Моя подруга киллер. Посмотрим, кто выстрелит первый

– В том-то и дело! – воскликнула Сонька. – Полиция в курсе, но на сигналы SOS никто не откликнулся.

– Правильно, – возразил Даня, – ни один канал не работает. Кто-то весь периметр заглушил, и до нас ни одна волна не доходит. Мы как под куполом.

– Нет, мы в укрытии, – парировал Никита, – а вот ребятки снаружи под куполом. И они нас ищут.

– Если повезёт, то не найдут. – опасливо сказал Михалыч. – Но так мы долго не протянем. Нужно отправить двоих, чтобы забрать провизию из общего лагеря.

– Какая к чёрту провизия?! – зло прошипел Никита. – Надо валить, а не жрачку искать.

– А как ты поедешь, если эти типы лес прочёсывают? – поинтересовался Егор. – Мы в глуши ночью, плюс непогода и чумные товарищи с – на минуточку – настоящими автоматами.

– Мы можем переждать, – предложила малыха. – Пусть они погуляют под освежающим душем, а к утру так набегаются, что уснут очень крепко.

– И мы сможем разделиться, чтобы было больше шансов уйти. – щёлкнул пальцами Никита.

На него уставились все разом. Он редко соглашался с Сонькой, а ходить в одиночку вовсе не любил. Но при свете кварцевых фонариков взгляд его был дикий, до жути восковой и блестящий, что такую реакцию приняли за рефлекс от сильного стресса.

– Нужно для начала согреться, но разводить огонь нельзя. – решил подвести логическую черту Михалыч.

– Я согласен, – кивнул Даня. – Под брезентом всё сохранилось в сухом виде. Нам нужно лишь аккуратно переместить провизию в крепость.

– И кто пойдёт? – спросила Соня.

– Точно не ты, – отрезал Егор. – Ей нужна медицинская помощь. Возможно, у неё пуля в боку. Она не даёт посмотреть.

– Нечего там смотреть, – зарычала малыха. – Я прекрасно себя чувствую, мне просто нужна сухая одежда и парацетамол.

– Ей нужен врач, – чуть громче заявил Егор.

Пришлось признать, что врач нужен всем. Методом «камень, ножницы, бумага» мы выбрали добровольцев, что пойдут добывать провизию. Это была не Сонька. Участь выпала мне и Дане, но он струхнул, и его место занял Мелёхин. Возражать было некогда, к тому же я и сама уже постукивала зубами. Крепость хоть и спасала от дождя и холодной ночи, но без огня и в мокрой одежде всё же было зябко.

– Готова? – судорожно спросил Михалыч.

– Не нагнетай. – буркнула я и обратилась к ребятам: – Если нас не будет в течении часа, не идите следом. Дождитесь восхода и по одному двигайтесь к фургону.

– Ты совсем в нас не веришь? – возмутился Мелёхин. – Надо было наследие в банк спермы сдать, ведь меня и заменить-то некому!

– Хоспаде, ещё такого же, и уж тем более нескольких, мир не выдержит, – закатила я глаза.

– Умудряешься язвить даже когда дело дрянь? У тебя талант!

– Он прав, – произнёс Егор. – Ты слишком пессимистично настроилась.

– Послушай, когда тебя пытались убить последний раз, ты верил, что будет воскрешение, потому что твой чекпоинт сохранился? – сузила я глаза.

– Ладно, – поднял руки Даня. – Допустим, тут действительно дело нечистое, но, пожалуйста, давайте будем верить в лучшее и держаться вместе.

Последнее парень очень выделил, чтобы Никите было понятно: никто никого не бросит. И он был прав. Чем сильнее мы отстанем друг от друга, тем меньше шансов закончить этот бред положительно. Мы ведь даже не знали, почему игра вдруг стала кровавым месивом.

– Следите за малыхой, – сурово приказала я. – Вернусь, проверю!

– Вот так мне больше нравится, – улыбнулся Егор. – Ни пуха вам, ребята.

Михалыч кивнул, а затем первым высунулся наружу.

– Так, – оповестил он вскоре. – Там тихо и вроде бы чисто. Будет очень холодно, но держись травы, пригорков и кустов.

– Хорошо, – шумно выдохнула я.

Мы вылезли друг за другом под леденящую стену дождя. Его капли громко опускались на листья деревьев и траву, и больно били по глазам. Мы двигались словно в невесомости, боясь лишний раз вздохнуть. В кромешной тьме зрение чуть выровнялось, и очертания лесной местности стали чуть виднее. Я двигалась чётко за тенью Михалыча, но при этом старалась прислушиваться и оглядываться по сторонам.

До лагеря прямым ходом было не далеко. Всё-таки хорошо, что Леший выбрал ближайшую к «Зелёной зоне» крепость. Лагерь пустовал, но лишь потому что солдаты, убившие почти всех игроков на поле, до сих пор искали нас. Рукой я наткнулась на пустую бутыль водки, и неслышно откатила её с пути, как можно тише проглотив ком страха. На прежнем месте стояли автомобили, палатки, но что-то новое маячило прямо за ними. Я жестом указала Мелёхину, что проверю что там, тот кивнул в ответ.

Он пополз к палатке Лешего, чтобы забрать брезент, который мы с начала игры так и не принесли в крепость, потому что наш непутёвый генерал налакался пойла. Не особая ему за это благодарность, потому что и посреди игры бы пришлось отправлять двоих на этот подвиг, а хитрый Николаич, скорее всего, знал это. Он всегда так поступал с игроками, чтобы у них была максимальная отдача игре, но в этот раз всё действительно по-другому. Хорошо хоть оружие нам позволили до крепости дотащить.

За мёртвой тишиной палаток выросла куча людей. Они лежали, сброшенные друг на друга, как расколотые поленья дров, неподвижные и до жути молчаливые. У меня по коже пробежал холодок, потому что я поняла – они все убиты. Я пыталась найти лица знакомых парней, но в темноте это сделать было сложно, а подползти ближе не давал страх.

Усугублять истерикой наше весьма неустойчивое в природе положение я не собиралась. Михалыч уже выволок брезент, обмотав его ремнями вокруг себя. Мне достался большой вещь-мешок, в котором были спальные коконы, наверное, или одежда. В нём ничего не брякало, а напротив, отдавало мягкостью и теплом, что возродило желание обмотаться этим сейчас же и увалиться на храп. После кивка Мелёхина я вновь поползла замыкающей нашу двухчисленную колонну.

Где-то, на середине пути между основным лагерем и нашей крепостью, начали появляться огни фонарей. Михалыч в испуге пополз в канаву, дрожащими руками растягивая ремни. Брезент он оставил прямо в траве, а сам спустился в холодную воду. Мне пришлось поступить также, потому что я хотела жить. Нутро целиком вибрировало то ли от холода, то ли от тихого ужаса, и даже кровь начинала медленнее течь.

Высокая трава, словно камыш, росла прямо из воды канавы, а наверху дикая вишня распластала свои низкорослые кустики. Только это спасло нас с Мелёхиным от неминуемой гибели. Только это скрыло наши тела в момент, когда фонари шарили в поисках загнанных и напуганных людей, которые не знали, почему их поставили вместо мишеней.

– Мы третий раз тут уже местность прочесали, ну нет их. – сказал один из патруля.

– Некуда им валить, – спорил второй, – просто ночью хрен чё увидишь. Завтра с вертушками будем искать.

– А если они ночью уйдут? – не сдавался первый.

– Куда уйдут? Ты глянь, тут сплошь леса да река. Если пойдут по течению, мы их быстро найдём. Если пойдут через лес, сами на нас набредут. Ну а вдруг им в голову взбредёт тачку забрать, то тут уж и вовсе говорить нечего.

– А сколько их осталось?

Ответа услышать не удалось. Голоса и лучи фонарей быстро удалялись. Я не чувствовала рук и ног из-за холода. Будет досадно, если я так и останусь в этой луже до утра, а там, как сказали человеки, меня легко найдут.

– Слышала? – едва слышно спросил Михалыч.

– Да.

– Надо предупредить.

Он выполз из воды настолько тихо, насколько позволяла сама жидкость. Я впечатлилась его теперешней выносливостью и поняла, что жить Михалыч тоже сильно хочет. Совершив три коротких выдоха, я последовала его примеру и, выбравшись, нацепила мешок. Ветер тут же напал на мои голые ноги, ибо кроме шорт (как вы помните) нифига на мне не висело. Больше нам никто не встретился, а если и было, то руки вверх не кричали, и, как только мы вернулись в крепость, о случившемся рассказали.

– Как нам быть? – в ужасе держался за голову Егор. – Мы не знаем этих людей, их мотивы, их возможности. Они ищут нас, а за что?

– Пойди спроси, и, быть может, они не будут делать в тебе дырки. – съязвил Никита.

– Нам нужен план, без ментов нам не обойтись. – запаниковал Даня.

– Для начала нужно согреться и поесть, – возразил Михалыч. – Давайте совместим соображения с действиями.

Я была так рада, когда вытряхивала из мешка спальники и одеяла из фольги, что температура тела чуть заметно повысилась. Из брезента Михалыча мы достали армейские шмотки, но и те ладно. Лучше колючие носки, трусы с отсеком и водолазки, зато сухие, чем мокрые короткие шорты.

– Аптечку вы не нашли? – осведомился Егор.

– Некогда было копаться в вещах, – буркнул Михалыч, – за это спасибо скажи.

– Соньке это повтори, на ней лица нет.

– Его и не будет, потому что ей больно, но помочь я ничем не могу.

– Можешь, – перебила я их с Егором распри. – Там есть прессованный спирт. Нам нужно только его растопить и обработать рану. Это на первое время, и дадим ей корень лопуха, тогда спадёт жар и немного притупится боль.

– Кто идёт за этой хренью? – спросил Никита.

– Вот ты и иди, – рыкнул Егор.

Стесняться было некогда. Холод доедал остатки того, что могло ещё называться жизненным теплом. Я сняла с себя всё, обтирая мокрой одеждой грязь. Удивительно, но ни одна колючка от верблюжьей шерсти не впилась мне в кожу, а тело стало стремительно согреваться, как только я влезла в «армейку».

Михалыч решил повременить с переодеванием. Он распотрошил сухпай и установил в середине алюминиевую спираль. Под неё он положил кубик твёрдого спирта, зажёг его, а сверху поставил алюминиевую кружку. В ней Михалыч растопил ещё три таких же спиртовых кубика, и получилась ноль пять этилового спирта. Никита тем временем вернулся пустой, а я пошла помогать Михалычу обрабатывать Соньку.

Кто куда

Сперва малыха упиралась, обхватив себя руками, не давала и краешек одежды тронуть. Если бы не кровь на руках, мы так и не заметили её ранение. Одежда мокрая и чёрная никогда не показывает других цветов, кроме разве что белого. А потом, когда она всё же согласилась показать рану, не позволила в неё лезть, потому пришлось только облить спиртом. Остальное она приняла в себя, раз Никита корень лопуха не нашёл.

– Долго она так не протянет, – сказал Егор, наблюдая за тем, как малыха искажается от боли в своём спальном мешке.

– Переодеть себя дала, уже хорошо, – тяжело вздохнул Даня.

– Этого мало, кровь-то не сворачивается, а бежит. – заметила я. – У неё и так анемия, потеряет ещё немного крови, и мы её на загривках к спасению поволочём.

– Жаль, аптечки нет, – снова вздохнул Даня.

– А кровь бежит, потому что ваш лопух Соньке её разжижает, – протянул сквозь зубы Егор. – Обеззаразить мы смогли, а вот как теперь ей кровь свернуть?

– Никита, давай ты, – перевёл стрелки Михалыч. – У тебя всегда так хорошо это получается!

– Да пошёл ты, – выплюнул тот.

– И тем не менее, друзья, – не унимался Егор, – не остановим кровотечение сейчас, к утру будем копать два на два.

– Надо тысячелистник или шиповник, – задумчиво произнесла я.

– Вот раз ты такой ботаник, ты и иди в лес, – взбесился Мелёхин.

Сонька замолчала. Уснула ли, отключилась ли, а «армейка» всё краснее становилась. Я подошла к ней, присела рядом. Вид у неё ужасный, пот везде, дыхание с хрипом, и глаза под веками скачут.

– Малыха, глаза открой. Ну давай, а, – потрясывая подругу, позвала я. – Всем не давай. А то блудницей окрестят, а нам ещё замужы идти.

Хотелось немного веселья и ответа Соньки на юмор, но она лишь с непонятным мычанием лежала. Парни молча сидели, не зная, как быть. Ответственность за смерть человека никому не хочется нести.

– Коровы только мычат, дай мне связную речь. Ильину всё расскажу, он тебя кинет за то, что сдалась.

– Не кинет. – хрипло выдавила она и чуть оскалилась.

– Вот же! – возмутилась я. – Ильин тебе свет божий? А я?!

– И ты, – обронила Сонька и затихла.

– Не пойдёт, – покачала я головой. – Давайте ей дадим время отдохнуть. Воды не даём, спирта внутрь не даём и рану прижмём, а то крови не останется.

– Ты совсем уже поехала? – нервно покрутил Михалыч у виска.

– Может сработать, – поддержал Егор. – Это лучше, чем смотреть, как она стремительно теряет литры крови.

– И переливание не сделать, у нас даже иголок нет. – согласился Даня.

– Разогревайте железо, пока она не понимает, что происходит, – с жалостью вздохнула я.

Уснуть я не могла – всё слышались сиплые звуки Соньки, когда раскалённая кружка шипела на её коже. Нам всем было страшно и не только за малыху. Гуляющие с фонариками злоумышленники ещё наводили на нас ужас, так что расслабляться было некогда. Вахту решили нести поочерёдно, потому что никому не хотелось проснуться от ножа в боку или не проснуться совсем. Так или иначе, толком всё одно никто не спал.

Как только первые полосы рассветного зарева пробрались в землянку, мы быстро позавтракали, собрали свой лагерь и стали думать, как спастись от смерти.

– В лагерь нам нельзя, – подытожил Михалыч.

– В лес тоже, – добавил Даня.

– В разведку надо, – уверенно заявил Никита.

– В какую, нахрен, разведку?! – негодующе возмутился Мелёхин. – Нельзя ходить раздельно.

– Мы все вместе пойдём, – объяснил тот. – Вернёмся в лагерь, сядем в фургон и уедем. Кто пойдёт впереди, тот будет стремать наших пастухов, а там, если понадобится, мы попробуем отвлечь тех и заберём «ауе».

– Как у тебя всё просто, – фыркнул Михалыч.

– А у тебя почему сложно? – не отставал Никита. – Вы поймите, для нас важно не тут сидеть и не по лесу блудить, а уехать на машине.

– Они нас там ждать будут! – крикнул Егор. – Там им и попадёмся.

– Тогда сидите тут, а я пойду в лагерь.

Никита встал и выбрался из землянки. Мы сидели ошарашенные внезапным героизмом друга, потому что раньше он так себя не вёл.

– Так, я пойду за ним, а вы оставайтесь здесь, – скомандовал Егор. – Надо ему мозги вправить. Если не вернёмся, идите без нас.

– Ты серьёзно? – вскинул брови Михалыч.

– А ты серьёзно? – передразнил тот.

– Ребята, у вас нет респы в этом раунде, никто не хочет обдумать план детально? – вмешалась я.

Егор пожал плечами и испарился, а Даня постоял ещё с полминуты, потому что сомневался идти с Егором или остаться с нами, а потом подался вслед за другом.

– Ну что, Михалыч, последуешь примеру стадному? – оскалилась я.

– Я ещё пока в рациональном режиме, – буркнул он.

– А если серьёзно, то надо идти. Сидеть тут бесконечно глупо, ибо рано или поздно нас найдут.

– Кир, ну ты хоть будь чуть умнее.

– Михалыч, я лишь от ума великого и советую идти среди овец, чтобы пастухи за волков нас не приняли.

Он тяжело вздохнул, посмотрел на малыху и кивнул. Мы взвалили Соньку ему на плечо, а потом выбрались из землянки. Воздух был слегка прохладный, трава ещё мокрая, но небо чистое и ясное. Егора, Никиты и Дани уже не было видно, но и без них бы не потерялись.

– Запомни, дорогая, что всё горе от ума. – тоскливо произнёс Михалыч и двинулся в путь.

Передвигались мы быстро, без лишнего шума и перерывов на отдых. Мелёхин упрямо тащил на себе вялую малыху, которая от боли только и могла спать. А добравшись до лагеря безо всяких приключений, мы столкнулись с куда худшей картиной – лагеря не было на месте.

– Что-то не включаюсь в программу, а что здесь происходит? – я стала осматриваться вокруг.

– А где все? – испуганно огляделась малыха, которую Михалыч посадил на траву.

Она была жутко бледной, красноглазой и явно невменяемой. Ночь мало что изменила, но то, что Сонька могла нести бред, говорило о положительном.

– Кто-нибудь заказывал клиннинговую службу? – спросил Мелёхин, почесав губу.

– Может, мы уже умерли, попали в ад и это наша временная петля? – ляпнула малыха.

Я и Михалыч разом окинули её презренным взглядом, а она всего-то плечами пожала.

– Может, лунатики у кого-то из нас были в роду, и мы заразили друг друга воздушно-капельным? – не останавливалась Сонька. – Или мы же из одной фляжки жрали водку! Точно!

У меня дёрнулось веко, у Мелёхина нога. Лучше бы она молчала. Такие высказывания грозили пандемией на данный момент и в данном месте.

– Михалыч, как мы теперь поедем домой, машин-то нет. – задала я вполне логический вопрос.

– А тебя не волнует, где парни?

– Меня волнует сейчас всё, но тебе не кажется, что это уже за гранью?

– Мы спорами ничего не решим, – тяжело выдохнул он. – Давай мыслить здраво.

– Давай!

– Обещанные вертушки не летают – это раз.

– Обещанного три года ждут.

– Парни пропали вместе с лагерем – это два.

– Объявим в розыск и напишем, что трупы тоже свистнули.

Мелёхин злостно на меня посмотрел, а я глядела на него самыми невинными глазами. А чего он от меня сейчас хотел? Распределить весь кавардак по пунктам – это нам билет до дома не организует. Я считала, что нужно как можно скорее бежать по дороге из леса, а не углубляться в его дебри.

– Ты не поможешь? – гневно поинтересовался он.

– А чем? Могу соорудить вертолётик и пустить над твоей головой.

– Твою бы голову запустить…

Если бы мы тратили времени на пререканья чуть меньше, возможно, нас осенила хоть какая-то светлая мысль. Хорошо, что малыха не касалась наших разговоров.

– Ребят, у нас уши. – сказала она шёпотом.

– Когда ты об этом узнала? – поддёрнул Мелёхин.

– Не-не, я с ней согласна. – прошептала я.

Михалыч тяжело задышал, покрываясь плотной водяной испариной, мне даже казалось, что я слышу пляшущее кабаре его сердце.

– Девчат, – прошептал он, – не двигайтесь.

Души у нас застыли в своих позах не потому что пытались услышать или увидеть, а для подготовки плана по отходу. Находились мы на открытой местности, и бежать до ближайших кустов метров сто, не меньше. Сонька не сможет пройти пару жалких шагов, не говоря о беге трусцой, а у Михалыча нет столько силы, чтобы вывезти марафон на двоих.

– Давай сделаем вид, что решили переместить Соню, – едва ли прошептала я Михалычу, а он кивнул.

Сонька глядела в траву отупевшим взглядом. Я приняла её правый бок, а Мелёхин левый. Так мы аккуратно двинулись с мёртвой середины, но за нами уже не скрываясь кто-то шёл.

– По команде, – шепнул Михалыч, – я хватаю Соньку и бежим.

У меня дрогнуло нутро. Так страшно ещё никогда не было моему мозгу за все двадцать лет. Я почти незаметно согласилась, а когда Михалыч «типа» споткнулся, перевалила на него малыху и рванула.

Перед глазами сплошные деревья, стволы и ветви, собственное оглушающее дыхание и боль в рёбрах от большой нагрузки. Но самое леденящее душу – это отсутствие Михалыча и Соньки на радарах. Я так хотела остановиться, закричать и узнать, что с ними всё в порядке. Мне было страшно остаться в лесу одной, а чей-то близкий и громкий окрик, словно выстрел с дозой паралитика, заставил резко замереть на месте.

Ужас охватил меня, как смирительная рубаха, руки прилипли к телу по швам, а тело медленно повернулось на звук. В этот миг я встретилась взглядом с человеком, держащим в руках винтовку. Он был похож на ходячее дерево и косматой веткой целился прямо в меня. Ещё мгновение, и он пустит пулю мне в лоб.

– Привет, красавица, – монотонно произнёс он.

Откуда не возьмись из травы выскочила Сонька прямо за спиной стрелка, как бодрый гепард, и повалила его на землю. Стрельба разразилась в небо, от чего перепуганные птицы начали экстренный взлёт. Сонька мёртвой хваткой держалась за ствол винтовки обеими руками, получая беспощадные пинки берцами в живот. Я так и стояла как вкопанная, глядя на мелькание конечностей в их замесе, но потом очнулась и кинулась малыхе на помощь. В панике я искала нечто тяжёлое, чтобы вырубить косматого, а сподручнее было просто огреть его ногой (хотя явно не так уж просто), и пока он в растерянности, выхватить оружие у обоих из рук.

Не знаю, откуда появилась такая неожиданная силища. Моя нога с разгона въехала пяткой в висок стрелку. Это сработало в мою пользу, и он, потеряв бдительность, ослабил хватку на стволе винтовки. С такого же дуру, что и при пинке, я выхватила оружие, а малыха испуганно отскочила от нас обоих. Косматый, почти моментально очухавшись, напрыгнул на меня, и я, не осознавая, повернула дуло винтовки, нажав на курок.

От выстрела в ушах стоял гул, в глазах чернота исходила белыми пятнами и вновь возвращалась рябь. Уши горели так, если бы их растёрли шерстяными варежками после мороза, и я не сразу поняла, что именно сделала. Только видела бегущего Михалыча с кровью под носом, округлёнными глазами и Сонькино бегство за мою спину.

– Ты чего? – спросила я, слыша шум в ушах, сидя на траве.

Михалыч что-то ответил мне в своей гневной манере, раздражительно показывая на малыху. Она, съёжившись за моей спиной, только дрожала. Мне пришлось показать Мелёхину на уши, дабы он понял – говорить пока нет смысла, я ничего не услышу.

Но просто стоять он не собирался. Рядом лежало тело человека, которого я застрелила. Всполошившийся Мелёхин замер напротив него, не решаясь даже назад отступить.

– Он… умер? – сквозь шум услышала от него я, и пожала плечами.

Нужно было проверить пульс, чтобы знать наверняка. Адреналин несколько секунд назад вытеснил страх и здравый смысл, что и помогло мне оторваться от земли и приблизиться к телу. Пальцами я залезла под обмотанный липучкой манжет, но характерного ритма не ощутила. Хоть кожа убиенного и была тёплая, признаков жизни она не показывала.

– Пу-пульс-то есть? – заикаясь, произнёс Михалыч.

– Есть, конечно. – Звон почти прекратился, и я могла заново травить людей словесным ядом. – Фонтаном кровяным вон бьёт.

– Вот же цензура! – с досадой бросил Мелёхин. – А кровь тёплая?

– Ты что, он же только умер, – наигранно воскликнула я. – Она горячая!

– Офигеть! А когда она остынет?

– Михалыч, – я скептично посмотрела на него. – Ты такой душка.

– Не понял?..

– Такой легковерный, тебе скажи, что Земля плоская, ты и в это поверишь.

– Да пошла ты, коза!

Он демонстративно подошёл к лежащему лицом вниз и краем ноги пихнул его пару раз. Я, не выдержав, схватила руку мертвяка и прижала её к ноге Мелёхина, а тот по-девчачьи взвизгнул и послал меня на всех языках мира.

– Нет, – сказала я спустя время. – Пульса точно нет.

– Куда стреляла?

– Я не помню, куда попало.

– Отлично.

– Михалыч, а где ты был? – снова спросила я.

– Да я же говорю, – истерично затарахтел Михалыч. – Мы бежали от кого-то, а эта дура заехала мне кулаком по носу!

– Соня, зачем? – удивлённо и восторженно поинтересовалась я.

– Действительно! – воскликнул Михалыч.

Сонька молча сидела в неприступной позе. Делать нечего, убиенного молитвами не воскресишь, а нам стоило уже подумать о дальнейшем ходе событий.

– Ну и что сейчас делать? – развела я руками. – Куда этого жмурика девать?

– Странно, что ты спрашиваешь об этом после того, как его грохнула.

– Ой, вот знаешь, Михалыч… а если бы он кого-то из нас так приложил?

– Ты права, – ответил Мелёхин. – Его в землю, Соньку на кол. Попробуем распутать этот дебильный ребус и будем двигаться дальше.

– Михалыч, ниточка распутывает клубок, а ребус разгадывают. – ядовито подстегнула я.

– Отвали, – буркнул тот и отвернулся.

Не припоминаю, чтобы в вещах у меня покоилась лопата. Однако чем-то нужно готовить для покойника пристанище. Проще было бы его сжечь, но Михалыч всегда был против лесных пожаров, потому что ему жалко местных бородатых козликов.

– Может, его проще утопить? – спросил он из кустов.

– Ты в кустах-то совесть ищешь?

– Я в кустах твои мозги пытался найти. – вылезая и кряхтя, сказал он.

– Как твоё ухо?

– Решила с тыла на меня давить? – с подозрением посмотрел Михалыч. – Я вас таких видел!

– У тебя зрение плохое, чё ты мог там видеть?

– Это у тебя там ничё не разглядишь! Нормально всё с ухом, а вот у Соньки нет.

Я надула губы и обиделась. С одной стороны, Михалыч прав, труп можно утопить – сэкономим время, с другой стороны – не так уж у меня там всё и плохо!

– Его надо схоронить, а то завоняет. – напомнил он.

– Его нельзя зарывать! – заистерила Соня. – Нельзя! Он жив, просто притворяется. Потыкайте его палкой!

– Кир, может, мы и её вместе со жмуриком схороним? – шёпотом спросил Мелёхин.

– Ты чё, обалдел что ли?

– Сбросим балласт…

– Иди в кустах напряжение сбрось!

– Я только оттуда.

– Так иди обратно!

Он весьма протяжно вздохнул, с жалостью посмотрел на невсебешную малыху, а затем на меня.

– Проблем от вас… Бабы!

Словно ругательное оскорбление было брошено в мою непоколебимую грудь, но факт остаётся фактом: психика Сони – страшная сила, и лучше её убить, чем прокормить…