Книга 1: Королева – вдова

Проснулась в этот раз королева от того, что кто-то осторожно трогал ее за плечо и звал:

– Ваше Величество, Ваше Величество, государыня…

Открыв глаза, вдова увидела служанку. Та тут же отступила и низко поклонилась:

– Простите, что дотронулась до вас без дозволения, Ваше Величество, – произнесла женщина.

– Что случилось? – сонно спросила Лания.

– Пора вставать, Ваше Величество, – ответила горничная. – Скоро придут убирать фаэли и готовить государя к последнему прощанию.

– Да, хорошо, – кивнула королева, протяжно вздохнула и поднялась с ложа.

И пока она приводила себя в порядок, завтракала и ждала, пока горничная причешет ее, Ланию не отпускало чувство, будто это не короля, а ее саму готовят к погребению. Страх, столь сильный, какого не было ни разу за эти дни, сжал горло в ледяные тиски.

– Что с вами, Ваше Величество? Вам дурно? – заметив, как побледнела королева, с тревогой спросила служанка. Вдруг накрыла губы ладонью, и глаза ее наполнились слезами: – Не доглядела… Неужто…

– Нет, со мной всё хорошо, – выдавила через силу вдова. – Это всё скорбь. Продолжайте.

Горничная провела по глазам тыльной стороной ладони и взялась за вуаль.

– Всё, моя госпожа, – отойдя на шаг, произнесла женщина.

– Всё, – эхом повторила Ее Величество и поднялась с кресла.

Но пошатнулась и навалилась на плечо горничной, поспешившей поддержать государыню. Ноги Лании дрожали, и пришлось потратить время на то, чтобы взять себя в руки.

– Да что же это? – вновь чуть не плача, запричитала служанка.

– Волнение, только и всего, – тускло ответила ей королева.

Надо было заставить себя сделать, что требовал долг. Сегодня она хоронила своего первого и единственного мужчину, который был ей мужем. И пусть он не любил ее, но подарил дитя, не отказывал в просьбах и не был с ней строг. Холоден, да, но не обижал… если не считать равнодушия и иную возлюбленную.

Мотнув головой, Лания распрямилась и выдохнула. Кажется, слабость миновала, и можно было выйти в зал прощания. Королева уже подошла к двери, когда услышала:

– Какая же я глупая! – государыня обернулась и увидела на лице горничной улыбку. – Ваше Величество в тягости, вот вам и дурно, а я уж надумала!

– Да, вы правы, – слабо улыбнулась вдова и шагнула туда, где спал вечным сном ее супруг.

Служанки уже собирали увядшие фаэли. Они обернулись за звук шороха ткани и тихих шагов. Женщины прервали свое занятие и склонились перед королевой.

– Продолжайте, – уже привычно ответила она и прошла к окну.

Лания повернулась к служанкам спиной и зажмурилась, что есть сил. Ей сейчас до зубовного скрежета хотелось прогнать их, запереть дверь и объявить, что тело короля останется здесь, и она вместе с ним. Но, разумеется, ничего этого женщина делать не стала. Лишь стояла и прислушивалась к происходящему позади.

И когда служанки удалились, Ее Величество развернулась и неспешно направилась к гробу, в котором покоились ее благополучие и спокойная жизнь. Замерев, она несколько минут смотрела на мужа, но вдруг вскинула руки и, упав ему на грудь, разрыдалась, совсем как какая-нибудь простолюдинка. Громко всхлипывала, что-то бессвязно говорила и цеплялась за каждый ускользающий миг своего тоскливого, но беззаботного прошлого, когда самым ужасным было осознание, что ее супруг в эту минуту думает не о ней.

Лания сейчас не оплакивала мужа, но так выходили наружу ее напряжение и бесконечные размышления о будущем, страх и недоверие собственному окружению. Она ведь и вправду не понимала, кому можно верить! Даже собственная родня не казалась надежной. Когда-то ее отдали в жены мужчине, которому она не была нужна, ради собственных амбиций и устремлений. Продали, как какою-нибудь скотину!

А что если они посчитают более выгодной дружбу с кем-то из претендентов на престол? Они ведь уже были, на них можно было рассчитывать и заслужить новые блага, а плод, который сейчас зрел в утробе матери, еще был далек от минуты, когда возвестит криком о своем рождении. Более того! Это ведь может быть девочка! И тогда, вступив в схватку с врагами Лании, отец и брат могут заведомо проиграть. Ведь так? Так. Но кроме, как на них, рассчитывать вдовствующей королеве было не на кого.

Она не слышала, как вновь открылись двери, и в зал вошли люди. Лишь когда чьи-то ладони опустились на плечи, вскрикнула и порывисто обернулась. Рядом стоял жрец Смерти. По другую сторону гроба собирались родственники почившего короля, высшие сановники, иностранные послы, придворные. Пришел и жрец Жизни. И все они сейчас смотрели на свою королеву.

Первым склонил перед ней голову дядя короля, за ним, словно получив отмашку, начали склоняться и остальные. Впрочем, скорее всего дело было в том, что люди растерялись, застав государыню в том состоянии, в каком она пребывала.

– Твоя скорбь угодна богиням, дитя, – произнес жрец. – Но пора проводить твоего мужа, его час настал.

– Да, наставник, – ответила Лания и, посмотрев еще раз на супруга, отошла от гроба.

В этот раз уже хорошо знакомый женщине жрец встал в ногах покойного и повернулся к нему спиной. Жрец Жизни, обойдя гроб, заглянул в лицо королеве и пожал ей руку, то ли желая поддержать, то ли успокаивая, а затем встал за головой монарха. Ритуал начался.

Был он долгим. Сначала жрец Жизни напоминал духу усопшего, какой путь он прошел. Нет, конечно, он не пересказывал события тех двадцати восьми лет, какие успел прожить монарх. Это были песнопения, которые звучали в храме в преддверии рождения дитя, после рождения, слава наследнику, после песнь, какую поют юношам, когда они признаются взрослыми, коронация, свадьба, объявление о наследнике.

И когда жрец Жизни замолчал, запел жрец Смерти. Свирель вновь должна была зазвучать в склепе, чтобы сопроводить дух из этого мира в потусторонний, где его ожидали обе богини. Но пока еще продолжался ритуал прощания, предварявший последний выезд государя к народу.

Лания поначалу не сводила взора со своего супруга, но спустя какое-то время начала поглядывать на тех, кто стоял напротив нее по другую сторону гроба. Она не поймала ни одного ответного взора. Если на нее тоже кто-то посматривал, то было это также украдкой. И все-таки королева пыталась прочесть по лицам, что думают придворные… ее придворные отныне и до поры, пока следующий король ни примет бразды правления государством в свои руки.

Однако ничего она не увидела. Люди хранили на лицах скорбное выражение. Впрочем, ни жизненного опыта, ни знания человеческих душ, ни умения разбираться в чувствах – ничего этого у молодой вдовы не было, и потому она видела только то, что полагалось показать в данный момент. Но что таилось в умах и на сердце…

Вздохнув, Лания вновь устремила взор на тело супруга. В памяти всплыл сегодняшний сон, и она закусила губу. «Сбереги»… Неужто и вправду он пришел, чтобы напоследок напутствовать? Но почему тогда не сказал большего? Почему не указал на врагов?

Вон они стоят напротив с непроницаемыми лицами. Вроде бы скорбят, а вроде и попросту равнодушны. Есть в этой толпе хоть кто-то, кто бы искренне переживал о кончине своего государя? Или тот, кто сочувствует его вдове и младенцу, на чью жизнь может начаться охота, если в людских сердцах корысть не оставила места чести? Кому довериться, в ком искать помощи и поддержки?

И в это мгновение в тишине, воцарившейся на миг, послышался звук быстрых шагов. Кто-то спешил в покои Прощания. Лания устремила взор к распахнутым дверям, за которыми тоже стояли придворные и чиновники ранга пониже тех, кто вошел в зал. А потом в сердце несчастной вдовы зажглась искра отчаянной надежды. Что если это знак? Что если это идет тот, кто станет защитой и опорой? И она затаила дыхание, потому что еще невидимый взору человек, уже был совсем близко.

Зашуршали подошвы по полу – люди пропускали того, кто спешил успеть на церемонию… Головы склонились, и в покои Прощания уверенным шагом вошел Его Высочество принц Канлин Мелибранд, младший брат почившего короля, дядя короля еще не родившегося и деверь вдовствующей королевы. Лания ощутила разочарование и опустила голову. Соперник не может быть союзником…

Канлин, коротко кивнув придворным, склонил голову перед жрецами, обошел гроб и встал рядом с королевой. Да, это было его место, как ближайшего родственника, но Лании подумалось, что он сейчас указывает ей и всем остальным на свое положение и притязания…

Слезы вновь навернулись на глаза. От жалости к себе и того безумного состояния, в каком женщина находилась с ночи. И когда почувствовала прикосновение к своей руке, вздрогнула и посмотрела на деверя. Взгляд его был серьезен. Без издевки или просто иронии.

– Мы оба потеряли нашу опору, – тихо сказал Канлин. – Не печальтесь, сестрица, я буду рядом с вами и поддержу.

Лания на миг застыла, не сводя пытливого взгляд с глаз принца. Они были удивительного сочного темно-василькового цвета. Канлин был похож и не похож на своего брата. Да сходство улавливалось легко, все-таки они были родными братьями. Однако черты лица его были ярче, наверное, даже привлекательней, хотя рост и стать старшего брата выглядела примечательней.

Канлин кивнул, кажется, подтверждая свои слова, и женщина отвернулась, окончательно приходя в смятение. Она не верила тому, что сказал деверь, но верить хотелось, безумно хотелось верить! Волнение оказалось неожиданно сильным, и голоса жрецов вдруг стали слышны будто через толщу воды. На лице ее выступил холодный пот, ноги подкосились, и королева оказалась сжатой в объятиях принца, не позволившего ей упасть на пол, потому что измученное сознание покинуло свою хозяйку.

Впрочем, длился обморок недолго. Кто-то спешно распахнул окно, впуская свежий воздух. Канлин, подхватив невестку на руки, отнес ее к креслу. Тут она и пришла в себя. Растерянно огляделась, почувствовала смущение и уже хотела встать, но деверь удержал.

– Вам нужно собраться с силами, Ваше Величество, – произнес Канлин. – Если во время обряда вы будете сидеть, не думаю, что за это вас осудят наставники и люди. Все видят вашу скорбь, о положении известно. Быть может, приказать принести воды?

Лания уже хотела кивнуть, но упрямо поджала губы и отрицательно покачала головой. Что подаст не ее служанка, королева не знала.

– Благодарю, братец, мне уже лучше, – ответила Ее Величество и поднялась на ноги.

– Как угодно, сестрица, – склонил голову Канлин и предложил невестке руку.

От этого жеста поддержки она отказываться не стала, но, вернувшись на прежнее место, тут же отпустила руку деверя и застыла, глядя только на мужа. Теперь Лания не пыталась понять, что творится в головах придворных, а еще старалась ни о чем не думать, чтобы не случилось нового казуса, и уж тем более не поглядывала на принца, опять стоявшего рядом.

Когда все песнопения отзвучали, подошли восемь кавалеров из свиты короля. Они подняли гроб и понесли его к дверям. Жрецы шествовали впереди скорбной ноши, вдова и брат – за гробом. Все остальные последовали за королевой и принцем. Так они прошли по живому коридору из тех, кто оставался за дверями и на лестнице. Кажется, кто-то всхлипывал.

На улице гроб установили на высокую повозку. Она была покрыта алой тканью и украшена гирляндами фаэлей. Лания подумала, что сегодня не взяла подарок жреца Смерти, но аромат цветов на воздухе не был удушающим, и она расслабилась. За траурной повозкой стояла открытая карета, в нее королева и села. Канлин, хвала богам, забрался в седло своего коня. Он занял место сразу за каретой, как и полагалось родственнику и члену семьи почившего короля. Иначе бы его соседство с невесткой выглядело бы вызывающе и двусмысленно.

В седла забрались и другие мужчины, кроме стариков и послов, последние сели в свои экипажи, как и дамы. Дядя короля занял место за живым племянником, дальше всадники следовали по родству с правящей династией, родовитости и занимаемому посту. Впрочем, это всё мало волновало Ланию, кто и как встанет. Сейчас ей было не до правил. Женщина продолжала смотреть на гроб и думала, но не о словах мужа, произнесенных во сне, а о том, что он сделал перед этим.

Почему поцеловал покрывало, будто оно было подолом платья? Показывал раскаяние, просил прощения или запоздало признался в своих чувствах? Быть может, супруг все-таки полюбил жену незадолго до своей смерти, когда немного сблизился с ней? Быть может, и не был уж он так к ней равнодушен? И красовался именно перед ней, совершая тот роковой прыжок на лошади через бревно?

Лания покривилась и покачала головой. К чему она сейчас думает об этом? Зачем желает найти следы того, в чем ей было отказано? Самолюбие? Блажь? Надежда? Или же попросту попытка не думать о том, что уже измучило разум и душу? Она стерла со щек вновь побежавшие слезы и посмотрела на распорядителя, склонившегося перед каретой.

– Всё готово? – спросила она.

– Да, Ваше Величество, – ответил распорядитель.

– Тогда выезжаем.

– Слушаюсь, Ваше Величество, – и лошади зацокали копытами по каменным плитам, которыми был вымощен двор.

Улицы были запружены народом, как это бывало во время всех выездов. Правда, обычно они смеялись, выкрикивали какие-то пожелания, кидали цветы… Хотя цветы они кидали и сейчас, всё те же фаэли, но тишина, лившаяся щедрой рекой по столице, казалось оглушающей. Нарушал ее лишь топот лошадиных копыт, фырканье и звяканье сбруи, да еще у чьего-то экипажа поскрипывали рессоры.

Процессия двигалась медленно, потому прощание народа с государем было долгим. Лания не роптала, она готова была так ездить еще дольше, лишь бы оттянуть момент, когда гроб опустят в склеп, и королеве придется вернуться в свои покои.

За всё время она ни разу не пошевелилась и не повернула головы. Наверное, со стороны казалось, что вместо живого человека в карету посадили изваяние, изображавшее королеву. Взгляд женщины был устремлен на повозку, но прислушивалась она к топоту копыт за спиной и думала о словах, произнесенных деверем.

«Я буду рядом и поддержу вас…» Это-то и угнетало вдову. Принц показался искренним, когда говорил это, но можно ли ему верить? Кто, если не он, заинтересован в том, чтобы убрать с дороги досадную помеху? Впрочем, он ведь не мог сказать прямо, что думает, потому произнес те слова, какие полагались случаю. И все-таки…

Лания и Канлин не враждовали, но и не были добрыми приятелями. Да попросту почти не общались уже потому, что она по большей части находилась в своих покоях, и войти туда не мог никто, кроме короля, свиты королевы или прислуги.

Так что встречались только на празднествах, коих было не так уж и много за прошедший год. Могли раскланяться во время прогулки, еще на вечерах, куда приходила Ее Величество в сопровождении своих фрейлин, чтобы развлечься. В общем, виделись больше мельком, чем вели долгие беседы. Последнего и вовсе никогда не было.

Так что об отношении к ней деверя Лания ничего не могла сказать. Не кривился и не плевался ядом при виде нее, не распускал сплетни и не пытался сблизиться. Да это и не понравилось бы старшему брату. Он, может, жену и не любил, но она все-таки была его женой. А Канлин, хоть и родственник, однако являлся мужчиной, молодым и полным сил.

Впрочем, кажется, на балах они несколько раз танцевали с одобрения короля. Но вовремя танцев вели лишь пустой светский разговор, а по окончании деверь провожал невестку и отходил. Нет, не было повода заподозрить Его Высочество в чистоте помыслов и искренности. Ему попросту некого было жалеть и оберегать. Лания оставалась малознакомой женщиной, которая стояла на пути к трону… И вдова решила, что от принца надо держаться как можно дальше. Так было спокойней.

Объехав улицы столицы траурная процессия вернулась во дворец. Государь почти достиг места своего упокоения, оставалось спуститься в склеп. Канлин спешился первым. Он подошел к карете и протянул руку, чтобы помочь Лании выйти из нее. Королева нахмурилась, но отказываться вновь не стала, да и не было для этого повода. Простой жест вежливости.

Они так вдвоем и ждали, пока гроб снимут с повозки, когда подойдут жрецы, и процессия, уже сильно уменьшившаяся, направится по последнему пути почившего монарха. Жена, брат, дядя, прочие родственники и особо приближенные. Все остальные могли выдохнуть и отправиться по своим делам, будь то служба или посплетничать о том, чему стали свидетелями.

– Позволите ли вести вас, сестрица? – тихо спросил Канлин.

– Благодарю за заботу, но слабость миновала, и я твердо стою ногах, – ответила Лания.

– Как угодно, – не стал настаивать принц.

Уже в склепе, слушая свирель Смерти, Лания смотрела на каменный саркофаг, куда опустили гроб, и наконец ни о чем не думала. Разум и душа ее отдыхали под звуки печальной мелодии, уже хорошо знакомой женщине. Говорили, что дух покойного, вспомнив всю свою жизнь, а не какое-то событие, которое удерживало его в мире живых, уже послушно рвал последние связи и уходил туда, где его ждали сестры-богини, чтобы предстать перед ними и узнать о дальнейшей своей участи. Может и так…

Королева вновь вознесла молитву к Высшим силам, чтобы они не были слишком суровы с ее супругом. Всё же ни злым, ни жестоким он не был. Человек, как человек, с достоинствами и недостатками.

– Богини будут милостивы к нему, – неожиданно произнес Канлин, и Лания посмотрела на него, не сумев скрыть удивления во взоре. Он будто подслушал ее мысли. – Мы все молимся об этом, – продолжил принц, и пояснив, и вновь словно угадав, о чем думает королева.

– Да, государь был добрым человеком, – впервые подал голос королевский дядя.

Лания шагнула к гробу, склонилась и коснулась мертвых уст своими губами. Она сделала это в порыве. Традиция не требовала подобного, и происходи это сразу после смерти короля, его жена, может, и не сделала бы этого. Но прошли пять дней, за которые мертвец стал для нее настолько близким, что и живые не могли бы соперничать с ним. Женщина доверяла только ему и свою защиту видела именно в нем, как бы странно это ни звучало. Так что сейчас Лания целовала не почившего мужа, она прощалась с единственной родной душой, от кого не ждала подвоха.

– Мой дорогой, – шепнула она, – как же мне жить без вас…

На плечи ей легли чьи-то ладони, и женщина подчинилась. Она отошла от гроба и только сейчас увидела, что двое из кавалеров, которые несли гроб, уже держат крышку. Свирель жреца замолчала, значит, церемония подошла к концу. Королева так и не посмотрела на того, кто всё еще удерживал ее.

Сквозь мутную пелену она смотрела, как закрыли гроб, а после на саркофаг опустили крышку из темного отполированного мрамора, украшенную позолотой. На ней был вытесан лик покойного короля, а еще его имя и годы жизни. Вот и всё, что осталось от еще молодого и полного сил мужчины.

– Вот и всё, – прошептала Лания.

Развернувшись, она уперлась взглядом в грудь того, кто еще не отпустил ее. Подняв голову, вдова встретилась взглядом с деверем. Она нахмурилась, высвободилась из рук Канлина и побрела к выходу из склепа. Никто ее не догнал и не попытался навязать своего общества. Но у лестницы присоединились королевские гвардейцы.

Лания обернулась и с удивлением посмотрела на них, но тут же поняла, что гвардейцы охраняют мать будущего короля… если, конечно, это не девочка. Впрочем, груз, давивший на плечи, неожиданно ослаб, королева почувствовала себя несколько уверенней. У нее есть охрана, а это очень и очень неплохо. А следом она подумала, что многого не знает, что будет происходить в ее жизни дальше. И это вовсе не чьи-то интриги.

С этой мыслью она вышла на улицу, чтобы глотнуть свежего воздуха, и сразу же услышала монотонный удары колокола, который знаменовал, что государь похоронен.

– Надо во всем разобраться, – прошептала себе под нос королева и направилась во дворец. – Но сначала надо отдохнуть и выспаться.

Женщина прошла мимо склонившихся придворных и стражей, салютовавших ей… или тому, кто скрывался в ней. И сердце ее отстукивало в унисон с колоколом: бом… бом… бом…

Глава 4

Простая черная карета без каких-либо украшений остановилась возле дворца герцогов Вилленов. Лакей спешно спрыгнул с запяток и поспешил открыть дверцу. Он согнулся в низком поклоне перед женщиной в красном платье. Лицо ее было скрыто вуалью, и понять, что дама еще молода, можно было по тонкому стану и легкой походке.

Женщина направилась к высокому каменному крыльцу, а следом за ней шел высокий мужчина в сером костюме. Был он примечательного роста и сложения, да и выправка могла принадлежать только военному человеку. И если бы у дворца в эту минуту остановился кто-то наблюдательный, то он непременно бы отметил, что похожих мужчин в серых неприметных костюмах было еще трое. И все они, хоть и не стояли рядом, но расположили неподалеку и наблюдали за улицей и подходами к жилищу герцогов Вилленских.

Никто из прохожих уже не видел, как округлил глаза привратник, едва дама подняла вуаль, и склонился в низком поклоне.

– Ваше Величество, великая честь, – произнес давний слуга в отчем доме королевы.

Лания тронула его за плечо и направилась к лестнице. Там ее уже ждал дворецкий, также застывший в поклоне.

– Где мой отец? – спросила королева.

– Его светлость в своем кабинете, Ваше Величество, – с почтением ответил дворецкий.

– Не надо меня провожать, – сказала государыня. – Позаботьтесь о моем сопровождении. – После посмотрела на гвардейца и пояснила уже ему: – В этом доме живут мои родители, здесь угрозы нет. Идите с дворецким. Когда я соберусь во дворец, вы узнаете об этом.

– Как угодно Вашему Величеству, – поклонился телохранитель.

Более Лания внимания на него не обращала. Она зашагала по лестнице, спеша поговорить с отцом о том, что ее сейчас волновало. И чтобы спокойно побеседовать, вдова оставила свою свиту во дворце под предлогом посещения храма Смерти. Впрочем, она и вправду его посетила и вовсе не для того, чтобы оправдать свои слова. Королева ездила туда, чтобы помолиться у подножия статуи Смерти за своего мужа.

Даже удивительно, насколько он стал ей ближе мертвым. Лания простила неверному супругу его любовь к другой женщине, его равнодушие к ней и холодность в супружеской постели. Простила разом всё, что держала на сердце за время их короткого супружества. Всего пять дней рядом с мертвецом примирили женщину с тем, с чем она не хотела мириться в течение года рядом с живым мужем и терпела лишь потому, что не могла высказаться против.

А теперь у королевы были иные заботы. И если бы кто-то предложил вдове поменять их на прежнее существование, она бы с радостью согласилась. Ну и пусть муж не любит, пускай посещает другую женщину, зато за ним она была, как за каменной стеной. Спокойна и незыблема в уверенности, что проживет до старости, не зная тревог и нужды. Уж лучше бы та ревность, чем опасения за собственную жизнь и жизнь не рожденного дитя. С ревностью жить можно и вполне счастливо, найдя успокоение в ином. Умерев же…

– Ну хватит, – покривившись, остановила себя Лания.

Она уверенно подошла к кабинету отца и без стука открыла дверь. Герцог, что-то писавший в эту минуту, поднял голову и спешно встал на ноги. Он поклонился дочери, соблюдая этикет.

– Ваше Величество, рад, что вы пришли, как мы сговаривались.

– Доброго дня, ваша светлость, – кивнула Лания и отбросила всякое величие.

Она прибавила шаг и бросилась отцу на шею.

– Батюшка, – прошептала королева, – мне так страшно, так одиноко. После вашей записки я только и думаю о том, что будет дальше.

Герцог обнял дочь и провел ладонью по ее спине.

– Ну-ну, дитя мое, успокойтесь. Вы ныне первый человек в королевстве, возьмите себя в руки.

– Пожалейте меня, ваша светлость, – прижавшись щекой к его плечу, попросила Лания, – как дочь свою пожалейте. Дайте мне минуту на слабость. Я и без того ее себе не позволяю на людях, так хоть под отчим кровом стану слабой ненадолго.

Герцог не ответил, но и не отстранился. Он поглаживал дочь по голове и ждал, когда она будет готова к беседе. Лания же ждала слов утешения, наверное, даже хотела услышать заверения, что все ее тревоги пусты и беспочвенны, а записку она истолковала неверно. И пусть слова, написанные его светлостью, толковать двояко было невозможно, и все-таки она до крика хотела услышать, что попросту надумала себе богини знают что.

Лания помнила, как однажды одна из ее фрейлин со смехом рассказывала о мнительности, какая усилилась у нее во время беременности второй дочерью. Было это еще до того, как понесла сама королева, и Ее Величество успела подзабыть тот разговор, тем более она слушала его вполуха. Дамы, желая ее развлечь, тогда упражнялись в остроумии, вспомнили какие-то забавные случаи, какие происходили лично с ними или с кем-то из придворных. Вот тогда и прозвучала история мнительности фрейлины во время беременности.

Кажется, она подозревала своего супруга, что тот желает ее погубить. Вроде бы он приносил жене какие-то ее любимые лакомства, но женщина в тот момент не могла их выносить. Ее тошнило от запаха и вкуса, и супруг был обвинен в дурных намерениях, хоть и пытался попросту позаботиться.