Северный. Ледовитый.

– Ведьмак, с этого ракурса ты очень хорошо выглядишь!

Смеётся, садится и мы оказываемся лицом к лицу, глаза в глаза. Обхватывает ладонями, помогая двигаться и прижимается лбом ко лбу.

– Смотри мне в глаза. И, что бы ни случилось, не отводи взгляд до самого конца.

«Ох ты, блин! Мне кажется, это даже интимнее и откровеннее, чем оральные ласки!»

Повинуюсь его зову и утопаю в прозрачной искрящейся пучине, даю ей затянуть меня на самое дно. Его глаза во время секса – самое красивое, что я когда либо видела, самое гипнотическое. Растворяюсь в них и замечаю, что в голубизне и айсбергах начинают мелькать маленькие, дрожащие золотые вспышки, как путеводные огоньки. Он снова спрашивает, хорошо ли мне с ним и я киваю, прикусив губу.

– Дюймовочка, я никогда не хотел тебя обижать. Не хотел делать тебе больно. Я хотел делать только хорошо. Чтобы тебе было хорошо, со мной.

Это звучит так искренне, как исповедь, как заклинание, опечатанное золотыми путеводными огоньками в глубине океана. Это так трогает за сердце, что я не могу сдержать слезу. Джон смахивает её поцелуем и снова прижимает мою голову к своей, затягивая в свои глаза пронзительно глубоко.

Я держусь из последних сил, чтобы прямо сейчас не признаться ему в любви.

Но он, конечно, как всегда читает мои мысли. Переворачивается с моим телом в ладонях, снова сверху, снова в тесном контакте взглядов и тел. Двигается, а золотые огонёчки в его глазах так и кружатся в танце для меня, завораживая.

– Не закрывай глаза. Не отводи взгляд. – снова напоминает, замечая, что я начинаю дрожать от удовольствия.

Открываю рот, испуская глубочайший, горячий стон и ныряю в него, ныряю в оргазм. Наш общий. Его и мой. И золотые огоньки сливаются в единую огромную вспышку, будто запечатляя меня. Нас. Будто накладывая печать. Будто Ведьмак тоже хочет в чем-то признаться, но пока оставляет при себе, лишь эта вспышка в глазах разоблачает его.

Расслабленно лежу на горячей груди, пока играет с моими пальцами, переплетая их со своими.

– Я должен тебе кое – что вручить. – тянется в прикроватную тумбу и протягивает айфон последней модели, – у тебя новая SIM – карта, но старые контакты я перенёс.

– Неужели меня выпускают в цивилизацию? – удивлённо выдыхаю, забирая новенький, гладкий смартфон.

Я уже даже не спрашиваю, почему он решил сменить мне номер телефона. Куда дел мою старую трубку. Просто принимаю факт.

– Позвони Аманде, она ждёт твоего возвращения. – притягивает к себе, целует в макушку, устраивает своё лицо в ней и засыпает, накрыв медвежьей хваткой.

И я засыпаю, в его спальне, в его постели, рядом с океаном, даже не включив телефон, который впервые заполучила спустя две недели.

Глава 23

«Месяц спустя»

Ручей.

Ручей может бежать тоненьким прозрачным потоком, мелодично журча и переливаясь на солнце, как горный хрусталь.

Ручей может напиться дождя и переполниться, превратиться в быстрый мутный поток, сшибающий всё на своём пути.

Ручей всегда разный и никто не знает, где находится его начало, а где – конец.

Ручей всегда разный и никто не знает, от чего он питается – от поднебесного водопада или тёмных подземных вод.

С этими мыслями я наблюдаю с веранды дома Кайзеров, как мой личный ручей, обнажённый по пояс, играет с Уиллом, Нилом и Полом в подобие регби. Красивые и поджарые вспотевшие мужчины соревнуются друг с другом не на шутку, борятся, кувыркаются на траве, пытаясь завоевать мяч и добежать с ним до импровизированной «базы» и их горячий поединок, схватка четырех источников тестостерона выглядит как рай для женских глаз. Любуюсь тем, как Джон применяет свои навыки вольной борьбы, заваливает на газон брата, задавливает, как спрут, всеми конечностями и выбивает мяч из его рук, но добычу перехватывает вовремя подоспевший Пол. Нил тут как тут, ставит Полу подножку, пытается отобрать мяч, в итоге оба брата наваливаются на них и отбивают добычу. Добыча летит в бассейн и все четверо летят вслед за ней, прыгают в воду с громкими, мощными брызгами и продолжают сражаться уже там. Вижу, как Джон, хохоча, кладет пятерню на лицо Кайзера и погружает его под воду, отталкивая от мяча и невольно вздрагиваю, ибо сцена утопления меня в океане сама всплывает в мозгу. Нельзя забывать о том, с кем я живу. Нельзя забывать о его потайном дне и оружии, хранящемся в комоде. И всё это так сильно конфликтует с тем, что было после Австралии…

Ведьмак говорил мне, что заставляет выйти за себя, чтобы отомстить за, якобы, блядство с Паулем и обман. Вот только в каком месте должна начаться обещанная месть я так и не поняла. Мы живем с ним вместе чуть больше месяца и с уверенностью могу заявить – мне нравится. Несмотря на недавно обнаруженный диабет я никогда не чувствовала себя более живой, чем сейчас и с помощью Джона приняла свою болезнь, научилась с ней взаимодействовать, научилась соблюдать режим и высчитывать хлебные единицы в пище, благодаря чему могу позволить себе даже кусочек настоящего торта или алкоголь с малым процентом углеводов в составе.

Мы прожили это время, будто мы настоящие – вместе готовили еду, вместе убирались в квартире, ходили в кино, в бары, на концерты, ездили в гости к его родителям, к его брату близнецу, к Кайзерам, к моей маме в рехаб. Джон вёл себя как самый внимательный партнёр и даже удивил тем, что преподносил мне цветы и подарки.

Когда он называл себя «сексуальным маньяком» я ожидала нестандартных предпочтений, а на деле всё оказалось проще. Его вкусы вполне традиционные, что не может не радовать меня, а термин «маньяк» был обращен не к извращениям в постели, а к темпераменту.

Темпераменту, который постоянно хочет. Нормальные люди чем чаще занимаются сексом, тем меньше его хотят. С Ведьмаком же всё работает наоборот – чем чаще он занимается сексом, тем больше хочет ещё и ещё. Он хочет с утра, до отъезда на работу, хочет вечером после возвращения, хочет ночью, перед сном. Хочет, когда мы вместе едем в Мустанге после тренировки, когда катаемся на велосипедах по набережной, когда я мою полы в домашней одежде с растрёпанным пучком на голове, когда при полном параде собралась на работу или гулять с ним, хочет когда учит меня играть на своей гитаре, он хочет даже сразу после того, как кончил. Не знаю, как я ещё не стёрлась в порошок от такого темпа, но мне нравится. Нравится, что кто-то может так часто и сильно меня желать. Нравится, что он невероятно тактильный, нежный и заботливый в интиме и не только. Джон не знает, что такое «механический трах», он выкладывается на все сто процентов каждый раз, в каждом своём движении, он изучает моё тело и его реакции, он целует и ласкает каждую клеточку, он всегда заботится о том, чтобы мне во всём было комфортно и приятно, чтобы я получала удовольствие и оргазм. Где и в каком месте то самое обещанное отмщение, когда оно должно начаться и начнётся ли вообще, в чём оно будет заключаться?

Меня смущает то, что я начинаю расслабляться и доверять ему, привязываться. Смущает то, что чаще задумываюсь о том, что будет по истечению оговоренного года. Он вышвырнет меня и забудет? Если да, зачем такой нежный сейчас? Меня смущает Дана. Встречается ли он с ней ещё? Кажется, что нет, потому что я всегда знаю, где он находится и не со слов – он всегда присылает мне селфи или видеосообщения. Я не прошу его отчитываться о том, как проводит время без меня, но он делает это. А когда Джон не на работе, то неизменно рядом со мной. Но вдруг, мало ли? Меня смущает то, что я ревную того, кто заранее не клялся в верности и ничего не обещал. Того, кто на старте обозначил, какой союз между нами.

Меня смущает то, что он никогда не говорит о чувствах. Целует каждый раз, как в последний, феерически и самоотверженно любит в постели, но ни в чем не признается и даже не намекает.

И я боюсь спросить.

Боюсь услышать не то, что хочу. Боюсь, что мой вопрос нарушит нашу безмятежную гармонию. Поэтому молчу, как трусиха и вечно жду. За что презираю себя, ибо я никогда не была трусливой.

Меня так же волнует то, что я до сих пор храню память о Пауле и глубочайшее чувство вины перед ним. Смущает то, что я не знаю, где он похоронен и не могу навестить, исповедоваться у него на могиле. Поэтому разговариваю с ним иногда в своей голове. Я хотела найти его профили в соцсетях и украсть хотя бы одну фотографию на память, но не знаю фамилию. А тот единственный профиль, через который мы общались, утерян из-за того, что Джон сменил мне трубку. Меня смущает то, что пока Пауль не живёт, я наслаждаюсь обществом его соперника. Множество конфликтов сжирают мою душу, но только до момента, пока не оказываюсь накрыта жёсткими губами, как и сейчас. Джон проносится мимо, быстро целует, оставляя на коже мокрый след от бороды и распущенных волос, несётся с мячом под мышкой на свою «базу». Нил пытается его поймать, но Ведьмак ловко выныривает из его хватки, падает на траву, скользит по ней и влетает в свою территорию на импровизированном поле. Победа! И, чествуя её, он издаёт громкий, торжественный клич воина – захватчика.

– Смотрю между вами всё наладилось? – заинтригованно спрашивает Анна, раскладывающая мясо и рыбу на решётку барбекю.

– Внешне да. Но не могу отделаться от ощущения, что это лишь верхушка айсберга и меня ожидает страшный сюрприз в глубине.

– Понимаю, что ты испытываешь, тоже проходила через это. С альфами всегда так. – задумчиво вздыхает, глядя на мужа, пикирующего в бассейн.

С длинными черными волосами и чёрным, полностью покрытым татуировками от шеи до пят телом он выглядит как хищный ворон, падающий с высоты за добычей.

– Что значит «с альфами»? – не понимаю, что она имеет ввиду.

– Всех самцов любого типа животных или людей условно можно разделить на альфа и бетта. Альфа самец – сильнее других, он лучший воин и охотник, он убивает самых жирных мамонтов и имеет самых лучших самок, он вожак в стае, он инстинкт и власть в чистом виде, он харизма и секс в квадрате, политый сверху сексом. С альфой тебе сытно и безопасно, с альфой интересно и страстно, но в побочке – они больше склонны к полигамии, потому что сильные гены требуют разбрасывать их как можно дальше. Альфы более вспыльчивые, агрессивные и непредсказуемые. Бетта самцы другие, они склонны к слабости и трусости, они готовы подчиняться альфе, чтобы не брать на себя ответственность, готовы подбирать второсортных и использованных альфой самок. Но они моногамны и больше привязаны к партнёршам, потому что это их единственный шанс продолжить свои гены. Люди очень быстро эволюционировали от обезьян к тому, что есть сейчас, но древние инстинкты остались и управляют нами. Поэтому, либо выбираешь бетту, понятного и простого, спокойного, либо выбираешь альфу и живешь с ним на жерле вулкана, ожидая катаклизма.

Я внимательно слушаю её лекцию и нахожу теорию интересной для размышлений.

– Стало быть, твой муж – альфа? Он же собрал эту стаю и управляет ей? – спрашиваю подругу и получаю в ответ смех.

– Нетта, ты не знаешь, какие верёвки из него вьют братья Лайне! Если они захотят покинуть группу, Нил будет преследовать их, стоя на коленях и умолять вернуться, на пару с Полом. Они получают баснословные гонорары за работу, больше, чем какие – либо другие музыканты их уровня.

– Мда, вить верёвки и узлы это как раз про Джона… – задумчиво протягиваю и закуриваю, глядя, как он подхватывает Пола и опрокидывает в бассейн.

– Нет среди них вожака. Они все альфы, каждый – по своему, просто им не в чем соревноваться, нечего делить. У всех – общая цель, один и тот же мамонт на прицеле. Посмотри на них, чистокровные орангутаны же! – смеется Анна, тоже наблюдая, как ребята беснуются у бассейна и орут, как настоящая стая шимпанзе.

– Кстати, о полигамности, – я снижаю громкость голоса, чтобы нас не услышали, – Ты знаешь некую Дану?

Анна морщится, будто ей под нос поднесли кусок дерьма.

– Знаю. Ужасная, беспринципная мразь, любительница опаивать мужиков наркотой для того, чтобы трахнуть. Та ещё шалава. Знаю, что они с Джоном были в интимной связи – ты тоже об этом знаешь, раз спрашиваешь.

Сигаретный дым застревает в горле и я давлюсь им. Не верю, что благочестивый Ведьмак позволял себе проводить время в компании настолько отвратительной особы. Анна видит, что я в шоке от её откровений.

– Не волнуйся, Нетта, не думаю, что он видится с ней сейчас. Но на всякий случай – держи ухо в остро.

– Занимательно, что он упрекал меня в моем прошлом, намекая, что я ветренная женщина и выражая искреннее отвращение, а сам путался с той, которая в сотни раз хуже меня! – делюсь с ней впервые грязными подробностями наших отношений.

Анна задумчиво смотрит в ответ.

– Он травмат, Нетта. В прошлом Джон застукал свою жену с её сводным братом в постели. – от этой реплики я просто стекаю по плетёному креслу, – Поэтому, ему сложно начать снова доверять женщине. Поэтому обман и измена – главные триггеры его психики. Настолько сильные, что он и друга, и брата готов сдать с потрохами, если уличит в этом. Все мы травмированы, каждый по своему и он тоже не исключение. Дай ему время и постепенно всё наладится. Джон достаточно мудр и добр сердцем для того, чтобы не тянуть всю жизнь за собой грязь из прошлого и перекладывать на тебя. Все пройдет, постепенно.

Слёзы непроизвольно выкатываются из глаз и я закуриваю снова, пытаясь уместить в сознании её комментарии. Решаюсь впервые поделиться своей тревогой.

– Анна, мне очень страшно. Джон никогда не говорил о том, что испытывает ко мне и испытывает ли вообще хоть что-то… Он сделал для меня большое добро, но оно было перемешано со злом, с ненавистью, с желанием отыграться за обиду. За обиду не только на меня, а на весь женский род, как теперь понимаю. И я не знаю, что мне делать с этим всем.

Анна берёт меня за руку – простой жест, но такой нужный сейчас. Сжимаю её в ответ.

– Он точно любит тебя, Нетта. Просто не умеет выражать здоровым способом. Умеет выражать только тем, что ты называешь «неэкологичное поведение к личным границам». У мужчин бывает очень своеобразный язык любви. Особенно если он – альфа с обострёнными древними инстинктами. Наша задача лишь научиться понимать этот язык, уловить его сигналы и обучить более экологичному. Первобытный альфа самец никого не обхаживал, он накидывал хомут на шею той, что понравилась и тащил в свою пещеру. Рыцарство появилось гораздо позднее.

Вспоминаю разговор про стокгольмский синдром на свадьбе и прошу у неё прощения за своё непрошенное оценочное мнение. Тем более что я сама теперь жертва этого синдрома, однозначно. Анна отвечает, что всё понимает и не обижается.

– Что за слёзы? – грозный голос Ведьмака раздаётся рядом и мы обе вздрагиваем.

– Сентиментализм, вашу красивую свадьбу вспоминали. – с невинной улыбкой отвечает Анна.

Джон выдёргивает меня из плетёного кресла и ведёт за собой внутрь дома поговорить, но на огромной кухне – гостиной орудует рыжеволосая полноватая женщина, Елена – «приёмная мать» Нила и Анны, как они сами ее называют, любимая женщина его почившего отца. Она украшает огромный, собственноручно приготовленный домашний торт малиной. Поэтому океан увлекает меня дальше, вверх по лестнице и мы останавливаемся прямо напротив мистической картины ангелов и демонов.

– Что случилось, расскажи! – Джон обхватывает моё лицо ладонями и целует в мокрые щёки, отчего я моментально расплываюсь в лужицу и теку под его губами – меня накрывает ещё большее отчаяние от его ласки, которая заостряет внутренние вопросы насчет наших отношений.

– Ничего страшного, я просто… – пытаюсь придумать какую – нибудь ложь, чтобы не открывать своего сердца, не признаваться в слабости.

Но он, как всегда, чувствует. Чувствует обман ещё на этапе формирования мысли в моей голове.

– Не смей. Снова. Врать. – жёстко, отчеканивая каждое слово произносит и прижимает к перилам.

Опускаю голову, как провинившийся ребёнок, смотрю в пол. Я скажу ему, но не всё.

– Я говорила с Анной о Дане…

Ведьмак подцепляет пальцами мой подбородок и заставляет посмотреть в свои глаза, которые препарируют меня заживо ледяными ножами.

– Дюймовочка, ты ревнуешь? – вскидывает бровь, склоняет голову набок, оценивая мою реакцию и перемалывая в фарш своим вопросом.

Сотрясаюсь всем телом, потому что не хочу отвечать ему, не хочу говорить правду! Поэтому прикусываю губу и молчу с немым вопросом в глазах.

– Молчание – знак согласия. – со вздохом делает вывод Джон и притягивает к своим губам, запустив пальцы в волосы.

Целует крепко и горячо, властно расписываясь языком во мне, нахлынув на меня мокрым после бассейна телом, поглаживая заднюю поверхность шеи, поглаживая плечи прохладными ладонями и кожа моментально ощетинивается разоблачающими мурашками. Желая проверить, запущены ли «все системы», он проводит большим пальцем по моему соску сквозь ткань майки, удостоверяется, что он напрягся.

– Не забивай свою красивую головку бесполезными мыслями. – единственный ответ на вопрос, который он прошептал мне в губы.

Удовлетворил ли этот ответ меня? Естественно, нет. Осмелилась ли я уточнить? Сами знаете.

Когда мы разъединись, я обратила внимание на свидетеля нашего поцелуя – картину. И захотела устроить интересный эксперимент.

– Джон, посмотри сюда. Скажи, что первое ты видишь на холсте? Что цепляет твой взгляд?

Он недолго смотрит на неё и уверенно кладёт палец на двухтелого демона, одна половина которого сражается против другой.

Глава 24

«Доблесть»

Джон привозит меня к клинике, доводит до самой стойки регистрации, вкусно целует на прощание и возвращается к Мустангу. Медрегистраторши томно смотрят ему вслед, вздыхая.

– Эй, слюнки подберите, этот мужчина занят! – наигранно строго говорю им, выставляя вперёд руку с кричаще броским, массивным обручальным кольцом и плюхаюсь на своё кресло. Запускаю компьютер, рабочую программу и слышу специфический звук с улицы – кибертрак паркуется перед клиникой. Пока Субару зализывает пулевые раны в автомастерской, Анна ездит на автомобиле мужа, отчего стала местной звездой – в каждый обеденный перерыв сотрудники набиваются в тачку, как шпроты в банку и просят её покатать их на диковинной машине, похожей то ли на танк, то ли на бэтмобиль, то ли на военный вездеход. Я тоже покаталась пару раз за компанию и в очередной раз посокрушалась тому, что у меня нет собственной машины и хрен знает когда появится.

– Привет, Нетта, хорошо выглядишь, румяная такая! – отмечает Анна и шагает к своему кабинету.

«Конечно румяная, потому что меня разбудили с утра пораньше кунилингусом и отменно отжарили, прежде чем доставить на работу. Крутили на горячем здоровенном члене, как шашлык на вертеле.»

Немного выпадаю из реальности, глядя сквозь монитор и вспоминая утренний секс – неспешный, с долгой вдумчивой прелюдией, чтобы я успела полностью проснуться и включиться в процесс, с горячими репликами о том, что я «сладкая девочка, вкусная во всех местах». Божечки, как классно я живу…

Мои мысли прерывает визитёр, который подошёл к моей зоне видимо оттого, что все медрегистраторы были заняты клиентами. Педиковатый странный мужик, невысокого роста, как я, в надвинутой на глаза кепке и спортивном костюме.

– Где кабинет Анны Кайзер? – спрашивает быстро.

«Ни привета, ни ответа, где твои манеры, мужлан?»

– А вы, простите, кто? – с железной строгостью отвечаю ему.

– Курьер.

– Вот только я не вижу у вас в руках никакой доставки, сэр!

Он явно не курьер, выглядит и общается явно подозрительно! Мне становится тревожно и это чувство растёт в геометрической прогрессии с каждой секундой, подсасывая под ложечкой.

– Она должна передать мне то, что я обязан доставить.

Не отрывая от него взгляда беру телефон и звоню Анне.

– Ты вызывала к себе курьера?

– Нет! – она отвечает беспечно, не подозревая, что вопрос о потенциальной опасности для неё.

Кладу трубку и жёстко смотрю на мужчину.

– Вас не ждут, вероятно, произошла ошибка. Вы свободны.

– Веди меня к Анне, иначе прострелю кишки! – мужчина достаёт из-за пазухи ствол и направляет прямо на меня, на глазах медрегистраторов и посетителей клиники. Ужас сковывает, когда смотрю в чёрное дупло, пронзительно глядящее мне в душу и мысленно благодарю себя за то, что убедила Аманду установить в клинике тревожные кнопки после расстрела Субару. Не отрывая глаз от пушки, незаметно нажимаю на красную кнопку под стойкой и молюсь про себя. Нужно что-то делать, нужно потянуть время до приезда копов, нужно увести его подальше от беззащитных людей в холле. И подальше от той, которую он спрашивает.

– Эй, ковбой, я всё поняла, опусти ствол, сейчас отведу! – уверенно говорю ему, не зная, откуда во мне внезапно столько отваги. Очевидно, это тот самый недоброжелатель, расстрелявший машину Анны.

Он провожает меня дулом пистолета, пока медленно выхожу из-за стойки. Все посетители клиники и медрегистраторы, открыв рты, наблюдают, как я увожу его. Не в зону ожидания, а в другое крыло здания, в коридор с помещениями исключительно для персонала. Мы идем вдвоем по узкому проходу, совершенно одни и я чувствую, как мне в спину смотрит оружие, прожигает её насквозь. Возможно, последние секунды моей жизни истекают прямо сейчас, но изо всех сил не даю панике овладеть моим сознанием – Пауль погиб, спасая меня и возможно не напрасно, а для того, чтобы я тоже повторила его подвиг, кого-то спасла. Пауль вёл себя отважно и я возьму с него пример. Ноги еле волокутся, ледяной пот прошибает с головы до пят, и никак нельзя подавать виду, нельзя, чтобы сволочь с пушкой заподозрил подставу.

– Она на операции, сейчас, почти пришли. – уверенно говорю ему, следуя к самому далекому, последнему помещению в коридоре и тихонько нащупывая в кармане худи связку ключей от всех дверей в клинике. Ключ от этой комнаты отличается от остальных – он более тонкий и продолговатый. Зажимаю его в ладони покрепче. Я веду опасного посетителя в морг. На нём нет таблички, поэтому преступник ничего не поймет заранее, надеюсь.

– Вот сюда. – не распахиваю дверь, а приоткрываю небольшую щелочку, чтобы он юркнул в помещение не оценив его предварительно.

И как только тип залетает в него, выдергиваю ключ из кармана и, кое-как преодолевая нервный тремор в руках, вставляю ключ в замок и начинаю проворачивать.

Крик, мат, удары в дверь и выстрелы по ту сторону – одна пуля попадает в замок, вторая прошибает тонкую фанеру и врезается в мою руку, чуть выше тыльной стороны кисти. Падаю на пол с криком, оглушенная не столько болью, сколько адреналином и шоком, в ужасе наблюдая, как из маленькой овальной раны льется моя кровь, много крови. Зажимаю пробоину целой рукой и ползу по пластунски подальше от двери, которую продолжают расстреливать изнутри и избивать, в попытке высвободиться из засады. В коридор врываются копы, один из них подхватывает меня и выволакивает обратно в холл, где уже стоит на ушах весь персонал клиники. Он оставляет моё трясущееся тело на полу и возвращается обратно, пока ко мне бросаются Анна и остальные сотрудники, с ужасом хватают за простреленную руку.

– Чёрт, тебе кажется в крупный сосуд попали! – Анна быстро срывает с себя белый медицинский халат, безжалостно рвёт на части, скручивает жгут из его ткани и туго, до боли затягивает его выше раны с помощью Аманды. Одна тянет конец жгута влево, другая вправо, с такой силой, что ткань начинает обжигать кожу.

– Позвони Джону… – на грани с обмороком, сквозь слёзы прошу её.

– Уже, Нетта! Боже, когда я услышала выстрелы, думала ты всё…не выйдешь! – она начинает плакать.

Через несколько минут к клинике подъезжает карета скорой помощи с сиреной, двое самых крепких наших парней – офтальмолог и ассистент подхватывают меня и волокут на улицу, навстречу им.

Там я и встречаюсь глазами с Ведьмаком, который вернулся, не успев доехать до звукозаписывающей студии. Встречаюсь с взглядом, которого ещё не видела – обезумевшем от паники, разрывающим моё сердце искренней тревогой. Плачу и тянусь к нему, пока меня запихивают в карету, вижу с какой искаверканной болью и ужасом гримасой он провожает взглядом мою окровавленную руку.

– У неё диабет! – соображает бросить женщине фельдшеру.

– Спасибо, полезная информация, остановить кровотечение будет посложнее. Вы кто? – спрашивает, не отрываясь от осмотра моей раны.

– Муж.

– Включайте аварийку и следуйте за нами. – задвигает дверь машины перед его носом и полностью переключается на моё ранение. Оставляет импровизированный жгут, поливает отверстие аминокапроновой кислотой, чтобы сдержать кровотечение, накладывает давящую повязку с ней же, делает инъекцию кровоостанавливающего препарата и обезболивающее. Адреналин перестает действовать, впервые переключаюсь с эмоций и впечатлений на физиологию, впервые чувствую, что мне очень больно и пуля ощущается в руке, будто раскалённый зудящий кусок металла, который нестерпимо хочется поскорее вынуть.