Зло в маске

– Без сомнения, эту мысль надо использовать. Но если возникнут благоприятные обстоятельства, при которых я смогу, не подвергая себя ненужному риску быть убитым, позволить снова взять себя в плен, я воспользуюсь этим; тогда я смогу представить вам намного более полную картину состояния армии французов, чем если б доверился любому посыльному.

Аудиенция была закончена. Царь попрощался с Роджером, и тот удалился с поклоном и был препровожден Чернышевым обратно в свою комнату.

Прошли две недели, в течение которых он имел три долгие беседы с князем Чарторыжским о состоянии французской армии; но все остальное время Роджер был обречен на праздность, он проводил время за чтением французских книг, которых немало оказалось в дворцовой библиотеке.

Утром последнего дня марта Чернышев приветствовал его веселой улыбкой и приятной новостью.

– Вопрос о вашем обмене улажен. Я получил приказ сопровождать вас в деревню на реке Алле, в нескольких милях выше Алленштейна[8], и там произвести обмен.

Это означало, что предстоит путешествие более чем в сто десять миль, но уже установилась оттепель, и вместо саней они смогли использовать хорошо обитую изнутри карету. Их сопровождали форейторы, которые выполняли функции слуг, у них был запас продовольствия, так что слуги могли приготовить еду в любом месте, где путешественники пожелали бы остановиться и пообедать.

Во многих местах снег растаял очень быстро, и вода стекала ручьями, образуя маленькие озера и реки; в других местах сугробы еще были целы и лежали ледяными горами в несколько футов высотой, через которые карету приходилось провозить с осторожностью. Таким образом, они достигли Алленштейна лишь через четыре дня и там заночевали.

Рано утром пятого дня Роджер распрощался с Чернышевым, и с некоторым риском был перевезен через стремительную речку Алле под белым флагом. На другом берегу его ожидал русский полковник, который его тепло приветствовал. Пожав взаимно руки, они поздравили друг друга с близкой свободой; затем русский полковник взошел на паром и отправился на другую сторону реки, в расположение русской армии.

Встретивший Роджера французский офицер рассказал ему, что, проведя неделю в окрестности Эйлау, чтобы закрепить за собой победу в той битве, император отвел армию за реку Пасленку и верхнее течение реки Алле, где теперь армия и находится на зимних квартирах. Главной базой армии стал Торунь, находящийся сзади, на Висле, но штаб разместился в Остероде, в двадцати милях отсюда.

Получив верховую лошадь и четырех гусар в сопровождение, Роджер отправился в Остероде, а когда приехал туда, узнал, что император в данный момент находится на некотором расстоянии, в замке Финкенштейн.

Добравшись туда, он обнаружил, что этот замок совсем не похож на замок Знаменского, который был просто старым укрепленным помещичьим домом. Финкенштейн был огромным, мрачным, обнесенным зубчатой стеной зданием, в котором могли бы разместиться несколько сотен человек, во внутреннем дворе толпились конные офицеры, постоянно прибывали и уезжали ординарцы.

Справившись о герцоге Фриульском, Роджер был рад узнать, что его старый друг находился здесь. В прежние времена, до Империи, герцог был просто полковником Дюроком, главой адъютантов Наполеона. Затем, когда образовался двор, ему присвоили звание генерала и назначили обер-гофмейстером империи. Однако Наполеон неоднократно посылал его с дипломатическими миссиями – он часто таким образом использовал самых умных членов своего штаба.

Мишель Дюрок встретил Роджера с распростертыми объятиями, сочувственно выслушал рассказ о его злоключениях последних двух месяцев, а затем рассказал ему все последние новости, касающиеся положения во французской армии.

Битва при Эйлау оказалась еще большим несчастьем, чем предполагал Роджер. Корпус Ожеро, потеряв дорогу во время метели, попав под обстрел русских пушек, был полностью разбит, его остатки расформированы, и уцелевшие солдаты переведены в другие полки. Наполеон обычно преуменьшал французские потери в официальных бюллетенях, которые он выпускал после крупных сражений. На этот раз он определил их как 1900 убитых и 5700 раненых; но в действительности боевой состав сократился почти на 30 тысяч человек, а 45 тысяч оставшихся находились в очень трудном положении.

Мяса почти невозможно было раздобыть, и они еле-еле существовали на голодных пайках из сухарей и корнеплодов. Их мундиры изодрались, многие из них замерзали по ночам, линия фронта все время менялась, они жили в постоянном страхе перед рейдами казаков, поскольку их собственная кавалерия была неспособна их защитить из-за крайнего истощения лошадей, которые едва передвигали ноги.

Пораженный, Роджер воскликнул:

– Но ведь это не в правилах императора – позволить своей армии дойти до такого жалкого состояния. Разве он ничего не сделал за эти два месяца, чтобы исправить положение?

Дюрок пожал плечами.

– После Эйлау Наполеон послал полномочных представителей к прусскому королю Фридриху Вильгельму с предложением вернуть часть его территорий, он воздержался от прежнего своего предложения Пруссии стать его союзником против России. Но царю удалось уговорить этого несчастного, нерешительного монарха не соглашаться с нашими предложениями, – ответил он, а затем продолжил: – Бертье, или, как теперь его надо называть, маршал князь Невшательский, работает не жалея сил, собирая резервы в Польше, Баварии, Саксонии, на Рейне, он даже шантажировал испанцев, вынудив их послать корпус для удержания Ганновера для нас, чтобы забрать оттуда французский гарнизон и перевести сюда. Во Франции объявили новый призыв восьмидесяти тысяч мужчин, или, вернее, мальчиков. Это уже третий за последний год, и этих мальчиков призвали за одиннадцать месяцев до того, как они достигли призывного возраста. Мортье, я имею в виду герцога Тревизского – никак не могу привыкнуть к этим новым именам, – был отозван со своего наблюдательного поста в шведской армии, который он занимал в Стралсунде. Неделю тому назад шведы перешли в наступление, так что он двинул свой корпус назад, чтобы помешать их продвижению. Тем временем Австрия снова стала неспокойной, и стоит ей объединиться с нашим неприятелем, как мы будем отрезаны от Франции.

– Ну и картина, – сказал Роджер, напустив на себя обеспокоенный вид. – А что с Англией? Я предполагаю, что она не бездействовала в такой благоприятный момент и сделала сильный выпад против своего безжалостного врага?

Дюрок засмеялся:

– Напротив, впервые за многие годы она перестала демонстрировать свой агрессивный нрав. Наша разведка сообщила нам, что было предложение послать экспедиционный корпус на помощь шведам в Стралсунд. Но она может собрать не более двенадцати тысяч человек, хотя это ниже ее достоинства – делать такой ничтожный вклад в войну против нас на Континенте. Говорят, Англия вызывает у русского царя недовольство как союзник, который никогда не оказывает ему военную помощь и даже не выделяет достаточных субсидий, чтобы платить жалованье собственным войскам. Все, что их бездарное правительство сделало до сих пор, – это послало флот, который в феврале ворвался в Дарданеллы, потом появился у Константинополя с той целью, чтобы вынудить султана Селима уступить в споре с Россией, так чтобы царь смог отвести несколько своих дивизий с Дуная и использовать их здесь для войны с нами; они также хотели потребовать сместить нашего посла генерала Себастьяни. Но Себастьяни так успешно держал Селима в руках, а народ Константинополя был настолько разгневан нахальными требованиями англичан, что всего лишь за день они подтащили к Босфору тысячу пушек, нанесли неприятельскому флоту большой урон и заставили его с позором удалиться.

Нахмурившись, Роджер перевел разговор на другую тему.

– Все, что ты говоришь мне о здешнем положении, кажется мне совершенно странным. Всем известна способность Бертье доставлять подкрепление так, что подводы никогда не приходят на место вовремя и скапливаются, загромождая пути. Но что ты скажешь об императоре? Почему он, со своим выдающимся умом, не выработал политику, которая привела бы к раздору между нашими врагами, так чтобы они не выступили сообща, чтобы их можно было разбить по отдельности?

– Друг мой, тебя так давно не было в штабе. Хочешь верь мне, хочешь нет, но Наполеон потерял всякий интерес к ведению войны. Он здесь с Марией Валевской. Я допускаю, что она очаровательное юное существо – благородная, скромная, лишенная честолюбия. Теперь она отвергнута своим престарелым супругом и беззаветно полюбила нашего государя. Он же стал совершенно другим человеком. Он как будто сбросил с себя годы, стал как юноша-подросток. Он полностью находится во власти ее чар. Иногда он целыми днями не выходит из ее покоев и не желает обсуждать дела. Десять дней тому назад, или немного больше, у нас здесь были миссии от турок и персов. И только раз он согласился принять этих дипломатов. А они оба могли бы оказать нам неоценимую помощь, изматывая русские войска. Естественно, что они обиделись и стали неуступчивы, но я ничего с этим не мог поделать.

Роджер выразил свое сочувствие, но в глубине души он порадовался, что, по-видимому, злейший враг Англии теряет свою хватку и через несколько недель будет разбит русскими и пруссаками; его мишурная империя распадется на части, Европа восстановит свои прежние границы.

Попросив Дюрока, чтобы тот договорился об аудиенции у императора как можно скорее, Роджер отправился в столовую для высшего офицерского состава. Там его с восторгом встретила группа старых товарищей, но многих уже не было в живых, и он с огорчением узнал, что они погибли при Эйлау.

Три дня ждал Роджер, не получая никакого ответа от своего суверена, и с каждым днем он становился все более нетерпеливым, потому что лелеял мысль о том, как бы поскорее уехать из Польши.

Много лет тому назад Роджер купил себе маленький замок неподалеку от Сен-Максима, на юге Франции. Под предлогом слабых легких и пули, которую он поймал при Маренго, он часто получал отпуск зимой и уезжал туда; это давало ему возможность незаметно посетить Англию и лично доложить господину Питту о положении дел во Франции.

Но в этом году он попал в водоворот событий. После того как в мае прошлого года он вернулся во Францию, он с удовольствием провел лето в Париже. Не в его правилах было просить об отпуске раньше декабря, так что, естественно, он сопровождал императора, когда тот начал в сентябре кампанию против Пруссии. После двойной победы при Йене и Ауэрштедте он с удовольствием воспользовался возможностью попутешествовать: Роджер посетил Берлин и Варшаву, где раньше не бывал. Таким образом, когда настал декабрь, он больше не состоял на службе британского правительства, да к тому же ему не о чем было докладывать. Что могло бы пойти на пользу его ныне отживающей свой век стране? Он вместо того, чтобы попросить об отпуске, остался при штабе императора. Наполеон снова начал военные действия в январе, намного раньше, чем ожидалось, и это поставило Роджера в неловкое положение. Он уже не мог попроситься в отпуск, чтобы провести остаток зимы на юге Франции, это было бы воспринято его товарищами как трусость, потому что они не знали о его искусно придуманной болезни. Поэтому он принял участие в войне, и это закончилось для него в Эйлау.

Однако сейчас, когда только начиналась весна, еще предстояло несколько недель холодов и несколько недель слякоти, он передумал и принял решение при первой же встрече с Наполеоном просить у него отпуск на два месяца, чтобы избежать ужасного положения, которое ожидало армию еще некоторое время. Он решил как можно скорее уехать из Польши на берег Средиземного моря, где никто не думает о войне, разве что в тех случаях, когда проходят торжественные праздники в честь побед императора с роскошными обедами и реками шампанского. Там Роджер сможет вести праздную жизнь богатого и блестящего офицера, расцвеченную веселыми торжествами в компании элегантных мужчин и красивых женщин не очень строгой морали.

У него не было ни малейших угрызений совести из-за того, что он не сможет послужить Александру. Он всегда придерживался правила «на войне и в любви все дозволено» и считал, что его полностью оправдывает то, что он получил свободу, введя в заблуждение царя.

Утром четвертого дня в замке Финкенштейн он шел по коридору и внезапно увидел, что к нему приближается император.

Лицо Наполеона засветилось от радости, и он воскликнул:

– А! Мой храбрый Брюк! Я боялся, что вас убили. Когда мне сообщили, что вы попали в плен к этим чертовым русским и вас можно обменять, я по-настоящему обрадовался. А в данный момент вы мне здесь очень нужны. И турки, и персы послали ко мне свои посольства. Это побудило меня придумать план, как ударить этому дураку Александру в спину. Поэтому я посылаю генерала Гардана с миссией сначала в Турцию, потом к шаху. В нее войдут много офицеров. Но мне нужен хоть один, который был бы мне лично предан, чтобы он частным образом держал меня в курсе продвижения дел.

Внезапно Наполеон поднял руку, схватил Роджера за ухо и дернул его.

– Вы, Брюк, с вашим знанием Востока, как раз для этого подходите. Собирайтесь, берите с собой все, что сможете, за мой счет и готовьтесь отправиться в Константинополь.

Глава 6

Величайший политик своей эпохи

Роджер сморщился от боли: ведь хотя этот жест Наполеона всегда означал его расположение, он был далеко не безобидным.

В тот же момент он понял, что эта идея императора угрожает его планам. Прощайте мечты о беззаботном, праздном отдыхе на солнцепеке на Ривьере; прощайте теплые воды и песчаные пляжи Средиземноморья; прощайте приятные поездки в Сен-Тропез и в Ниццу, где он смог бы познакомиться с какой-нибудь очаровательной дамой, стать ее любовником и скрасить свои дни и ночи восторгом и экстазом. А вместо этого его ожидают нескончаемые переезды по плохим дорогам, остановки на ночь в дрянных гостиницах, путешествие по полуварварским Балканам в страны, где всякая мало-мальски смазливая женщина строго охраняется в гареме, а пища, должно быть, отвратительна на вкус. Он обязательно должен тем или иным способом отговорить императора посылать его в эту миссию, грозящую разрушить мечты Роджера, которые он лелеял вот уже несколько недель.

Придя в себя, он ответил:

– Ваше величество, мне необыкновенно повезло, что при моей слабой груди мне удалось избежать пневмонии и смерти в плену у русских; но мне здорово досталось, как вы можете увидеть по моему изможденному виду. Я как раз собирался просить у вас двухмесячный отпуск, так чтобы я смог подлечиться на юге Франции.

Наполеон пожал плечами:

– Но, дорогой Брюк, миссия, которую я вам предлагаю, может с таким же успехом послужить этой цели. Вспомните, что зимой 99-го года по вашему же собственному желанию вы, вместо того чтобы поехать в ваш замок в Сен-Максиме, поехали как мой тайный личный представитель на острова Карибского моря, чтобы проверить правдивость донесений моих жалких адмиралов об их неуспехах с английским флотом. Эта поездка в Турцию и Персию мало отличается от той. Вы сможете сбежать от холодов и туманов этой проклятой страны в теплые края, где целыми днями светит солнце, которое так вам необходимо.

На самом деле у Роджера тогда были свои важные причины согласиться отправиться в Вест-Индию. Но он не мог в этом признаться. Поэтому он попытался действовать по-другому.

– Ваше величество, я боюсь, что смогу принести мало пользы в качестве члена такой делегации. Я никогда не был ни в Турции, ни в Персии и не говорю на их языках.

Наполеон сделал нетерпеливый жест, чтобы отмести его возражения.

– Это не имеет значения. В вашем распоряжении будут хорошие переводчики, а также большой запас подарков, чтобы подкупить там посредников между Гарданом и пашой, и эти люди будут вас информировать об их разговорах; так что вы сможете мне сообщать об успехах миссии и о правдивости посылаемых мне донесений. А то иногда они имеют целью сохранять мне хорошее настроение.

Роджер был не в восторге от такого задания, он не хотел шпионить за своими же товарищами-офицерами. Его донесения об эффективности французского флота в Вест-Индии имели своей целью дезориентировать Наполеона и таким образом помочь его стране. Но зная, что у императора отсутствуют угрызения совести, Роджер не стал ему рассказывать о своих. Он просто сказал:

– Я очень сомневаюсь, что смогу судить о ходе таких переговоров, потому что ничего не знаю о политике этих стран, о том, как их государственные деятели ведут свои дела.

Наполеон тут же отверг эти его возражения.

– Вы проедете через Варшаву. Талейран находится сейчас там, и он сможет вам все рассказать о планах турок и персов. А что касается повадок их государственных деятелей, – Восток есть Восток, а вы в моей свите самый крупный знаток в этой области.

Опять Роджер попался в ловушку. Своим назначением в адъютанты он был обязан тому, что он путешествовал в Индию и обратно через Красное море и Египет. Наполеона всегда притягивал Восток; и случилось так, что после своей триумфальной Итальянской кампании он снова обратил внимание на Роджера, который только что возвратился из Индии. Бонапарт, который уже видел себя владыкой Нила и вторым Александром Великим, провел несколько вечеров, с увлечением слушая рассказы Роджера о его путешествии. Затем, поняв, что тот обладает многими ценными качествами, генерал сделал его постоянным членом своего штаба.

Роджер воскликнул в отчаянии:

– Ваше величество, вы не можете смешивать в кучу все восточные страны, как если бы они были населены одним и тем же народом. В одной Индии больше различных народностей, чем в Европе; и ни одна из них не похожа на персов или турок.

Внезапно лицо императора сделалось хитрым.

– В этом, без сомнения, вы правы. Но я хочу, чтобы эти страны начали причинять беспокойство русскому царю, в этом цель моей миссии. Одна из задач Гардана во время переговоров в Персии – нащупать пути, с помощью которых позже, после того, как я нанесу поражение России в союзе с шахом, мы смогли бы быстро добраться до Индии. И вы, Брюк, с вашим знанием Индии, способны лучше любого другого помочь ему в достижении этой цели.

Напрасно стал бы Роджер убеждать его в том, что, хоть он и был одним из немногих европейцев, пересекших страну от Калькутты до Бомбея, он не знал ни одного из сотни городов и десятков рек на этой территории. Император считал его авторитетом в этой области, как счел бы знатоком Испании человека, проскакавшего от Сан-Себастьяна до Гибралтара. А если уж Наполеон что-либо вобьет себе в голову, разубедить его в этом невозможно.

Сохраняя свою обычную почтительность и веселость, которую он взял за правило демонстрировать своему императору, но внутренне кипя от ярости, Роджер удалился, понимая, что, если не произойдет ничего непредвиденного, его надежды на жизнь в роскоши под солнцем Южной Франции испарятся как дым и через несколько дней он будет находиться на пути в Константинополь.

Ничего непредвиденного не произошло. Наоборот, на следующее утро за Роджером прислали от Бертье. Подобно Мюрату, маршал имел пристрастие к расшитым мундирам, которые он сам придумывал, но, в отличие от красавчика-кавалериста, безобразный низкорослый начальник штаба, со слишком крупной для его тела головой, достиг лишь того, что стал явно смешным. Поздравив Роджера с тем, что он получил свободу, Бертье сказал:

– Его величество сообщил мне, что приказал вам присоединиться к делегации генерала Гардана, которая отправляется на Восток. Он желает, чтобы я проинформировал вас о тамошней ситуации и о том, чего он желает достичь. Англичане пытаются отколоть Турцию от союза с нами. Пока им это не удается, но у султана возникли осложнения с его собственным народом, поэтому он хочет, чтобы мы помогли ему укрепить его положение, тем самым мы еще крепче привяжем его к нам. Этого мы надеемся достичь тем, что снабдим его современным оружием и затем пошлем французские войска ему в поддержку. Но у одной Турции не хватит сил доставить серьезные неприятности России на этом театре военных действий, поэтому приезд сюда делегации от шаха подсказал императору идею заключить Тройственный союз между Францией, Турцией и Персией. Поскольку персы хорошо к нам относятся, – продолжал маршал, – а с Россией они враждовали веками, есть большие шансы, что им понравится идея объединиться с турками и отнять у царя большие территории, пограничные с ними, в то время, когда он полностью занят войной с нами здесь, на севере.

– С другой стороны, – сказал Роджер, – наш государь намерен создать для русского царя сложности на юге, чтобы отвлечь часть его войск отсюда, с севера.

Бертье кивнул своей массивной головой:

– Да, таково намерение, и, поскольку у персов имеется значительная армия, состоящая из воинов с репутацией упорных бойцов, оно, возможно, осуществится.

– Очень хотел бы, чтобы вы оказались правы. Однако, по-моему, у них только что закончилась эра «лука со стрелами», я предвижу, что несколько русских полков дисциплинированных гусар отобьют нападение такой орды.

– Я не согласен с вами. Если существуют в мире конные воины, равные по силе казакам, то это персы. Кроме того, в намерения императора входит послать войска не только султану, но и шаху. А с ними и офицеров, которые смогут научить генералов этих восточных суверенов самым современным методам ведения войны.

Роджер заметил с несколько циничной усмешкой:

– Рад услышать, что новый образ жизни нашего государя не лишил его способности заботиться об успехах своих блестящих замыслов, поддерживая их практическими мерами.

Лишенный чувства юмора, Бертье только нахмурился.

– Его величество без отдыха трудился на благо Франции, он, как никто иной, заслужил несколько недель отдыха. Теперь мы перейдем к вопросу об Индии.

– Да. Император упомянул мне о своих замыслах относительно этой страны.

– Он так мне и сказал, но не входя в детали. Персы вели войну против северных индийских штатов еще дольше, чем против России. Как только мы уладим наши дела с царем, его величество рассчитывает использовать силы персов, чтобы прогнать англичан из Индии.

– Офицеры Гардана должны разведать пути до Дели из Египта, Сирии и Персии, а также осмотреть портовые города на Красном море и в Персидском заливе, чтобы можно было отправлять войска и сухопутными путями, и по морю. Следует убедить шаха создать корпус из двенадцати тысяч отборных воинов, вооруженных французским оружием, они должны будут атаковать русских в Грузии, а за это Персии обещано присоединение Грузии. Впоследствии к этому корпусу должны подойти двадцатитысячные французские войска, и образованная таким образом армия продвинется на Восток. Возможно также, к ней присоединится принц Махратта. Если это произойдет, то у нас хватит сил победить не только британские войска, но и армию любого другого правителя, которому вздумается выступить против нас.

Услышав о таком грандиозном замысле, Роджер понял, что, сколько бы времени ни тратил император на развлечения с маленькой польской графиней, он все же оставался гениальным стратегом, способным захватить неприятеля врасплох с помощью хитроумного плана.

После недолгого молчания Бертье продолжал:

– Генерал Гардан весьма способный человек, и он очень подходит для того, чтобы возглавить такую миссию. Но его величество считает, что вы сможете оказать ему существенную помощь.

– В этом он совершенно ошибается, – печально сказал Роджер, – и я умоляю вас, маршал, переубедить его. Верно, что я однажды путешествовал по Индии, но о Персии и Турции я ничего не знаю.

– Ох, ладно уж, дорогой полковник! Как вы можете такое говорить? Ни я, ни император не жалуемся на свою память. Я припоминаю, что, когда вы были в Каире, он посадил вас под арест, потому что вы ворвались в гарем паши и выкрали оттуда красавицу гурию, которая оказалась не больше не меньше дочерью покойного султана. Но фортуна покровительствовала вам, и вам удалось с ней близко… познакомиться.

– Верно, – согласился Роджер, – но мать принцессы Занте была французская дворянка родом с Мартиники, а сама Занте в ранней юности вышла замуж за наместника султана в Египте. Когда она жила в Константинополе, она не имела права одна покидать гарем, поэтому от нее я не смог ничего узнать о турецком народе – уж не говоря о взаимоотношениях султана с другими странами. Кстати, она была кузиной теперешнего султана, Селима Третьего, но это ничем не выделяет ее из толпы бесчисленных родственников султана из-за распространенного в этой восточной державе многоженства.

Бертье пожал плечами и развел свои короткопалые руки с неухоженными ногтями.

– Это убеждает меня, Брюк, что вы против того, чтобы сопровождать генерала Гардана на Восток. Но Наполеон уже издал приказ, и вы должны туда ехать, поэтому нам нечего обсуждать. Посылайте ваши отчеты мне как можно чаще, в них описывайте, как продвигаются дела. А теперь вы должны простить меня, я заканчиваю наш разговор, у меня еще тысяча всяких дел.