Прядильщица Снов

Через стекло на неё смотрела чужая девушка. Толстая, неуклюжая, с обрюзгшим телом и потухшим взглядом. Уж точно не та стройная красавица, что любовалась собой в зеркалах прекрасного дворца.

«Это не я. Настоящая я – там, во сне. А это… это уродливая оболочка, временное пристанище».

Аля с силой ущипнула себя за бедро, словно пытаясь выдернуть лишний жир из тела. Кожа мгновенно покраснела. Тошнотворное, липкое чувство ненависти к собственному телу накрыло её с головой. Она отвернулась от зеркала, не в силах больше смотреть на своё отражение.

***

Школьный двор встретил Алю привычным гулом голосов и холодным октябрьским ветром, швыряющим в лицо мелкие капли дождя. После сочных красок во сне родной город казался выцветшей чёрно-белой фотографией. Аля шла механически и глядела вниз, чтобы не встречаться взглядом с другими учениками. В последние дни она всё чаще ловила себя на странной мысли: а что, если реальность снов – и есть настоящая реальность? Что, если именно там её истинный дом, а здесь она просто… застряла? По какой-то ошибке, по какому-то недоразумению.

Чем больше она думала об этом, тем сильнее эта идея казалась ей правдой. Сны были такими яркими, такими последовательными. Там была история, логика, закономерности. А здесь…

Здесь – только боль. Серость. Одиночество. Насмешки. Отчуждение. Здесь – только клетка из плоти, в которую её заперли против воли.

«Может ли человек сойти с ума от снов? Или наоборот – прийти в себя благодаря им?»

Аля больше не была уверена ни в чём. Но одно она знала твёрдо: она хотела вернуться. Хотела остаться там навсегда. С Ноктюрном, с его нежными прикосновениями, с его музыкой, с его любовью. В мире, где её принимали такой, какая она есть на самом деле.

***

Кабинет физики располагался на третьем этаже. Высокие окна выходили на восток, и по утрам здесь обычно было светло и просторно. Но сегодня плотные тучи закрывали солнце, и лишь блеклый свет ламп освещал помещение.

Валентин Олегович – невысокий мужчина в толстых очках – увлечённо чертил мелом на доске формулы, графики и оси координат, усыпляющим голосом зачитывая лекцию.

– Электромагнитные волны представляют собой распространяющееся в пространстве и во времени электромагнитное поле. Скорость распространения электромагнитных волн в вакууме равна скорости света… Кто может сказать, чему именно она равна?

Несколько рук неуверенно поднялись. Аля даже не пошевелилась. Она смотрела на доску, но не видела ни цифр, ни формул. Перед внутренним взором проплывали совсем другие образы – дворец из стекла и камня, звёздное небо, руки Ноктюрна на её коже.

– Правильно, приблизительно триста тысяч километров в секунду, – учитель кивнул Насте Редькиной, которая всегда первая тянула руку и знала ответ почти на любой вопрос. – Запишите, пожалуйста. Это важно. И помните формулу: скорость волны равна произведению частоты на длину волны.

Аля механически выводила в тетради какие-то закорючки, не вдаваясь в их смысл. Голос учителя постепенно превращался в фоновые помехи, ничем не отличимые от шума дождя за окном. Веки тяжелели, тело словно наполнялось свинцом. Голова клонилась вперёд, рука с ручкой замерла над тетрадью. Аля попыталась встряхнуться, но усталость была сильнее.

– Записываем основные положения теории Максвелла… – учитель говорил всё тише, всё дальше. – …При всяком изменении магнитного поля…

Секунды растянулись, превратились в минуты, часы, века… и вдруг неудобная школьная парта исчезла, а вместе с ней растворилась и доска с формулами, физик с его монотонным голосом, одноклассники, серый октябрьский день…

***

В этом просторном помещении, чем-то напоминающем самую первую комнату с французскими окнами и псише, каждая деталь идеально гармонировала с остальными. Высокие стрельчатые окна с тяжёлыми шторами цвета индиго создавали ощущение уюта. Пол из темного полированного дерева был покрыт мягкими коврами. Старинная мебель – изящные кресла с изогнутыми ножками, инкрустированные столики, этажерки с кожаными книгами – дополняла интерьер. В углу комнаты стоял небольшой чёрный рояль с серебряной отделкой. На крышке – подсвечник с тонкими свечами цвета слоновой кости. Напротив – камин из белого мрамора; огонь потрескивал, отбрасывая на стены причудливые тени.

Но больше всего, как и в первой комнате, ее впечатлило огромное зеркало в полный рост с серебряной рамой и инкрустацией. Аля не могла отвести взгляд от своего отражения. В новом платье цвета морской волны с крошечными жемчужинами она выглядела потрясающе: стройная, изящная, с фарфоровой кожей, сияющими глазами и сложной прической.

«Вот моё истинное лицо, моё истинное тело».

В этот момент в дверь деликатно постучали.

– Войдите, – произнесла Аля мелодичным голосом.

Дверь приоткрылась, и в комнату заглянула блондинка в голубом платье – та самая, что встретила ее в самый первый день здесь. Она больше не казалась жуткой или неживой – просто красивая молодая женщина с немного отстранённым взглядом.

– Прошу прощения за беспокойство, – блондинка слегка поклонилась. – Ноктюрн спрашивает, можно ли навестить вас.

По телу Али пробежало волнение. Она кокетливо улыбнулась, поправляя локон:

– Не только можно, но и нужно. Я жду его с нетерпением.

Блондинка снова поклонилась и исчезла за дверью. Через несколько мгновений на ее месте появился Ноктюрн, в своём неизменном чёрном костюме с серебряной отделкой, с растрёпанными кудрями, с мистической улыбкой.

– Александра, – от его голоса будто сам воздух вокруг стал теплее. – Я переживал, что ты резко пропала.

Он протянул к ней руки, и Аля, не раздумывая, шагнула навстречу. Её пальцы почти коснулись его ладони…

Но внезапно воздух вокруг сгустился, как от сильной жары. Стены, потолок, пол – всё начало плыть и размываться. Среди этой пугающей неразберихи, среди растворяющихся сводов дворца Аля услышала чужой, неуместный здесь голос:

– Кострова, проснись! Ты решила спать на уроках вместо Ларинского?

Аля резко вскинула голову, отрываясь от парты. Перед ней вновь была доска, исписанная формулами, а над ней нависал разгневанный Валентин Олегович.

– Я… простите, – пробормотала она, чувствуя, как краска заливает лицо.

– У нас тут урок физики, а не тихий час в детском саду, – процедил учитель. – Может, расскажешь нам, что означает эта формула?

Он ткнул указкой в длинное уравнение на доске. Аля растерянно посмотрела на буквы и цифры, абсолютно ничего не понимая.

– Я… не знаю, – тихо произнесла она.

– Конечно, не знаешь, – вздохнул учитель. – Потому что спишь на моих уроках.

По классу прокатился смешок. Аля съёжилась, пытаясь стать меньше, незаметнее. Но это было бесполезно.

– Кажется, Кострова думает, что сон на уроках поможет ей похудеть, – громко прошептала Полина, сидевшая через проход. – Наивная.

Несколько девочек захихикали. Серёжа Мерин, что-то рисовавший в тетради, скорчил мерзкую рожу и изобразил приступ тошноты.

– Хорошо хоть парту не сломала, – фыркнул он достаточно громко, чтобы слышали все вокруг.

Новая волна смеха. Аля уткнулась в тетрадь, чувствуя, как к горлу подкатывает ком. Раньше такие комментарии заставляли её плакать. Теперь она просто отстранялась, мысленно возвращаясь в свой дворец, к Ноктюрну.

– А где Рома? – тихо спросила Лиза у Полины. – Опять прогуливает?

– Заболел, – с важным видом ответила Полина. – Температура. Я сегодня отнесу ему домашку и сама приготовлю куриный бульон.

Аля вздрогнула – от фальшивой заботы Полины ей стало настолько горько и стыдно, что она едва сдержала нервный, почти истерический смех.

«Забавно, как она пытается казаться идеальной девушкой…»

Аля вновь опустила глаза в тетрадь. Последние недели пролетели как в тумане. Она пропускала занятия, почти не делала домашние задания, на уроках либо спала, либо сидела с отсутствующим видом, отчего её успеваемость, конечно, упала.

Но ей было всё равно.

Какое значение имели оценки? Какое значение имело что-либо в этой серой, унылой реальности? Ей становилось дурно от одной мысли, что придётся провести здесь всю жизнь – в ненавистном теле, среди людей, которым она безразлична или противна.

Её спасал только один факт – она осмелилась попросить у отца немного денег якобы на занятие в художественной школе, и сегодня вечером у неё назначена встреча с Агатой, для которой она даже сняла со стены портрет-ключ и взяла с собой. Наконец-то она сможет рассказать кому-то о своих снах, о Ноктюрне, о дворце. Агата поможет ей разобраться, что происходит, почему сны стали такими реальными и последовательными.

Может быть, поможет понять, какая связь между Ноктюрном и Романом, и почему она видит во сне идеализированную версию своего одноклассника.

Эта мысль заставила её продержаться до конца уроков. А потом – долгие часы ожидания, пока не наступит время идти к психологу.

***

В кабинете Агаты в центре «Зазеркалье» царила интимная тишина, приглушённое освещение и безупречный порядок. Глазам Али вновь предстали стеллажи с книгами по психоанализу и исследованиям сновидений, антикварный секретер, зеркало в бронзовой оправе и кресло-качалка. На стенах, выкрашенных в глубокий синий цвет, висели знакомые абстрактные картины. Теперь они невольно ассоциировались у Али со сновидениями. Сегодня в воздухе тонко пахло ароматическими маслами – лавандой и бергамотом, успокаивающе действующими на нервную систему. Играла тихая классическая музыка – в этот раз, кажется, фортепианные сонаты Моцарта.

Но больше всего внимание притягивала сама хозяйка: Агата сидела за маленьким письменным столом и просматривала какие-то записи. Тёмные волосы, собранные в элегантный пучок, подчёркивали белизну фарфоровой кожи. Тонкие черты лица, высокие скулы и выразительные синие глаза вызывали невольный трепет, а от глубокого и пронзительного взгляда даже становилось не по себе. Агата вновь была одета со вкусом: кремовая блузка из натурального шёлка, тёмно-коричневая юбка-карандаш, жемчужные серьги-гвоздики, на губах – бордовая помада.

Когда Аля вошла, психолог подняла голову и таинственно улыбнулась.

– Рада видеть вас, Аля. Проходите, садитесь.

Аля неловко опустилась в одно из кресел и положила на колени свой дневник сновидений.

– Я вижу, вы вели дневник по моему заданию, – Агата указала на книжечку. – Можно взглянуть?

Аля с некоторой неохотой протянула ей свой дневник. Тонкие, изящные пальцы Агаты бережно приняли его и раскрыли.

– Я… я не знаю, с чего начать, – произнесла Аля, теребя рукав свитера. – Это всё так странно…

– Начните с начала, – Агата пролистнула несколько страниц. – Расскажите мне о своих снах.

Аля сделала глубокий вдох, собираясь с мыслями.

– Это началось после нашего первого сеанса… в ту же ночь… я как будто оказалась внутри собственного рисунка. Я была там, во дворце, на настоящем балу. И выглядела именно так, как на портрете. Красивой, уверенной в себе, в прекрасном платье…

Она всё говорила и говорила, слова лились потоком, словно где-то внутри прорвало плотину. Она рассказала о дворце, о бале, о прекрасных созданиях, похожих на людей, но не совсем людей. О музыке, о звёздах, о волшебной луне в небе. О море, о пляже, о прогулках по удивительным садам.

И о Ноктюрне. Молодом пианисте, так похожем на Романа (его имя она снова не решилась назвать, вспомнив, что Роман тоже занимается с Агатой) – но более живом, более настоящем и человечном. О его улыбке, его глазах, его мелодиях. О танцах с ним, о разговорах, о поцелуях на пляже под светом луны.

– И… и каждый сон – это продолжение предыдущего, понимаете? – Аля перевела дыхание. – Какая-то история. У неё есть начало, но я не знаю, есть ли конец. Всё так… последовательно, так логично. И настолько реально, что иногда я просыпаюсь и не понимаю, где я и какая реальность настоящая. Я прихожу туда каждую ночь, когда портрет висит над моей кроватью. И мне начинает казаться, что тот мир – настоящий. А этот – просто плохой сон.

Аля смущённо замолчала, внезапно осознав, что говорила не останавливаясь, почти захлебывалась словами. Ей вдруг стало страшно, что Агата сочтёт её сумасшедшей, направит к психиатру, который назначит лекарства, способные уничтожить ее сны.

Но Агата не выглядела испуганной или обеспокоенной. Она продолжала листать дневник, иногда останавливаясь на каком-нибудь рисунке или записи. Только слегка хмурилась, когда натыкалась на упоминания Ноктюрна, словно что-то знала, но потом снова надевала маску мистического спокойствия.

– Вы… вы думаете, что я схожу с ума? – Аля тихо нарушила затянувшееся молчание.

Агата подняла на неё бездонные глаза, в которых, казалось, отражались целые галактики.

– Вы уверены, Александра, что это просто сны? – спросила она вместо ответа, и от этого вопроса по спине Али пробежал холодок.

– А… а что ещё это может быть?

Агата сложила руки на коленях, слегка наклонилась вперёд.

– Вы знаете, сновидения – это не просто случайные образы, создаваемые мозгом во время отдыха. Это чрезвычайно сложный психический процесс, связанный с самыми глубокими пластами нашего бессознательного. Ещё Фрейд говорил, что сон – это королевская дорога к бессознательному. А Юнг развил эту идею, утверждая, что через сны мы можем прикоснуться не только к индивидуальному, но и к коллективному бессознательному – древнему слою психики, содержащему общие для всего человечества архетипы и образы.

Она сделала паузу, как бы давая Але время осмыслить сказанное. Затем продолжила:

– Но что, если граница между сознательным и бессознательным не так отчётлива, как мы привыкли думать? Что, если существуют места – ментальные пространства – где эти границы размываются? Места, доступные только в изменённых состояниях сознания: во сне, в медитации, в глубокой релаксации. Места, которые одновременно и внутри нас, и вне нас. И что, если некоторые люди способны проникать в эти места глубже, чем другие?

Агата говорила тихо, размеренно, но от её слов у Али по коже бежали мурашки.

– Я не думаю, что вы сходите с ума, Александра. Напротив, мне кажется, что вы начинаете видеть реальность более полно и целостно, чем большинство людей.

– Но… это значит… что мои сны… – Аля запнулась, не в силах сформулировать мысль.

Агата мягко улыбнулась:

– Это значит, что ваши сны – это нечто большее, чем просто работа вашего подсознания. Это путешествие. И как любое путешествие, оно может быть опасным без карты и представлений о дальнейшей дороге. – Она снова взяла в руки дневник сновидений. – К счастью, у вас есть и то, и другое.

Агата отложила дневник Али и задумчиво посмотрела на неё:

– Интересно, что образ Ноктюрна так напоминает вашего одноклассника. В психоанализе мы говорим о проекциях – когда подсознание берёт знакомый образ и наделяет его качествами, которые мы желаем видеть в реальном человеке.

Аля вскинула голову, сжавшись от привычного стыда, теперь смешанного со смутной надеждой:

– Это так очевидно? Что я просто… придумала идеальную версию себя, а потом и парня, который в жизни даже не замечает меня?

– Александра, – голос психолога прозвучал мягко и почти торжественно. – То, что вы описываете – не просто фантазия или побег от реальности. Это гораздо значительнее.

Она взяла со столика маленький хрустальный шар – один из многих странных предметов, украшавших кабинет – и задумчиво покатала его между ладонями.

– Карл Юнг говорил о коллективном бессознательном, но он лишь коснулся поверхности. За последние десятилетия исследования продвинулись гораздо дальше, хотя официальная наука не признаёт этих открытий.

Аля заворожённо слушала, чувствуя, как привычная картина мира начинает трещать по швам.

– Что, если реальность многомерна? – Агата положила шар на место и взяла книгу со сложным узором на обложке, напоминающим паутину из тысяч нитей. – Что, если наше сознание – само по себе измерение, связанное с другими измерениями?

Она закрыла дневник сновидений и вернула его Але.

– Существует место – назовём его Тканью Снов. Это не физическое пространство в привычном понимании. Скорее, это… межпространство, созданное коллективным бессознательным всего человечества. Место, где мысли и чувства обретают форму, где законы физики уступают место законам психики. Именно туда вы переноситесь в своих снах, Александра.

Аля оцепенела. Это звучало безумно, нелепо. Как сюжет плохого фантастического фильма или компьютерной игры. Но гипнотические интонации Агаты невольно заставляли верить каждому слову.

– Это… звучит слишком странно, – наконец произнесла она, сжимая в руках дневник. – Как в фильмах про параллельные миры.

Агата снова улыбнулась.

– Странность – понятие относительное. Три столетия назад сама идея телефона показалась бы безумной.

Что-то притягивало Алю в самом облике Агаты. Возможно, удивительная спокойная уверенность во взгляде. Или абсолютная собранность каждого движения, словно она никогда не сомневалась, никогда не боялась. А еще она единственная из всех взрослых никогда не смотрела на Алю с жалостью или пренебрежением.

– Но если… если эта Ткань Снов существует, – медленно произнесла Аля, – можно ли как-то… сделать её реальностью? Перенести сюда? Чтобы не возвращаться из рая в ад каждое утро?

– Вы не понимаете, Александра. Ткань Снов – это и есть реальность. Просто другая, параллельная той, к которой мы привыкли. Не менее реальная, чем эта комната, этот стол, – она постучала пальцами по столешнице, – или ваше физическое тело. Просто иная форма существования, подчиняющаяся иным законам. И вы уже с ней связаны, так как дали согласие на эту связь.

– А можно ли… – Аля судорожно вздохнула, подбирая слова. – Если эта связь уже есть, можно ли мне в реальном мире стать такой, как на Ткани Снов? Или просто… остаться там навсегда?

Выражение лица Агаты не изменилось, но в глазах мелькнула тень горечи.

– Немногие задаются такими вопросами, – тихо сказала она. – Большинство людей даже не подозревают о существовании Ткани Снов, а те, кто знает, редко думают о таких возможностях.

Она встала, неспешно подошла к окну и повернула ручку, прикрывая жалюзи. Комната погрузилась в полумрак, нарушаемый лишь мягким светом настольной лампы.

– Да, такая возможность существует, – Агата вернулась в кресло. – Вы можете стать своей идеальной версией с помощью Ткани Снов. Остаться там навсегда.

Сердце Али забилось быстрее. До этого момента все разговоры о странных мирах и бессознательном казались ей абстракцией, красивой метафорой. Но теперь что-то изменилось. В голосе Агаты звучала такая уверенность, словно они обсуждали поездку в соседний город, а не переселение в параллельную реальность.

– Но это потребует определённой… трансформации, – продолжила Агата, аккуратно подбирая каждое слово. – Вам придётся исчезнуть в реальном мире и полностью перевоплотиться в свой идеальный образ. И все забудут о существовании прежней вас. Вы будете… вырезаны из ткани мироздания.

Она сделала паузу, внимательно наблюдая за реакцией Али.

– Представьте это так: вы навсегда становитесь своим идеальным «я» на Ткани Снов. А в реальный мир на ваше место придёт другая девушка – внешне похожая на ваш идеальный образ, но с другими воспоминаниями, другой личностью. Два мира уравновесятся. Баланс будет сохранён.

Аля пораженно замерла на месте. В голове вихрем кружились мысли.

– В каком плане… исчезнуть? – наконец выдавила она.

Агата не ответила сразу. Она встала, открыла ящик стола, выключила лампу и достала несколько свечей с лёгким ароматом лаванды. Неторопливо расставила их по комнате: одну на столик между креслами, другую на подоконник, третью на книжную полку – и зажгла. Неестественно ровное, почти неподвижное пламя отбросило на стены причудливые тени, отчего уютный кабинет вдруг стал чужим и пугающим.

– Вы сами поймёте, когда придёт время, – мягко сказала Агата, возвращаясь в кресло. – Главное – держать при себе картину с идеальным образом. Она является проходом на Ткань Снов, своеобразной дверью между мирами.

Что-то в размеренных движениях Агаты, в её спокойном тоне, в гипнотическом танце пламени свечей вызывало у Али одновременно доверие и смутную тревогу. На секунду ей почудилось, что откуда-то повеяло гнилыми розовыми лепестками – странное чувство…

– Исчезнуть – то есть… умереть? – прямо спросила она, чувствуя, как холодеет внутри.

Агата улыбнулась – еле заметно, уголками губ.

– «Умереть, уснуть – и только. И сказать, что сном кончаешь ты сердечную тоску и тысячу природных мук, наследье плоти» – процитировала она. – Шекспир был ближе к истине, чем многие думают. Но ответ на ваш вопрос не так прост. Что такое смерть? Прекращение существования? Или переход в иную форму бытия?

Она наклонилась вперёд, и пламя свечи отразилось в её васильковых глазах живыми искорками.

– Погрузитесь глубже в своё бессознательное, Александра. Там вы найдёте ответы на все вопросы.

Аля неуверенно кивнула и достала из сумки свёрнутый в трубочку рисунок – ту самую картину с идеальным образом, которую она нарисовала ещё перед первым сеансом у Агаты.

– Я… я взяла это с собой, – Она протянула картину психологу. – Вы сказали, что она – дверь…

Агата мягко покачала головой, не принимая картину:

– На самом деле, вам не нужна картина, когда я рядом, Александра. Я могу провести вас через эту дверь и без неё.

– Как? – выдохнула Аля.

– Доверьтесь мне, – просто ответила Агата. – Закройте глаза. Расслабьтесь.

Агата снова включила музыку – снова болезненно знакомые ноктюрны Шопена. Сегодня вместо лампы были свечи, но их сияние еще больше уводило от реальности. Аля откинулась в кресле, вытянула ноги, а Агата села рядом на маленький стул.

– Закройте глаза, – попросила она. – Сосредоточьтесь на моём голосе и музыке.

Аля подчинилась. Шопен струился сквозь пространство, обволакивая её, словно тёплое одеяло. Голос Агаты звучал где-то рядом, но при этом будто доносился издалека:

– Дышите глубоко и ровно… Вдох… Выдох… Почувствуйте, как с каждым вдохом ваше тело наполняется теплом и светом… С каждым выдохом уходит напряжение, тревоги, страхи…

Аля погружалась всё глубже. Сознание медленно затуманивалось, мысли становились вязкими, тело наливалось приятной тяжестью.

– Представьте лестницу, ведущую вниз… Десять ступеней, – голос Агаты теперь сливался в единую мелодию с музыкой. – С каждой ступенью вы погружаетесь всё глубже в состояние транса… Десять… Вы делаете первый шаг… Девять… Ещё один шаг вниз…

Аля вновь спускалась по воображаемым ступеням прямо в сердце неизвестности.

– Восемь… Семь… Шесть… Вы спускаетесь всё глубже, с каждым шагом всё дальше от поверхностного сознания…

Аля уже не понимала, где она и как долго длится этот спуск.

– Пять… Четыре… Три… Вы почти у цели… Почти достигли глубин своего подсознания…

Лестница исчезла. Теперь Аля будто плыла в густой, тёплой жидкости – не то в воде, не то в чём-то более вязком.

– Два… Один… Вы достигли самых глубин. Здесь, в этом месте, вы найдёте ответы на все свои вопросы…

Голос Агаты растворился. Шопен смолк. Абсолютная тишина окутала всё вокруг.

А потом Аля открыла глаза.

Она оказалась в огромном круглом зале. Стены, потолок, пол – всё было сделано из зеркал. Бесчисленные отражения уходили в бесконечность, создавая головокружительное ощущение падения во все стороны одновременно. Холодный, мертвенный свет лился сверху, но его источник не различался.

Але сразу захотелось отшатнуться, закрыть глаза, спрятаться. Но что-то остановило её. Она медленно подняла голову и всмотрелась в ближайшее зеркало.

С поверхности стекла на неё смотрела не привычная Аля Кострова – толстая, неуклюжая девочка с тусклыми рыжими волосами и россыпью веснушек. Нет, ей улыбалась рыжеволосая красавица в изумрудно-зелёном платье – та самая девушка с портрета, в которую она перевоплощалась каждую ночь.

Аля подняла руку – двойник повторил движение. Коснулась мягких и шелковистых волос, опустила взгляд на своё тело – такое же, как на картине, как в её снах.

Но странное дело – ожидаемая радость не приходила. Вместо восторга от трансформации Алю охватывал необъяснимый, иррациональный страх – как в первый раз, когда она попала на Ткань Снов и металась по дворцовым коридорам, не понимая, где находится.

Она медленно приблизилась к ближайшему зеркалу. Протянула руку и осторожно коснулась холодной поверхности.

– Что мне делать? – тихо спросила она у своего отражения.

К её удивлению, рыжеволосая красавица улыбнулась – отдельно от Али, самостоятельным движением – и протянула руку. Кончики пальцев отражения прошли через поверхность зеркала, как сквозь воду, и зависли в воздухе перед Алей.

– Ты уже знаешь, что делать, – голос двойника странно напоминал голос самой Али, но звучал более глубоко, мелодично и при этом менее человечно. – Ты уже согласилась стать идеальной версией себя. Теперь осталось лишь завершить процесс и нашу сделку.