Моя подруга киллер. Посмотрим, кто выстрелит первый

Спустя жалкие триста метров он обессиленно повалился на землю, с хрипом глотая воздух. Было пофигу, схватят его или нет. Своё сердце Мелёхин слышал в голове, которая в такт, казалось, ударялась о камень. А само тело трясло от бешеного забега, который ещё не закончился. Он с трудом перевернулся на спину, еле открыл глаза и увидел небо. Синева в зелёной древесной рамке окропилась чёрными вспышками. Они постепенно выцветали, и зрение приходило в норму.

– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день. – прошептал Михалыч и усмехнулся своему же изречению.

Попытки три спустя он смог сесть. Тошнота сдавливала желудок, голова отвинчивалась от шеи на живую, однако Мелёхин, преисполненный горячим желанием не сдаваться, встал на ноги и пошёл. Кругом опять была такая привычная ушам тишина. Кроме природных звуков зверья на мили пусто. Это начинало раздражать его, потому что заикой становиться не хотелось. Михалыч осторожно двигался между стволами берёз, пытаясь немного различать картину мира. Однако снайперские винтовки и человеческие глаза мерещились повсюду.

– Чтоб вас всех порвало, – прошипел он себе под нос, – выходите, черти.

Где-то за спиной у него что-то треснуло. Мелёхин круто повернулся и от неожиданности забыл человеческую речь. Дуло винтовки почти касалось его неравномерно вздымающейся груди.

– Этого не может быть. Тебя застрелили и сожгли! У тебя что, близняшки есть?

Стрелок стоял и смотрел, медленно наклоняя голову в бок. Манёвр, который совершил потом Михалыч, долго не мог себе объяснить. Но он точно знал, что винтовка в его руках, а сам он несётся сломя голову опять в дебри леса.

Сонька снова бредила. Бред защищал её слабый организм от перенапряжения. Она двигалась и разговаривала, одержимая горячей лихорадкой. Не голос велел ей бежать, а набор из самых настоящих воображений. Каждая картинка показывала смертельный исход, когда Соня выбирала путь. Она петляла по лесу, бегала кругами, словно белка в колесе.

– Соня! – раздался эхом мой голос. – Прошу, иди за мной!

Малыха послушно шагала в сторону голоса, но что-то настораживало. Слишком громкий звук падающих с листьев капель дождя. Холодало, и руки краснели от холода. Губы выпускали белый пар, когда малыха звала меня.

– Кир, где ты? – она оглядывалась, как запуганная. – Я не вижу тебя, скажи, где ты?

– Я здесь. – чёткий контур появился в Сониных глазах. – Я нашла тебя. Ты быстро бегаешь.

Мокрая и продрогшая малыха глядела на своё спасение огромными глазищами. Руки вжимались в обмокшую ткань. У Соньки душа вознеслась от радости и облегчения, потому что она была не одна. Она заулыбалась, показывая сверкавшие водой зелёные радужки. Но потом её лицо поменялось. Она, словно в осознании чего-то ужасного, начала шагать назад.

– Что с тобой, Соня? Куда ты уходишь?

– Это не ты, ты не Кира.

– У тебя бред, твой бок снова в крови.

Соня посмотрела на одежду, которая уже хлюпала от влажности. Бок резко кольнуло электрическим разрядом, а в голову ворвалась мигрень.

– Кира в лесу, она нуждается в моей помощи. Ты не Кира!

– Я здесь, куда я от тебя уйду? Я вечно буду бегать за тобой, подтирать тебе зад! Я твоя подруга, которая пожизненно у тебя в долгу за прелестного Мелёхина!

– Прекрати! – завизжала Сонька. – Прекрати это!

– Вот вы где? – подбежавший Михалыч уставился на Соньку.

Её зарёванные глаза взмолились от отчаяния. Ясное и прерывистое дыхание было с голосовым сопровождением напряжённости. Она начинала рыдать.

– Нет, только не это, Сонь! – заорал тот. – Это же лес!

– Почему ты не можешь быть ко мне снисходительнее? – пронзительно завизжала малыха.

Её колени погрузились в чёрную грязь, которую сотворил дождь. Последний так хлынул, прижимая всех к земле. Сквозь его непроглядную стену было слышно, как кричит Соня. Как громко её рыдания разносятся по лесу.

– Почему вы всегда так сурово относитесь ко мне? – закричала она сквозь дождь.

– Потому что ты не для меня веселишь Мелёхина. Ты любишь его даже больше, чем я. Потому что ты хочешь его внимая и его тоже хочешь! Я всё знаю! Я это видела в твоих глазах.

Михалыч равнодушно повернулся и пошёл прочь. Малыха с криками пошла за ним. Спотыкалась, ударялась, вытирала лицо грязными и ледяными руками.

– Подожди, – выла она, – умоляю тебя! Ты слышишь? Это не так! Я умоляю, Вадик, остановись. Пожалуйста, стой.

Веки насильно слипались от воды, и малыха ненадолго Мелёхина потеряла. В тот момент дождь прекратился ровно так же, как разошёлся. Настала немая часть шоу, в котором Соня думала, что участвовала. Она выискивала взглядом Михалыча до тех пор, пока не заметила нечто непонятное.

Стрелок стоял, прижавшись к дереву своей винтовкой, но ведь они его вроде бы убили. Когда он увидел Соньку, её глаза от ужаса округлились. Она не ожидала, что подоспеет Мелёхин, заедет стрелку в предполагаемую голову, и со всех ног срываясь с места, рванёт дальше в чащу.

– Уходи, ненормальная! – заорал он. – Я специально его за собой повёл!

А Сонька ринулась в погоню как раз, чтобы стрелок побежал за ними, чтобы потом, когда Михалыч и Сонька разбегутся в разные стороны, снайпер растерялся на время. Но вместо этого она с перепугу заорала:

– За нами не бежит уже никто!

Меня пробивала редкостная, отчаянная и бессильная дрожь. То приведение показалось слишком реалистичным и до жути нагнало страху. Лес крутился, как бесцветные картинки в колыбельной карусели, и оттого закружилась голова. Я не видела и не слышала Соньку, Михалыча, погоню призрака. Только свой бег и сбитое дыхание. Щёки налились горячим багрянцем и пульсировали, отдавая дробь вискам.

Я бы и дальше бежала сломя голову, если бы внезапно меня не сбил Михалыч. Мы оба упали и с отдышкой лежали, чувствуя тремор друг друга. Честно сказать, я чуть снова с низкого старта не сошла, когда увидела у Мелёхина винтовку.

– Откуда? – только смогла выдавить я.

– Оттуда, – показал я глазами на небо.

– Это что, был глюк?

– Тебе ветки в глаза попали, какой, нафиг, глюк?! Он же прямо перед нами стоял!

– Алё, тут лес! Мало ли что кому покажется.

– Да Кирюх, я же не нарик, я видел его.

– А кого-то волнует, что он живой? – развела я руками. – Кажется, в последнюю нашу встречу он был покойничком.

– Это Сонька со своими венками и отпеваниями его воскресила! – ткнул в никуда Михалыч. – Ведьма!

– Стой, – вдруг меня осенило, – ты от кого бежал?

– От косматого, которого ты грохнула, – как бы очевидно фыркнул Мелёхин, а потом, видно, допёр. – А ты от кого?

– От него же!

– Это больше смахивает на психотропное воздействие таблетки или сеанс в чудо-камере с реалистичными картинками. – выпалил Мелёхин.

– Это симулятор называется. – скептично поправила я.

– Только попробуй… – грозно прорычал он.

Я лишь подняла руки, согнув их в локтях, чтобы показать моё безучастие в словесном споре.

– Кому надо нас таблетками накачивать? Мы людей-то без оружия, когда в последний раз видели? – задала я вполне правильный вопрос.

– А как объяснить живого раздвоившегося стрелка?

– Всё просто – он был здесь не один.

– Значит, Сонька…

Дальше мы уже не разговаривали, а по наитию рванули туда, откуда разбежались по сторонам. Похоже, из-за ежедневного штудирования в виде кросса лесной массив перестал для нас быть загадкой, и теперь мы точно знали, куда бежать.

Через какое-то время получилось выбраться из сплошной толпы деревьев к той же поляне близ реки. Благословенное треплетенье птичьих песнопений висело в воздухе, а исполнителей не было видно. Деревья полукругом отступили от реки, создавая природный пляж из травы и песка. На берегу, почти у самой воды, стояла пара-тройка чёрных внедорожников и наш хипстерский хлеб. Их окружали люди, похожие на спецназовцев, в чёрной амуниции и с балаклавами на лицах.

– Не понял, – упёр руки в бока Михалыч, – а чё это они мой транспорт угнали?

Такое явление хвасталось новшеством в ежедневном порочном круге. Хорошо, что к хождению по мукам прибавились люди, теперь мы хотя бы видели, от кого бегали.

– Вон! – шёпотом взорвался от негодования Мелёхин, – это тот самый покойничек!

Он указал на спокойно ходящего стрелка, который преследовал нас в лесу. Тот не выпрашивал у товарищей мозги, а напротив – приветливо пожимал людям в чёрном руки.

– Ты смотри-ка, – цокнул Михалыч, – живее всех живых, падла!

– Михалыч, – я осуждающе посмотрела на него, – не стыдно?

Тот покачал головой, глядя своими бесстыжими глазёнками в мои, но, когда увидел, что моя физиономия стёрлась, обратил взгляд обратно к машинам. Стрелков было трое?.. Мы оба разинули рты, обескураженные близняшками, которые спокойненько болтали меж собой.

– Так и знал, что этот хаски не один! – щёлкнул Мелёхин пальцами. – А ведь я у него спрашивал, он не ответил мне, гад ползучий!

– Действительно! – фыркнула я. – Он же больно много трещал.

– Ля, ну ты глянь на это, – всё ещё возмущается тот, – он пивасик пьёт. Из холодильника, Кирюха!!!

– На фига попу гармонь, если есть кадила.

– Ч-чего?

– Ой, Михалыч, ну какой же ты всё-таки отсталый! Зачем с винтовкой сейчас среди своих топтаться, когда с ними бахнуть можно?

– Сама ты отсталая! – обиделся Мелёхин. – Я бы сейчас за холодную баночку пива душу продал.

А у самого глазёшки так и сверкают, даже губы влагой наполняются. Искушение и меня к рукам прибрало, потому что желудок гулко прорычал внутри. Смотря на меня, мой Мелёхин молил о помощи.

– Я не волшебник…

– Я тоже, что делать-то будем? Жрать охота и пить бы не помешало. Сколько дней мы тут вообще ползаем, два? Три? Я со счёта сбился.

– Нам стоит дождаться темноты, под покровом ночи забрать буханочку и валить домой, пока эти имбецилы нас не прикончили. – решительно заявила я.

– Кирюш, тебе говорили, что ты красивая? – Михалыч эротично облизнул губы.

– Я не готова к заигрываниям, потому что немного занята! Видите, ли, домой попасть хочу!

Меня бесило, когда он начинал подростковые игры со мной, особенно когда я пыталась сконцентрироваться на чём-то важном. Вот эти вот подкаты мандражировали больше всего! Он, как горькая репа, вызывает желание закинуть в огромную центрифугу его бородатую сущность и раскрутить до пюреобразного состояния.

– Я и не играю, а хочу сказать, что красивым девушкам не свойственно думать, следовательно, доверять таким нельзя! —саркастично произнёс он.

– Отвали, козёл, ты будто можешь доброе предложить.

– Какая ты грубая, думаешь, с рук тебе сойдёт?

Михалыч схватил мою руку и завернул её за спину, а сам накрыл меня своим телом. Его запах, дурманящий и бесячий, заволок глаза, как дымом. Я чувствовала, прилив гормонов и дерзкий азарт подыграть ему в этой партии. И, как назло, вспомнилась жаркая ночка в пещере, от которой крыша у меня поехала.

– А ты попробуй заставить извиниться, ты и подушку свою прогнуться под себя не можешь заставить. – Я выпятила вверх зад и повиляла.

Михалычу это показалось красной тряпкой, я была спокойной и неподвижной, хотя с каждым его наклоном к моему уху сохранять безмятежность всё тяжелее. Особенно эти его придыхательные кряхтения.

– Какая ты самоуверенная!

Мы забыли про малыху и людей, что внизу у берега. Он давил меня физически и морально, а я дразнила его, всячески затрагивая самолюбие. Это слишком умело – вызывать на бой при неблагоприятном раскладе, но доказать свою непоколебимость являлось обязательным манерным тоном. Когда поняли, что дело выходит за рамки контроля, Михалыч сполз с меня и увалился на спину, подперев голову рукой. Он нагло лыбился, глядя мне в глаза, пока не услышал:

– Мы вам не помешали? – пискнула Соня.

Я повернула голову и увидела трёхметрового громилу, держащего её за шкирку, как мелкого котёнка. Рывком вскочив, я направила винтовку в грудь товарища, а он лишь рассмеялся, указывая на готовность нескольких стволов за моей спиной против одинокой винтовки у меня в руках.

Прогулка с мертвецом или новое хобби

– Ствол опусти, или я ей шею сверну щелчком пальцев. – перестал улыбаться громила.

Позвоночником я почувствовала, как уверенно держатся позади люди в чёрном. Мне не под силу положить всех одним ударом, и что куда важнее – Соньку из лап коршуна без жертв не вырвать. Но если покажу, что сдалась, на мне быстро поставят жирный крест и воспринимать всерьёз перестанут. Так что пока меня хватит, буду стоять до конца.

– Только попробуй, и я прострелю тебе башку. – гневно прочитала я фразу по слогам. – Михалыч, ну-ка поддержи товарища в беде.

– А какого именно? – испуганно спросил тот.

– Меня!

Взгляд мой должен был запугать Мелёхина, но, кажется, больше его напугали целившиеся блэкмэны.

– Уверен, разговор будет приятнее, если не тыкать друг в друга ружьями. – проблеял он.

– А твой мальчик дело говорит, – оскалился громила.

– Он не мой!

– Я не мальчик!

Мы на него быстро перевели взгляды.

– В смысле, для мальчика я уже вырос, – покраснев, пискнул Михалыч.

– Блин, лучше бы ты промолчал, – с досадой обронила я.

– Вот тут согласен, – с жалостью подтвердил громила.

– Слышишь, – перевела я стрелки на него, – она ранена, придурок! Хватит трясти, не то отмывать тебя от её завтрака не стану.

– Опусти пушку. – ещё увереннее надавил тот.

– Ага, и ты меня тут же пристрелишь!

– Давно бы уже это сделал, да руки связаны.

– Что-то не заметно.

– Кира, – выступил Мелёхин, – преимущество не у нас. Чтобы Соньке помочь, надо опустить ствол.

Я офигела от его выпада и… сдалась! Когда в одной колонне кто-то опускает щит – это уже поражение. Простить сие даже после тёплых эмоций вряд ли получится. И, опустив винтовку, я передала её подскочившему блэкмэну, чтобы не было соблазна снова поднять её дуло на врагов.

Громила кивнул своим приспешникам, и они опустили ружья. Надо же, как по-честному! Светящееся изо всех сил солнце не вписывалось в общую картину хмурости, но уподобляться ему и давить из себя милую улыбку не в моём стиле. Пусть видят истинный настрой.

Пока мы следовали до нового постоялого двора, меня мучила одна деталь. Она всё мозолила темечко, пульсируя неимоверно сильно и часто: нам воткнули западню, потом дали возможность побегать по лесам и немного двинуться рассудком, а после невозмутимо пригласили в мирную переговорную? Класс!

А ближе к берегу реки я заметила, что Михалыч всё время следил за Сонькой, редко поглядывая на меня, и уже знал, что я просто так не сдамся. Занятно! Он выиграл мне фору тем, что занял позицию Курбского, а на деле лишь лелеял мысль о возможном спасительном плане? Умно, но я уже триста раз его казнила, так что молить ему пощады из-за поддельного предательства долгие годы!

Ступив на территорию врагов и набравшись смелости, я подбежала и пнула громилу в сухожилие, от чего он охнул. Малыха безвольно упала на землю, сильно приложившись головой, только из-за туманного состояния этого, видимо, не почувствовала. Мелёхин за секунду сократил между ними расстояние и схватил Соньку под мышки. Блэкмэны хотели решить проблему, а громила, скрючившись, поднял руку вверх, показывая, что помощь ему не нужна.

– Раз на раз выйдем? – иронично поинтересовалась я.

– Ну почему вы, девушки, такие глупые? – проскулил он. – Я не пытаюсь вас убить, ты ещё не поняла?

– Ой, значит, Сонька сама себе дробь в бок пустила, чтобы её сильнее пожалели! – разозлилась я. – Если убивать резона нет, зачем преследовать?

– Видишь ли, – поднялся на ноги громила, – резона действительно нет. Однако есть дело касательно некой Алексеевой Киры, которая до дрожи в старческих суставах нужна моему начальнику.

Слова его в миг унесли мой дух. Стало быть, вторая афганская война тут была организована для меня? Боже, какой бред! Ахнуть, какая честь!

– Мёртвой или любой? – сузил глаза Михалыч.

– Да живой нужна! – вскрикнул громила.

– А стреляли зачем? – продублировала я.

– А вот насчёт перестрелки я и сам не понял. За этой самой Алексеевой не только мой начальник охотится, но и кто-то ещё. Поэтому наш человек вчера подмогу вызвал. Половина моих людей перебита вражинами.

– Прекрасно! – изрёк Мелёхин.

– И так, как вот этот, – громила ткнул пальцем в Михалыча, – не мальчик держит раненую девочку, делаю логичный вывод, что Алексеева Кира – это ты.

– Какой догадливый! А ни чё, что не мальчик меня по имени при тебе несколько раз назвал?

– Да вы задолбали уже меня так называть! – возмутился Михалыч. – У меня есть имя, на крайняк фамилия.

– И что твоему начальнику от меня нужно? – перебила того я.

– Вот у него сама и спросишь.

– То есть, – сложила ладони вместе я, – мы сейчас просто отсюда уедем в цивилизацию для продолжения мирных переговоров?

– Называй как хочешь, – пожал плечами громила, – но убивать никого из вас мы не собирались.

– Хорошо, последний вопрос: где мои друзья?

– Так, а это домашние питомцы что ли? – пошутил он, указывая на малыху и Мелёхина.

Я скептично глянула в его сторону, подняв бровь, а громила саркастично закатил глаза.

– Да это юмор у меня такой. Какие ещё друзья?

– Те, что первыми в лагерь вышли. Они должны были попасться вам на пути.

– Ты что-то путаешь, милая, – скривился громила. – Мы вот утром на вертушке прибыли, чтобы парням помочь. А нашли только вас, так что по дороге до взлётной полосы вы мне подробно расскажите, что, куда и зачем.

– Стоять! – крикнул Михалыч. – А зачем нам полоса? А куда мы полетим?

– Он гормональные забыл принять? – спросил громила.

– В полевых условиях сложно поддерживать человеческую природу, но мне тоже интересно, для чего вертолёт? – скрестила руки на груди я.

– Да тебе понравится, не парься. – хохотнул тот. – Считай – отпуск!

– У меня есть альтернативные варианты завершения этой дикости?

– Ты уж прости, красавица, – приблизился громила, заслоняя собой мне свет, – я бы тебя в ресторан позвал, да мой начальник желает сделать сие первым.

– Это с какой стати? – вылупился Мелёхин. – А вдруг у неё парень есть!

– А, про тебя я уже забыл.

Михалыч недовольно поглядел на меня, а я только глаза в невидимые облака увела. А чего он ожидал? Мы обряд венчания не проходили, кольца не покупали и обои вместе не клеили. Между нами только Сонька с её идиотизмом. Малыху, кстати, ребята большого дядьки у Мелёхина отобрали и посадили в машину. Мне кажется, Соньке было пофигу, потому что даже веки её глаз не хотели подниматься, чтобы разглядеть происходящее.

– Есть у вас аптечка? – подошла я к громиле. – Сонька потеряла много крови, и мы не знаем, что задело пулей.

– Дадим пока антибиотики, а рану осмотрим позже. Сейчас лучше вообще ничего не трогать.

Я кивнула и тоже пошла к машинам.

– Извиниться за убиенного не хочешь? – толкнул локтем громила.

– Что? – немного войдя в панику, растерялась я.

– А что? Он, между прочим, вас спасти собирался, а вы вон как с ним.

– Вы сейчас серьёзно?! Кто же предлагает помощь, целясь ровно в грудь?

– Ну, мы предлагаем, – развёл руками тот. – У него был приказ – он вас нашёл, но довести до крестика на карте не успел.

– Выходит, я его действительно убила, – уже с сожалением произнесла я.

– Не льсти себе, красавица, – оскалился громила. – Мои ребята – профессионалы, а не жалкие любители.

Вот сейчас было обидно! Мы не были любителями. Если твоё хобби касается профессиональной сферы людей, которые именно им зарабатывают, это вовсе не говорит о великой любви к такому призванию! Мы просто любили отдыхать на природе в компании друзей, заряжаться адреналином, а потом возвращаться в рутинные будни. Оскорбительно и жутко некультурно!

Мелёхин сел в машину рядом со мной. Громила тоже, но устроился впереди, рядом с водителем. И нет, испытывать сейчас любые эмоции для меня было пыткой, потому что вспомни хоть один из эпизодов, и меня чувственно разорвёт.

– А трое других? – спросила вдруг я.

– Они из одной команды, – бросил через плечо громила. – Вас пытались привести, но вы ребятки чокнутые.

– Это инстинкт самосохранения, – возразил Михалыч.

Громила хмыкнул и уставился в сенсорный экран.

– Что ты помнишь из той перестрелки? – наклонилась я к Мелёхину, чтобы уточнить пару деталей.

– Я же рассказывал в крепости. – удивился Михалыч. – А ты что-то вспомнила?

– Помню, что стреляли со всех сторон, но, чтобы убить пятерых не нужно столько людей.

– Достаточно одной команды, – согласился Мелёхин. – Так что, ты веришь этому гигантору?

– Я думаю, что он прав. – нахмурилась я. – Там действительно были чужие, помимо этих ребят и наших знакомых.

– Но есть что-то ещё, – насторожился Михалыч.

– Кто-то пытался меня изнасиловать, и некто ему помешал.

Мелёхин выпучил глаза, и я пожалела, что ему рассказала об этом. Судить, что творится в чужой голове не берусь, но, зная склад ума друга, я уже визуализировала его мысли, и они мне не нравились. С другой стороны, пусть что хочет, то и думает.

– Кир, тебе придётся с этим разбираться. – тихо сказал Михалыч.

– Ага, нешто я не знаю! – нервно прожевала.

– Я помогу, чем смогу. Только перестань на меня бычить, а то я тебя первый закопаю.

Угольная колона внедорожников бороздила травянистую тропинку, разбрасывая зелень колёсами по сторонам. Я не особо помню, как в фильмах выглядел финал таких криминальных событий, но космическая чёрная дыра волей случая всосала нас с прекрасной фразой «Мне насрать» и окружила мрачным безмолвием.

– Интересно, кому же я понадобилась? – впервые за всё время задалась я вопросом. – У меня даже работы в последнее время не было.

– Но что-то же было, раз за тобой целую спасательную бригаду отправили. – предположил Михалыч. – Скажем, вдруг ты базу данных НАСО скоммуниздила и на чёрном рынке продала.

– Да это бред! – возмущенно заявила я. – Для чего мне эта фигня, да и защита у них там не лайтовая.

– Тогда за что тебя хотят и убить, и по головке погладить, а?

– А кто сказал, что какой-то там начальник меня по головке будет гладить?

– Ну, может и не по головке. – с намёком произнёс он.

– Даже не смей, – зашипела я. – Мы едем с незнакомыми людьми, и я не побрезгую тебя при них лямкой от лифчика отходить!

– Ах да! Насчёт него, – оскалился Мелёхин, – не припомню, где видел его последний раз. Кажется, в пещере.

Я клянусь, что не нанесла ему тяжких лесных повреждений, не нарушила шаткое психическое равновесие и не попросила пристрелить громилу этого гадкого перебежчика. Он всё равно отрицательно покачал головой в знак протеста. Ничего, я ещё закурю победную сигару!

Небо синело прямо на глазах, и поднимался прохладный ветерок. В зелёном океане собирался дождевой шторм, в который не очень приятно попадать. Лёгкие наполовину наполнялись беспокойным воздухом, а другая половина – травмированная страхом – даже не поднималась. Она окаменела, из-за чего внутри всё пузырилось, и создавалось ощущение качелей.

Наша колониальная гусеница чёрной плесенью портила природный пейзаж, и меня достаточно укачало. Хорошо, что вертолёты уже приземлились, разбрасывая ветер своими длинными лопастями. Куда угодно попасть, лишь бы подальше от этого идиотского леса.

Синенькие электронные стрекозки – это прикольная техника для любого стрелка, особенно если стреляешь с воздуха по какой-нибудь маленькой мишени на земле и с первого раза попадаешь. Тогда чувствуешь себя таким богом перед всеми, потому что отвечаешь за последний вздох жертвы. Эдакий бессердечный охотник, преследующий золотую косулю, по одной из многочисленных версий «Красавицы и Чудовища».

Честно говоря, я смотрела довольно-таки много выпусков передачи о животных. Меня восхищали и будут восхищать техники убийств хищников и их охота в целом. Чистое изумление от напряжённой позы гепарда, пропитанного полной готовностью броситься на жертву. Именно этот переходный момент в миге «жизнь – смерть» меня интересует больше всего.

Не стану хвастать бунтующими эмоциями во время игры, потому что таковых нет, но азарт от просмотра «В мире животных» испытываю. Это, собственно, как порнография для девственника или соль для наркомана. И да, я немного прервалась.

Мы выбрались из машин частями. Водители внедорожников остались на своих местах, наш «ауе» взяли под конвой, а блэкмэны и косматые тройняшки собрались в кучу около громилы. Из вертолёта бежали двое с носилками для малыхи. Тушку её быстренько погрузили и спрятали в ближнем пузе стрекозы. А мы, видимо, остались заканчивать разбор полётов.

– Рассредоточимся, – скомандовал громила. Он старался не кричать, но звук вертящихся лопастей ему конкретно мешал. – Команда А и команда Б, следуйте прошлому плану. Команда С, садимся в два вертолёта.