Легко видеть

Конечно, для планеты Земля было бы гораздо лучше, если бы ее людское население снизилось где на порядок, где на два, где на три. Тогда антропогенная нагрузка на природу стала бы переносимой для нее, а это обеспечило бы перспективу достойного выживания человечества, но пока-то ее нет, и это всерьез никого, кроме гринписовцев, не пугает. С уменьшением народонаселения сразу снизилась бы острота конфликтов между соседями. Более того – каждый человек в сознании других людей приобрел бы индивидуальную ценность, а не выглядел бы соперником – претендентом на чужое пространство из враждебной страны. Да и в своем собственном государстве люди меньше бы нуждались в управлении их частными делами и частной жизнью со стороны властей. Это было бы одной из предпосылок для осуществления старой и воистину благородной мечты анархистов – идеалистов – таких как князь Петр Алексеевич Кропоткин – об эпохе безвластия и свободы от каких-либо лиц или структур НАД человеком. Но для жизни в такую эпоху должна была бы осуществиться и другая, куда более трудно осуществимая предпосылка – чтобы каждый человек управлял собой так, словно он действительно управлялся самим Господом Богом, находящимся внутри него. Но разве люди таковы? До сих пор они представляют Бога вне себя. Конечно, в большинстве своем они признают над собой Его Власть и знают, что она безгранична безо всяких изъятий, но лишь некоторым святым удалось превратить свое сердце и разум в настоящее вместилище Божественной Сути и Божественной Любви НЕ К СЕБЕ. А без этого кто ж сумеет осуществлять свое долженствование на Земле, не наделав грехов, и без того, чтобы сначала справиться у своего эгоизма, стоит ли что-то делать в чью-то пользу, или лучше не делать и тем избежать ущерба для себя?

Поэтому в механизм самостоятельного управления собой наряду с эгоизмом, правда, не всегда, Свыше внедряется и совесть, заставляющая душу заболеть сознанием своих грехов и их неискупимости простыми мерами. Ну, а без Бога внутри в управление отношениями между людьми по необходимости вмешиваются государство и общественные органы, нормируя допустимые пределы экспансивности каждой отдельной личности ИЗВНЕ. И какие формы принимало это социальное вмешательство в индивидуальное существование? Чем характеризовалось время господства каждой из этих форм?

Первобытная община. Дикость. Основное время уходит на добывание пищи. Остальное – на элементарный отдых, включая секс в общинном промискуитете. Авторитарная власть вождя, разделенная с властью шамана. Первобытный коммунизм в канун социального расслоения «по способностям»: лучший воин – вождь; лучший провидец и колдун – шаман; лучший охотник, лучший рыбак, лучший бортник – вот элита первобытной общины.

Рабовладельческий строй. Почти абсолютная скверна – как для тех, кто развращенно и безответственно властвует над бесправными рабами, так и для тех, кто под страхом мучительства и смерти не смеет сопротивляться рабовладельцу.

Божественый дух и в той, и в другой категории уродливо деформирован, хотя и по-разному. Попирая чужое достоинство и жизни, рабовладелец, тем не менее, мог использовать свой почти безграничный досуг и для творческих мечтаний. Часть из них воплощали в жизнь рабы, которых не спрашивали, возможно ли сделать что-то затеянное властителем на уровне той техники, которая тогда существовала. «Делай – или умри!». Естественное усиление тенденции к абсолютной власти верховного вождя, который объявляет себя заодно и Богом – не просто верховным вождем. И он уже с рабовладельцами обращается как со своими рабами. Ну, что ж. Отношения «раб-господин» транзитивны. Порабощающий сам становится рабом.

Феодализм. Светлые проблески в ночи рабства. Личная зависимость плебея от властителей любого иерархического положения почти неотличима от рабской. Господин почти неограничен в том, как он распорядится своей собственностью, в том числе крепостными крестьянами и воинами. Их он судит своим судом. В итоге постепенно формируется система монархического абсолютизма, преодолевающего самостоятельность и самодеятельность феодалов в военно-политической области. Взращивание капитализма в недрах феодализма происходило снизу – от предприимчивых купцов, банкиров, ремесленников и крестьян (этих капиталистов феодалы старались обдирать) и сверху – от аристократов, включавшихся в процесс неземельного бизнеса и эксплуатации и, естественно, патронировавших собственный бизнес изо всех сил.

Капитализм. Свобода и власть тех, кто богат – независимо от происхождения людей и их капиталов. Совершенствование эксплуатации наемного труда в комбинации с машинной технологией для ускорения обогащения. Самоэксплуатация многих капиталистов, лично включающихся в трудовой процесс, главным образом в управление своими предприятиями или в разработку нужных им новых технических средств. Постепенное вовлечение работающих по найму в процесс капитализации на предприятиях ради социального умиротворения трудящихся и создание их заинтересованности в успехах капиталистического предприятия. Успешный переход от начальной острой классовой борьбы к классовому партнерству. Успешный переход от хаотического развития экономики, периодически потрясаемой кризисами перепроизводства, к системно управляемой экономике, сглаживающей кризисы до минимума, то есть до некатастрофического спада. Все большая ориентация производителей на искусственно разжигаемую алчность потребителей к товарам с новыми свойствами. Исключительно мощный всплеск науки и технологии на основе господства психологии все возрастающего потребления. Весьма заметное истощение из-за этого ресурсов планеты и возникновение угрозы прекращения жизни на Земле.

Углубление пропасти между относительно немногими процветающими странами и бедными странами-поставщиками сырья и особо бедными странами, которые почти никак не включены в глобальную экономику, обеспечивающую нужды стран-лидеров. Наряду с ростом культуры поощряется заказной критикой рост антикультуры под лозунгами авангардной культуры. Стандартизация стремлений к богатству и успеху, стандартизация культурных потребностей, деформация вкусов в пользу низкопробного «искусства». Нарастание конфликта между высокой материальной обеспеченностью граждан богатых стран и их духовной примитивизацией. Одновременно большая свобода самопроявления и самореализации каждой личности.

Социализм. Во всех его видах – диктаторский абсолютизм.

Марксов социализм. Основан на ошибочной и ложной теории возможности владения трудящимися всей крупной собственностью (якобы «общественная форма собственности больше соответствует общественному характеру организации производительных сил, чем частная форма собственности»). На деле всей крупной собственностью владеет узкий круг коммунистической олигархии, в первую очередь – первое лицо в этой олигархии, используя свое положение исключительно в эгоистическом стремлении распространить свою власть в мировом масштабе или, как минимум, сохранить ее навсегда в уже покоренной части мира. Принудительно внедряемая в мозги подневольных граждан марксистская идеология. Обязательная личная преданность вождю – верховному правителю под страхом смерти. Идеологический прессинг такой мощи, что даже вожди становятся жертвами собственной демагогии. Всевластие над гражданами органов госбезопасности, осуществляющих террористическое управление и воспитание всех слоев населения до членов партолигархии включительно. Воспитание масс в духе коллективизма, когда никто не смеет без соизволения начальства поднимать голову над общей массой. Контроль над мыслями во всех сферах: политики, науки, техники, культуры.

Результат – угнетение производительных сил. Искусственная занятость при мизерной зарплате. Вывод масс в ответ на обращение с ними властителей: «Они делают вид, что платят нам, мы делаем вид, что работаем». Полный проигрыш капитализму в экономике, особенно в продуктивности труда. Небывая агрессивность внешней экспансии.

Официальная проповедь интернационализма при фактическом выделении основного народа в качестве ведущей силы и «старшего брата» всех других народов. Поддержка любых людоедских режимов, которые заявляют о своей готовности строить социализм, как бы далеки они ни были даже от декларативного номинального желания делать это.

Национал-социализм. Идеология национально-расовой исключительности одного народа в сравнении с прочими. Ограничение капитализма как свободного частного предпринимательства с целью поставить его на службу государственным интересам высшей нации и расы. Государство тотального полицейского контроля и террора в отношении всех несогласных и расово-чуждых элементов. Агрессивная экспансия с целью установления господства высшей нации и расы над всем миром.

Религиозный социализм. Комбинация средневекового мракобесия, монопольно господствующей религии с элементами социалистического равенства всех единоверцев из числа соотечественников и капитализма. Возможен только в странах, обладающих исключительно высоким показателем природных богатств, приходящихся на душу населения, которые востребованы экономикой развитых стран. Собственная экономика – исключительно потребительская и без продаж минерального сырья за рубеж обречена на крах. Как и все предыдущие виды социализма, имеет претензии на мировое господство под лозунгом торжества религии. Жестко абсолютистские государства во главе с монархом или диктатором, однако, экономически щедрые к своим коренным подданным в пору процветания торговли ресурсами страны.

Капсоциализм. Подправленный социализмом капитализм (подправленный в пользу бедных) и потому испорченный с точки зрения экономической эффективности. Наиболее привлекательная система для неинициативных или ленивых обывателей – до тех пор, пока и им самим не становится очевиден опасный проигрыш нормальному капитализму. Родствен «народному капитализму», при котором масса обывателей становится мелкими капиталистическими собственниками, но уступает последнему в экономической эффективности.

Не ограничивает предпринимательство ничем, кроме защиты прав трудящихся и высоких налогов. Разжигает вещную алчность, как и нормальный капитализм.

Анархо-социализм. Основан на идее отсутствия внешний власти над каждым индивидом. Подразумевает наличие весьма высокого нравственного начала в каждом человеке (при сильно ослабленным эгоизме), отправляясь от которого человек совершает только благие поступки для себя и других. Абсолютная утопия на перенаселенной людьми планете, причем людьми, далекими от необходимого внутреннего совершенства для обеспечения бесконфликтной жизни в обществе, не имеющем институтов власти. Попытки реализации анархизма неизменно перерождаются в бандитизм, при котором невозможна никакая сколько-нибудь приемлемая жизнь в обществе, но который вполне устраивает главаря банды.

Обеспечить благоденствие всех людей на Земле с точки зрения возможности реализации всего благого творческого потенциала каждого человека при обеспечении его разумных, то есть необходимых и достаточных для свободного творчества материальных потребностей и духовных запросов, не способна ни одна социальная формация. Идеальное поведение каждого члена общества, плотно контактирующего с другими людьми, невозможно из-за различия индивидуальностей и устремлений. Усреднение интересов граждан что в капиталистическом демократическом обществе, что в диктаторском псевдо-социалистическом – никогда не позволяет каждой отдельной личности воспринимать ограничения своей природной экспансивности как вполне устраивающие ее. Отсюда достаточно широко распространены разочарования в демократии при капитализме, хотя лучше такого типа строя пока ничего не придумано с античных времен.

Однако невозможность построения общества всеобщего благоденствия (или церковного «Царствия Божиего на Земле») в большей степени, чем от несовершенства всех известных и мыслимых типов социальной формации, зависит от несовершенства внутренней сути каждого человека – слишком эгоистичного несмотря на все усилия Великих Праведников и, к сожалению, немногочисленных достойных продолжателей их дела. И сейчас на планете почти не осталось народов (за исключением крайне немногочисленных и примитивных), которые бы в массе не заразились бы алчностью к обретению вещей и богатств, то есть не превратились бы из homo sapiens в homo haрiens (от русского слова «хапать»).

А каковы перспективы возникновения человека «нового сознания»? Какими качествами он должен обладать, чтобы стать полноценным и полноправным обитателем Царствия Божия на Земле? Знает ли кто-нибудь на самом деле хоть что-то определенное на сей счет?

Ведь речь должна идти не о монахах и не об отшельниках, отрекшихся от «мира сего» и удалившихся либо за стены монастырей, либо в какую-нибудь глушь вдали от людских поселений. Кстати, их жизнь в глазах «нормальных людей» совсем не выглядит привлекательной. И есть большие сомнения, что всем им удается пройти таким путем к поставленной цели. Что же в таком случае нужно предложить обывателю? Соблюдать десять заповедей (или иное их число)? Но эти заповеди устанавливают только нижайший должный гигиенический уровень в социальном общении, за исключением, пожалуй, Христова призыва возлюбить врагов своих больше, чем самих себя (это действительно более чем трудно для нынешних людей). Но даже остальные девять из Его заповедей человечество в целом не научилось как следует соблюдать во всех повседневных делах за две тысячи лет. Сколько еще тысячелетий надо отвести на то, чтобы был освоен этот нравственный минимум миниморум?

Слегка ограничивать свой эгоизм, жертвовать на благотворительность и покровительство культуре некоторые люди, как правило – состоятельные, уже научились и практически способны – разумеется, не выходя при этом за рамки затрат, которые не могут навредить их главному бизнесу – основному источнику, питающему их благотворительность и меценатство.

Они могут даже узнать, что одаривать приятней, чем получать подарки. Их действительно понемногу приближает к осознанию своего истинного долженствования перед Богом душевная радость от совершаемых благих поступков. Но достаточно ли этого для того, чтобы понять, что они САМИ, ОБЯЗАТЕЛЬНО САМИ должны осознать свое собственное индивидуальное творческое призвание и свой путь продвижения к Небесной Благодати здесь, на этой Земле – и вообще к Господу Богу, который Один может избавить человека от череды смертей и возрождений в том воспитательном (и самостоятельном) процессе, который обрабатывает наши души на этом свете, прежде чем они не сделаются пригодными Создателю для использования в Лучших Мирах?

Простое следование за лидерами даже самого высочайшего достоинства не приводит к серьезному облагораживанию природы тех, кто идет в толпе бездумно, как в стаде. Божественное озарение дается только тем, кто самостоятельно ищет Истину – с подсказками от праведников или без, но обязательно своими силами, своим сердцем и умом, хотя его и убеждают, что лучше всего просто слушаться официального духовного пастыря. Церковь – любой конфессии – должна признать, но не признает, что у каждого сущего – особенная душа с неповторимой комбинацией свойств и стремлений, которые Заданы в ней Промыслом Творца, особый ум, нуждающийся в применении и совершенствовании в том деле, в той сфере, которое Предзадано Господом Богом в Его Высших целях. А потому каждый, кому Дарована свыше свобода воли и свобода выбора занятий, должен сам выбирать себе путь – и при этом стараться не ошибиться. Потому что за неисполнение своего предназначения человек ответит Создателю как за серьезный грех. Никакая церковь в этом деле не поможет – в ней служат специалисты другого рода, и знаниями во всем Универсуме Знаний они не обладают. Да если бы и обладали! Разве пастырь – священник, тем более священник, компетентный во всех дисциплинах Универсума, может безотлучно находиться рядом с каждым верующим? Это лишь Прерогатива Всевышнего – быть Вездесущим со всеми сущими, верующими и неверующими. Последних Он тоже умеет использовать в своих целях вопреки их нигилистическим представлениям и воле (так что и им не стоило бы обманываться насчет свободы от Бога). Постоянно слушать Бога, который должен органично ощущаться каждым внутри себя – вот это задало бы верный курс каждому определяющему собственный путь – и никто и ничто больше. Церковь же всегда лишает человека большой доли его самостоятельности, не компенсируя его потери соответствующей помощью в выборе личного пути. Да, духовные указания бывают не лишни, но они слишком общи с точки зрения тех конкретных проблем, которые должен решать каждый сущий. Проповедники могут помочь осознать начальные позиции верующего, могут задать или указать некоторые цели и некоторые ограничения, с которыми он столкнется и должен будет считаться, но слалом среди препятствий все равно должен будет проходить он сам, один, а не кто-то, за чей пояс он будет вслепую держаться.

История доказала, что следовать непосредственно в кильватере даже за величайшими Учителями Божественной Мудрости, такими как Гаутама Будда и Иисус Христос непосильно ни их прямым ученикам, ни более отдаленным последователям без прямой помощи этих гигантов духа – вспомнить хотя бы, сколько раз Христос упрекал своих будущих апостолов в том, что они слабо верят Ему и плохо, с боязнью, следуют за НИМ – до тех пор, пока Он не наделил их сверхспособностями, и они вмиг оказались могущими проповедовать веру Христову на языках, которых никогда не знали, и не получили соответствующую их посланнической роли твердости духа.

И опять же история засвидетельствовала, сколько жесточайших войн и гнуснейших преступлений против личности не только одобрялись церковью, но и прямо навязывались ею и государям, и простым верующим во имя торжества идей величественных Мессий. Это свидетельствует о том, что духовенство и его иерархи вовсе не удосужились внимательно читать священные Писания, которыми обязаны были руководствоваться.

Прочитав Библию, Михаил был поражен, насколько часто действительный смысл ее текстов трактовался священниками извращенно и неверно. Очевидно, их воспитывали на трудах богословов – комментаторов и комментаторов комментаторов, а в первоисточник заглядывали через пень в колоду. Логический анализ заменялся навязанными штампами и заклинаниями. Догматика превалировала над священным духом. Не приходилось сомневаться, что со словом Божьим в буддизме, исламе, иудаизме дело в этом смысле обстояло ничуть не лучше, чем в христианстве. Везде происходили кровавые стычки между так называемыми «ортодоксами» и еретиками, между представителями разных толков в принципе одного и того же вероисповедования, в которых каждая сторона отстаивала только свою правоту и настаивала на греховности и богопротивности суждений и убеждений оппонентов. Что было делать обыкновенному верующему в такой обстановке? Следовать за теми, кто победил оппонентов в войне, в рукопашной схватке, в суде инквизиции или в шариатском суде? И это предлагается признать торжеством Истины в вере?

А как результаты побед догматического духовенства внедряются в сознание взрослых и юных верующих, достаточно хорошо изобразил Марк Твен в своем несравненном шедевре «Приключения Тома Сойера и Геккельберри Финна». Бедный Том воспринимал обязательное хождение в воскресную школу как страшнейшее наказание, при котором у него от скуки глаза лезли на лоб, а единственная мысль, возникавшая за этим лбом, заключалась в том, как бы с наименьшими потерями для себя отбыть его. Это надо уметь – ухитриться добиваться отторжения веры от верующего при такой принудительной церковной педагогике. Узурпировав право на преподавание Истины, церковники больше заботились о сохранении собственной выгоды от своей монополии, нежели о формировании глубоко осознанных убеждений у верующих.

Размышляя над существом информационных процессов в человеческом обществе вообще, Михаил пришел к выводу, что искажение Истины имеет место при любых коммуникациях в любом реальном познавательном процессе, не только в процессе приобщения верующих к Богу церковными методами. Анализ этого явления позволил Михаилу сформулировать три Закона Судеб Истинных Знаний, полученных смертными либо непосредственно от Всевышнего, либо благодаря их благочестивым трудам, одобряемым Свыше.

Даже если считать, что достигший или удостоенный прозрения имеет в своей голове Истину в чистом виде, он, пользуясь далеко не совершенным естественным и специальным языком, не имеющим понятийно-лексических средств для точной передачи значения новых понятий, не может без искажений и ложных или неточных трактовок передать свое откровение или открытие другим лицам во всей полноте и со всеми нюансами, исключающими кривотолки. О том, как давно было замечено наблюдательными и вдумчивыми мыслителями данное явление, свидетельствовала древняя поговорка, исполненная невыразимого сожаления: «Реченная истина есть ложь».

И все же в устройство Мира было Свыше заложено нечто, со временем очищающее реченную Истину от недопониманий, от невольных или злонамеренных искажений, от тенденциозных трактовок, что позволяло Истине в конце концов занять подобающее ей место в знаниях, к которым допущено человечество, в чистом или почти абсолютно чистом виде.

В итоге рассуждений Михаила на этот счет Законы Судеб Истинных Знаний, сообщенных смертным, выглядели следующим образом:

Первый Закон. Получивший Свыше новые истинные Знания не может абсолютно точно и полно воспроизвести их в виде формализованной информации, предназначенной для передачи другим лицам.

Второй Закон. Информация об Истинных Знаниях при передаче ее от лица к лицу в процессе общественных коммуникаций обязательно сопровождается искажениями произвольного и / или непреднамеренного характера.

Третий Закон. С течением времени после многократных передач информация об Истинных Знаниях освобождается от искажений.

В последнем из этих законов, в третьем, устанавливается (или признается), что в результате многократных переходов из рук в руку, от головы к голове образ Истины в информации подвергается разнородным, нередко противоположным деформациям, соприкосновениям со смежными знаниями и в конце концов обретает должную форму – подобно тому, как помещенные в галтовочный барабан будущие шарики для подшипников в результате бессчетных соударений друг о друга и о ребристые стенки вращающегося барабана приобретают почти идеальную сферическую форму и гладкую поверхность.

Михаил писал лист за листом, не заботясь о том, что свободно перепрыгивает с одного предмета на другой, нередко весьма далекий от первоначального. Такой ход размышлений уже давно стал привычным, он способствовал разностороннему рассмотрению объекта и соответствовал не только линейной логике, но и логике ассоциаций с другими объектами, от которых снова можно было вернуться к исходному объекту, получив при этом возможность вести оценку его по иным критериям, чем сначала, но возвращаться не всегда было обязательно.

Пожалуй, «странные» смещения с одной темы на другую можно было сравнить с хождением по лабиринту, где не сразу попадешь в смежное помещение, если вообще попадешь, когда бывает нужно решать, как двигаться дальше, исходя из возможностей, а не из какого-то начального логического плана.

Но в отличие от мифического Тезея у Михаила не было стремления поскорее выбраться из лабиринта познания куда-то обратно – в район или область старта. Разумеется, он знал, что до зала, вмещающего главную Мудрость, он не дойдет, но все же надеялся узнать достаточно много интересного, чтобы считать себя обогащенным навсегда.

Находясь в палатке (не хотелось кормить гнус), Михаил испытывал лишь одно неудобство – оттого, что приходилось писать, сидя на спальнике и держа планшет на коленях. Почему-то европейцам всегда было трудно сидеть в такой позе с вытянутыми вперед ногами.

Время от времени Михаил подминал под себя то одну ногу, то другую. Пока не вспомнил о людях, для которых такая поза была удобной и естественной. Это были эскимосские женщины с картин Рокуэлла Кента.

Глава 14

Всего только три художника из множества других высокочтимых Михаилом живописцев пробудили в нем желание иметь у себя дома их подлинные картины. Одним из первых двух был Рокуэлл Кент, другим Николай Константинович Рерих. Оба писали то, что сильнее всего воздействовало на воображение и чувства Михаила. Море и скалы острова Монхеган; море, скалы и льды Гренландии – это то, что открыл своим зрителям Кент. Ну, а Рерих, естественно, Гималаи, священные Гималаи, как было бы правильней постоянно их называть. Впоследствии к этим двум присоединился еще один мастер – Аркадий Рылов, создатель небольшой картины «В голубом просторе», где были изумительно воплощены холодное синее полярное взволнованное море, далекие скальные острова с шапками снега и льда, голубое небо с цепью кучевых облаков и семь лебедей, рассекавших холодный воздух точно так же, как рассекал своим корпусом стылые воды двухмачтовый парусник, бриг, с белыми прямыми парусами.

Михаил не сразу осознал, что побуждало его иметь подлинники вещей этих авторов, но только не эгоизм и не жадность собственника. Почему он свободно мирился с тем, что мог знакомиться со множеством других шедевров в музеях, на выставках, даже в репродукциях, а вот с этими авторами, верней – их картинами – хотел общаться дома? Скорей всего, потому что они роднили Михаила с тем, что хранилось в его собственной памяти по тем впечатлениям, которыми одарила Природа во время походов и восхождений. Образы, запечатленные в голове, совершенно оживали при встречах со столь же подлинными красотами в работах действительно великих мастеров, впечатленных Природой и еще чем-то несказанным, что чувствовал Михаил.