о том, можно ли вам давать эту информацию и перезвоню. Ждите».

Я снова прикорнул на сиденье. Телефон снова зазвонил. Это была Гузель.

– Да, Гузель.

«Знаете, где посёлок Холодный?»

– Знаю.

«Улица Левитана, дом тринадцать «а». Не перепутаете, – огромное поместье».

– Там мне можно будет?..

«Да-да, любой каприз. Какие у вас номера? Кажется «002»?

– Да.

«Подъезжайте в любое время. Наличный и безналичный расчёт».

– Спасибо.

«Всегда пожалуйста. До свиданья».

– До свидания.

Запустил двигатель. «Левитанатринадцать-а, левитанатринадцать-а», – бормотал себе под нос, выруливая с парковки.

Часто лишь отсутствие творческой мысли не позволяет

нам слишком далеко зайти в страдании

М. Пруст

Глава о том, что «ночь становится днём, потом снова ночью, а я не могу выкинуть её из головы»

«Новое вещество, совершенно иного состава, принимается не иначе как с упоительным ожиданием чего-то неизвестного. Сердце бьётся как во время первого свидания. К какому неведомому роду сна и грёз приведёт нас незнакомец? Теперь он в нас, он движется по направлению нашей мысли…»

Ещё мгновение назад я лежал на шерстяном ковре с традиционным узором, а сейчас уже ехал на переднем пассажирском сиденье жёлтого Chevrolet Camaro.

– Долго ещё? – спросила мама с заднего сиденья, потрогав меня за плечо, испугав меня и заставив вздрогнуть.

– Не близко, однако всё время за окном будут красивые виды, – ответил я со знанием дела.

– Я прибавлю газу, – сказала бабуля и увеличила скорость, а потом продекламировала: – «В колёсах яхонты горят. Я видеть несказанно рад огонь, что твердь прожечь стремится. Пылают горних царств куски. Умру от предночной тоски на одинокой колеснице».

Бабуля закончила тираду и разразилась задорным смехом. Её самоуверенность меня раздражила.

– Вот ты сто пятьдесят лет не ездила за рулём, а сейчас – под конец жизни – уселась и начинаешь гнать почём зря! По обледенелой-то дороге! Да будет тебе известно, что у этой машины задний привод!.. – я не успел закончить свою гневную речь, как машину занесло, и мы полетели в кювет.

Очнулся. Вынырнул из пучины.

– Как себя чувствуешь? – тихим голосом спросил Окунь, с которым мы познакомились…

Сколько времени назад я приехал в «оазис Окуня»? Я посмотрел на часы, но ничего сообразить не смог. А Окунь ко мне присматривался, – не псих ли я, можно ли со мной иметь дело. Я проснулся, а он тут как тут.

– Что? – переспросил я.

– Как себя чувствуешь? – повторил свой вопрос Окунь. – Новый человек?

– Отлично. Просто великолепно, – рассеянно ответил, оглядываясь по сторонам. – Я поеду. Мне, правда хорошо.

Я встал с пола и направился к выходу.

– О’кей, ты знаешь, где меня найти, – сказал мне вдогонку Окунь, кивнув своей помощнице, чтобы она меня проводила.

В прихожей, где я менял выданные мне домашние тапочки на свою обувь, помощница Окуня преподнесла мне стакан воды и таблетку, сказав: «Выпей это, дорогуша. Она поможет тебе сосредоточиться и справиться с тревогой». Не спрашивая подробностей о веществе, я положил в рот таблетку и запил водой.

*****

«Спасибо, пока… Тебе спасибо, пока… Я понял всё, спасибо, пока…»

– «Не плакать», Вадя, «не плакать, собрать разбитое сердце», – повелительным тоном сказал я себе.

Я себя ощущаю сразу всеми людьми, всех сопредельных моему поколений. «Благородное собрание всех видов удовольствий, сегодня имею честь принимать в нашей семизвёздочной нервной системе!» – торжественно объявил в микрофон Распорядитель Серотонина. Летать над городом на свинье? Какая, право, банальность! Я лучше поеду на машине с открытым верхом. Раньше никогда так не делал, а сегодня… Снимаю с сигнализации «Единичичку», нажимаю «убрать верх». Верх уползает, и я, как Grand Theft Auto, запрыгиваю в седло через верх. Я начал мысленный монолог: «Боже Милостивый, каким мелочным дураком я был, когда каждый день чистил зубы и принимал душ! То ли дело сейчас, когда мне открылась истина! А вообще, какие проблемы у меня есть в жизни? Да, блин, ни единой! Ни самой малюсенькой проблемки! Даже маленькой родинки в зонах бритья нет, не то что там что-то посерьёзней! Сплошные ништяки и ватрушки, бля-ля-ля-ть!» Я погладил руль своей «Первой Красавицы». Что? Марта? Какая Марта? Я так зажгу, что патологоанатомы не поверят своим глазам! Марта. Скажете тоже.

– А я и не знал, что ты облачко!.. – сказал я своей машине.

Она польщённо повысила обороты. Мы – я и моя Единичка – поплыли по городу.

– Сейчас-сейчас, моя хорошая, Вертолётострой закончится, и начнутся гладкие дороги.

Поравнялся на светофоре с какой-то девочкой, построил ей глазки. Она мне тоже. Помчался дальше.

Не было смысла ехать в сторону центра, если я собирался в загородный дом, поэтому я проехал прямо и через десять минут выехал на окружную дорогу. Таким путём я попаду в наше Новое Чудино не через Чудино, а с другой стороны.

«Мадам Штайн» в первого раза меня, конечно, не вставила, а вот таблетка, проглоченная перед уходом, делала своё дело.

*****

Boom Diggy Diggy Diggy Boom Diggy Boom

Milk An Honey Deh Ina Everyland

But A Who Have It All Dat A De Power Man

An Dem Don't Give A Damn' Bout De Situation

– Слушай, Картавенко, ты мне не напомнишь: почему мы так быстро едем? Мы куда-то торопимся? – убавляя музыку, обратился я к сидящему справа от меня двойнику с коптящими, как горящие автомобильные покрышки, крыльями.

Он посмотрел на меня и посмеялся.

– Что? – спросил я.

– Ты сегьёзно не помнишь, что было две с половиной минуты назад?

– А что-то примечательное было две минуты и сорок секунд назад?

– Смотгя как смотгеть, но это событие напгямую связано с тем, почему мы так быстго едем.

– Хм… – я призадумался.

Начал отматывать назад свой внутричерепной видеорегистратор и проговаривать воспоминания вслух.

– Значит так: минут семь назад мы с тобой… Нет! Пока ещё без тебя я ехал через лес мимо детского санатория.

– Так, – поощрил меня двойник.

– Скатился с горки. Начался частный сектор…

– Всё вегно.

– Частный сектор закончился, начались строительные магазины и лесопилка.

– Отличная память, – похвалил мою отличную память Картавый.

– О, спасибо. Потом я увидел мост, но…

– Так-так.

– Но, почему-то до него не доехал, – я вопросительно посмотрел на Картавого.

– В точку! И почему же мы – а я уже к тому вгемени пгисоединился к тебе – не доехали до моста?

– Почему? – спросил я и сам же ответил: – Нас что-то остановило.

– Вот именно!

– Всё, – сдался я. – Больше не помню. Я устал думать.

– Так и быть, выр-р-ручу тебя снова, – сказал Картавый, облизал указательный палец правой руки и вставил его мне в правое ухо.

*****

По правому борту проплывали строительные базы и лесопилка, а впереди виднелся железнодорожный мост. Инспектор ГИБДД взмахнул зеброчленоимитатором, заставив нас с Картавым прижаться к обочине. «Бла-бла-бла, чего-то там желаю», – пробубнил себе под нос инспектор, а потом более внятно сказал: «Взглянем на ваши документы».

– Спроси: что мы нарушили? – подсказал мне в ухо Картавый, когда я вынул из бардачка папку с документами и подал нужные гаишнику.

– Что мы нарушили? – спросил я.

– Вы? А сколько вас? – поправляя кепку, поинтересовался инспектор.

– Двое… То есть нас один. Один я, – поправился я.

– Откройте багажник, – приказал инспектор, и сделал шаг по направлению к заднему бамперу.

Music Is The Vibe

So Open Up Your Eyes

Time Is Running Out

So Find The Feeling

*****

«Чпок», – вынутый из уха палец издал смешной звук.

– И что, я просто вырвал у него из рук документы и ударил по газам? – со смехом спросил я Картавого.

– Ага, пгедставляешь!

– И что, они теперь гонятся за нами? – ещё больше веселясь, спросил я.

– Ага, пгедставляешь! – тоже радуясь, ответил двойник.

Я помрачнел и прошептал:

– Что же мне теперь делать?

– Нам, – поправил двойник.

– Да что нам! Чем ты мне в тюрьме поможешь?! Будем сокамерникам фокус с угадыванием карты показывать?! – заорал я.

– А чем плох фокус с угадыванием кагты? – обиженно проговорил Картавый.

– Что делать?! – воскликнул я, бросая тревожный взгляд в зеркало заднего вида. – Что делать?..

– Гони домой, Стальский тебя выр-р-ручит, – сказал двойник с коптящими крыльями и развеялся.

Сзади появилась патрульная машина с включенной мигалкой. Я прибавил газу, к счастью сегодня был будний день – дачников почти не было.

*****

Уже повернув на нашу улицу, я начал нервно нажимать кнопку на пульте от ворот, чтобы они успели открыться к тому моменту, когда я подъеду. Они успели открыться и закрыться несколько раз пока я ехал, а когда я собирался зарулить во двор, они снова собрались закрыться, но я успел проскочить. Во дворе было просторно, потому что Танка не было. Я выскочил из машины и забежал в дом.

Стальский с Джессикой были в гостиной.

– Что там за шум на улице? – прислушиваясь, спросил Стальский.

– Наверное, я забыл выключить музыку… – почёсывая висок, ответил я.

– Так выключи, вот как орёт.

– Да-да, сейчас, – переводя дух, ответил я. – Да-да.

Стальским овладело беспокойство, и он подошёл к монитору слежения. В этот момент к нашим воротам подъехала патрульная машина. Глеб негодующим жестом потёр глаза и прошипел:

– Ч-ч-чёрт! Так и знал, что ты неспроста ворота надрачиваешь!

– Я попал в неприятную ситуацию с этими инспекторами… – развёл руками я. – Мне нельзя выходить.

Стальский пронзил меня взглядом и молча вышел.

Я всё ещё сидел в прихожей, когда Стальский вернулся через несколько минут. Моё восхищение жизнью прошло.

– Забавно… Полицейские мне сказали, что если бы ты вырубил это своё дурацкое рэтро, когда заехал в ворота, то они нашли бы тебя не раньше завтрашнего дня. А так им не пришлось долго соображать: за какими воротами скрылась «BMW первой модели кабриолет».

– Они уехали? – осторожно спросил я, поводя джойстиком камеры слежения.

– Да, когда получили десять тысяч рублёных, – высоким голосом ответил Глеб.

– Спасибо, – всё ещё опасаясь неизвестно чего, проговорил я. – Сейчас отдам. У меня, кажется, наверху есть наличка.

– Не трудись. Просто на день рождения больше ничего не жди от меня, – зло проговорил Стальский, снова удаляясь в гостиную.

– Так у меня уже был… – вслед промямлил я.

*****

– Умираю с голоду. Что у нас? – спросил я Джессику.

– First, second, third, – ответила Джессика.

Через десять минут я приступил уже ко второму.

– Чего ты хочешь от жизни, парень, – неожиданно спросил Стальский.

Я прожевал еду и спросил:

– В смысле, чего я хочу? – уточнил я.

– Ну, там: в русский бильярд научиться играть, с парашютом сигануть, на Эверест забраться… Чего ты хочешь?

– А! В этом смысле. Ничего такого. А что?

– Просто, если ты продолжишь следовать по выбранному вектору, то очень скоро умрёшь. А прежде, чем ты умрёшь, мне придётся с тобой помучиться, – ведь мы заодно. Понимаешь?

– Да, кажется, понимаю, – снова кладя в рот еду, сказал я.

– Может даже твоего здоровья хватит, чтобы потратить твои же ресурсы, – сказал Глеб.

– Стальский, ты меня же знаешь, – я не и тех.

– Может ты не из тех, но тогда ты первый, кто не из тех. Потому что все до тебя оказались «из тех».

– А как же Шуба? Что с ним? Он из каких?

– Он в затяжном прыжке.

– Мы все так или иначе в затяжном прыжке, – заметил я.

– Верно. Верно…

«Что я хочу? – мысленно проговорил я. – Я хочу панорамные окна с видом на Центральный Парк Культуры и Отдыха, антикварный журнальный столик, пара кресел умеренной жёсткости из той же эпохи, что и столик; красивая молодая собеседница в совершенстве владеющая струнным баяном; ясная погода за окном; героин, подгузники. У меня не завалялся подарочный сертификат на такую жизнь. А у вас?»

– А я хочу быть похороненным на Пер ла Шез, – вдруг сказал Стальский, как будто слышал мои мысли.

– Да, я знаю, ты говорил. Копи деньги. Много денег. А когда деньги за аренду места закончатся, то тебя выкинут с Пер ла Шез как из занюханной геленджикской гостиницы.

– К-ха! – отреагировал Глеб.

Разговор снова прервался. Я доедал, а Глеб в обнимку с Джессикой смотрел телевизор. Потом я спросил:

– У нас есть водочка?

– В морозилке, – ответил Стальский.

*****

Марта приехала около одиннадцати часов вечера. Я в это время уже лежал в кровати и слышал, как раздвинулись ворота, и протарахтел Танк.

Мы с ней увидимся только через два дня и, за исключение короткого интимного разговора, будем вести себя как ни в чём не бывало, как «до этого». Обыкновенно будем вести себя.

Минута, свободная от временного порядка, воссоздаёт в нас,

чтобы мы её ощутили, свободного от времени человека.

Слово «смерть» для него не имеет смысла;

что ему, стоящему вне времён, бояться грядущего?

М. Пруст

Глава о неделе, «свободной от временного порядка»

На следующий день я проснулся в семь тридцать утра, – довольно рано, чтобы встретить Глеба или Джессику и слишком поздно, чтобы пересечься с Мартой. Собственно говоря, меня разбудило тарахтение выезжающего из ворот Танка. Я спустился вниз и, не задумываясь, употребил содержимое банки с надписью «Кориандр». Настроившись на позитивный лад, я снова поднялся на второй этаж и принял душ. Высушив волосы и немного полежав на кровати, я воспользовался антиперспирантом и туалетной водой, а также подпилил ногти, ещё я, снова вернувшись в ванную, подрезал маникюрными ножницами волосы в носу. Мне хотелось выглядеть пристойно, а лучше – хорошо. Пришло время «серьёзного разговора с холодильником» и я плотно позавтракал. Пока я возился на кухне, Джессика спустилась в нижний туалет, но я не выглядывал в прихожую, а спустившаяся не заглядывала в гостиную.