Легко видеть

Михаил сразу понял, что единым махом ему наверх не взлететь, и поэтому стал подниматься размеренно и спокойно. Двигаться по боковому гребню было достаточно удобно. Ружье, как всегда при пеших хождениях, висело на груди, чтобы было равно удобно вскинуть его для выстрела или отнять от него руку, чтобы схватиться за уступ. Приходилось все время осторожничать, чтобы не зацепиться за что-нибудь гидрокостюмом. Рвануть тонкую резину при зацепе за какое-нибудь препятствие было проще простого.

На вершинной площадке Михаил перевел дух. Прямо под ногами открывался вид на реку. Он подумал, что отсюда видно дальше, чем с памятной скалы, напоминающей гребень гигантского ящера у самого сбоя потоков Ципы и Витима, и достал из футляра подзорную трубу. Отсюда можно было наметить путь через первые несколько ступеней порога, хотя, конечно, с птичьего полета трудно было оценить величину перепадов и волн. Из-за близости к краю обрыва немного кружилась голова. Он хотел приучить себя спокойно стоять над пропастью, но так за всю походную и альпинистскую жизнь и не научился. Единственное, что ему удавалось, так это работать на стенах и гребнях, не думая ежесекундно об угрозе срыва, а вот в покое так не получалось. Михаил поснимал ущелье вверх и вниз по течению Реки, потом еще постоял просто так, наслаждаясь редкой картиной, и начал спускаться вниз. Предстояло решить, двигаться ли дальше. На сегодня он уже выполнил то, что наметил, однако время еще было не позднее, оно позволяло пройти еще несколько порогов, тем более, что путь через них был уже ясен.

В этот день неплохо получилось все задуманное. Первые три ступени Михаил прошел без перерыва, за один прием, и это было одно из самых приятных удовольствий, какие можно получить на бурной реке. По сторонам мелькали то близкие камни, то береговые скалы, пару раз его с головой накрывала высокая волна, но это было в порядке вещей, главным же было то, что судно великолепно справлялось с препятствиями и шло точно туда, куда надо, словно хороший конь, берущий барьер за барьером на сложной конкурной дистанции. Выскочив, наконец, на плес, Михаил вдруг сразу почувствовал, что устал. Он пересек плес к более отдаленному левому берегу, не вполне отдавая себе отчет, зачем правит именно туда, но потом вспомнил. Компания Игоря, которую он теперь догонял, вероятней всего, остановилась на левом берегу. Именно в той стороне, на западе, проходила за горами за долами таежная автотрасса.

Площадка для бивака нашлась еще до окончания плеса. Здесь можно было отдыхать, не слыша рева порогов. Для купания плес тоже предоставлял большие удобства.

Михаил поставил палатку на высоте метров шесть над водой и пошел заготавливать дрова. Сухостойная лиственница диаметром сантиметров двадцать у комля нашлась совсем рядом. Вскоре она пала под ударами топора. В установившейся после падения дерева тишине вдруг послышался стук другого топора. Рубили где-то недалеко и на том же берегу. «Догнал», – подумал Михаил и принялся раскряжевывать ствол, думая, что встреча с туристской компанией может произойти уже сегодня. Поводом для визита могли послужить подстреленные утки. Возиться с ними не хотелось, а для подарка они бы вполне подошли. Кстати, заодно с ними можно было еще раз ненавязчиво предложить в дар свои продукты, даже если не все будут рады его приходу. Видимо, не случайно он сумел их так быстро настичь – что-то заставило компанию сбавить темп – поломка, наверное, что ж еще? Поэтому помощь с его стороны могла стать для них желанной и полезной.

Михаил отшагал до следующей шиверы метров двести. Дальше он шел, то и дело посматривая, приглядываясь к ней, выбирая проходы в протоке. На вид путь был не очень простой, хотя и не требовал сложных маневров. Длина шиверы была метров семьсот. Вдоль всего берега тянулась слабо различимая тропа. Еще не дойдя до конца шиверы, Михаил уловил запах дыма. Вскоре он увидел перед собой байдарки – две перевернутые вверх килем и одну неопрокинутую. «Ремонтируют», – машинально отметил он и взял немного вверх, к костру.

Михаил не стал дожидаться, когда его обнаружат, и крикнул: «Эй, хозяева!». Несколько фигур у костра разом повернулись к нему.

– А-а! Миша! – услышал он чей-то приглушенный возглас и удивился. Здесь его еще никто так не называл.

Поздоровавшись, Михаил сказал, что услышал стук топора и решил их проведать, тем более, что сегодня можно было сходить в гости не с пустыми руками. – «Угощайтесь!» – предложил он, укладывая уток перед костром.

– Ой! Сразу две утки! – обрадовано воскликнула Ира. – Где же вы их добыли?

– Да недалеко, почти у самого начала порогов. А у вас тут дневка? – в свою очередь поинтересовался Михаил.

Ответ последовал не сразу. Красноречивое молчание через несколько секунд все же разрешилось.

– У нас тут снова случилась авария, – наконец, объяснила Ира.

– На этой шивере?

– Да. Вот и застряли с очередным ремонтом.

Снова повисло молчание.

– Большая поломка? – спросил Михаил, переводя взгляд с одного мужчины на другого. Игоря и еще кого-то одного среди них не было.

– Не очень. Просто работа капитальная – укреплять шпангоуты деревянными накладками, – отозвался мужчина вроде бы из Ириного экипажа.

– А чем приматываете?

– Киперной лентой.

– А ее хватит?

– Пока – да.

– Труднее всего бывает при нехватке резинового клея и заплат, – заметил Михаил.

– Ну, этого-то как раз хватает. Вам не требуется?

– Спасибо, пока – нет. Я вам раньше предлагал поделиться своими продуктами. Готов к этому и сейчас.

– Неудобно обирать вас, – ответила Ира.

– Неудобно было бы, если бы я из-за этого сам впал в нужду. Но я действительно взял довольно много дополнительного продовольствия на случай, если не захочу торопиться.

– А кто вас теперь гонит? – вступила в разговор Галя, до сих пор не подававшая голос, если не считать ответного «здравствуйте».

– Да, в общем, никто. Только внутренний голос.

– И что он вам говорит?

– Не оставаться здесь дольше, чем нужно для прохождения маршрута. Тут не дом отдыха, тем более для одного.

– Да-а, здесь действительно не дом отдыха, – повторил будто бы для себя Ирин спутник. – Уж это точно.

– Ну так я завтра принесу вам разных круп и муки килограммов двенадцать и по банке консервов на брата.

– А на сестру? – не то с иронией, не то с игривостью спросила Галя.

– Прошу прощения, – поклонился ей Михаил. – Прежде всего, на сестру. – Все засмеялись.

– Честное слово, – добавил Михаил, – не стоит устраивать вокруг этих продуктов сложных этических проблем. Вы ведь не обязывались пройти маршрут в абсолютно автономном режиме, как полковник Чуков во время похода к полюсу. При непредвиденных задержках надо действовать по обстоятельствам, а не по догме.

– А вы как тогда?

– Спокойно обойдусь. Даже легче будет. Кстати, я для вас – тоже одно из непредвиденных обстоятельств, как и вы для меня.

– Ну, так для вас оно – неблагоприятное.

– На этот случай и был взят запас. Я ведь тут недалеко от вас – примерно в километре. Тогда до завтра. Пойду домой, а то скоро будет темно.

– Постойте, – сказала Галя, подойдя к нему. – Вы, наверное, голодны. Останьтесь пообедать.

Для вящей убедительности она коснулась рукой его плеча.

– Не так уж я голоден, – улыбнулся ей Михаил. – К тому же у меня на биваке все подготовлено. И дрова, и котелки с водой.

– Ну ладно, идите, чтобы успеть до темна.

На обратном пути Михаил реже оглядывался на шиверу, и больше смотрел под ноги. Сумерки уже начались. Сколько раз ему случалось торопливо шагать по тайге к своей стоянке наперегонки с темнотой и почти всегда проигрывать эти гонки!

Но на этот раз фонарь находился при нем, особо беспокоиться было не о чем. Он снова вспомнил, как уже в более темные сумерки возвращался вверх по Кантегиру к своим надувным лодкам после просмотра пути в четвертой и пятой ступени Иньсукского каскада, оставив Марину и Террюшу на месте Сережиного бивака. Он все же успел пройти этот участок до наступления полной темноты, чем удивил и даже немного обидел встреченного красноярца. – «Где теперь ходит этот Сережа? – подумал Михаил. – И по-прежнему ли один?» Что ни говори, вспоминался он постоянно с симпатией, особенно его словами: – «Вот, на кедр за шишками лазал. Штаны порвал». Но воспоминание о Сереже из Красноярска промелькнуло и ушло, и Михаил снова задумался о делах в Игоревой компании. Продовольствия у них явно осталось очень мало. Раз двоих мужчин, в том числе Игоря, Михаил не застал, они, скорей всего, ушли на охоту или рыбалку. Выстрелов Михаил не слыхал. Рыбалка тоже вряд ли могла быть удачной, поскольку высокая вода в Реке еще не упала. Да и старый принцип усугубления критической ситуации с продовольствием почти всегда действовал без осечек. Когда срочно требуется пополнить запасы за счет природы, звери и птицы словно проваливаются сквозь землю, да и рыба не ловится ни на какую снасть. Поэтому легко было вообразить, в каком настроении будут вернувшиеся с пустыми руками, когда увидят дареных уток, особенно если этими утками ткнут им в глаза. Того и гляди, этим охотникам больше всего захочется пристрелить своего удачливого коллегу. Тем более, если к делу примешается сексуальная ревность. А что? Это вполне возможно, если Галя позволит себе высказаться без экивоков, а она на такое способна, как пить дать.

После обеда Михаил долго и в глубокой задумчивости пил чай у костра. Настроение у него было не из лучших. Хорошо, что вся работа на биваке была уже выполнена. Хоть это не тяготило душу. А так чужое неблагополучие продолжало угнетать. «Хочешь испортить себе настроение – продолжай заниматься чужими делами,» – назидательно сообщил он самому себе. – «Фигушки, – возразил он. – И не подумаю. Почищу зубы, умоюсь и лягу спать».

Он проснулся в темноте со странным чувством, что кто-то зовет его по имени: «Михаил! Михаил! Михаил!!» Он рывком приподнялся на матраце и прислушался, одновременно придвинув к себе ружье.

– Михаил! – снова и уже несколько раздраженно реально позвали снаружи, и кто-то похлопал ладонью по тенту. – «Галя», – догадался он, наконец.

– Да! – отозвался он.

– Вы что, уже спите? Это я, Галя! Можно к вам?

– Да, я узнал вас. Сейчас.

Михаил перегнулся в поясе, дотянулся до торца и расстегнул молнии входа – вертикальную и две горизонтальных.

– Входите, – пригласил он, отодвигаясь к стенке.

Галя включила фонарь, нагнулась и посветила внутрь палатки.

– Входите же, – недовольно повторил Михаил, зажмурившись от ослепляющего света. – Иначе раньше вас моим приглашением воспользуются комары. И перестаньте светить мне в лицо.

Когда Галя на коленях продвинулась от входа в глубину, он добавил:

– Повернитесь и снимите обувь здесь, у порога.

Галя повиновалась. Михаил закрыл «молнии», невольно касаясь ее тела.

– Поставьте кроссовки в угол у входа. Ну, а теперь осмотритесь. Да, и извините меня за мой несалонный костюм. Он хотел сказать «несаонный», как произносил это слово старый турист-холостяк профессор физики атмосферы Александр Христофорович Хргиан, который в прошлом нередко присоединялся в майских походах к молодежной компании. Но Галя вряд ли могла слышать о Хргиане. Зато Михаил неоднократно убеждался, что извинение Александра Христофоровича – он тогда появился перед молодежью в одних мокрых плавках, поскольку только что выкупался в холодной первомайской воде – годится и для многих других случаев жизни.

– Вы словно в полярном походе, – улыбнулась Галя, заметив, что он сидит с голой грудью в расстегнутом пуховике.

– Что поделаешь – возраст, – улыбнулся в ответ Михаил. – Помню, однажды летом на даче в детском саду во время вечерней прогулки впервые увидел пастуха в полушубке, ушанке и валенках. Вот это было изумление! А сейчас, сами видите, с не меньшим удовольствием поступаю, как тот пастух, и готов удивляться вашему удивлению.

– Ну уж, не прибедняйтесь. В этих краях необязательно иметь солидный возраст для того, чтобы тянуло одеться потеплей. Погода, кстати, меняется. Не было бы дождя.

– Похоже, что будет, – согласился Михаил. – А у вас там что-нибудь случилось?

– Да, очередная ругань на биваке.

– У кого с кем?

– У Игоря со всеми. Особенно со мной.

– Повод?

Галя не ответила.

– Утки, которых я принес?

– Да, утки тоже. Собственно, с них только началось.

– Значит, мои опасения были ненапрасны.

– Вы опасались? Тогда зачем подарили?

– Чтобы ваши спутники отведали немного вкусного. Но, главное, мне хотелось попутно предложить и более серьезную помощь продуктами. Голодный человек злится много чаще, чем сытый, независимо от того, считает он свое самолюбие уязвленным или нет. Утки-то хоть понравились?

– Всем понравились, кроме Игоря, разумеется. Он сказал, что они совсем не то по сравнению с уткой, которую он убил в дельте Волги – вот та, дескать, была по настоящему вкусна!

– Разумеется, – подтвердил Михаил. – Иначе и быть не могло!

В ответ Галя нервно засмеялась:

– Вот я ему и сказала, что и здесь надо было самому добывать, а не хаять дареное.

– И чем кончилось? Он выплеснул супчик из миски?

– Да. А как вы догадались?

– Видел прежде нечто подобное.

– Ну, тут я ему выдала еще кое-что.

– А когда я к вам приходил, он пошел на охоту?

– Да.

– Понятно.

– Что понятно?

– В каком настроении он вернулся, и как я, с одной стороны, а вы – с другой – улучшили его самочувствие. Мой опыт свидетельствует о том, что добыть что-либо, когда это особенно нужно, почти никогда не удается. Хоть вовсе не пробуй.

– А почему?

– Да, наверно, Господь Бог устраивает таким образом особенно строгую проверку прочности характеров.

– А вы верите в Бога? – не то с интересом, не то с удивлением спросила Галя.

– Очень верю.

– Давно?

– Можно сказать – давно. С двадцатилетнего возраста.

– Правда, давно, – признала Галя. – А я недавно. С тридцатилетнего. Пошла и крестилась с подругой в церкви.

– Я верю так, без церкви.

– Разве так можно? – усомнилась она.

Михаил только пожал плечами.

– У меня получается. Я даже не представляю, что мог бы серьезно относиться к церковным обрядам, а, тем более, откровенничать с незнакомыми попами. Я убежден во всеприсутствии Бога и воспринимаю это без всяких храмов.

– Интересно!

– Мне тоже интересно, какая это вера, если не знать, что Бог Вездесущ, Всеведущ и что именно Он – Вседержитель всех судеб? Удивительно, но я всего лишь один раз слышал из уст священника, выступавшего по телевидению, что некоторым людям для веры в Бога не требуется проникаться церковной религиозностью, но большей части верующих церковь нужна. Так что видите – даже некоторые церковники признают мои убеждения возможными и правомерными, но, к сожалению, далеко не все.

– А вера для вас очень важна?

– Более чем.

– А чем именно?

– Благодаря принятию Бога в свое сознание, я, наконец, смог понять, кто мы в Мироздании и зачем живем, в том числе и я. Не веря в Бога, не находил никакого смысла. Земная жизнь, из которой он неизбежно вылетит, самому человеку не нужна.

– А кому она нужна?

– Как кому? Создателю!

– А для чего?

– До этого каждый сущий должен докапываться самостоятельно. Правда, есть и одно общее для всех. Если человек ощущает в себе творческое призвание к чему-нибудь, он обязан ему служить. За это ему воздастся. Потому как призвание дается человеку Свыше, притом каждому свое. А еще каждому не худо постигать Божественные законы, которых должны придерживаться люди, чтобы со временем иметь шансы на лучшее и вечное будущее и быть не просто рабами Божьими, а сотворцами Всевышнего в тех делах по совершенствованию Вселенной, которые Он поручит достигшим достаточно высокого духовного и умственного развития.

– Неужели так? В совершенствовании Вселенной – ни больше и ни меньше?

– А что тут удивительного? По мере приближения к Богу благодаря постижению Его Промысла и исполнению Его Воли мощь человека необыкновенно возрастает. Отчего, по-вашему, святые люди способны творить чудеса?

– А вы в себе возрастание мощи ощущали? – В быстро произнесенном вопросе Гали Михаил почувствовал смесь любопытства и легкой насмешки.

– Очень большого прироста возможностей, конечно, нет. Думаю, из-за грехов. Но кое-что во мне прибавилось, и я действительно стал способен на большее, чем раньше. Так что и в моем случае сдвиг наблюдался. Вам не верится?

– Нет, что вы! Как раз наоборот – я сама это в вас почувствовала! Правда – правда! – поспешно заверила Галя. – И совсем не потому, что вы приняли участие в разрешении наших затруднений.

– Я, собственно, ничего не сделал. Только предложился, – возразил Михаил.

– Ну как же не сделали? А уток не подарили?

– Ну, и что из того, что подарил?

– Вы принесли их как раз тогда, когда мы с Иркой уже с трудом представляли, чем нам сегодня кормить мужиков.

– Ну, это только на один раз вы получили облегчение. Кстати, вот там я приготовил продукты для вашей компании.

Галя посмотрела, куда он посветил фонарем.

– Это все нам? – поразилась она. – Да мы вас ограбим!

– Вот еще – ограбите!

– У нас и так уже вышел спор, брать у вас продукты или не брать.

– Да вы все зациклились на этом! Я могу дать то, что вам нужно, чего тут еще измышлять?

– Ну как же, тут нравственная проблема.

– И что вы там нравственно намудрили? – не скрывая иронии, спросил Михаил.

– Да неудобно как-то. Вот и все, что решили.

– Не больно много у вас получилось. Знаете, в мои студенческие времена была в ходу поговорка: «неудобно только спать на потолке» – с пояснением: «Одеяло падает». Похоже, эти надежные истины уже забыты, а зря.

Галя посмеялась над одеялом с потолка, однако, сказала:

– Вы ведь не обязаны упрощать нам жизнь, когда мы сами себе усложняем.

– Это точно. С одной стороны – да, не обязан. А с другой – наоборот. Раз могу, то, значит, и должен. И какой вам смысл портить поход недоеданием, если спокойно можно обойтись без этого? Может, в следующий раз, в другом походе вы сами сможете кому-то облегчить положение, если еще куда-нибудь пойдете вместе.

– Да уже этим-то составом – вряд ли. Только мы-то вам сейчас зачем?

– Не вы мне, а я вам. Если бы Господь Бог решил вас подвергнуть более суровому экзамену, будьте уверены – мы бы не встретились, и выручать вас было бы некому.

– Вы уверены?

– Абсолютно уверен. Ведь не мы же определяли, встретиться нам на маршруте или нет.

– Согласна, – подумав, подтвердила Галя. – Но ведь я к вам не из-за продуктов пришла.

– Вот оно, началось, – подумал Михаил, однако, сделал вид, что не понимает:

– Хотите позлить Игоря?

– Плевать мне на него! – взорвалась Галя. – Раньше еще как-то терпела, оставалась с ним в одной палатке. А вот уже несколько дней, как к Ирине ушла.

– Так она же не одна, а с … мужем?

– Да, Дима ее муж. Ничего, перебьются. Тем более, что хорошо понимают, как мне противно оставаться с ним. С Игорем, конечно – не с Димой. Он-то здесь лица не терял. Умеет достойно держаться, когда трудно. Ирке он надежная опора. А к вам я пришла, потому что теперь мне нравитесь вы.

Михаил быстро взглянул на собеседницу. Фонарик только боковыми лучами подсвечивал Галино лицо, поэтому понять по его выражению, насколько серьезной была ее откровенность, он не мог. Пришлось выдать в ответ свое дежурное блюдо.

– Весьма польщен. Только ведь меня достаточно трудно признать удачной заменой того молодого человека, который имел глупость разочаровать вас в этом походе.

– Не смейтесь. Вы-то как раз не разочаровали.

– Ну, на чем основана ваша уверенность, что я лучше? Я со своими изъянами вам совсем неизвестен.

– О каких изъянах может идти речь? Вы порядочный, тактичный и нежадный человек.

– Предположим – условно, конечно.

– Вы думаете, меня смущает и сбивает с толку это ваше «условно»? Да если вы даже и правы, что условно, то в здешних условиях вы определенно проявили себя достойно. В других условиях и Игорь казался хорош. Но не здесь. Здесь все другое. И условия, и он.

– А почему вы игнорируете возрастные различия между нами?

– А-а! Бросьте! Вы еще достаточно молоды. Пожалуй, моложе любого из нашей компании.

– Это как? Духом, что ли?

– Почему только духом? Телом тоже! – уверенно сказала Галя.

– Интересно, откуда у вас такая осведомленность? – удивился Михаил.

– Как откуда? Знаю точно, вот и все!

– Не понимаю.

– Ну, видела вас.

– Что видели?

– Помните стоянку, когда вы пришли на мой выстрел?

– Помню. Значит, вы действительно звали меня?

– Да, звала.

– Впрочем, я так и подумал потом. Однако не догадался о причине.

– В то утро я пошла вниз по противоположному от вас берегу. Сначала увидела палатку, затем вас, когда вы спускались купаться.

Михаил стал лихорадочно вспоминать. Так и есть – был он тогда совершенно голым и… – последнее против воли заставило его покраснеть.

– Но ведь между нами было метров двести, если не больше, – стараясь спасти свои позиции, заявил он.

– А бинокль на что? – возразила Галя.

– Да, видно настал мой черед оказаться в роли голой купальщицы, за которой подглядывают со стороны, – подумал он, а вслух сказал:

– Все равно не думаю, что могу представлять интерес для такой дамы, как вы.

– Вы меня не дослушали. У вас поразительно юное тело.

– Это из-за определенной инфантильности.

– Ничего подобного. Я скульптор и сужу по-другому. Я ведь многого навидалась.

– Натуры?

– Да, натуры. И в студиях, и в других местах.

– Собственно, я не подвергаю сомнению вашу компетентность в подобных делах, но ведь юность форм еще не доказывает, что в теле сохранилась сила для занятий в постели.

– Во-первых, доказывает и само по себе. Во-вторых, есть и подтверждающие ассоциации с античностью.

– Какие же, если не секрет? – поинтересовался Михаил.

– Такие же фигуры ваяли еще в век Фидия.

– И это гарантирует способность к любви?

– Вы очень точно выразили мою мысль. Не могли же великие мастера того времени брать в качестве моделей что-то неполноценное с точки зрения жизни. Ваяли действительно образцово полноценных людей.

– Но откуда у вас уверенность, что античный юноша, которому уже за шестьдесят, столь же свеж, как и юноша, которому двадцать?

– Ну, положим, некоторые сведения на этот счет из античности тоже есть. Тогда считали, что мужи среднего возраста – это значит люди за сорок пять – превосходят юных в любви. Ну, а период зрелости – это не год, не два, а лет двадцать – двадцать пять. Так что и с точки зрения арифметики вы попадаете в самый подходящий для любви интервал.

– Не совсем точно. Не попадаю, а только имею некоторые шансы, вам пока неизвестные, туда попасть.

– Почему же неизвестные? Известные! – вызывающе заявила Галя.

– Значит, действительно разглядела в бинокль, – понял Михаил.

Тогда он здорово распалился, мечтая о близости с Мариной, да так и кинулся голым вон из палатки остужать темперамент в воде. Видно, в тот момент Галя его и поймала. Спорить дальше становилось бесполезно.

– Что вы скажете, если я останусь? – снова с вызовом спросила Галя.

– Что скажу? Для меня это будет приятной неожиданностью – в высшей степени приятной, однако незаслуженной.

– Господи, да причем здесь заслуги?

– Извините, может и не в заслугах дело, но одна сложность все-таки есть.

– Какая сложность?

– Сами понимаете, отправляясь в одиночестве сюда, в безлюдную тайгу, я не имел никаких оснований рассчитывать на встречу с женщиной, которая пожелает меня.

– Допустим. А если это подарок судьбы или Неба?

– Что наша встреча произошла неспроста, спорить не буду. Сам так считаю, но только вижу в этом скорее не Дар Небес, а нечто другое.

– Тогда что?

– Серьезное испытание, ниспосланное моему слабому духу и «юному телу».

– А, бросьте! Причем тут испытание?

– Очень просто. В этот поход я пошел без жены, которая, как говорится, всегда разделяла со мной весь риск и превратности судьбы. Я ее люблю, и она уже почти тридцать лет воплощает для меня в себе весь женский пол. Сюда я ее с собой не позвал, чтобы не изнурять ее риском, который ей не по душе. В прежние времена я не так заботился об этом, но в конце концов мне пришлось осознать, что я не вправе рисковать ею, как собой, только потому, что она меня любит, а мне сложные походы нравятся по-прежнему. В нашей с ней походной жизни произошел один случай, когда по моей вине мы должны были неминуемо погибнуть и уже ждали скорого наступления смерти. Я тогда с диким стыдом за себя, за то, что гублю ее вместе с собой, смотрел ей в лицо, и она меня ни в чем не упрекнула. Ни словом, ни взглядом. Ни тогда, ни потом. Мысль о том, что я могу огорчить ее из-за ерунды, из-за милой готовности внести небольшое разнообразие в личную жизнь, как будто ничего не отнимая от любимой, заставляет меня сразу отклонять от себя такую возможность. И это при том, что она совсем не обязательно осудит меня. Напротив – может и разрешить. Но сам-то я себе этого больше не разрешаю.