Прядильщица Снов

Она поднялась с кровати, слегка пошатываясь. Чёрные точки снова заплясали перед глазами, но она проигнорировала их. Подошла к шкафу, распахнула створки. Внутри ровными рядами висели тщательно подобранные наряды.

Пальцы сами нашли тёмно-синее платье с высоким воротом – строгое, но подчёркивающее каждый изгиб фигуры. К нему – тонкие колготки, серебряные серёжки с сапфирами, любимый лунный кулон на цепочке. И чёрное пальто нараспашку – для завершения образа.

Да, в этом она пойдёт на встречу с Романом. В этом добьётся своего. Потому что она – Полина Лунёва, а она всегда получала желаемое.

За стеной раздался особенно громкий стон, затем наступила тишина. Полина знала, что дальше – разговоры шёпотом, звук открываемой бутылки вина, возможно, смех. А потом всё заново, пока он не уйдёт, оставив мать с пустотой внутри.

Три года. Три года мать тщетно убеждала себя в собственном счастье.

Полина вспомнила тот день три года назад, когда мать объявила о переезде из Петербурга в эту дыру под названием Зимнеградск. Тогда она разрыдалась впервые после развода родителей. Это оказалось хуже предательства – настоящее убийство всех её надежд. Петербург, пусть серый и дождливый, оставался настоящим городом с перспективами, возможностями, культурой. Там можно было мечтать, становиться кем-то, строить будущее.

– Ты не понимаешь, Полина, – говорила мать, методично складывая вещи в коробки. – В Петербурге мы никто. Там у нас будет своя квартира, хорошая работа, нормальная жизнь.

– Нормальная жизнь? В Зимнеградске? – Полина смотрела на неё с недоверием. – Там даже названия улиц звучат как диагноз!

– Тебя никто не спрашивает, – отрезала мать. – Тебе тринадцать лет. Ты будешь жить там, где я скажу.

– Папа бы никогда…

– Твой папа живёт в трёхкомнатной квартире с новой женой и её сыном, – голос матери звенел от напряжения. – И ни разу не предложил тебе остаться с ним. Так что хватит. Он сделал свой выбор.

Так они и оказались здесь – в Зимнеградске, маленьком городке в трёх часах езды от Петербурга. Достаточно далеко, чтобы не бывать там каждые выходные, и достаточно близко для постоянных воспоминаний о прошлой жизни.

Полина фыркнула, разглядывая свои ногти. Идеально накрашенные, как и всё в этой квартире. Несмотря на ужасный подъезд, мама постаралась с ремонтом. Большая гостиная с панорамными окнами, дорогой диван, стеклянный журнальный столик, картины на стенах, модные светильники, которые мать выбирала с таким энтузиазмом, будто они могли заполнить внутреннюю пустоту. Но пустота осталась. И стала только больше.

Да, у матери хорошая работа – менеджер в фармацевтической компании, частые командировки, достойная зарплата. У неё было всё необходимое – и даже больше.

Но какой смысл в дизайнерских вещах, если нет семьи? Какой смысл в красивой квартире, если она превратилась в проходной двор для случайных мужчин?

– Идиотка, – прошептала Полина, вставая и направляясь на кухню.

Желудок свело от голода. Она почти не ела уже три дня, но сейчас внутри всё горело. Она открыла холодильник и уставилась на содержимое: йогурты, фрукты, сыр. Всё выглядело аппетитно, но она не могла. Не могла.

Ей казалось, что она толстая. Что скоро станет такой, как Аля Кострова.

«Кострова».

Полина открыла телефон и пролистала фотографии, пока не нашла случайный снимок из столовой. Начала разглядывать фото с болезненным интересом. Аля выглядела как воплощение главного страха Полины – полная, рыхлая, в бесформенной одежде, лишь подчёркивавшей её полноту. Рыжие волосы собраны в неаккуратный хвост, на лице – ни грамма косметики, только веснушки и нездоровый румянец. На снимке Аля сидела за столом, держала в руках булочку и глупо улыбалась.

Полину передёрнуло от отвращения и страха одновременно. Страха, что однажды она может стать такой же. Что стоит ей расслабиться, начать есть нормально – и она превратится в такое же бесформенное существо, которое все будут игнорировать, высмеивать или, что ещё хуже, жалеть.

– Никогда, – прошептала она сухими губами. – Лучше сдохну.

Желудок снова свело, но она лишь отпила воды из стакана. Это пройдёт. Голод всегда проходит, если потерпеть. А она умела терпеть.

Вода была холодной, почти ледяной, и это немного успокоило.

За дверью раздались шаги – мать и незнакомый мужчина вышли из спальни. Смех. Голоса. Полина схватила стакан и юркнула в ванную, захлопнув за собой дверь. Сердце колотилось, руки дрожали от злости и унижения.

Она села на край ванны, уставившись на своё отражение в зеркале. Бледное лицо, заострившиеся скулы, тёмные круги под глазами. Она знала, что похудела за последние недели – все джинсы болтались на бёдрах, рёбра проступали под кожей. Но ей всё равно казалось, что этого недостаточно.

Медленно она приподняла блузу, разглядывая живот. Плоский, впалый. Но ей померещилась какая-то складка, неровность – что-то лишнее, от чего нужно избавиться. Она ущипнула кожу на животе – совсем немного, но достаточно, чтобы почувствовать отвращение.

За дверью слышались голоса, смех, звон посуды. Они проводили время на кухне. Полина стиснула зубы, стараясь не вслушиваться, но голоса всё равно проникали сквозь дверь – мамин, высокий, с притворной весёлостью, и его – низкий, с хрипотцой.

– …давно здесь живёте? – спросил он.

– Почти три года, – ответила мама. – Переехали из Питера.

– И как тебе Зимнеградск?

– Тихо, спокойно. Для Полины хорошая школа недалеко. И работа у меня неплохая.

Полины.

Она знает, что я дома? Ей плевать, что я могу все слышать, видеть, знать?

Полину затрясло от злости. Она резко включила душ на полную мощность, чтобы заглушить их голоса. Горячая вода хлестала по кафелю, заполняя ванную паром. Она опустилась на пол, прислонилась спиной к прохладной стене и закрыла глаза.

Голод и злость смешивались, превращаясь в тошноту. Перед глазами поплыли чёрные точки. Она знала это состояние – так организм протестовал против голодания. Но она была сильнее своего тела. Она контролировала его, а не оно её.

Раньше, в Петербурге, у них была другая жизнь. Мать работала в крупной фармкомпании, но не на руководящей должности – обычным медпредставителем. Зато они были семьёй – отец, мать и она. Отец трудился в IT, часто работал из дома. Они вместе ужинали, выезжали за город, ходили в театры и музеи.

А потом он встретил её – коллегу, моложе на двенадцать лет. И всё полетело к чертям. Сначала скандалы, потом – холодная война, затем – развод и раздел имущества. Квартира осталась отцу, потому что он вложил в неё деньги от продажи бабушкиного наследства. Им с матерью досталась компенсация – хватило на жильё в Зимнеградске, но не в Питере.

И вот они здесь. Мать с головой ушла в карьеру и в бесконечную череду романов. А Полина… Полина просто пыталась выжить. Пыталась стать лучше, красивее, успешнее – вопреки всему.

Ей вспомнился один вечер, случившийся примерно год назад. Мать вернулась с работы рано, что происходило редко. У неё было хорошее настроение – получила премию за перевыполнение квартального плана. Купила пиццу и бутылку вина, включила музыку, расставила тарелки на столе.

– Сегодня праздник, – объявила она, разливая себе вино. – Давай поужинаем вместе, как нормальные люди.

Полина помнила, как смотрела тогда на эту пиццу – большую, ароматную, с тянущимся сыром и пепперони. Желудок скрутило от голода, но она лишь покачала головой:

– Я на диете.

Мать фыркнула, отпивая вино из бокала:

– Боже, Полина, тебе пятнадцать лет. Какая диета? У тебя прекрасная фигура.

– Не такая прекрасная, как могла бы быть.

Мать посмотрела на неё долгим взглядом, потом покачала головой:

– Знаешь, в твоём возрасте я тоже комплексовала. Мне казалось, что я недостаточно красивая, недостаточно стройная. Я мечтала быть похожей на моделей из журналов. И что в итоге? Всю молодость потратила на диеты и переживания. А потом встретила твоего отца. И он полюбил меня такой, какая я есть. И я подумала: какой же это был идиотизм – мучить себя столько лет!

Полина посмотрела на неё с недоверием. На эту женщину, которая, как ей казалось, выпивала бутылку вина почти каждый вечер. Которая меняла мужчин, как перчатки. Которая отдавалась первому встречному, лишь бы не чувствовать себя одинокой.

– Посмотри, к чему тебя это привело, – сказала она тихо. – Папа ушёл к другой. К той, которая моложе и красивее.

Лицо матери закаменело. Она залпом допила вино и налила ещё:

– Твой отец ушёл, потому что он слабак и эгоист. А его новая жена… поверь мне, ей тоже недолго осталось быть счастливой. Твой отец не умеет быть верным – ни женщине, ни своему слову.

– Зато ты теперь даже не пытаешься быть верной, да? – она не смогла сдержать горечь. – Сразу перешла к модели «переспать и забыть»?

Пощёчина обожгла ей щёку прежде, чем Полина успела отшатнуться.

– Никогда, – произнесла она дрожащим голосом, – никогда не смей так со мной разговаривать.

Полина выбежала из кухни, захлопнула дверь своей комнаты. Сердце отчаянно колотилось, щека горела, внутри всё кипело от обиды и злости. В ту ночь она поклялась себе, что никогда не будет такой, как мать. Никогда не позволит мужчине управлять её жизнью. Никогда не станет искать утешения в вине и случайном сексе.

Она будет лучше. Сильнее. Красивее. Успешнее.

И она сдержит это обещание, даже если оно её убьёт.

Полина достала телефон из кармана, открыла соцсети. Бездумно пролистала ленту, пытаясь отвлечься от голода и подступающего головокружения. Потом остановилась и, после секундного колебания, поискала в поиске некую Юлию Ветрову.

Перед ней открылася аккуратный, ухоженный профиль, полный красивых и фальшиво позитивных фотографий. Юлька Ветрова – девушка, к которой ушёл от неё её бывший парень, Влад. Полина презирала ее всей душой, но не могла перестать смотреть.

На последнем фото Юлька сидела за столиком в кафе, с чашкой капучино и пирожным на блюдце. Улыбалась в камеру. Простая белая футболка, джинсы, минимум макияжа. Подпись: «Доброе утро вторника!» с кучей мерзких смайлов.

Полину передёрнуло от злости и зависти. Юля выглядела… нормальной. Здоровой. Счастливой. Могла позволить себе съесть пирожное и не умирать потом от чувства вины. Не считала каждую калорию. Могла надеть обычную футболку и выглядеть хорошо.

Она глубоко вздохнула, стараясь успокоиться. Юля ведь не красивее её. Не стройнее. Её фотографии набирали не так уж много лайков.

«Так почему же Влад выбрал её? Почему предпочёл эту обычность моему совершенству?»

Полина закрыла её профиль, швырнула телефон на бортик ванны. Её охватила паника – внезапная, иррациональная, удушающая.

«Что, если Роман тоже предпочтёт кого-то другого? Кого-то обычного, несовершенного, реального? Или, что ещё хуже, если он уже заинтересовался Костровой? Этой неуклюжей, бесформенной, не умеющей одеваться лохушкой?»

Нет, этого не могло быть. Роман не настолько слеп. Он должен был видеть, что она лучше. Что она особенная. Что она достойна его внимания.

Она снова схватила телефон.

Открыла чат с Романом – пустой, ни одного сообщения. Полина добавила его три месяца назад, но они так и не общались в сети. Её пальцы дрожали, когда она набирала сообщение:

«Привет. Встречаемся сегодня?»

Отправила и тут же пожалела. Слишком прямолинейно, слишком навязчиво. Он ведь подумает, что она интересуется им, что она…

Телефон завибрировал. Новое сообщение. От Романа.

«Привет. Да».

Два слова. Только два слова, но её сердце уже колотилось, как сумасшедшее. Он ответил! Сразу же! Не проигнорировал, не отмахнулся, не поставил просто лайк. Ответил словами. Полина разглядывала его аватарку – не фотографию, а чёрно-белую иллюстрацию с абстрактным геометрическим рисунком. Типично для Романа – никакой личной информации, минимум деталей.

Она быстро набрала ответ:

«Вау, не думала, что ты ответишь так быстро! Ты обычно не особо активен в чатах».

Ответ пришёл почти сразу:

«У всех бывают исключения».

У неё перехватило дыхание.

«Это что, флирт? Он намекает, что я – исключение? Что для меня у него нашлось время?»

«В парке, на набережной Зимницы, через час?» – написала она, стараясь не показывать слишком явного интереса. Три точки появились и исчезли. Он печатал, останавливался, снова печатал. Её сердце колотилось так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит из груди.

«Ок».

Одно слово. Всего одно слово, но оно меняло всё. Их встреча действительно состоится!

Полина вскочила, чуть не упав от головокружения. Следовало переодеться, подкраситься, уложить волосы. Следовало выглядеть идеально, но при этом случайно-небрежно, словно она не придавала никакого значения этому событию. За дверью царила тишина – наверное, мама и её новый «друг» уже ушли или вернулись в спальню. Полина осторожно выглянула из ванной – коридор опустел, кухня тоже. Лёгкими шагами она проскользнула в свою комнату, быстро заперла дверь. Наряд, выбранный для прогулки, уже ожидал своего звёздного часа.

Она быстро подкрасила ресницы, нанесла немного тонального крема, чтобы скрыть бледность, и чуть-чуть блеска для губ. Расчесала волосы, оставив их свободно ниспадать на плечи.

Последний взгляд в зеркало – да, хорошо. Не идеально, но достаточно привлекательно.

***

Она шла по аллее парка, чувствуя, как холодный октябрьский ветер щипал щеки, словно пытаясь напомнить: «Ты здесь, в этой дыре, и никуда от этого не денешься». Листья под ногами шуршали, как шепот осени, а в воздухе витал запах сырой земли и опавшей листвы. Набережная реки Зимницы пустовала в этот будний вечер. Несколько пожилых пар неторопливо прогуливались вдоль воды, молодая женщина катила коляску, компания подростков шумно болтала на скамейке у самой воды. Полина ступала медленно, стараясь выглядеть расслабленной и уверенной, хотя внутри всё сжималось от нервного напряжения и голода.

Парк в Зимнеградске – не то место, где она хотела бы оказаться, но сейчас ей было всё равно. Потому что она шла к нему. К Роману.

Она увидела его издалека: высокий силуэт на фоне темной воды, у старого, полуразрушенного моста. Роман сидел на каменном парапете, спиной к тропинке, лицом к реке. Его фигура гармонично вписывалась в осеннюю меланхолию. Чёрное пальто с высоким воротником подчёркивало задумчивость, а тёмный шарф, небрежно наброшенный на шею, добавлял загадочности. Тёмные волосы Романа слегка растрепались от лёгкого ветра, а на лице играла полуулыбка, загадочная и притягательная.

– Привет, – тихо произнёс он, когда Полина подошла ближе.

– Привет, – ответила она, стараясь звучать уверенно, хотя сердце бешено колотилось.

Роман взглянул на неё затуманенными голубыми глазами, так похожими на этот октябрьский день. Но в них мелькнуло нечто большее, проникающее в самую душу. Он словно читал её настоящую, ту Полину, которую она так умело скрывала от всех.

– Пойдём прогуляемся? – предложил он, чуть наклонив голову.

Полина кивнула, и они двинулись по аллее. Он шагал медленно, будто никуда не спешил, а её каблуки вязли в мокрой листве.

В один момент в голову закралась неловкая мысль: она не сводила с него глаз. Его профиль казался ей… совершенным. Высокие скулы, прямой нос, тонкие губы, слегка приоткрытые, словно он вот-вот что-то скажет. Но он молчал.

Они шли по аллее, и Полина чувствовала, как внутри нарастает напряжение. Она не могла терпеть тишину, слишком громкую и слишком обнажающую.

– Ну, как дела, Рома? – она нарочно исковеркала его имя. Он поморщился, уголки его губ дрогнули. Ему не нравилось, когда его так называли. Но ей плевать.

Раздражать парней – её любимое занятие.

– Нормально, – ответил он односложно, не глядя на неё.

– Нормально – это как? – подколола она, слегка подтолкнув его локтем. – Ты вообще когда-нибудь говоришь больше двух слов?

Он пожал плечами, отчего внутри у Полины закипело раздражение.

«Почему он такой… такой закрытый? Почему он не мог просто расслабиться?»

– Как тебе совместная работа с Костровой? – спросила она, улыбаясь своей самой яркой улыбкой. – Кошмар, да? Мария Сергеевна как всегда – мастер садистских сочетаний.

Роман пожал плечами, будто говорил этим движением: «Отстаньте все, мне плевать». Её это бесило и завораживало одновременно.

– Нормально, – ответил он наконец. – Кострова умная. Сделала всё сама.

Её словно прошибло током.

«Он защищает эту корову? Серьёзно?»

– Умная? Эта серая мышь? – фыркнула она. – Она же двух слов связать не может без заикания.

Роман бросил на неё холодный взгляд:

– Не все должны быть громкими.

Что-то в его тоне заставило сбавить обороты. Она решила сменить тактику.

– Знаешь, я недавно заняла первое место на региональных соревнованиях по контемпу, – заявила она, будто между прочим. – Наша студия «Импульс» теперь поедет на всероссийские в декабре.

Это была лишь полуправда. Она действительно танцевала в «Импульсе», и они действительно выиграли регионалку. Но главную партию исполняла не она, а Маша Соколова – девчонка с идеальным телом и нулевым чувством стиля. Сама Полина танцевала во втором ряду, но Роману об этом знать не следовало.

– Любишь унылые современные танцы? – спросил он с лёгкой насмешкой.

– Это искусство самовыражения, Рома, – она намеренно использовала уменьшительное имя, видя, как он снова поморщился. – Эмоции через движение. Хотя о чём я – ты же вечный наблюдатель, никаких эмоций.

– Не называй меня Ромой, – его голос стал холоднее. – И да, я предпочитаю наблюдать, а не выплёскивать всё наружу, как некоторые.

Она поймала его взгляд – тяжёлый, внимательный, с какой-то странной искрой, будто он видел её насквозь.

– Что? – спросила она, не выдержав. – У меня тушь размазалась?

– Нет, – он снова отвернулся к реке. – У тебя идеальный макияж. Как всегда.

И снова это прозвучало не как комплимент, а как констатация факта. Или даже как обвинение. Но это заводило ещё больше – хотелось пробиться через его отстранённость, заставить его реагировать, чувствовать.

– Давай присядем, – она указала на скамейку под старым клёном. – Я замёрзла.

Они сели на скамейку. Роман держался прямо, но всё ещё закрыто, словно в любой момент собирался вскочить и уйти. Полина, наоборот, развернулась к нему всем телом – колени почти коснулись его бедра, локоть опёрся на спинку скамейки, а ладонь сама потянулась к значку в виде ноты на его пальто. Она хотела, чтобы он чувствовал её близость, даже если пытался игнорировать.

– А знаешь, что самое сложное в контемпе? – она кокетливо заправила прядь волос за ухо. – Нужно быть одновременно сильной и хрупкой. Показать силу через слабость. Это как…

– Как твоя жизнь? – неожиданно спросил он, поднимая на неё взгляд.

Она запнулась, теряя нить мысли. Что он имел в виду? Откуда ему было знать что-либо о её жизни?

– Моя жизнь идеальна, – отрезала она с фальшивой улыбкой. – Завидуешь?

– Нет, – он покачал головой. – Не завидую.

Телефон в её кармане завибрировал – новое сообщение от мамы:

«Полина, не забудь зайти в магазин после танцев».

Она почувствовала, как кровь прилила к щекам. Мать обращалась с ней как с прислугой, даже не спрашивая, где она и всё ли в порядке. Её волновала только грязная посуда и продукты в холодильнике.

Роман, должно быть, заметил изменение на её лице: взгляд стал вопросительным. Она убрала телефон и кивнула на реку:

– Красиво, правда?

– Ты не ответишь? – спросил он, кивая на её карман.

– Нет, – она пожала плечами. – Это мама. Опять недовольна чем-то.

Что-то в его взгляде изменилось – появился интерес, почти сочувствие. И она, сама не понимая, почему, внезапно ощутила острую необходимость доверить ему правду. Или хотя бы часть правды.

– Она изменилась после развода, – начала она тихо. – Раньше она была… другой. Заботилась обо мне, интересовалась моей жизнью. А теперь у неё только работа и эти… мужчины.

Она замолчала, не зная, стоит ли продолжать. Роман смотрел на неё внимательно, без обычной иронии или отстранённости.

– А отец?

– А что отец? – она горько усмехнулась. – У него новая семья, новая жена, её сын. Он присылает деньги мне на карту раз в месяц и считает, что выполнил отцовский долг. Даже на день рождения не звонит, только сообщение шлёт.

Она подняла глаза к небу, часто моргая, чтобы сдержать непрошеные слёзы. Плакать перед Романом было последним, что ей сейчас нужно.

– Знаешь, что самое поганое? – продолжила она, стараясь говорить небрежно. – У него на аватарке фотка с её сыном. Они вдвоём на рыбалке, смеются. А со мной он никогда не ездил на рыбалку. Мол, это не для девочек.

Она замолчала, сжимая кулаки. Эта острая боль до сих пор заставляла её задыхаться, хотя прошло уже три года.

– Как будто у него никогда и не было дочери, – закончила она тихо. – Как будто я – просто неудобная строчка в ежемесячных расходах.

Лицо Романа заметно помрачнело. Взгляд потяжелел, уголки губ опустились. Он посмотрел куда-то мимо неё, на тёмную воду, и в его профиле мелькнула такая знакомая тоска, что ей стало не по себе.

– У тебя тоже проблемы с родителями? – спросила она осторожно.

Он усмехнулся, но в этой усмешке не было веселья – только горечь и что-то ещё, тёмное, глубокое.

– Есть небольшая проблемка, – ответил он, всё ещё глядя на воду. – Мой отец сгорел заживо в пожаре почти девять лет назад.

Он сказал это таким будничным тоном, с такой обыденной иронией, что ей потребовалось несколько секунд на осознание его слов.

– Твой отец… что? – она почувствовала, как кровь отхлынула от лица.

– Сгорел. В пожаре, – безэмоционально повторил он. – Наш дом загорелся ночью. Мы с мамой выбрались, а он – нет.

За привычной иронией в его глазах Полина увидела столько боли, что перехватило дыхание. Она не знала, что сказать. Любое «мне жаль» прозвучало бы фальшиво и пусто.

– Ничего себе, – выдохнула она наконец. – А я тут ною, что папочка не звонит.

К её удивлению, Роман слабо улыбнулся:

– У всех свои демоны. Твои – не менее реальны, чем мои.

Они помолчали некоторое время. Ветер усилился, зашуршал в опавших листьях под их ногами. Полина обхватила себя руками, стараясь согреться.

– Поэтому ты ходишь к ней? – спросила она внезапно.

Роман резко повернулся, в его глазах мелькнуло удивление, почти шок.

– К кому?

– Ну… к ней, – она неопределённо взмахнула рукой. – К этой… специалистке.

Его взгляд изменился, стал настороженным, изучающим.

– Отчасти, – ответил он после паузы. – А ты?

Она промолчала. Вместо этого достала из кармана пачку сигарет, вытащила одну, щёлкнула зажигалкой. Глубоко затянулась, чувствуя, как дым наполняет лёгкие.

– Хорошо, что мамке пофиг, – хмыкнула, выдыхая дым.

Протянула пачку Роману, но он покачал головой:

– Не курю.

– Правильный мальчик? – усмехнулась она.

– Вкус сигарет мерзкий, – просто ответил он, даже не обратив внимания на её подколку.

Ей стало неловко, но она не подала вида. Затянулась ещё раз, глядя на тёмную воду.

– Я тоже хожу к ней. Мать заставила, потому что якобы я слишком тощая. Как будто ей не плевать.

Она засмеялась, но смех вышел ломким, фальшивым. Роман посмотрел на неё, и в его взгляде что-то изменилось – появилась тревога, почти страх.

– Не ходи.

– Что? – она повернулась к нему.

– Почему?

Он молчал, словно боролся с собой, потом покачал головой:

– Неважно. Делай как знаешь.

Но его глаза говорили другое. Они почти умоляли её не ходить, держаться подальше. И это пугало её сильнее, чем его слова о сгоревшем отце.

***

Они сидели на скамейке уже почти час. Небо темнело, фонари вдоль набережной загорались один за другим, отражаясь в тёмной воде реки. Полина выкурила две сигареты и теперь просто сидела, обхватив колени руками, странно спокойная после всех откровений.

– В Питере в это время года уже совсем холодно, – она нарушила тишину первой. – Помню, как мы с отцом ходили в парк кормить уток, и я всегда мёрзла даже в тёплой куртке.

Забавно было, что она говорила это, ведь Роман тоже раньше жил в Питере. Но ей хотелось рассказывать о себе, вспоминать прошлое. Или просто с кем-то поговорить – не важно, с кем. С кем-то, кто её услышит.

– Ты скучаешь по нему, – это был не вопрос, а утверждением.

– По Питеру или по отцу? – она криво улыбнулась.

– По обоим, – ответил он просто.

Она пожала плечами:

– Может быть. Иногда. Но знаешь, что самое странное? Я помню, как мечтала о свободе. Чтобы никто не указывал, что делать, когда возвращаться домой, с кем дружить. А сейчас у меня столько этой свободы, что я не знаю, куда её девать.