Зло в маске

Поскольку последняя надежда Роджера избежать этой поездки исчезла, он покинул маленького деловитого начальника штаба и отправился искать генерала Гардана, с которым он раньше несколько раз встречался, но был плохо знаком.

Генералу уже сообщили, что Роджер будет его сопровождать. Ему, естественно, и в голову не приходило, что этот дополнительный член делегации будет посылать о нем секретные донесения, поэтому генерал разговаривал с ним свободно и на равных, зная, что Роджер является членом личного штаба Наполеона. За несколькими стаканами ароматизированной травами водки они проговорили целый час о положении на Востоке, и познания генерала в этой области произвели на Роджера большое впечатление. Генерал был несколькими годами старше него и, хотя он не слишком много путешествовал, казался хорошо информированным о странах Восточного Средиземноморья. Он был сильным, хорошо воспитанным и любезным человеком, и это подтвердило мнение Роджера о том, что обычай Наполеона посылать вместо дипломатов своих наиболее умных генералов с дипломатическими миссиями (когда эти миссии имели военные цели) был вполне разумен.

К удивлению и огорчению Роджера, когда они стали прощаться, генерал сказал:

– Конечно, вам известно, что мы отправляемся завтра рано утром?

Это был окончательный крах надежд Роджера, что ему еще удастся найти способ избежать этого нежелательного для него путешествия. Ему оставалось только поклониться и ответить:

– Мой генерал, я с удовольствием ожидаю нашего совместного путешествия.

Поспешив в расположение генерал-квартирмейстера, он реквизировал там все, что могло ему оказаться полезным в таком путешествии. Позже он снова нанес визит Бертье и получил от него ордер в казну. Там ему выдали две сотни золотых наполеондоров. Их он сложил в денежный пояс. И еще чек на оставшуюся тысячу франков французскому банкиру в Константинополе.

Тем вечером, недовольный, но не смирившийся, он рано пошел спать, раздумывая о том, какой еще сюрприз припасла ему судьба.

12 апреля делегация генерала Гардана отправилась в путь. Она насчитывала не менее пятидесяти членов; среди старших офицеров были Роджер; полковник инженерных войск Кутон, долговязый мрачный мужчина; полковник Ладу из артиллерийских частей, бойкий парень с озорным чувством юмора; подполковник Ридо, бородатый ветеран Египетской кампании, и подполковник Мондальон, который несколькими годами раньше сопровождал генерала Себастьяни в его разведывательной миссии 1802 года, целью которой было создание неприятностей англичанам в Алжире, Египте, Сирии и на островах Ионийского моря. Было еще около дюжины младших офицеров, а остальные были повара, конюхи, слуги и переводчики, отозванные из Турецкой и Персидской миссий. Все они продвигались медленно, делая частые остановки для отдыха.

Через два дня миссия Гардана достигла Варшавы, где предстояло переночевать и пополнить скудные запасы продовольствия, которые им удалось получить в замке Финкенштейн. Отпросившись у Гардана, Роджер направился прямо в старинный дворец, сотни лет служивший резиденцией польских королей, где после отъезда Наполеона хозяином стал Талейран.

После недолгого ожидания Роджер был тепло встречен бывшим епископом, а ныне его высочеством принцем Беневенто. В безукоризненном костюме синего шелка с кружевными манжетами и воротником, с квадратным моноклем в золотой оправе, висящим на шее, опирающийся на украшенную драгоценными камнями трость из ротанга, этот самый могущественный пятидесятитрехлетний представитель прежнего режима направился, прихрамывая, навстречу Роджеру и сказал с улыбкой:

– Дорогой друг, только позавчера я узнал о том, что вы пережили Эйлау. Не могу и сказать, как я был рад. Но что я вижу – вы тоже начали хромать?

Роджер улыбнулся ему в ответ:

– Если бы только я смог научиться это делать так же элегантно, как и вы, ваше высочество, я не стал бы жаловаться. Я пережил множество страданий во время плена, но самое главное – это то, что я жив и снова свободен. А как вы живете?

– Не слишком-то счастливо. До сих пор я теоретически являюсь главой министерства иностранных дел его императорского величества, но фактически я превратился в его главного армейского маркитанта. Не проходит и недели, чтобы он не отказывался от моих рекомендаций в области внешней политики. «К черту дипломатию. Шлите мне хлеб, мясо, все, что вы сможете раздобыть для моих войск, и фураж для лошадей».

Роджер, смеясь, ответил:

– Уверен, что вас это вполне устраивает. Подобные контракты очень способствуют увеличению вашего и без того значительного состояния.

Талейран вздохнул.

– Увы, нет. В отличие от нашего друга Фуше мои принципы не позволяют мне обогащаться, продавая негодный товар нашей же армии. Чтобы удовлетворить мои скромные вкусы, мне приходится время от времени принимать подношения от того или другого нашего союзника за обещание отстаивать их интересы – если, конечно, они не противоречат интересам Франции.

Роджер огляделся, стараясь оценить, что его друг понимает под «скромными вкусами». Комната представляла собой высокий салон шестидесяти футов длиной, с синими стенами, позолоченными панелями и замечательно расписанным потолком, с которого свисали две хрустальные люстры. Ковер из мастерских Обюссона и кресла, накрытые вышитыми чехлами, дополняли меблировку. На огромном булевском столе, рядом с одним из двух шестисвечных канделябров, стояла открытая обитая бархатом шкатулка, в которой переливалось бриллиантовое ожерелье – несомненно, предназначенное в подарок какой-нибудь красивой польской даме, ставшей недавно любовницей утонченного царедворца.

Предполагалось, что он стоит в реквизированном «жилище», но роскошь этой комнаты не уступала той, которой он обычно себя окружал; к тому же было хорошо известно, что состояние, которое он сколотил на поборах с иностранных послов, за последние десять лет достигло нескольких сотен миллионов франков.

Позвонив в серебряный колокольчик, Талейран произнес:

– Я надеюсь, вы согласитесь пообедать со мной и ночевать у меня. Так вы сможете рассказать мне все, что с вами случилось, а потом мы обсудим, каким образом я смог бы быть вам полезен. Вы, без сомнения, помните, насколько я не люблю работать, но, увы, я все же должен пробежать несколько писем, прежде чем они будут отправлены. Мои секретари весьма компетентны в составлении их для меня, но иногда они не могут уловить точные нюансы смысла. А тем временем вас проводят в ваши покои и принесут вам вина, чтобы вы могли освежиться после долгой дороги.

Пока Роджер выражал свою благодарность, появился слуга. Он повел гостя в красиво меблированную комнату, где Роджер с удовольствием нежился некоторое время в огромной мраморной ванне, затем выпил пару стаканов шампанского и уничтожил целое блюдо сэндвичей со страсбургским паштетом.

За обедом он оказался за столом в компании примерно двадцати пяти человек, с некоторыми из которых он был знаком. После долгого времени, проведенного на спартанском рационе, он отдал должное эпикурейским блюдам и тонким винам. В конце обеда пили императорский токай, который Талейран недавно получил в подарок от императора Австрии. После того как все встали из-за стола, хозяин дома уделил остальным гостям всего полчаса, затем вежливо извинился и, взяв Роджера под руку, увел его в маленькую библиотеку.

Талейран не приезжал в Берлин и Варшаву, когда Роджер находился в этих городах, поэтому они встречались последний раз очень давно, и им было о чем поговорить. Роджер вкратце описал свои злоключения после Эйлау, затем добавил:

– Я был бы вам очень благодарен, если бы вы мне сказали, может ли быть успешной эта миссия, в которой мне против моей воли пришлось принять участие.

– Насколько хорошо вы осведомлены о Турции и Персии? – спросил Талейран.

– О Персии я ничего не знаю, о Турции – очень мало. Возможно, вы помните, что я вам рассказывал, как в Египте и Сирии у меня завязался роман с турецкой принцессой по имени Занте. От нее я узнал, что со времен ее детства при дворе султана произошли необыкновенные перемены. Ее матерью была Эме Дюбук де Ривери, молодая французская дама с Мартиники, кузина императрицы Жозефины.

Талейран кивнул:

– Я часто слышал рассказ о необыкновенном пророчестве, которое сделала этим двум молодым женщинам предсказательница, – о том, что им суждено стать королевами. Получив воспитание во Франции и возвращаясь на Мартинику, она была похищена пиратами, а затем послана алжирским беем своему суверену, султану Абдулхамиду Первому, в качестве подарка.

После паузы Роджер продолжил:

– Судьба распорядилась так, чтобы она попала к нему в очень удачный для нее момент. Наследником Абдулхамида был Селим, сын черкешенки Кадин, старшей над всеми женщинами гарема. Одна из жен Абдулхамида, женщина злобная и завистливая, пыталась убедить султана, чтобы он убил Селима, чтобы ее собственный сын, Мустафа, смог стать наследником. Черкешенка Кадин приметила Эме и обучила ее, как завоевать расположение Абдулхамида, и той удалось этого добиться; ей также удалось защитить Селима, и теперь он султан.

И снова Талейран кивнул:

– Эме не только стала старшей женой Абдулхамида, но с тех пор Селим стал ее преданным другом. Сын Эме Махмуд стал бесспорным наследником. В прежние времена султаны имели обычай держать своих наследников заключенными в специальных покоях из страха перед тем, что они могут устроить заговор с целью их устранения. Но доверие Селима к Эме было столь велико, что он предоставлял ее мальчику полную свободу и вообще был для него как родной отец. Кроме того, она убедила Селима провести множество реформ, постоянно переписываясь со своей кузиной Жозефиной. Эме была причастна к установлению союза между Турцией и Францией. Этот союз пострадал после того, как Наполеон захватил Египет в 1798 году и лишил Турцию одной из ее самых богатых провинций. Затем при Абукире он полностью разбил турецкую армию, посланную против него. Но в 1801 году он вернул Египет Турции, так что наш союз с ними был восстановлен. Благодаря этой поразительной женщине за последние двадцать лет двор султана проникся французской культурой.

Роджер пожал плечами:

– Я вижу, князь, что вы так же хорошо информированы относительно царствующей турецкой семьи, как и я. Но я совершенно ничего не знаю о положении и чаяниях турецкой нации. Я буду благодарен, если вы меня в этом вопросе просветите.

Откинувшись на спинку кресла, Талейран ответил:

– Ключом к турецкой политике всегда были и до сих пор продолжают быть ее отношения с Россией. Много лет русские бросают алчные взгляды на владения султана на Балканах, стремясь получить доступ к Средиземному морю. Со времен Екатерины Второй их надежды завоевать европейские земли султана все возрастают, потому что Турецкая империя больше уже не является великой державой, какой она была раньше, при Абдулхамиде, она все больше приходит в упадок.

Он помолчал немного и продолжал:

– Как вам известно, из-за многоженства, которое дает возможность султану иметь много сыновей, возникла ужасная, но довольно распространенная практика, при которой каждая жена султана стремится уничтожить сыновей своих товарок по гарему, чтобы именно ее сын стал наследником. Абдулхамиду повезло, что он избежал смерти, но и их отцы тоже боялись, что сыновья постараются их убить, чтобы поскорее занять место правителя. Поэтому несчастный принц был заточен своим предшественником, Мустафой Третьим, в золоченую клетку, где его продержали сорок три года.

– Господи, как ужасно! – воскликнул Роджер.

– Малоприятный опыт, – кивнул Талейран. – И согласитесь, едва ли можно рассчитывать, что страна получит умного и сильного правителя после этого. Поэтому за шестнадцать лет правления он потерял контроль над большей частью своих владений. Мамелюки перестали повиноваться его наместнику в Египте и постепенно стали править страной сами. В верховьях Дуная князья, платящие ему дань, господари Валахии и Молдавии, отказались исполнять его указы, а потом и сербы взбунтовались.

Такова была ситуация, – продолжал дипломат, – когда Селим Третий взошел на трон. Благодаря покровительству и дружбе матери вашей… хм… очаровательной подруги он не испытал тех трудностей, которые выпали на долю его предшественников и привели к потере ими воли и сообразительности. Наоборот, он проникся западными идеями о долге суверена перед своими подданными и провел потом множество реформ, которые должны были облегчить их судьбу.

Не следует, однако, забывать, сколь обширна его империя. Она простирается от Марокко до Красного моря, от Южной Аравии до Дуная и включает в себя все Балканы. Только римский император, обладающий мудростью Марка Аврелия и железной волей Адриана, мог бы руководить губернаторами таких колоний, управляющими столь громадными территориями, расположенными так далеко от столицы.

Таким образом, не удивительно, что попытки султана провести реформы всегда расстраивались его пашами, которые постепенно подчинили себе королей самых отдаленных колоний. Естественно, они сопротивлялись всякому ограничению своей власти. Ему удалось с огромным трудом справиться с мятежом Вахабиса в провинции Неджд. Сербы потребовали независимости, а один из их лидеров-патриотов по имени Карагеоргий стал владыкой Белграда. На севере господари Валахии и Молдавии обратились за помощью к России, чтобы освободиться от него.

И последнее, но совсем не самое незначительное – это неприятности с янычарами. Вам должно быть известно, что это самые отборные войска и их численность достигает многих тысяч; по большей части они состоят из черкесов, которых забрали у матерей при рождении и воспитали с единственной целью сделать их замечательно выученными и абсолютно лояльными личными воинами султана, готовыми в любой момент пожертвовать жизнью за своего повелителя.

Давно прошло то время, когда они были дворцовой стражей. Абдулхамид послал большой отряд янычар для укрепления своей армии в дальних провинциях. В последние несколько лет многие из этих профессиональных воинов перешли на сторону пашей, которые восстали против Селима. Даже его личная преторианская гвардия в Константинополе была настроена против него, потому что им не нравились реформы, которые он начал проводить.

Он применил хитрый прием, противопоставив им вновь созданный корпус, известный как Низам-и-джедад. Он состоит в основном из турок, которые заявили о своей преданности Селиму, но каждый год он укрепляет этот корпус, переводя в него некоторое число отборных янычар и предоставляя им особые привилегии. Я сомневаюсь в том, что это мудро с его стороны.

Чтобы укрепить свое влияние, ему нужна поддержка либо Англии, либо Франции. Теперь Англия является союзницей России, и русские помогают восставшим пашам на Дунае; поэтому в последнее время он больше, чем когда-либо, настроен профранцузски. Эме по-прежнему имеет на него большое влияние, а недавно она получила поддержку со стороны генерала Себастьяни, который в августе прошлого года приехал в Константинополь в качестве нашего посла. Вы должны помнить, что в 1803 году Бонапарт послал его на разведку в Алжир, Египет, Сирию и на острова Ионийского моря и его данные тогда оказались очень ценными. Он отличный человек: очаровательный, проницательный и смелый. В нем вы найдете очень ценного сотрудника. Между прочим, он женился на очаровательной Фанни Куаньи, отца которой вы, должно быть, встречали в прежние дни в Версале – он был близким другом Марии-Антуанетты.

Роджер кивнул, а политик продолжал:

– Из всего, что я сказал, вы поймете, что миссия генерала Гардана будет нелегкой. У султана Селима слишком мало средств, чтобы поддерживать порядок в своих доминионах, и у меня имеются серьезные сомнения насчет того, что он сможет собрать достаточную армию, чтобы начать такое наступление на царя, которое вызвало бы у него серьезную озабоченность.

– А что по поводу персов? – спросил Роджер.

– Персы вызывают у меня безмерное восхищение, – ответил Талейран. – Персидская цивилизация была одной из самых ранних в мире, а много веков спустя именно этой нации удалось нанести поражение римским легионам. – Внезапно улыбнувшись, он добавил: – Если не считать народа, к которому принадлежит ваша матушка, – шотландцев. Но мне говорили, что большей частью они обязаны этим такому обилию чертополоха в этой стране, что он нанес серьезный вред босым ногам легионеров, – и к тому же они зашли так далеко на север, что в этой стране уже нечего было завоевывать.

Роджер рассмеялся:

– Шотландцы тоже были босыми, должно быть, они просто были крепче. Но со времен Древнего Рима Персия потерпела не одно поражение.

– Верно. Конечно, ее победили в седьмом веке полчища арабских завоевателей, которые внедрили исламскую религию во всей Северной Африке и на Ближнем Востоке, а потом в двенадцатом веке их завоевали полчища монголов. Но она никогда не теряла своего лица. Даже ее религия отличается от большинства магометанских религий, подобно тому как протестантизм отличается от католичества, а в отдельных районах сохранился древний зороастризм.

Велик был вклад Персии в искусство и науку. В то время как Афины были всего лишь государством-городом, Кир и Дарий жили во дворцах, соперничавших своей роскошью с дворцами Вавилона. В то время, когда Европа переживала век обскурантизма, исламские нации славились своими учеными, философами, врачами и астрономами. Самый крупный из них, Авиценна, был персом. Их поэты, Фирдоуси, Саади и Хафиз, написали самые прекрасные стихи из всех пришедших с Востока, и народ относился к ним с боYльшим почтением, чем к генералам. В эпоху итальянского Возрождения в Персии тоже происходило Возрождение, однако они не были связаны друг с другом. Их живопись по слоновой кости, узоры для ковров и мозаик того времени не были никем превзойдены; мечети и храмы, построенные ими, являли собой чудеса мастерства и совершенного вкуса. Они были искусными садоводами, и мы обязаны им культурами многих прекрасных цветов. Поверьте мне, я считаю, что вам повезло, что вы едете в страну шелков и роз.

– Безусловно, вы меня очень утешили перед этим долгим и утомительным путешествием, – заметил Роджер, – но вы говорили о прошлом. А что в настоящем? Продолжается ли их развитие, и как вы думаете, хорошо ли они примут французскую делегацию?

– Насколько мне известно, жизнь в Персии мало изменилась со времен великого шаха Аббаса. Он царствовал двести лет тому назад. Именно благодаря ему возродилась Персия: он покровительствовал талантливым людям своего поколения и был первым правителем, который открыл свою страну для европейцев. Вскоре после того, как португальские мореплаватели обогнули мыс Доброй Надежды, они построили укрепления на острове Ормуз в Персидском заливе. Обладая более совершенным флотом и вооружением, они представляли серьезную угрозу Персии, они совершали набеги в их порты и чрезвычайно грубо обращались с населением. Естественно, что шах смотрел на них очень враждебно. Затем, сто лет спустя, когда великий Аббас взошел на трон, на сцене появились англичане и прогнали португальцев.

Аббас выразил свою благодарность, дав им торговые привилегии к величайшей выгоде обеих наций. Позже пришли французы, и нашим влиянием мы в большой мере обязаны основанию монастыря ордена капуцинов в Исфахане. Теперешняя ситуация благоприятна для нас. Вы, должно быть, помните, что в 1800 году Наполеон добился расположения царя Павла Первого. Они согласовали между собой план вторжения в Индию через Персию и обратились за поддержкой ныне царствующего шаха Фатх-али. Англичане прослышали об этом проекте и послали в качестве агента из Индии капитана Джона Малколма. Он был способным человеком и убедил шаха не соглашаться на этот проект. Однако он в любом случае провалился бы по причине убийства Павла Первого, к тому же его наследник Александр Первый был настроен против Франции. Теперь же, учитывая, что самая горячая мечта Фатх-али – отвоевать Грузию у России и что Гардан не столкнется с внешней оппозицией, – велики шансы, что шах согласится стать союзником Франции.

– Я искренне благодарен вашей светлости за столь блестящую лекцию, – сказал Роджер. – За последний час я узнал больше, чем мог почерпнуть из книг, которые собирался купить и изучить во время путешествия.

Некоторое время они молчали, потом Талейран спросил:

– Поскольку вы вернулись на службу к императору в мае прошлого года, продолжаете ли вы поддерживать связь с британским правительством?

Роджер отрицательно покачал головой:

– Нет. Вы, конечно, понимаете, если бы был какой-нибудь способ служить моей родине, я бы им воспользовался. Но поскольку ею теперь управляет кучка трусливых дураков, я не вижу у них никаких планов, которым можно было бы помочь заранее собранными сведениями.

– Верно. Экспедиция, которую они послали в Египет и против турок, была напрасной тратой сил. Но я вижу, что вы не в курсе событий. В прошлом месяце так называемое «Министерство всех талантов» было послано в отставку королем Георгом, потому что они все же сделали еще одну попытку нарушить закон об освобождении от дискриминации католиков. Теперь премьер-министром стал герцог Портлендский, а министром иностранных дел стал Каннинг.

– Неужели! Вы пробуждаете во мне надежду. Каннингу покровительствовал господин Питт, и мы с ним хорошо знакомы. Он способный и волевой человек, и можно ожидать, что Британия теперь выберет более твердую политику.

– Согласен. Можно ожидать еще одного десанта в Голландию или более успешной экспедиции для помощи шведам в Штральзунде. Если им удалось бы нанести поражение Мортье, они смогли бы обойти войска императора с фланга на севере. К тому же Ганновер, Гессе-Кассель и Западная Пруссия могут подняться в его тылу и отрезать его от Франции.

Роджер поднял брови.

– Вы считаете, что немцы уже подумывают о том, как сбросить французское иго, и только ждут подходящей возможности?

– Полагаю, что да. И если они это сделают, то нашему императору некого будет в этом винить, кроме себя самого. Я умолял его быть более снисходительным к этим народам и постараться сделать их друзьями Франции. Но он не желал меня слушать. Навязав им жестокие условия, он лишь вызвал у них раздражение, и теперь они думают только об отмщении. То же самое можно сказать и об Австрии. После Ульма, и особенно после Аустерлица, он бы мог согласиться на условия, которые сделали бы Австрию его союзницей против России. Но, будучи по характеру корсиканским бандитом, он настаивал на том, чтобы ограбить ее, отняв Тироль и ее венецианские и швабские территории. В результате венский двор с затаенной злобой вынужден довольствоваться ролью зрителя. Я уверен, что граф Стадион, который в прошлом году сменил Кобенцля в роли главного министра императора Франца, одобряет возобновление войны против России. Только советы эрцгерцога Карла, который также считается их лучшим генералом, заставляют воздерживаться, пока армия не оправилась от своих потерь в последней кампании, помогают держать в руках Франца; и мне предлагали взятку за то, чтобы я убедил Наполеона не лишать Австрию ее «Польских земель» в случае, если он восстановит независимость Польши.

– Вы думаете, что он на самом деле превратит Польшу в королевство?

– Это возможно. Мюрат надеется на повышение, его уже не устраивает титул великого князя Клеве и Берга. Людовик тоже метит выше, хотя этот наиболее глупый, тщеславный и бездарный из братьев Бонапарт предпочел бы этот титул титулу короля Голландии, он уже явился с сотней костюмов для подкрепления своих претензий. Но поляки быстро разочаровались в «добрых намерениях» императора по отношению к ним. Считая его своим спасителем, они приветствовали его с распростертыми объятиями, но теперь они пришли к заключению, что он всего лишь их использовал.

– Значит, несмотря на многочисленные победы Наполеона, его будущее предстает не в таком уж радужном свете.

Талейран взял понюшку табака, стряхнул несколько крошек со своих шелковых отворотов кружевным платком и только тогда ответил:

– Далеко от этого. По-моему, он достиг уже вершины власти и славы – и вряд ли сможет еще что-нибудь сделать для Франции. Вы знаете обстоятельства моей жизни лучше, чем кто-нибудь другой. Хотя я человек знатного происхождения, я стал лидером либеральной революции в 1789 году, целью которой было лишить доброго, но глупого короля Людовика Шестнадцатого абсолютной власти и обеспечить высшим и средним классам голос в делах нации. Короче говоря, мы стремились к демократическому правлению, подобному тому, которое сделало Англию такой богатой и могущественной.

Экстремисты погубили лучших из нас и развязали террор. Именно вам, мой друг, я обязан тем, что сумел бежать из Франции и спасти свою жизнь. Окруженный ненавистью и презрением своих собратьев-эмигрантов за то, что помог началу революции, я должен был ждать, когда Террор закончится. Как только стало безопасно, я вернулся во Францию и, продолжая надеяться на лучшие времена, предложил свои услуги той презренной хунте карьеристов, которая была у власти шесть лет во время Директории.