Нештатное искривление. Повести

Впрочем, расспрашивать «в лоб» незнакомых ранее людей, Адриана Анатольевна разумеется, не решилась. Сами же люди из фонда рассказали, будто финансируются целым рядом крупных промышленных корпораций с целью сохранения творческого наследия выдающихся представителей немецкой инженерной мысли. Поскольку Глыбов творил на территории Швейцарии и Германии, он также попал в эту категорию.

Адриане Анатольевне предложили между делом зарегистрировать под эту тему некоммерческую организацию. Она обещала было подумать, но думать ей не пришлось. Потому как министерша, о том проведав, быстро оценила перспективность сотрудничества. И тут же идею активно поддержала, пообещав лично всё это курировать.

«Еще бы… – подумала Адриана Анатольевна. – А я теперь носись сама с регистрацией и медийным всяким сопровождением…»

И согласилась, поскольку выбора у неё не было.

Сообщать Краеведу о том, что удалось узнать, я не спешил, чтобы не отвлекать его от работы. Однако тот однажды позвонил сам, и попросил в один из выходных дней организовать ему поездку в усадьбу Глыбова.

Тягин, поворчав что, мол вози его туда-сюда, своих дел что ли мало, отказать не решился и взял на себя трансфер. Адриана Анатольевна, как-то не очень искренне посетовав на загруженность, согласилась всё же лично встретить и приветить.

Она снимала дом в ближайшем райцентре, и ввиду невозможности самой вести хозяйство, завела прислугу в виде шустрой и проворной местной разведённой девицы Анюты. Которая, во время моих посещений никогда не исчезала вовремя, непременно находя повод хоть ненадолго задержаться.

Адриана Анатольевна как бы вскользь поинтересовалась, есть ли моя фамилия в списке посетителей. Что я тут же и подтвердил, хотя ещё минуту назад имел совсем другие планы.

До назначения Адрианы Анатольевны я ни разу в усадьбе не бывал. Правда, верстах в пяти находился старой постройки храм, в реставрации которого я немного помогал, а потому был знаком с настоятелем, отцом Николаем. К нему я и решил заглянуть по пути. Тем более, что месяцем ранее тот угодил в автомобильную аварию, и только что выписался из больницы. Бывший военный, он и без того имел несколько ранений, что не могло не отразиться на его состоянии.

Я обнаружил священника у входа в храм в компании жилистого мужчины южно-славянского типа, которого, встретив где-нибудь на Балканах, точно принял бы за местного. Ещё издали, судя по их жестам в сторону то храма, то – строений неподалёку, было понятно, что беседа имеет сугубо хозяйственный характер.

Батюшка был бледен, но с виду бодр, и руку пожал мне весьма крепко.

– Костич Мирослав Маркович, – представил он мне своего собеседника. – Тоже благотворитель наш, да и – прихожанин. Вот. А это (он представил меня). Прошу любить и жаловать.

– Так вы не иначе, как знакомый Тягина, – удивлённо предположил я, пожимая Костичу руку.

Я хотел прибавить «и Краеведа», но отчего-то сдержался.

– Точно, – подтвердил Костич.

Сведя густые брови, он пристально, но без вызова, посмотрел мне в глаза.

– Что – то рассказывал обо мне?

– А что вот рыбу тут вы разводите, – успокоил его я.

– Хотите рыбки? – улыбнулся он. – Сделаем.

Моё имя Костичу, похоже, ни о чём не говорило. Значит, Тягин – не болтун. Точнее, конечно – болтун, но не безнадёжный.

– Рыбки хотим… – начал было я.

Но тут зазвонил телефон Костича. Он извинился и взглянул на дисплей.

– Во! – удивлённо воскликнул он. – Не к ночи будь помянут!

Звонил Тягин. Который как раз надумал пригласить Костича в усадьбу за компанию.

Тот вопросительно посмотрел на меня, будто ожидая пояснений.

Я утвердительно кивнул.

– Не успел сказать. Опередили.

На самом деле я ещё не решил, стоит ли приглашать его.

И Тягин – болтун всё-таки.

– Так с бульдозером, батюшка, определились? – обратился Костич к священнику. – На вторник. Ага?

Не подавая вида, он заспешил.

– Так точно, – улыбнулся настоятель. – Накануне позвоню.

– Тогда я – за рыбой. А оттуда – в усадьбу.

Костич слегка поклонился в мою сторону.

– Не прощаюсь.

Получив благословение, он направился к стоящему рядом, сильно грязному, как и положено, L-200.

Мы с батюшкой побеседовали ещё с четверть часа. От помощи в лечении тот наотрез отказался, сославшись на апостола Павла, а по строительной части кое-что по мелочи попросил. Потом пригласил выпить чаю из самовара, который недавно презентовали ему однополчане из Тульской дивизии. Против чая я не устоял, а матушкины плюшки меня и вовсе пленили.

Признаться, был у меня к отцу Николаю ещё один разговор. Но время поджимало, и я договорился заглянуть ещё раз на обратном пути.

Когда я добрался до усадьбы, Костич был уже на месте. Вся компания обнаружилась в тамошних винных погребах, стараниями Адрианы Анатольевны находящихся в процессе преобразования в кафе на радость будущих посетителей.

К моменту моего приезда Адриана Анатольевна уже успела лично провести для прибывших ранее Тягина и Краеведа экскурсию. Все пили чай, обсуждая архитектурно-ландшафтные решения бывшего хозяина.

Несмотря на нежелательность обсуждения насущных дел в присутствии не вовлечённых в процесс личностей, Краевед явно имел сообщить нечто важное, о чём предупредил заранее Тягина. К счастью, Костич давно уже не курил, а потому мы втроём, оставив его наедине с Адрианой Анатольевной, вышли подымить на свежий воздух. Тягин тоже не курил, но объявил, что за компанию не прочь немного отравить организм.

– Продвигаемся нормально, – кратко сообщил Краевед, когда мы вышли. – Испытания материала будут на стороне. Можем по этой статье в смету не вписаться. Процентов на пятнадцать…

Я уточнил сумму. Она не была критичной, но «покусывала».

– Но это не главное, – продолжил Краевед. – Главное – мы в графике. А вот что интересно…

«Для тебя – конечно… Не главное! – внутренне возмутился я. – У вас же печатный станок в моём лице есть…»

– … так это то, что там, в Бокова, зам главного конструктора – мой однокурсник. Был главным, сейчас перед пенсией молодого натаскивает… Ну, общаемся по делу, помогает. Но вот, я между прочим поинтересовался у него, отчего это они не попробовали наш вариант прокачать как альтернативу. Он сказал: технологической документации не нашли. (И это, как вы знаете – правда). Но сказал как-то так, будто чего-то не договорил. А потом кто-то из местных, которых нам в помощь выделили, в курилке обмолвился, что якобы откуда-то сверху неофициально, но очень авторитетно посоветовали из своей колеи не вылазить. Причём – уже после аварии!

Краевед сделал паузу, оценивая нашу реакцию.

Реакцией было молчаливое сопение Тягина и чрезмерно усердное затушивание мною «бычка» о край креативно исполненной урны для мусора.

– Ладно, – начал я, откашлявшись. – А по твоей оценке изнутри, они смогли бы сами эту тему как-нибудь вытянуть? Реально?

– Без нашей технологической документации это заняло бы много времени. Но в итоге, думаю, они бы справились. Не понимаю я, это вы что ли тему под себя пролоббировали? А зачем тогда риск такой со мной и Пушечкиным? Неужто деньжищи такие? Нет, я не в курсе всех дел, и лезть в нюансы не намерен… Но ты, Тягин, утверждал, что вам это всё навязали. Или – что?

Очевидно, глядя на нас, он сообразил, что – вырисовывается именно «что». И ни что иное.

– Старожилову говорил? – спросил я.

– Нет пока. Не видел. Он время от времени появляется. Расспросит что да как, и уезжает.

– Я сам ему скажу, – подал голос Тягин. – А ты помалкивай. И вообще – для всех кроме тебя и нас двоих сказ один: дела так себе. Чтобы все думали что – плохо. Даже если на деле – хорошо. У нас ведь хорошо, да?

– Да уж не плохо, я бы сказал…

Я похлопал Краеведа по плечу.

– Ты – работай. Работай. Не бери в голову. Если надо – мы сами возьмём. Пойдём – ка, лучше, мы с Адрианой тебе про твои дела доложим.

– Я понял, – в некотором замешательстве протянул тот, – только намедни вот военные были… Вопросы конкретные задавались… Короче, они-то в курсе как и что.

– А остальным – ври! Пока так.

Я встретился глазами с Тягиным.

Не знаю, что выражал мой взгляд.

Тягин же смотрел напряженно, спокойно и холодно. И скорее – куда-то внутрь себя.

Этот взгляд был «из девяностых».

Здесь мастер психологического романа страниц на десять в мельчайших подробностях расписал бы, смакуя, все пятьдесят оттенков испытываемых героями эмоциональных переживаний. В их развитии, взаимосвязи, парадоксальном переплетении… Переливы рефлексий, страхи утраты привычного, пусть и вечно проблематичного мира…

Возможно, нас обоих и взаправду прокололо нечто подобное. Но помню другое. Мне отчего-то представилась яркая неоновая вывеска зелёного цвета. Слово из четырёх букв, начинающееся на «Ж», и заканчивающееся на «А».

«А почему это цвет именно – зелёный?» – успел подумать я.

И в этот момент Тягин задумчиво, но – громко произнёс это самое слово.

– Думаешь – она? – переспросил я.

– Вижу. Явственно, – отвечал он. – А ты что – нет?

– И насколько же в твоём понимании велика она?

– Всеобъемлюща!

Тут я как-то вдруг успокоился. И даже – мечтательно улыбнулся.

Тягин неодобрительно покосился на меня.

– Истерика, – констатировал он. – Неприятие неизбежного.

Когда мы возвращались назад, я придержал Тягина за куртку, пропустив Краеведа вперёд.

– Нужно сменить пластинку, – тихо предложил я. – Костича, что ли раскрути, пусть расскажет может что… Да, и Старожилову не свети, откуда истина нам просияла…

– Не учи, – неожиданно злобно прошипел Тягин.

И вырвал куртку из моей руки.

Он редко бывал груб. Со мною же – никогда прежде. Нужно было отвесить ему тумака, но обстановка уж больно не располагала.

Впрочем, оказавшись внутри, он как ни в чём ни бывало, принял свой обычный вид позитивного скептика с лёгким налётом искусственной придурковатости. Бьюсь об заклад, он уже прокручивал под своей рыжей шевелюрой два-три возможных варианта развития ситуации.

– Ты глянь, – обратился он ко мне, кивая на Костича и Адриану Анатольевну. – Чего это они такие довольные?

Они и вправду оба выглядели не то чтобы счастливыми, но явно получающими удовольствие от взаимного общения. Которое явно было не первым.

Костич на замечание Тягина не отреагировал, будто произнесено оно было на незнакомом ему языке. Адриана Анатольевна же, чуть склонив голову набок, посмотрела на Тягина снисходительно, и даже жалостливо. Но перед тем на мгновение отвела взгляд в сторону.

Я сделал вид, что мне всё равно.

– Ты Александра Андреевича без меня тут не проинформировала? – спросил её, усаживаясь за стол.

– В целом да, – с некоей чрезмерной, поспешной готовностью отвечала она, – но бумаги…

Я достал из портфеля прозрачную папку с бумагами, и положил перед Краеведом.

– Копии документов. Сверху – резюме с предварительными выводами. По-моему кое-что интересное есть.

– Спасибо, – вздохнул Краевед.

Против моего ожидания он не углубился тут же в чтение, а положил на папку ладони обеих рук, ненадолго прикрыв глаза.

Все затихли, наблюдая за ним.

– Вот ты, Славик, рыбку-то зажал поди? – неожиданно обратился он к Костичу. – А то ведь от тебя одни неприятности…

– Вот те раз! – растерянно парировал тот. – Его, видишь, в люди вывели. В самом, что ни на есть Евросоюзе пристроили… Неблагодарный ты, однако, тип. Это я вот теперь к брату на могилу съездить не могу… Мыкаюсь тут. А насчёт рыбы, ты тоже зря. В машине у меня. Копчёненькая. Всем презентую.

– А кстати, что у тебя там с Гаагой этой? – подхватил Тягин. – Если не секрет, конечно…

– А причём тут Гаага? – удивилась Адриана Анатольевна. – И что за Гаага?

Костич укоризненно посмотрел на Тягина.

«Эх, стакан бы ему сейчас», – подумал я.

Но спиртное в этот раз за столом отсутствовало даже в облегчённых вариантах.

Впрочем, я ошибся, приписав Костичу присущее мне самому полнейшее отсутствие потребности выговариваться когда – либо, и перед кем – либо.

Очевидно, помимо прочего, на него благотворно повлияло присутствие Адрианы Анатольевны.

А может – что-то ещё.

Как бы то ни было, он заговорил.

– В начале марта девяносто третьего года отправился я в Карловы Вары, где у старшего брата моего, Олега в то время был какой-то бизнес. Подробности он не раскрывал, но мне было всё равно. Здесь для не вписавшихся в буржуинство ловить было нечего, сами знаете. Я несколько лет уже был женат, но детей у нас не было. В общем, решил прозондировать возможность зацепиться в какой-никакой Европушке.

Сдуру взял и обмолвился о плане своём Яшке, однокласснику бывшему. Тот к тому времени слегка уже подразбогател на всяких купи-продайских делах, и грезил теперь обзавестись собственной стоматологической клиникой. И тут он смекнул, что по пути у меня, в Словакии, только что обретшей независимость, находится фирма, где производят приличное соответствующее оборудование. А цены были сильно ниже, чем у тех же немцев.

Взял он, значит, меня в оборот. Мол, посмотри, да поговори. Приценись, договорись. Созвонился даже с их коммерческим отделом. Но это ладно – он мне ещё и попутчика навязал. Эксперта как бы. А таковым явился доктор Тарновский. Грузный такой парень лет под пятьдесят. Хреново попасть к такому доктору, который в душе – общественный деятель. Вот таким он мне показался. Но и он направлялся не спецом по Яшкиному заданию, а как и я – мимоходом. Только не в Карловы Вары, а в городишко неподалёку от Оломоуца. Дело в том, что когда-то он служил срочную в Чехословакии, в этом самом городишке. И была там у него зазноба из местных. Потом они расстались. Потом поженились по отдельности. Потом развелись и он, и она. А тут как-то списались, и решили восстановить вновь крепкую дружбу.

Ну, сели мы с доктором на поезд Москва-Прага. Едем. В вагоне сплошь челноки. Помню, во Львове, на вокзале, мужик из соседнего купе купил на перроне у барыги бутылку горилки. Тронулись, слышу – матерится, аж Бандеру припомнил. Оказывается, в бутылке чистейшая галичанская вода обнаружилась. Ладно, это я, чтобы вы сразу не заскучали от доклада моего. Значит, приближаемся к границе. Чьерна-над —Тиссой. Челноки засуетились. Мы-то с доктором – пустые, нам шмона бояться нечего. Правда, по паре блоков сигарет, то есть в разрешённом количестве, мы с собой захватили, чтобы за кроны продать. А тут энергическая такая дама, из московских, мечется по вагону, пытается свои сигареты сверхлимитные по купе распихать. К нам тоже сунулась, но нам чужого не нужно, своего впритык. Отказали.

Проехали таможню, спать собираемся, а активистка эта коммерческая к нам с приветливой улыбкой просовывается и заявляет, что, мол, она за своими сигаретами.

– За какими – своими? – спрашиваю.

Тут она улыбаться перестала.

– Послушайте, – говорит. – Это – не честно. Я здесь два блока оставляла.

Доктор было попытался объяснить ей ошибочность её суждений. Ан, нет – она всё упорствует.

– Непорядочно с вашей стороны, – укоряет нас по нарастающей. – Не навлекайте на себя неприятностей. Предупреждаю, я – очень сильный экстрасенс.

– Гражданка спекулянтка, – говорю ей ласково. – Пойдите вон, пожалуйста.

На что она многозначительно ухмыльнулась, и поставила нас в известность на предмет того, что мы нарушили баланс вселенной, за что непременно понесём суровое наказание.

Я зевнул, повернулся к перегородке, и, помнится, хорошо так пукнул в её сторону. Извините, Адриана Анатольевна! Вырвалось… После чего она ретировалась, и, полагаю, активировала усилием воли в нашем купе сгусток негативной энергии. Но шутки шутками, а весь юмор нашей поездки на этом закончился.

Следующая остановка была рано утром в Кошице.

Стук в купе. Доктор открывает – на пороге двое полицейских, и ещё один мужик в штатском. Давай вещи наши перетряхивать. Документы изучать. Ничего, понятно, не нашли. И своего не подкинули, поди, не принято у них было. Сняли нас с поезда, отвели в полицейский участок у вокзала, давай допрашивать. Что, куда, зачем. Один полицай кое как по русски разумел. Да и доктор чуток по ихнему лопотал. Я показал факс с приглашением. В итоге, мы друг друга поняли, и нас выпустили, вежливо так отказавшись пояснить причину задержания.

Поезд, однако, ушёл.

Март в Словакии выдался повеселее, чем у нас. Солнце пригрело, Европа приманивает. Чистота. Красота.

«Неужели, – говорю, – доктор, эта овца перепродажная на нас настучала?»

На что доктор пожал плечами, и напомнил, что мы сегодня не завтракали. А тут как раз из заведения неподалёку сильно пахло жареными сосисками.

Но я решил сначала позвонить брату. Наличности местной у нас не было, лишь долларов немного, потому пришлось продать торговцам у вокзала блок сигарет. Там же, рядом, нашёлся висячий телефон.

Звоню. Трубку взял кто-то мне незнакомый. Но русскоговорящий. Я объяснил, кто мы, где мы, и почему. Он сказал, что брат скоро будет. Спросил название ближайшего пивного бара, доктор быстренько сходил, прочитал. Человек велел плотно засесть туда, не высовываться и ждать, обещав доложить брату, и скоро прислать нам экскурсоводов.

Часа два, значит, мы с доктором там завтракали. Пиво было не плохое. Посетителей не много. Люди заходили иногда, но на экскурсоводов никто точно не походил.

Происшедшее поначалу казалось почти что понятным. Донос – допрос – досвидос. Однако по мере наполнения желудка начала и голова у меня наполняться, но – некоторыми подозрениями.

– Послушайте, доктор, – спрашиваю, – я правильно догадался, что вы там, в участке им свою любовную сагу поведали?

– Ну да, – говорит. – А что тут такого? Любовь! Это же как бы даже лучше для нашей так сказать, репутации.

А он, между прочим, по пути мне рассказывал о том, что брат возлюбленной его в прежние времена работал в тамошней госбезопасности. После революции, или что там у них случилось, его, как и многих, люстрировали и перевели в полицию. Но и там продолжали прижимать. Так вот про брата – то доктор в участке упомянул. И, поскольку, я на допросе по большей части помалкивал, да глазами водил, показалось мне, что этот нюанс мужика в штатском заинтересовал. Тем более, что услышав, тот тут же куда-то вышел, и вернулся минут через пятнадцать. Причём главным инициатором отпустить нас по добру, по здорову, явно был он. Вот я доктору и говорю:

– Не надо было родственника вашего не состоявшегося светить. Как бы ему это боком не вышло…

На что Тарновский возразил, что, мол, теперь Словакия с Чехией поделились, ведомства – тоже, а потому и опасения мои излишни.

– Менты везде одинаковы, доктор, – возразил я. – Если тем, кто прессует этого чувака, придёт о нас информация, а она точно придёт, плохо будет и ему и нам с вами.

Тем временем заходят в бар двое парней облика специфического. Весёлые, улыбчивые. Род их деятельности я сразу определил. И хотя одеты они были неброско и цивильно по сравнению с нашими братками, неуловимое сходство явно было налицо.

Оглядевшись по-хозяйски, парни сразу двинули к нам. Уселись напротив.

– Мирослав? – спрашивает один, кивая мне.

Я тоже кивнул в ответ.

Тогда второй выложил на стол эдакий увесистый предмет, по виду напоминающий армейскую рацию, но с набором кнопок на передней панели. Вытащил антенну, набрал номер. Дождался ответа и протянул мне.

– Серж, – представился он, показав на себя пальцем.

И добавил что-то вроде « не нажми тут нигде».

Так я впервые узнал, что за зверь это – мобильный телефон. Взвесил я эту штуковину в руке, приложил к уху.

– Младший вызывает старшего, – говорю. – Приём.

И слушаю братишкину инструкцию. Первым пунктом которой был « в Чехию ни ногой без моей отмашки». Мол, езжайте пока в свою фирму, трите там ваши тёрки, а как дела закончите, звоните мне.

Затем он коротко переговорил с Сержем. Который, как мне показалось, не без сожаления извлёк из бокового кармана кожаной куртки тугую пачку немецких марок, отсчитав половину мне. Потом, помедлив секунду, пару купюр убрал назад. Вслед за чем, оба «экскурсовода» попрощались, предупредив, что – ненадолго.

Переночевали мы с доктором в гостинице, там же рядом, а с утра сели на местную электричку, и через пару часов были на месте. Приняли нас радушно, подобрали всё, что Яшке требовалось. Он, прохиндей, оказался, пожалуй, единственным, кто получил пользу от этой поездки. Сбросили ему коммерческое предложение, а вечером повели нас в ресторан. После чего, поскольку время было уже позднее, пришлось снова заселяться в гостиницу.

На следующий день нам предложили осмотреть производственные цеха, что доктора не вдохновило, а меня – напротив, очень даже заинтересовало.

Надо заметить, что в самом начале марта я случайно встретил вот этого гражданина. Не будем показывать пальцем. (Костич, тем не менее, указал на Краеведа. Тот утвердительно кивнул.)

И вот он, узнав от словоохотливого не в меру меня о предстоящей поездке, попросил по случаю прозондировать возможность его трудоустройства.

Потому я закинул Яшке идею на предмет возможности не только оборудовать свою собственную клинику, но и приторговывать словацким оборудованием на сторону. А в качестве необходимого для технического обслуживания толкового парня порекомендовал товарища Краеведа. Которого необходимо, естественно, направить на место, чтобы пройти элементарное обучение.

Яшка идеей моей вдохновился, Краеведа отправил. А тот, негодяй, не вернулся. И всплыл аж в «Шкоде». Но вопросы по этому поводу – не ко мне.

Яшка, тем не менее, и тут не прогадал. Взялся таки за торговлю медицинским оборудованием. Чем и поныне успешно обогащается.

Так вот, вечером второго дня нашего пребывания на фирме я уже собирался спать, когда в номер постучался Тарновский, явившийся в совершенно расстроенных чувствах. К тому же он был пьян более, чем после ресторана, что навело меня на мысль о том, что он, наверняка, «добавил» ещё в гостиничном баре. Впрочем, повод у него, признаться, был.

Дело в том, что он решил позвонить своей даме сердца, которая неожиданно заявила о нежелательности его приезда. По крайней мере – сейчас. Причин она не объяснила, намекнув лишь, что связано это с её братом – полицейским.

– Вот так, доктор, – говорю я ему. – Не стоило языком – то трепать… Теперь зови её сюда. Хоть тут встретитесь, может…

Тарновский предложением моим приободрился, посетовал, что сам не додумался, и отправился звонить. Вскоре явился снова, уже довольный, сообщив, что идея с той стороны нашла поддержку. Однако, поскольку дама трудилась в больнице медсестрой, прибыть она могла лишь через пару дней. Что доктора не сильно расстроило, хотя и означало необходимость задержаться.

Я искренне, как мне кажется, порадовался, одолжил ему немного денег, а утром отправился звонить уже сам.

И тут оказалось, что для меня новости ничуть не лучше. Брат выяснил, что задерживали нас по подозрению в перевозке наркотиков. Сведения дошли до чешской полиции, и, похоже, кто-то там рассчитывал разыграть ситуацию с целью подставить брата докторской зазнобы. Несмотря на то, что при обыске у нас ничего зазорного не обнаружили, контакт с такими подозрительными типами мог стать поводом для выражения недоверия работнику полиции. А мы с доктором запросто могли быть задержаны, и до выяснения всех обстоятельств, рисковали провести неопределённое время под арестом.

Поэтому Олег предложил мне встретиться в Белграде, куда на днях собирался. Доставить же меня туда должны были через Венгрию те же самые «экскурсоводы».

Выбирать не приходилось. В Югославии, уже бывшей, шла война, но брат заверил меня, что в столице я этого не замечу.

Итак, я вознамерился распрощаться с доктором, сменив маршрут, и оставив его наедине с его почти обретённым счастьем. Но едва собрался я это сделать, выяснилось, что счастье вновь не состоялось. Дама не приехала, сообщив, что брат отговорил её, из опасений, что за ней могут проследить.

Тарновский решительно заявил, что едет с нами. При этом он даже не поинтересовался, возьмут ли его. Нужно было его отговорить, но я, честно говоря не столько из сочувствия, сколько из эгоизма (неизвестно сколько ехать, а эти по-русски не очень-то) согласился. Рассчитывая по прибытию в Белград посадить его на самолёт или поезд и отправить в Москву. Разумеется, я сообщил Олегу, чем вызвал у него изрядное неудовольствие. Однако препятствовать он не стал, и на следующий день мы загрузились в «Октавию», на которой прибыли всё те же двое «экскурсоводов». Похоже, автомобиль оказался у них недавно, поскольку ранее в Кошице они прибыли на БМВ, а теперь по дороге явно, и иногда рискованно, тестировали замену, по ходу сменяя друг друга за рулём, и обсуждая её технические характеристики.

Путешествие получилось занимательным, но в подробности вдаваться не стану, чтобы вас не утомлять. Замечу лишь, что при пересечении границ и с Венгрией, и с Сербией Серж выходил из машины, и что-то приватно обсуждал с пограничниками. Возможно, поэтому наши с доктором документы хоть и проверялись, но вопросов к нам не возникало.