
Полная версия:
Прядильщица Снов
Пол под её ногами был сделан из чёрно-белой мраморной плитки, уложенной в строгом шахматном порядке. Каблуки туфель выбивали звонкую мелодию.
«Белая. Чёрная. Белая. Чёрная».
Она перепрыгивала с одной плитки на другую, словно пытаясь избежать неведомой опасности.
«Сознательное. Бессознательное. Явь. Сон».
Коридор неожиданно расширился, превратившись в просторную галерею. Здесь уже собрались люди – десятки фигур в праздничных нарядах. Они сновали туда-сюда, словно бестолковые муравьи, не замечая друг друга.
– Простите, – Аля схватила за локоть проходящего мимо мужчину в тёмно-синем фраке и высоком цилиндре. – Что здесь происходит?
Он обернулся, и Аля невольно отшатнулась. Его лицо напоминало восковую маску – слишком гладкое, слишком правильное. А глаза… в глазах читалось лишь пустое отражение окружающего мира, как в стеклянных шарах.
– Бал, милая барышня, – ответил он с дежурной улыбкой. – Вот-вот начнётся. Нужно успеть приготовиться. Лучшие места всегда занимают первыми.
– Но что это за бал? Где я?
Мужчина посмотрел на неё с лёгким удивлением.
– Вы задаёте слишком много вопросов, милая барышня. Просто наслаждайтесь.
И, выдернув локоть из её руки, поспешил дальше.
Аля разочарованно вздохнула и повернулась к молодой женщине в пышном лиловом платье.
– Простите, не могли бы вы мне сказать, где выход? Мне кажется, я попала сюда по ошибке.
Женщина улыбнулась, но её лицо не изменилось: стеклянные шары вместо глаз, всё та же восковая маска вместо лица.
– Выход? – переспросила она с лёгким смешком. – Зачем вам выходить? Бал только начинается. Вы можете пропустить самое интересное!
Аля чувствовала, что запутывается всё сильнее. Она бесцельно брела среди этих странных фигур, пытаясь найти хоть кого-то нормального, но все они походили на кукол, на манекены, на безжизненные имитации людей.
При этом она сама ощущала прилив жизненной силы. Каждое движение наполняло её тело энергией, она даже дышала глубже, полнее обычного. Чувствовала себя сильной, лёгкой, почти невесомой. Но места в этом странном дворце не находила.
Коридоры и галереи сменяли друг друга, винтовые лестницы вели в никуда. Двери открывались в пустые комнаты или в стены без проходов. Аля пыталась запомнить свой путь, но вскоре поняла, что заблудилась.
И вдруг воздух наполнился музыкой – торжественной, громкой, патетичной. Симфонический оркестр исполнял что-то похожее на «Полонез» Огинского – немного печальное, но величественное произведение. Звуки наполнили коридоры, отразились от стен, проникая в самое сердце.
– Началось! Началось! – закричали восковые фигуры, устремляясь куда-то вверх по широкой лестнице.
Аля последовала за ними, осознавая, что у неё просто нет другого выбора. Толпа подхватила её, как речной поток, унося всё выше, к массивным дубовым дверям, распахнутым настежь. За ними сиял свет тысяч свечей и звучала музыка.
Вскоре она оказалась на балконе, откуда открывался вид на самый роскошный бальный зал, какой только можно представить. Огромная круглая комната, высотой не меньше четырёх этажей, поражала воображение своими масштабами и роскошью. Мраморные колонны с позолоченными капителями поддерживали купол, расписанный мифологическими сценами. Шесть гигантских хрустальных люстр с сотнями зажжённых свечей заливали всё сверкающим светом. По периметру зала располагались ложи и балконы, как тот, где стояла Аля.
Пол, выложенный драгоценными породами дерева и камня, образовывал сложный узор – лабиринт внутри звезды, вписанной в круг. Аля вспомнила о мандалах – символах целостности в юнгианской психологии, упомянутых в одной из статей Агаты.
«Это место… оно существует для исцеления? Или для обмана?»
Аромат цветов смешивался с запахом горящего воска и неуловимым шлейфом сотен духов. Частицы пыли крошечными звёздами мерцали в свете люстр, окутывая зал мягкой магической дымкой.
По периметру стояли столы с угощениями. Глаза разбегались от изобилия блюд: фрукты, пирожные, шоколад, марципаны, желе всех цветов радуги, фонтаны с шампанским.
Оркестр, расположившийся на полукруглой сцене, состоял из десятков музыкантов в старинных костюмах. Скрипки, виолончели, арфы, фортепиано, духовые инструменты – все они сливались в одну мощную симфонию, заполнявшую собой пространство.
А в центре зала кружились пары. Сотни пар в невероятных нарядах. Мужчины во фраках и военных мундирах, женщины в пышных платьях всех оттенков спектра. Они двигались синхронно, создавая невероятно сложные узоры.
«Коллективное бессознательное.
Юнг считал, что в глубинах психики мы все связаны. Что во сне мы можем соприкоснуться с древнейшими архетипами и образами».
Аля застыла, завороженная магическим зрелищем. Её глазам предстал не просто бал, а истинное торжество жизни, красоты, грации. Но чем дольше она смотрела, тем сильнее росло внутреннее беспокойство.
Что-то не так. Что-то фальшивое чувствовалось в этом великолепии.
Как минимум – люди. Они все походили на кукол. На марионеток, управляемых невидимой рукой. Идеальная синхронность движений, неестественные улыбки, стеклянные глаза. Перед ней раскинулся не бал живых людей – это было торжество призраков, фантомов, иллюзий.
По спине пробежал холодок. Аля спустилась по широкой мраморной лестнице, ведущей на уровень танцпола, и попыталась заговорить с проходящей мимо парой.
– Простите, вы не могли бы сказать…
Но музыка заглушила её слова, а пара проплыла мимо, даже не взглянув в её сторону. То же повторилось с другой парой, и с третьей. Никто её не слышал. Или делали вид, что не слышит.
«Нужно найти кого-то настоящего
Кого-то, кто не часть этого жуткого спектакля».
Она начала пробираться между танцорами, стараясь не нарушить их движения. По пути она ловила на себе восхищённые взгляды мужчин, слышала шёпот:
– Какая красавица!
– Вы сегодня очаровательны!
– Позвольте пригласить вас на следующий танец?
Но все эти лица… они оставались пустыми. Как у манекенов в витрине. Аля вежливо улыбалась, не останавливаясь. Она знала, что ищет. Хоть одну пару настоящих глаз.
Она пробиралась всё ближе к сцене. Музыканты, играющие там, казались более… материальными. Более реальными. Возможно, потому что занимались делом, а не бездушным притворством.
Полукруглая сцена утонула в тёмно-красном бархате. На ней располагались ряды музыкантов в строгих чёрных фраках с белоснежными рубашками, а в центре возвышался огромный рояль, за которым сидел темноволосый юноша.
Аля присмотрелась. Что-то в его движениях привлекло её внимание. В отличие от остальных музыкантов, чьи руки двигались механически, словно по заранее заданной программе, этот пианист… чувствовал музыку. Его пальцы касались клавиш с любовью, с пониманием. Каждое движение выглядело органичным, живым.
Он наклонялся над клавиатурой, вкладывая в игру всю свою душу, затем откидывался назад, позволяя музыке литься свободно. Его лицо отражало все эмоции мелодии – от нежной печали до торжественного подъёма. А в какой-то момент он, играя особенно сложный пассаж, слегка прикусил нижнюю губу от напряжения.
Этот маленький, такой человеческий жест отозвался в сердце Али внезапным теплом.
«Настоящий».
Он был настоящим. Живым среди моря фантомов.
В обычной жизни Аля никогда бы не решилась. Робкая, неуверенная в себе, она старалась быть как можно более незаметной.
Выйти на сцену? Перед сотнями людей? Заговорить с незнакомцем? Немыслимо.
Но здесь, в этом странном месте, в своём новом теле, она чувствовала себя другой. Словно с каждой секундой её наполняла уверенность, смелость, решительность.
Аля направилась к боковой лестнице, ведущей на сцену. Никто не попытался её остановить. Возможно, здесь это считалось нормой. Или всем было всё равно.
Пробравшись за спинами скрипачей и виолончелистов, она приблизилась к пианисту. От него исходил запах свежести, смешанный с нотками дождя, древесины и хвойного парфюма, едва ощутимый, но такой знакомый. Она знала этот аромат. Определённо.
Сердце пропустило удар.
Тёмные кудри пианиста слегка растрепались, но это только придавало ему элегантности; чёрный фрак с атласными лацканами гармонично сидел на его стройной фигуре. Белоснежная рубашка с высоким воротником и идеально завязанный галстук-бабочка добавляли ему неуловимого аристократического изящества. На лацкане фрака – маленький значок с логотипом в виде ноты.
«Слишком знакомый…»
К горлу подступил ком. Аля осторожно коснулась его плеча, ожидая… сама не зная, чего.
Пианист мгновенно прервал игру и обернулся. Оркестр продолжал играть, словно не заметив потери одного инструмента.
Голубые глаза. Насыщенно-голубые, как летнее небо, как васильки в поле. Глубокие, с длинными ресницами. И в них – жизнь. Эмоции. Удивление. Интерес.
Он был похож, невероятно, невозможно похож на Романа Ларинского, её молчаливого одноклассника, в которого она влюбилась с первого дня в новой школе. Те же черты лица, та же линия губ, даже маленькая родинка на правой скуле, которую она так часто разглядывала украдкой на уроках. Даже тот же значок, то же серебряное кольцо на указательном пальце правой руки…
Но взгляд… взгляд был другим. Если Роман смотрел на мир с лёгким презрением и вечной отстранённостью, то глаза этого пианиста светились теплом. Аля сразу прочитала в них любопытство, интерес и нежность, совсем не характерную настоящему Роману.
«Мне показалось. Просто показалось. Должно быть, здесь все похожи на кого-то из реальной жизни».
Пианист улыбнулся ей. Искренней, тёплой улыбкой.
– Простите за беспокойство, – начала Аля, удивляясь непривычной уверенности в голосе. – Но мне нужна помощь. Я не понимаю, где я и что происходит.
В глазах юноши мелькнуло явное удивление, переходящее в восхищение.
– Вы… настоящая, – произнёс он тихо, но поражённая Аля сразу же узнала бархатный голос Романа. – Живая.
Это простое утверждение заставило её сердце забиться чаще.
– Да, – она кивнула. – И вы тоже. Настоящий, я имею в виду. Не как все эти… – она обвела рукой танцующие пары.
Пианист посмотрел на остальных музыкантов, затем снова на Алю.
– Они справятся без меня, – он встал из-за инструмента и протянул ей руку. – Могу я узнать ваше имя?
Аля слегка замешкалась. Назвать своё настоящее имя? Но что тут скрывать?
– Александра, – наконец ответила она. – Зовите меня Александрой.
Обычно она представлялась Алей, но в этом величественном месте, в этом грациозном облике, рядом с загадочным пианистом не осталось места закомплексованной толстушке Але. Туда попала Александра. Красивая, стройная, уверенная в себе Александра, способная заворожить одним только взглядом и изяществом движений.
– Александра, – повторил он, словно пробуя имя на вкус. – Прекрасное имя.
От этого простого комплимента кровь прилила к щекам. Он сказал это не как те стеклянные люди – с механической вежливостью. Он будто действительно верил в свои слова.
– Позвольте пригласить вас на танец? – Пианист всё ещё держал руку протянутой.
Аля колебалась. У неё никогда не получалось танцевать. Всегда слишком неуклюжая, слишком тяжёлая…
«Но сейчас, в новом теле, – почему бы и нет?»
– Я не очень хорошо танцую, – всё же предупредила она.
– Позвольте мне судить об этом, – улыбнулся юноша.
Аля вложила свою руку в его ладонь, и по телу пробежала волна тепла. Его кожа оказалась тёплой, мягкой, живой – руки музыканта. Руки настоящего человека.
Пианист повёл её со сцены обратно в зал, туда, где кружились десятки пар. Но теперь Аля не боялась их. Рядом с этим юношей она чувствовала себя в безопасности. Он положил руку на её талию – тактично, уважительно, но она всё равно ощутила жар от его прикосновения. Их пальцы переплелись во второй руке, и в следующий момент они уже плыли в танце.
Оркестр как раз перешёл от полонеза к вальсу – нежному, воздушному, словно созданному специально для них. «Вальс цветов» Чайковского окутал их своей мелодией, унося от реальности.
Аля никогда не представляла, что танец может быть таким лёгким. Она словно парила над полом, ведомая уверенной рукой кавалера. Её тело само знало, что делать, точно следуя за каждым движением партнёра.
– Вы танцуете превосходно, – шепнул он, наклонившись к её уху.
– Это всё ваша заслуга, – ответила Аля, удивляясь собственной смелости.
Он улыбнулся – открыто, искренне, с теплотой, которую она никогда не видела в глазах настоящего Романа.
– Откуда вы? – спросил музыкант, ловко ведя её по танцполу. – Я никогда не видел вас на наших балах раньше.
– Я… – Аля замялась. Что ответить? – Я не знаю, как я здесь оказалась. Просто уснула в своей постели, а проснулась уже здесь.
Что-то мелькнуло во взгляде юноши – то ли узнавание, то ли понимание.
– А вы? – осторожно спросила она. – Вы часто бываете… здесь?
– Мне кажется, я был здесь всегда, – ответил он задумчиво. – Играл на этом рояле, смотрел на эти танцы. Но только сегодня я почувствовал, что по-настоящему живу.
Вокруг них продолжали двигаться пары, но сейчас они казались не такими пугающими – скорее, частью декораций, фоном для их собственной истории. Партнёр кружил её в танце так умело, что она почувствовала себя лёгким пёрышком. Их движения становились всё более синхронными, будто они танцевали вместе всю жизнь. Сердце Али билось всё быстрее, но не от усталости – от восторга, от восхищения, от растущей симпатии к этому таинственному юноше. Свечи в люстрах бросали золотистые отблески на его тёмные волосы, глаза сияли неподдельным интересом, а от улыбки по коже невольно бежали мурашки.
– Знаете, – тихо произнёс юноша, – я всегда чувствовал, что чего-то жду. Что моя жизнь здесь – ненастоящая. Что должно случиться что-то… важное.
Он посмотрел Але прямо в глаза, и она почувствовала, как всё внутри замирает от этого взгляда.
– Кажется, я дождался.
Слова, произнесённые так просто, так искренне, так сердечно, вскружили Але голову гораздо сильнее, чем самые быстрые повороты танца. Музыка звучала всё глубже, интимнее – словно оркестр играл только для них двоих. С каждым поворотом, с каждым па они сближались всё сильнее, будто нарушая невидимые границы приличий этого странного бала. Рука пианиста на её талии сдвинулась чуть ниже, он крепче прижал Алю к себе, и их лица оказались так близко, что она ощутила его дыхание, увидела чуть заметные золотистые крапинки в глубине голубых глаз.
Странное чувство охватило её – будто они знали друг друга всегда. Будто встречались раньше – в другой жизни, в другой реальности.
– Мне кажется, я знаю вас, – прошептал пианист, словно читая её мысли. – Словно видел вас раньше.
Аля почувствовала, как что-то внутри неё сразу откликнулось этим словам, этому взгляду – давно забытая, спрятанная часть души.
– Я тоже это чувствую, – едва слышно ответила она.
На мгновение весь зал, все эти стеклянные фигуры, вся эта странная реальность – всё растворилось, оставив их наедине в коконе музыки и тепла. Живые среди фантомов, настоящие среди иллюзий, они кружились в танце, не отрывая взгляда друг от друга.
Его ладонь сжалась крепче, пальцы переплелись. По телу Али пробежала дрожь от этой мимолётной ласки. Новые ощущения охватили её: лёгкость в желудке, сладкое замирание сердца, тепло от прикосновений.
Когда финальные аккорды вальса растаяли в воздухе, они остановились, всё ещё держа друг друга за руки, всё ещё глядя друг другу в глаза.
– Александра, могу я… – начал пианист, а затем слегка смутился, что сделало его ещё более очаровательным. – Могу я пригласить вас прогуляться? В саду? Здесь становится… душно.
– С удовольствием, – Аля улыбнулась, переполненная бесконечным чувством свободы.
Музыкант предложил ей руку, и она приняла её. Они пробирались через толпу танцующих к высоким стеклянным дверям, ведущим в сад. Никто не обращал на них внимания: восковые куклы продолжали двигаться, не замечая исчезновения двух живых существ.
Первое, что поразило Алю, – запахи. Сладкий жасмин, терпкий розмарин, свежесть мяты переплетались с нотами незнакомых экзотических цветов. Воздух здесь настолько насытился местными благоуханиями, что его, казалось, можно было пить, как живительный нектар.
Сад раскинулся настолько далеко, насколько хватало взгляда. Аккуратные гравийные дорожки петляли среди причудливых кустарников, подстриженных в форме фантастических существ. Цветы всех оттенков – от нежно-голубых до глубоко-фиолетовых, от ослепительно-белых до насыщенно-алых – буквально светились в сумеречном свете. Он здесь был особенным. Не дневным, но и не ночным, а словно затянувшиеся сумерки с отблесками заката или предрассветный час с росчерками звёзд на небе. Здесь время шло собственным потоком.
Гравий мягко хрустел под ногами. Прохладный ветерок обдувал лицо и плечи, принося облегчение после душного зала. Вдали слышался тихий плеск фонтанов, а где-то в глубине сада заливисто напевала невидимая птица.
– Что это за место? – прошептала Аля, боясь нарушить волшебство момента громким голосом.
– Сад Снов, – так же тихо ответил пианист. – По крайней мере, так его называют.
Они шли по дорожке, обсаженной кустами с мелкими серебристыми цветами. Высокие деревья с изогнутыми стволами и аккуратными кронами образовывали над ними ажурные арки из ветвей и листьев.
Внезапно что-то привлекло внимание Али. На одном из деревьев, напоминавшим смесь яблони и вишни, висели странные плоды. Они походили на яблоки, но… полупрозрачные, будто сделанные из хрустального стекла. Внутри пульсировал слабый голубоватый свет, словно они впитали само сияние луны.
– Это… яблоки? – Аля подошла ближе, завороженная их красотой.
– Да, что-то вроде того, – кивнул музыкант.
– Их можно есть?
– Можно, – он слегка улыбнулся. – Я пробовал. Правда, они… странные на вкус. Как и всё здесь.
В его голосе прозвучала лёгкая грусть, от которой сердце Али непроизвольно сжалось.
– Странные, – повторила она, протягивая руку к ближайшему плоду.
Её пальцы коснулись поверхности яблока, и она вздрогнула от неожиданности. Оно оказалось твёрдым, но не как обычное яблоко. Скорее, как застывшая вода – упругая, но податливая. От прикосновения по его поверхности пробежала рябь, словно по водной глади, а внутреннее свечение стало ярче.
«Призрачные яблоки. Такие же фантастически прекрасные, согревающие своим светом, но такие же эфемерные и зыбкие, как сладостные мечты, способные расколоться от одного лишь соприкосновения с ними».
– Они… такие красивые, – только и смогла вымолвить Аля.
– Как и вы.
Она подняла взгляд на юношу и увидела столько искренности в его глазах, что не смогла сдержать счастливого смеха. И он рассмеялся вместе с ней – легко, непринуждённо, как старый друг, готовый всегда разделить простую радость момента.
– Кстати, я же забыл представиться! – вдруг ахнул он. – Меня зовут Ноктюрн, – само имя прозвучало как музыка. – Я композитор и музыкант. Пишу музыку для балов в этом дворце.
– Ноктюрн, – повторила Аля, пробуя имя на вкус. – Как музыкальное произведение?
– Да, – он улыбнулся. – Моя мать любит музыку. Особенно ноктюрны Шопена.
– Я попала в сказку? – спросила Аля вдруг.
– Может быть, – он задумался. – Но эта сказка… она самое реальное из всего, что происходило со мной.
Он бережно взял её за руку, и она не отстранилась.
– Кому принадлежит этот дворец? – Аля взглянула на огромное здание, от которого они уже отошли на приличное расстояние.
Дворец, освещённый сотнями огней, казался парящим над садом, словно гигантский корабль, пришвартованный к берегам земного мира.
– Моей матери, – Ноктюрн слегка смутился.
– Так ты… принц? – Аля посмотрела на него с удивлением.
– Нет, – он покачал головой. – Я просто композитор и музыкант. Просто Ноктюрн.
Он нежно сжал её руку в своей.
– Пойдём дальше? Здесь есть места гораздо красивее.
Они шли по извилистым тропинкам сада, держась за руки, словно делали это всю жизнь. Звуки бала постепенно стихали за их спинами, уступая место шелесту листвы и журчанию невидимых ручьёв.
– Расскажи о себе, – попросил Ноктюрн. – О настоящей себе. Откуда ты?
– Я из маленького городка, – ответила Аля. – Живу с родителями, учусь в школе. Ничего особенного.
– Не верю, – он покачал головой. – Ты особенная. Должна быть.
– Почему ты так решил?
– Потому что ты настоящая. Живая. Таких, как ты, здесь почти не бывает.
– А ты? – спросила она. – Ты настоящий?
На миг его лицо омрачилось.
– Иногда я сам не знаю, – признался он. – Иногда мне кажется, что я просто сон кого-то другого.
Они остановились на небольшой поляне, окружённой серебристыми деревьями. В центре там стоял изящный мраморный фонтан; в чаше плескалась вода, меняющая цвет – от лазурного до фиолетового, от рубинового до изумрудного.
Подняв голову, Аля замерла от восхищения. Над ними раскинулось звёздное небо, усыпанное огромными, яркими и невероятно близкими светилами. Они образовывали незнакомые созвездия и пульсировали, словно живые, будто дышали и нашептывали что-то на своём таинственном языке.
– Совсем другие, – прошептала Аля. – Как в сказке. Как будто они созданы для этого момента.
– Этот мир гораздо реальнее, чем ты думаешь, – мягко ответил Ноктюрн. – Может быть, даже реальнее, чем тот, откуда ты пришла.
Он стоял рядом, такой близкий и загадочный. Аля чувствовала тепло его ладони и видела мягкий блеск глаз в свете звёзд. Странная, необъяснимая связь между ними крепла с каждым мгновением, взглядом и словом.
За их спинами возвышался величественный дворец из серебристого камня и стекла. Его башни, казалось, касались звёзд, а контуры размывались, как акварель, и постоянно менялись, словно под влиянием невидимой силы. Из открытых окон и дверей доносились приглушённые звуки бала: музыка, смех, шелест платьев. Но здесь, в саду среди звёзд и волшебных деревьев, они были одни, как единственные живые существа в этом мистическом мире.
– Мне кажется, я знала тебя всегда, – прошептала Аля, не в силах оторвать взгляд от его лица.
– Возможно, так и есть, – ответил Ноктюрн.
Время будто застыло. Не осталось ни прошлого, ни будущего – лишь этот момент, эта поляна, эти звёзды и они вдвоём.
В этот особенный миг Аля ощутила себя абсолютно счастливой. Впервые за долгое время, а может, и впервые в жизни, она не задумывалась о своей внешности, комплексах, недостатках. Она просто была здесь, жила, дышала, чувствовала.
Неужели это и есть счастье? Вот такое – простое, чистое?
Волшебство момента окутывало её, как тёплое одеяло. Звёздный свет мягко мерцал, листва тихо шептала, а нежные прикосновения Ноктюрна создавали ощущение нереальности происходящего. В то же время это было самое реальное, что она когда-либо переживала.
Всё вокруг казалось сказочным. Самой настоящей, самой волшебной сказкой, куда она случайно попала. И ей хотелось, чтобы эта сказка не заканчивалась. Чтобы она могла бесконечно стоять под звёздами, рядом с удивительным юношей, в этом прекрасном теле.
Остаться навсегда красавицей с собственной картины, не возвращаться к серой реальности и жизни вечного изгоя.
– Пожалуйста, – мысленно взмолилась она, не зная, к кому обращается, – пусть это никогда не кончится.
Словно в ответ на её мольбу, мелодия из дворца вдруг исказилась, превратившись в назойливый, резкий и повторяющийся звук…
Дзинь-дзинь!
Аля с трудом разлепила веки. Звук будильника неприятно резанул слух. Рука машинально потянулась к телефону и нащупала кнопку отключения.
– Аля! Поднимайся! Ты опаздываешь в школу! – бодрый голос матери из кухни заставил её поморщиться.
Она откинула одеяло и с отвращением посмотрела на себя. Старая растянутая футболка едва прикрывала тело, живот выдавался складками, бёдра расползлись по кровати. Никакой изящности, никакой стройности.
– Аля, я кому сказала! – голос матери приближался, и Аля поспешно выбралась из постели.
Она поплелась в ванную, чувствуя тяжесть и неповоротливость своего тела. Сон… Перед дверью ванной она замерла, вспоминая ночное приключение. Дворец, бал, сад, звёзды. И он… Ноктюрн. Всё было ярко, отчётливо, реально. А теперь остались только воспоминания, тающие, как утренний туман.
Она торопливо умылась и почистила зубы, по привычке избегая зеркала. Натянула школьную форму – юбку, которая казалась ей слишком короткой для толстых ног, и очередную блузку, с трудом застёгивающуюся на груди.
– Наконец-то! – мама стояла на кухне, неодобрительно глядя на её помятый вид. – Ты хоть в зеркало смотрела? Причешись нормально!
«Нет, не смотрела. И не собираюсь».