скачать книгу бесплатно
– Вань-ша-а-а! Иди домой-ой!
Он оглянулся и увидел Андрейку Кузина, бегущего к разливу, и сразу понял: случилось что-то особенное, раз его и в лугах разыскали.
– Айда быстрее! Отец твой умирает!
В ушах тогда зашумело – Иван будто стукнулся затылком о землю, перед глазами пошли какие-то круги, и ослепительный свет майского дня будто пожелтел. Оглушенный и ничего не видящий, кроме застекленных бликами луж и блеклой травы под ногами, кинулся он прямиком в деревню.
Отец лежал на старой кровати. Легкое одеяло свисало цветным концом на пол.
Мать, сидя на табуретке, глядела безучастными глазами на стенку, а подле нее взъерошенным воробушком жался Митька. Один несмышленыш Володька бубнил что-то, играя в углу комнаты железками.
Голова отца запрокинулась, отчего шея, с большим и острым кадыком, казалась неимоверно длинной. Он повернулся, медленно отыскал глазами Ивана. Его сухая рука поднялась, дрогнули пальцы.
Иван кинулся, схватил эту холодную руку и осторожно положил на кровать. Но отец, силясь подняться, закашлялся, и вдруг густая, почти черная кровь полилась по его щетинистому подбородку.
– Лежи ты, ради христа! – заголосила мать, удерживая его. Быстро и ловко сняла она полотенце с изголовья кровати и принялась вытирать побелевшие отцовские губы.
Иван испугался и отцовской немощи, и необычной крови и стоял, не двигаясь.
– Умираю, сынок, – сипло, с присвистом в груди, проговорил отец. – За хозяина будь. Не обижай мать и братьев… – Он еще что-то хотел сказать, но только беззвучно открывал и закрывал рот, хватая воздух. Глаза его вдруг уперлись в потолок и остановились, тело дернулось, изогнулось, мелкая дрожь прошла по нему, и все…
– А-а-а-а-а! – закричала мать не своим голосом, валясь на отца, и, не сознавая еще случившегося, Иван тоже заорал тонко, взахлеб, высвобождаясь из-под тяжелой отцовской руки…
На краю поля показалось стадо коров. Иван очнулся от жутких воспоминаний, прошел к ближней кучке соломы и присел на ее высохшую под жарким солнцем сторону. «Паша гонит, – узнал Иван пастуха. – Как чует, что я здесь. – Он вытянул ноги и поднял лицо к небу. Оно было глубоким и чистым. Яркие краски восхода широко расцвечивали окаем. – Развеселит хоть, – подумалось Ивану. – Паша любит заумные разговоры вести…»
Тот заметил его и наддал коню хода, объезжая топкую лощину. Сидел он на лошади мешковато, низко клонясь к гриве. Подъехав почти впритык, Паша лихо спрыгнул, не дожидаясь, когда конь совсем остановится, и крикнул с веселостью в голосе:
– Здоров не пасешь коров! Загораешь, елкин кот! – Он закинул повод уздечки на холку коня и махнул рукой: пасись, мол.
– Загораю. – Веселый Пашин настрой потянул Ивана на ту же ноту. – А ты в циркачи метишь, прыгаешь прямо на ходу! Ноги свернуть не боишься?
Паша осклабился, показывая ровные зубы.
– Этого Воронка трудно разогнать, а разгонишь – не остановить, что тот автомобиль без тормозов. Выстоялся за зиму. – Он упал на солому рядом с Иваном.
– Спасибо скажи, что я ему по блату лишнюю пригоршню овса подкидывал.
– С получки рассчитаюсь, – понял Паша намек-шутку.
– С тебя дождешься. Небось и едите-то с Лизой по разу в день.
Паша хмыкнул.
– Ну ты даешь, елкин кот! Чего бы это мы один раз ели? Мы хотя и не сорим деньгами, а в еде себя не обежаем. Вон посмотри в сумке. – Паша кивнул в сторону коня – у луки седла была привязана брезентовая сумка.
Иван лишь добродушно улыбнулся.
– Я все хочу тебя спросить, по-дружески, без обиды, почему вы с Лизой детей не заводите? Мы же с тобой почти ровесники. Степашке моему уже скоро семь будет, а у тебя все еще тихо в доме.
Паша сморщился, как от боли.
– Так ты когда женился, елкин кот? Сразу после армии! А я еще бегал по вечеркам в то время.
– Бегал и добегался. Ты же с Андреевой сестрой дружился. Ждала она тебя из армии, а ты не в тот плес погребся.
Паша отвернулся. После двух лет супружеской жизни Лиза ошарашила его заявлением, что у нее не будет детей. С тех пор и начал Паша проклинать тот день, когда на свадьбе у друга в Еремеевке – соседнем селе, познакомился с Лизой. Обстоятельства сложились так, что отступать Паше было некуда. Да он и не шибко хотел, уж больно прытко окрутила его Лиза. Как говорится, захватила любовью с первого взгляда. Тут еще в разладе был Паша с подругой – Ниной Кузиной, и махнул рукой – была не была. Только позже он понял, что совершил судьбоносный промах. Лиза незаметно подмяла и подчинила мягкого, слабохарактерного Пашу. Ко всему прочему она до страсти, почти патологически, любила деньги. Любила их по-своему, по-особому: оберегала и копила, считая каждую копейку…
– Нинка-то вон четверых родила Максимову, – продолжал тот же настрой Иван. – А ты, как перст.
– Ты тоже с Дуськой Храмцовой с детства по лопухам бегал, – защищался Паша. – А что вышло? И сейчас на нее косяка давишь.
Иван прижмурился.
– У меня другая статья, и деньги я в чулок не складываю.
– Деньги, деньги! Дались они тебе, елкин кот! – Паша силился сдержать раздражение. – Подожди, Нюра еще повернет тебе шею не в ту сторону. Если уже не повернула…
«Ничего в деревне не утаишь, – без зла подумал Иван. – Да и как утаить, если любая баба язык свой не может держать – трепанется где-нибудь в горячке, а сарафанное радио подхватит, и вот уже про тебя всем и все известно, вытирай сопли, глотай слюну…»
– Ты бы вот лучше покумекал, к чему мы идем. – Уловив в коротком молчании Ивана слабину, попытался перевести разговор в иное русло Паша. – В городе, говорят, кооперативы какие-то пошли частные, деньгу в свой карман загребают. Лизка мне о них все мозги искрутила. Давай, говорит, что-нибудь здесь придумаем. А что у нас придумаешь, кроме коровьих хвостов, и как?
– Толком и я о тех кооперативах ничего не знаю, – не стал хитрить Иван. – Пытался у Митьки выяснить – так он сам в тумане, работает вроде по столярному делу, зарплату получает и дальше никуда не лезет. Любопытной, говорит, Варваре – нос оторвали.
– И оторвут, – согласился Паша, – раз деньга зашелестела перед глазами. Совсем недавно за такие дела в каталажку тащили, а теперь – на тебе, двигай куда хочешь. Воруй, мошенничай. Живи – не тужи. Там, говорят, в верхах, разброд и суматоха, а нас тут прижимают и прижимают. Я вот не только за сохранность стада отвечаю, но и за удои, за жирность молока, за кислотность и еще не знаю за что. Станешь получать зарплату и прослезишься – всякие высчеты ее едва ли не наполовину съедают.
– Эх, Паша, зарплата, деньги – мелочовка, хотя и нужная, – потянул свои мысли Иван. – Сдается мне, что вся эта перестройка сметет не только нас, но и всю страну. Вон и главный руководитель перелицевался – стал президентом, а это уже что-то не наше, заграничное. К чему бы это? Жили более-менее сносно, и на тебе – лови журавля в небе.
– Но ты уж слишком широко размахнулся, – не поддержал его Паша, – союз-то, поется, нерушимый. Такого «веника», чтобы его вымести, нету. А что касается главного погонялы, так перелицовывай его звание, не перелицовывай – все одно для нас – царь. Так было и так будет, чтобы там ни случилось. Иначе снова начнем стрелять друг друга. Я вот одного не пойму: ну, есть у нас слабина и промахи, неувязки. Разве нельзя их выправить, если по-деловому, с умом подойти? Их там, в политбюро, больше десятка числится. Собрались бы дружно, по-свойски, как толковые мужики, и прикинули, где эти самые неувязки в завале – как от них избавиться, и наверняка бы нашли ходы-выходы. А то затеяли какую-то вражду между собой, всех трясет.
– Тебе бы, Паша, не скотину пасти, а где-нибудь в партийных начальниках тереться, – со смешком осадил слишком рассудительного друга Иван.
– А что, елкин кот, и потерся бы, будь грамотешки больше. – Паша хотел еще что-то добавить, но в этот момент с озера донесся далекий выстрел, и он осекся.
– Показалось, или пальнул кто-то? – Иван привстал на локоть, вглядываясь в не такое далекое «море» камышей. Солнце рассыпало по ним яркие блики, высвечивая синие лоскуты глухих плес.
А Паша вскочил:
– Был выстрел. Я четко слышал. Залез кто-то, елкин кот, в озеро и шлепает уток. Вот тебе и запрет на весеннюю охоту. О стране языки чешем, а в своем «хлеву» разобраться не можем. У тебя же «корки» общественного инспектора есть – давай заарканим этого браконьера.
Иван покачал головой, тоже вставая с пригретого места.
– Больно ты шустрый. Наверняка это «битый волк», и его в камышах так просто не достать. Он про то знает и будет палить без всякого стопора. – И, как бы подтверждая его слова, с озера вновь донесся четкий и быстрый дублет.
– Сейчас не достанем, а как с озера выходить будет! – горячился Паша. – На другую сторону, через плывуны, ему хода нет – мерзлые они еще, со льдом. Только в наш угол он и двинется.
Иван оглядывал береговые плесы, знакомые с детства.
– Мыслишь ты, Паша, верно, да мыслить – одно, а сделать – другое. Он там может быть и не один.
– Ну и что? Прощать, что ли? Волку понравится – так снова залезет в наши места, а нам с тобой какая будет охота осенью в обстрелянных плесах?
Взгляд Ивана тонул в бескрайности озерного росплеска, и он прикидывал: кто бы мог так нагло охотиться в запретное время?
– Это наверняка не деревенские, – как бы про себя, произнес он. – Районные или из города. Наши ухари, если и отважатся на такую охоту, так пальнут пару раз – и домой.
– Ясно, что кто-то из блатных развлекается, – поддержал предположения Паша. – Такие законники, как стреляли, когда вздумается и кого придется – так и будут стрелять. Их надо сажать в одно место с ворами – тогда, может, что-то и сдвинется. Ты вот егозился с базой отдыха для сельчан, бумаги писал, а директор совхоза все целится Лушкину гриву распахать.
– Пусть целится – мы снова ее защищать всей деревней поднимемся. Тем более что теперь никому неизвестно, как все повернется с этим «новым мышлением». Давай-ка вот поваляемся еще с часок, – предложил Иван, – да будем решать, как того наглого стрелка застопорить…
Ощутимо припекало солнце. Потекли от ближнего леса терпкие запахи пробуждавшихся от зимнего оцепенения деревьев. Утихли птицы. Одни жаворонки все журчали тонкими переливами непрерывного пения.
Улавливая до душевной дрожи знакомые звуки и запахи набирающей силу весны, Иван все обдумывал, как бы выследить того охотника, что так нагло залез в озеро в запретное время? Выследить и сделать так, чтобы браконьер не успел ни скрыться, ни оказать сопротивления…
Зимой, в прошлом году, он столкнулся с тремя такими «охотниками», и ему пришлось убираться от них с душевной горечью. Тогда он пошел в лес за лозняком для плетения мордушек и услышал частые выстрелы в ивняковом отъеме, неподалеку. А когда выбрался из кустарника, то увидел троих мужиков на округлой поляне, явно расположившихся перекусить.
Двое, сидевшие спиной к Ивану, оглянулись, – вероятно, тот, что стоял лицом к лесу, сказал им про него. Особого беспокойства охотники не проявили. «Неужели промазали? – подумал тогда Иван. – Вряд ли, следы их лыж прошли точно поперек хода косуль. А где же добыча?» – Он окинул привал быстрым взглядом и заметил рядом с поваленным деревом рюкзаки, а за ними белый полог, кинутый вроде бы без всякого порядка на снег, и понял – добыча там.
Охотники закусывали, в ногах у одного из них стояла бутылка – явно со спиртным, на примитивном столике виднелось съестное.
– Здравствуйте, мужики! – спокойно произнес Иван, подходя ближе.
Те переглянулись.
– Здоров, здоров. – В его сторону повернулся самый крупный из них, с круглым, как бы надутым, лицом, щуря и без того узкие глаза. – Гостей мы вроде не звали. – Он жевал, часто работая челюстями.
– Точно, не звали. – Иван поправил топор за поясом. – Сам явился, на вашу пальбу.
– И что скажешь?
– По каким это законам охотитесь на косуль?
– А ты кто такой, чтобы про законы печься? – повернулся к нему тот, что держал между колен ружье.
– Общественный охотинспектор из Камышинки, если угодно.
– Велика шишка. – Крупнолиций усмехнулся. – Ну и что дальше?
– Дальше бы хотелось посмотреть ваши документы на право охоты. Лицензию.
– Может, тебе еще свидетельство о браке показать? – съязвил худоватый, сжимающий ногами бутылку с яркой этикеткой.
– О браке – без надобности, а вот о праве на браконьерство, – сыграл однокоренными слова Иван, – хотелось бы увидеть.
– Катись-ка ты, мужик, домой по-доброму, – посоветовал высокий с рюмкой в руке.
– А то что? – Иван осознавал, что дальше – больше: разговор может принять нежелательный оборот, и прикинул: «С тремя не справлюсь. А этот, с ружьем, еще и заряд может всадить в мягкое место. Позже скажет, что в целях защиты…»
– Немаленький, понимаешь – мараться никому не хочется. – Узкоглазый встал. Он был ростом с Ивана и не менее широкий.
– Ладно! – сквозь зубы процедил Иван. – Гора с горой не сходится.
– Катись, катись! – Высокий махнул крупной рукой – А то Борька у нас горячий – будешь потом целый год дробинки из жопы выковыривать…
– Ну что, последим, – отрываясь от воспоминаний, обернулся Иван к Паше, когда выстрелы в озере прекратились. – Выбираться этот стрелок уже должен – полчаса молчит.
– Давай, давай! – Паша бодренько вскинулся. – Разомнемся – пока наша скотина пасется и никуда не лезет.
– Ты у Большого рукава побудь, – предложил Иван, – а я к Дальней протоке добегу. Если что заметишь – посвистишь, и я подам знак при надобности…
Обогнув первый сухой островок камыша, Иван почувствовал запах нагретых на солнце старых стеблей, болотной тины и воды и увидел узкую протоку, уходящую в глубь тростниковых зарослей. Он остановился, послушал и, ничего не уловив, полез в эти заросли. Ломаный ветром и снежными вьюгами камыш напоминал спутанные волосы какого-то гиганта и ощутимо цеплялся за сапоги и одежду. Отойдя от берега метров на двадцать, Иван огляделся. «Осенью здесь на перелете Андрей Кузин стоял, где-то должна быть его сидушка». – Он прошел чуть в сторону и увидел воткнутый в няшу кол с дощечкой наверху. Присев на нее, Иван стал ждать непонятного охотника, прислушиваясь к озерным шорохам и вздохам.
Время текло томительно. Казалось, что жаркий день, так быстро и рьяно начавшийся, остановился на одной точке и больше никогда с нее не сдвинется. «Неужели этот наглый стрелок ушел на другую сторону озера?! – стал беспокоиться Иван и почти тотчас услышал легкий стук шеста о борт деревянной лодки. – Кажется, я зря нервничал – крадется волчина». – Он соскочил с дощечки и увидел в камышах человека, движущегося осторожно, с остановками и оглядкой. Одетый в маскировочный костюм, он был почти не заметен среди желтых зарослей. «Хитрый и осторожный хват, – отметил Иван, напрягаясь всем телом. – Ишь, как поглядывает!»
Осмотрев в бинокль поле перед озером и, видимо, убедившись, что в нем никого нет, мужик вышел на протоку, к тропе. Ни ружья, ни дичи у него с собой не было. Лицо его показалось Ивану знакомым. Где-то он уже видел и эту одутловатость щек, и массивную, почти круглую, фигуру. «Так это ж козлятник прошлогодний! – сразу всплыл перед мысленным взором Ивана тот зимний привал браконьеров, пославших его на три буквы. – Вот и свиделись, как я и говорил, – с удовлетворением отметил он. – Круглая земля-то…»
Когда «охотник» скрылся за береговым урезом камыша, Иван тихо вышел из своего укрытия и, оглядываясь, побрел в озеро. «Лодку этот шустряк наверняка на глубине оставил, – размышлял он, – без болотных сапог до нее не доберешься, придется в керзачах хлебать воду. – Иван шел по четким следам с характерным рисунком рифленых подошв. – Ничего. Сейчас тепло, высушусь, а этого наглеца проучим». – Под ногами забулькала вода. Еще несколько шагов – и она поднялась к самому верху голяшек, но за изгибом протоки Иван увидел нос деревянной лодки и пошел к ней напрямую. Холодная, почти жгучая жижа полилась в сапоги, но не остановила его. В лодке лежало ружье, рядом – небольшой чемоданчик с патронами, чучела, настрелянные утки…
Иван ухватился за носовую цепь и потянул лодку к берегу. Сапоги почти полностью утонули в няше и едва не соскользнули с ног. Выдергивая их с особой изворотливостью, немалым усилием, он кое-как выбрался на сухое место. Взяв из лодки ружье, несколько патронов и пару уток, Иван стал осторожно выходить из тростников.
Лихого «охотника» он увидел у самой пристани и засвистел. Тот оглянулся. Из-за дальности расстояния выражение лица браконьера не угадывалось, но Иван предположил, что оно скривилось от мгновенного испуга и удивления. Тем более что навстречу ему вышел из-за ближних камышей Паша.
Убегать этому грузному, плотно одетому, человеку было бесполезно, и он затоптался на месте, оглядываясь то на Пашу, то на Ивана с ружьем в руках. «Заиграло очко! – Иван усмехнулся. – Это не втроем против одного безоружного…»
Паша уже кричал что-то, возбужденно размахивая руками.
– Что за шутки, мужики? – услышал Иван, когда подошел поближе. – С какого перепоя вы забираете ружье?
Иван полез во внутренний карман куртки и достал удостоверение общественного охотинспектора.
– А теперь вы покажите свои документы, – попросил он.
– Документы в озеро не беру – все в машине. И разрешение на весенний отстрел селезней там же. – Охотник смотрел куда-то вдаль.
Иван оглянулся и увидел вывернувшуюся из-за дальнего леса оранжевую легковушку.
– Подождем вашу машину и разберемся, – спокойно заявил он, закидывая изъятое ружье за спину. – Тем более что мы уже встречались при сомнительных обстоятельствах.
Мужик скользнул взглядом по лицу Ивана и отвернулся.
– Возможно, но я не помню.
– В прошлом году у Алексеевских тальников, тогда вас было трое, и косуля отстреленная лежала под пологом. Ты меня на три буквы послал.
Снова быстрый взгляд на Ивана.
– Путаешь ты что-то – не было со мной такого.
– Оставить бы тебя здесь, под лавдой! – со злом выкрикнул Паша. – И концы в воду.
