Нештатное искривление. Повести

Тягин подозрительно рыгнул и глотнул пива.

– Идею заняться юридическим крючкотворством я сразу же отверг, – продолжил он, откашлявшись. – Формально претензий к нам предъявить невозможно. Но кого в таких ситуациях интересуют формальности?

– Нет, – уверенно констатировал я.

– Что – нет?

– Да такого быть не может. Вот что – нет.

– Так ты мне не веришь?

Вызов, прозвучавший голосе Тягина, отдавал остаточной нетрезвостью.

– Да я тебе ещё не всё выложил!

Он как-то агрессивно выделил звук «Ы».

– Пару месяцев назад было испытание на полигоне. Рвануло при запуске. Люди погибли. А установлен был вариант НИИ им. Бокова. Грешат на него теперь. Вот когда про нас вспомнили. Я говорю, мол, так мы же документацию тогда сдали. Пользуйтесь! А они мне, мол, конструкторская – есть. А технологической – нет. Тут я вспомнил, что технологическую-то мы и не доделали…

– Тогда выходит, что дело ещё хуже… Тобой, значит, чьи-то задницы прикрыть пытаются.

– И – тобой теперь, – уточнил Тягин. – Частично…

Казалось, логика принятия бюрократических решений была понятна мне во всех возможных нюансах. Любой необъяснимый стороннему наблюдателю чиновничий абсурд всегда является вовсе не абсурдом при взгляде изнутри. Но верить в реальность поведанного мне Тягиным никак не хотелось.

– Для всякого случая попробуем подумать, – предложил я. – Хуже не будет. Генка твой в городе?

– Наверно… – буркнул Тягин.

– Зови тогда.

Встреча наша, одновременно явившаяся моим знакомством с Геннадием Тимофеевичем Старожиловым, состоялась тремя днями позже.

В час обеденный мы прибыли в упомянутый уже ранее ресторан «Млечный путь», который располагался на верхнем этаже торгового центра, что обрек служить себе крепкое здание советской еще постройки в старой части нашего Переяславля-Заречного.

Подполковник Старожилов оказался среднего роста крепким, плотного сложения человеком с круглым лицом, изобиловавшим всеми возможными складками и морщинами. Цвет волос его хотелось определить как соломенный, однако выглядели они настолько выцвевшими, что подходящего определения я не нашёл.

Мы уселись за столиком у окна, откуда открывалась панорама города, сильно подпорченная новостройками последних пары десятилетий.

И лишь свежий январский снег временно создавал некоторую смысловую общность элементов.

Шустрая и сметливая официантка, видно недавно из села, стреляя глазами, очевидно так и не смогла классифицировать пришедших по привычным типажам завсегдатаев, чем похоже была слегка раздосадована. И лишь когда администратор что-то шепнул ей, поняла как себя нужно вести и успокоилась.

Тягин представил меня своим партнёром. Не сомневаюсь, что разговор обо мне был у них и раньше.

– Милости просим в нашу расстрельную команду, – радушно произнёс Старожилов.

Налили. Выпили.

– Предлагаю слово для первого выступления предоставить товарищу Тягину, – сказал Старожилов, небрежно закусив виски карпаччо.

Тягин как-то чрезмерно сосредоточенно жевал салат, а потому махнул на подполковника вилкой, давая понять, что с набитым ртом разговаривать не будет.

– Зря я тебе в школе списывать давал, – заявил, наконец, вытерев рот салфеткой.

– Ты? Мне? – по видимому, искренне возмутился Старожилов. – Да мне Ленка Сорокина списывать всегда давала!

– Она тебе может что ещё давала… Ты не путай.

– Да ты сам-то был троешник!

– Ну, был. Только я умел быстро организовать первичное списывание, чтобы затем поделиться полученными знаниями с друзьями. Слышь, Старожилов! Я тебя за друга считал. А ты…

– Отвали! – угрюмо вздохнул подполковник. – Я родине служу. А ты – баблу.

– Нынче родина наша вся целиком и полностью баблу этому как раз-то вот и служит. А ты, значит, есть промежуточный и вредный народу элемент. Прокладка никчёмная.

Непоколебимая решимость дать оппоненту страстную отповедь столь явственно обозначилась на лице Тягина, что я почёл за лучшее вмешаться в их милую дружескую беседу.

– Да вы, подполковник, дайте ему в морду, – участливо предложил я. – А ты, Тягин, пни там под столом товарища подполковника ногой что ли куда-нибудь. Чего вы тут пустые звуки издаёте? Давайте уж к делу что ли…

Оба удивлённо уставились на меня. Впрочем, удивление их было чрезвычайно кратковременно, сменившись одобрительным смехом. Причём Старожилов засмеялся многозначительно, а Тягин – с некоторым облегчением. После чего Старожилов предложил снова промочить горло. Без тостов.

Тягин молча налил, и все молча же выпили.

– Будем начинать-то? – поинтересовался подполковник, прервав вновь установившуюся тишину. Я, конечно, не сильно спешу. А вот вам бы…

– Знач так, – прервал его Тягин. (Причём сделал это с видимым удовольствием. Очевидно ему не терпелось хоть чем-то Старожилова уколоть). – Своими силами мы это дело не потянем ни при каком раскладе, и ни за какие деньги. Сил таковых нет. Хоть ушибись.

Он сделал паузу и окинул нас взглядом, который, не смотря на полное несоответствие сложившейся ситуации можно было принять за торжествующий.

Старожилов, отвернувшись, принялся тихо отбивать такт пальцами по столу и созерцать неяркое зимнее небо. Я последовал его примеру. Но по столу стучать не стал.

– Что можно сделать, – утвердительно продолжил Тягин. – Вернуть из-за границы хотя бы двух человек из поразъехавшихся. А всю работу проводить на базе нашего бывшего конкурента – НИИ имени Бокова. Тогда будет шанс.

– Это ты меня подгружаешь? – уточнил Старожилов.

– Именно, – подтвердил Тягин. – И на полном серьёзе.

Подполковник с непроницаемым видом извлёк из бокового кармана блокнот и ручку. По его виду можно было предположить происходящую внутри него борьбу недоверия и заинтересованности.

– Подробнее, – произнёс коротко.

Надо заметить, что Тягин со мной предварительно своими идеями не делился. А посему я внимал ему, будучи заинтригованным не меньше Старожилова.

– Вообще под проект в своё время собрали группу из разных отделов, – продолжил Тягин. – Меж, так сказать, ведомственную. Руководителем был… Неважно. От него толку особо не было, да и помер он. Здесь два ключевых персонажа. Первый – Миша Пушечкин. Михал Борисыч то есть. Он вёл собственно технологическую часть. Ныне проживает в Из, самом что ни на есть, раиле. Второй – Хомич, его прозвали Краеведом. Этот был ведущим конструктором. Теперь в Чехии. Это мы тут только…

– Документация сохранилась? – прервал его Старожилов.

– Ага, – не без гордости подтвердил Тягин. – Нашёл я. Только её дорабатывать надо. Не закончили ведь.

– Что именно нужно доработать?

– Так… Электроника была готова. Совместимость с блоком управления всего изделия опробована на испытательном стенде. Правда элементная база вся была советская. Кстати – я нашёл на складе пару ящиков с радиодеталями. А вот рабочая часть должна была быть изготовлена из композитного материала с заранее заданными свойствами. Здесь как раз колдовал Пушечкин. И сотрудничал он с одним институтом в Москве. Надо уточнить. Без решения этой проблемы не пошёл бы весь конструктив. А он военным очень понравился. Требовались лишь корректировки в соответствие с фактическими параметрами полученного материала. И вообще, Старожилов, неужели в НИИ имени Бокова не в состоянии были дотянуть эту тему?

– Заход туда был. Но они результат не гарантировали. Спихнули на вас.

– А мы, стало быть, обязаны гарантировать?

– Мы – да.

Я отметил, что Старожилов употребил слово «мы».

– Это, короче, подстава, – уверенно предположил я. – В том числе и вас, товарищ подполковник.

Старожилов не ответил. Лишь слегка сдвинул брови. Ему, понятно, меньше всего хотелось обсуждать с посторонними свои карьерные расклады.

– Не верю я, что НИИ имени Бокова не в состоянии дотянуть эту тему. По крайней мере, по сравнению с трупом нашего СПТИ их возможности…

– Решение принято, – напомнил Старожилов.

– А скажите друзья мои, – спросил я, – не посещала ли вас мысль навроде того, что некто премудрый и злонамеренный задумал весь этот проект взять и похоронить? И подстраховаться перекладыванием ответственности за всё это на нас, никчёмных? А в нашей никчемности этот некто явно не сомневается. И правильно делает. Так что может выбор нас и не является бюрократической ошибкой. А значит, что если дела у нас вдруг пойдут, то… не возрастают ли наши риски с другого бока? Что скажете, подполковник?

– Что скажу? Сказать – посещала? Скажу. Посещала. И посещает до сих пор. Давайте договоримся, что это – не ваша проблема. Вы мне вот что теперь скажите. То, что ты от меня, Тягин, затребовал – этого для вас достаточно? Или потом будете дальше мозги мне полоскать?

– Это – необходимое условие, – уточнил Тягин. – А насколько оно достаточно – станет ясно позже. Я думаю – остальное решаемо.

– Ну, смотрите, ребята, – напомнил Старожилов. – Терять вам есть чего.

Следующая наша встреча состоялась через неделю в кабинете Тягина.

Подполковник был спокоен и сосредоточен.

– Так что у нас нового, коллеги? – деловито поинтересовался он. – Какие мысли?

– Нового у нас разве что то, что мы вновь увидели вас, – признался я. – Мысли – прежние.

– На мне, значит, выезжать вздумали… – недобро усмехнулся подполковник.

– На дано этапе – да, – с фальшивой простодушностью подтвердил Тягин.

– Тогда, внимание – вопрос. К тебе, Тягин. Краевед. Подробнее.

Тягин понимающе кивнул.

– Я тут и сам пытался повспоминать. Понимая, что интерес к нему у тебя будет. Ну что… Возраста он – года с шестидесятого, чуть постарше вот (он назвал меня по имени-отчеству). Родом из Средней Азии. Закончил в Москве авиационно-технологический институт. Потом служил в армии. Вернулся в Ташкент, работал на авиационном заводе. Оттуда уже в перестройку приехал в Москву, и затем – к нам. Устроился через кого-то из однокашников. Парень был очень толковый, умел находить нестандартные технические решения, которые другим и в голову не могли прийти. Потому и к «Гипотенузе» его привлекли. Но так – сам в себе… Лишнего слова не произнесёт. А уж как выпьет – тем более. Обычно по пьяни у всех языки развязываются, а тут – наоборот. Похоже, что надолго он у нас в СПТИ задерживаться не собирался. Это, конечно, моё предположение…

– Ну а Краеведом-то как он стал? – перебил его Старожилов.

Тягин неожиданно недовольно на него зыркнул.

– Как-как… Сопи, да не капь! Давай по порядку. Подвожу уже…

Он сделал паузу явно назло Старожилову, и неодобрительно вздохнул.

– Вот кто авторской песней у костра и в кустах рядом увлекался, кто в кавэенах кривлялся, а этот внутри себя держал нечто такое явно для него более важное, чем всё снаружи. Что – не знаю. И вот появляется в какой-то газете его статья, что мол есть в нашей губернии бывшая усадьба инженера Глыбова. Который эмигрировал после революции, и на Западе стал одним из светил в области теории и технологии производства зубчатых передач. А также написал что-то философское, не помню, но шуму вокруг этого было там немало. Кстати, прочесть бы что ли… В усадьбе в то время располагался детский дом. Теперь вот восстановили её. Ты-то, Старожилов, поди не в курсе, а вот он (Тягин метнул ехидный взгляд в мою сторону) – очень даже.

Намёк его подразумевал под собой моё близкое знакомство с Адрианой Анатольевной, директрисой упомянутого музея-усадьбы.

Я этот его укол пропустил мимо ушей, а подполковник на тот момент ничего не понял, хотя позже, конечно, выяснил что к чему.

Усадьба Глыбова действительно долго использовалась под детский дом до тех пор, пока в середине девяностых там то и дело не начали появляться иностранцы, странноватые, но при деньгах. Потом какой-то подозрительно добрый европейский культурный фонд предложил финансировать работы по восстановлению. А детей, по большей части, усыновили за границей. Губернские чиновники, будучи задействованы в процессе, разумеется, оказались не против. Дело пошло, и худо-бедно к моменту нашего разговора в порядок привели не только саму усадьбу, но и обширный и судя по составу весьма редких в наших местах растений, в некоторой степени даже -реликтовый парк вокруг неё. Теперь всё это хозяйство уже около года как возглавляла Адриана Анатольевна, которая помимо прочего активно взялась за развитие там медийной и туристической составляющей. Злые языки утверждали, что она «в эту деревню» была сослана. Но если и так, думаю, что к её же пользе.

– Вот с тех пор и прозвали Хомича Краеведом, – продолжил Тягин. – Уволился он в начале девяностых, а где-то в середине неожиданно уехал в Чехию. Хотя почему неожиданно?

Тягин вдруг осёкся и обвёл нас то ли настороженным, то ли торжествующим взглядом. И тут же шлёпнул себя ладонью по лбу.

– Костич! – громко возвестил он. – Это Костич дал ему наколку, когда вернулся из Европ. Чуваки! Есть тема! Не знаю, есть ли у них теперь контакты… Хомич, Костич… В рифму, блин!

– Это кто такой? – спокойно поинтересовался Старожилов.

Тягин достал откуда-то из стола бутылку «Боржоми», налил себе стакан и тут же залпом выпил. При этом нам не предложил. Я мысленно простил его, списав невинную бестактность на чрезмерное возбуждение.

Пытаясь сосредоточиться и потерев ладони, он приступил к дальнейшему повествованию.

– Костич тоже работал у нас. И тоже инженером. Запомнился, правда, больше из-за брата.. Скандалище был… Отца их из партии попёрли… Но если по порядку, то сам Костич в СПТИ попал как и я из нашего же института. Только он после выпуска два года отслужил в армии лейтенантом – «пиджаком», так как у нас была военная кафедра, и я, между прочим – старший лейтенант запаса. Так что разным там младшим сержантам (он снисходительно покосился в мою сторону) прошу проявлять уважение к господам офицерам… Короче, Костича я давно знал, хотя и не близко. Родители его были родом из Донбасса и оба происходили из тамошних сербов, хотя сами понимаете – в несколько разбавленном варианте. Мать работала врачом в кардиодиспансере, а отец – главным инженером строительного треста, номер не помню какого. В семидесятых он строил в Москве какие-то объекты, вроде гостиницу, вместе с югославами. И завязав с кем-то из них знакомство, взялся выяснять свои корни в тех местах. Не знаю точно, насколько он преуспел, но в Югославию они с женой пару раз ездили. А брат Костича закончил строительный техникум, тот же, что и ты (он кивнул мне), но больше ездил по соревнованиям, поскольку был мастером спорта по боксу. Вроде даже – международного класса. И вот – доездился. Поехал как раз в Югославию, и так ему понравилось, что решил там остаться. Это я про скандал. А Костич наш… Инженер он был не плохой, подрабатывал у нас в Центре НТТМ. Но близко я его не знал. Так вот в начале девяностых, когда тут всё посыпалось, мне рассказывали, что он ездил в Чехию брата навестить. Ну и насчёт работы. Как брат в Чехии оказался – не знаю. И вроде Краевед его просил разведать, что там да как. Костич сам вернулся через несколько месяцев, но так тут и остался. Говорят, кстати, там недалеко от усадьбы Глыбова взял в аренду пруды, и рыбу разводит. А вот Краевед вскоре после его возвращения как раз в Чехию и подался. Так вот я думаю, не зацепить ли его через Костича? Как вариант.

Старожилов что-то помечал в своём блокноте.

– Проработаем, – коротко резюмировал он. – А Костич твой этот к «Гипотенузе» не привлекался?

– Нет.

– Кстати, Пушечкин от сотрудничества категорически отказался, – добавил подполковник, многозначительно усмехнувшись. Но не отчаивайтесь, друзья. Полагаю, что в ближайшее время он тебе, Тягин, позвонит. По Костичу этому позвоню я, когда что-то прояснится.

Следующие несколько дней я не общался ни с Тягиным, ни со Старожиловым. Мне показалось, что подполковник намеренно решил отодвинуть меня в сторону, поскольку в складывающейся конфигурации я никакой значимой роли не играл. Мы даже не обменялись номерами телефонов, в чём я специально не проявил инициативы, дабы понять степень заинтересованности новоявленного партнёра. Наверняка и Тягин получил от него соответствующие рекомендации.

Тот, однако, вскоре позвонил мне и сообщил, что срочно вылетает по нашему делу в Стамбул. Попросил не мучить преждевременно расспросами и пообещал все подробности выложить по возвращении. Которое состоялось не позже, чем через неделю. После чего мы тут же встретились.

Вид его был усталым, озабоченным, что впрочем, не отменяло тщательно скрываемого удовлетворения.

– За свой счёт ведь летал, – сообщил он. – С Пушечкиным встречался. Вижу по тебе, что ты и сам догадался.

Я на всякий случай утвердительно кивнул. Хотя, честно говоря, он не угадал.

– Как и предсказал Генка, он мне позвонил и сам предложил встретиться. Пришлось срываться и лететь. Погода дрянь, а то может на пару дней завис бы… Короче – ситуация. Ты про банк «Амброзикс» слышал? Обанкротился. Кучу надутых персон здесь кинул.

– Знаю.

– А кто там бенефициар не знаешь?

– Не знаю.

Зачем я опять соврал? Ведь знал.

– Пушечкин. Чего не удивляешься? Но не тот Пушечкин, который Пушечкин, а – пилемянник евоный. Который, как обычно в подобных случаях у нас принято, собрался уже слинять, но его прямо в аэропорту сняли с частного борта. Генка сказал, что тут же его начальству пошли супертяжёлые звонки. Но начальство удержалось, правда, Генке обломилось за доставленную нервотрёпку. Вот тут то мне наш Пуш и позвонил. Ладно. Встретились. Нашлись кое- как там. Еле- еле. Ему уже кто надо разъяснил ситуацию, и что от него надо. Пить не пил. Да и я тоже, хоть мандраж поколачивал. Даже прошлое не вспоминали, не до того. Разжирел он, однако… Авторитет поверх ремня выпустил. Дал мне флешку, я её тут же качнул себе на ноутбук. Специально купил ведь на такой случай, потратился. Минут сорок обсуждали содержимое. Вкраце – в Израиле стараниями Пушечкина материл, требуемый для «Гипотенузы», уж лет десять назад стали использовать. Довёл он со товарищи его таки до ума. Нюансы он мне рассказал. В основном дело там в совокупности правильно подобранных временных и температурных режимах, да еще ряд тонкостей чисто технологических. А компоненты те же, что и мы предлагали. Я ему напомнил историю про японцев, которые в позапрошлом веке стырили в Англии чертежи военного корабля. Но местные об их намерениях знали и подсунули документацию в так сказать немного откорректированном виде. Так вот линкор тот, или крейсер – бес его знает, как на воду спустили, так он тут же на бок и завалился. А, говорю, Пушечкин? У вас, евреев, ведь тоже не заржавеет? А он мне говорит, неужто ты не понимаешь, что на эту тему люди покрепче нас с тобой договаривались? А там кидать не принято. Тем более, что разработка эта у нас, где надо, числится как повзаимствованная в СССР. Так что если что – надолго не посадят. А про племянника, говорит, я даже и не спрашиваю. Чего тебя спрашивать-то?

На том и разошлись. Ноутбук с флешкой я, как вышел из кафе, отдал поджидавшему меня сотруднику нашего посольства. Билет назад был на руках. И – ходу. Правда, в аэропорту меня как-то уж больно тщательно-внимательно досматривали. Но был я чист и возмущался искренне. И, как говорится – на этом всё, до новых встреч, друзья!

Тремя днями позже суд отпустил племянника Пушечкина под подписку о невыезде, вслед за чем тот незамедлительно изволил исчезнуть, и позже «всплыл» ровно там, где и следовало ожидать. В стране на букву «И», откуда выдачи, как известно нет.

В ту же нашу встречу я напрямую высказал Тягину свои подозрения по поводу отношения ко мне Старожилова. Тягин от неожиданного вопроса замялся, и ничего внятного не ответил. Из чего я сделал вывод, что не ошибся.

Тем не менее, Тягин, возможно, чтобы сгладить ситуацию, неожиданно сам напомнил о Костиче. Видимо решил, что – можно.

– Ты знаешь, – с воодушевлением заговорщика поведал он, – оказывается, Краевед наш и правда живёт в Чехии. И там же проживает вдова старшего брата Костича. А брат-то его с конца восьмидесятых до своей гибели в девяносто третьем занимался в Европе чисто конкретным бизнесом и был близок к товарищу по имени Желько Раджнатович. Слышал о таком?

– Аркан? – уточнил я.

Тягин утвердительно вивнул.

– Так вот брат Костича был женат на барышне родом из Закарпатья, которая после его гибели скажем так испытала по слухам как бы синдром ослабления родительских чувств к двум малолетним сыновьям. Вследствие чего Костич их обоих вывез в Россию. Своих детей у него нет. Со временем, будучи уже замужем за коллегой его покойного брата, дама та вновь воспылала родительскими чувствами и стала требовать возврата детей. Чему Костич успешно препятствовал. Теперь парням давно уже стукнуло восемнадцать, тяжбы судебные утратили смысл. А ещё, прикинь, на Костича выдан ордер на арест от районного суда города Гааги. В девяносто третьем он несколько месяцев пробыл на территории бывшей Югославии. Теперь в Боснии его обвиняют в расстреле пленных мусульман. Я, правду сказать, малость в ступор от таких новостей впал.

– Это Генка тебе рассказал? – уточнил я. – Не жмись. Колись!

Тягин, в отличии от Старожилова, хорошо понимал, что моя заинтересованность в ходе дела имела под собой веские финансовые, в том числе и по его, Тягина части, основания.

По большому счёту меня интересовало лишь, удастся ли Старожилову теперь с помощью Костича вытащить из Чехии специалиста по прозвищу Краевед, чтобы с его помощью создать требуемый элемент великой и ужасной «Гипотенузы». Иначе я рисковал потерять вложенные в проект строительства торгового центра немалые деньги. К счастью, средства некоторых приличных людей со стороны, которые согласились на соучастие в нашей с Тягиным затее, и должны были подключиться позже, на тот момент задействовать я не успел.

– Ну да, кто же ещё… – нехотя подтвердил Тягин. – Ты только, сам понимаешь…

– А то – не понимаю я.

– В общем, Генка сейчас работает по Костичу. Скоро должны мы с ним встретиться.

– Без меня, конечно.

Тягин неопределенно пожал плечами.

– Ты имей в виду, что инвесторы, так сказать, тоже как бы интересуются иногда… – напомнил я. – А то подождут-подождут, да и пошлют нас с тобой…

Тягин принуныл. Но мне отчего-то показалось, что он притворяется.

А я продолжил.

– Не хочу раньше времени волну гнать. Решайте пока организационно-технические вопросы. Дай Бог! Но, чую, как дойдёт до конкретного финансирования, вот тогда повылазиют черти из болота. Ты на откат согласился?

– Нет, – уверенно ответил Тягин.

И, вздохнув, прибавил.

– Пока что.

– То-то же…

Разумеется, в глубине души я надеялся, что чаша сия нас минует. Но понимал: навряд ли. А посему нужно было заранее начать думать о простой и понятной вещи – где и как добыть ещё денег.

К сожалению, так оно и случилось.

Не прошло и недели, как Тягин доложил, что Костич, хоть теперь наверняка и считает его изрядной сволочью, на сотрудничество согласился. Разумеется, будучи правильно мотивированным со стороны Старожилова. Одновременно он прислал мне текст контракта, который ему предлагалось днями подписать в столице.

К контракту у меня замечаний не было, тем более, что в технической его части и сроках выполнения мои строительные образование и опыт разобраться толком не позволяли.

Приходилось надеяться на Тягина.

– Ты сам-то как насчёт этого? – спросил я, когда он перезвонил.

– Нормально, – с обречённой уверенностью произнёс он.

– Денег хватит? Прикинул?

– Я просил больше.

– И откат ещё…

– Ежели откат, то точно не впишемся. И к бабке не ходи.

– Ну что, пусть аванс пока сбросят.

– Тридцать процентов от аванса требуют сразу перекинуть на ещё одну прокладку, второго, блин, порядка за всяческие позарез будто необходимые нам услуги. Вот читаю ещё, значит, с теми теперь договор. Ну – лажа, и есть лажа. Несерьёзно. Сядешь с ними при первой же проверке.

– Пусть тогда переделывают. Попеняй им. Укажи на существенные недостатки. Да и куратора нашего оповестить не помешало бы.

– Да не поможет он. Сразу сам сказал, что тут уровень коррупции даже его шефу непосилен.

– Тогда моё мнение – получить аванс, а хлыщей твоих пустить по боку.

– Ага… Там ещё промежуточный платёж есть, видел?

– Там-то он есть, а мы-то вот с тобой его не увидим. Получить бы хоть окончательный…

– А на что работать будем?

– А на твои, да на мои. Придётся наскребать.

Тягин вздохнул и бессильно выругался. По его тону я понял, что он предварительно пришёл к той же мысли, что и я.

И задал ему вопрос, который меня самого мучил не первый день.

– А вот если Краевед твой не приедет?

– Повешусь тогда, – равнодушно, но не искренне предположил Тягин.

– Легко же ты отделаться хочешь! А я?

– Человек свыше наделён свободной волей.

Ни шутить, ни унывать не хотелось.