Машинист

– Да ко дну ты пойдешь, парень, вместе со своим паровозом и весь состав за собой потащишь, а меня за вредительство под трибунал как врага! Все, я сказал, это невозможно, покиньте помещение.

Клим от злости что есть силы стукнул кулаком по столу, молча смотря на начальника, но Лев Тимофеевич был непоколебим. Разговор зашел в тупик, и Климу ничего не оставалось, кроме как выполнить требование покинуть помещение. Выходя из кабинета, он остановился в дверном проеме и, повернувшись, сказал:

– Вы так говорите, потому что сами этого не видели, и вам попросту трудно это представить. Я не имею права разглашать информацию, но если следующим налетом разбомбят все, что осталось на станции, и нас не станет, то все бессмысленно. В тридцать девятом году через реку Халхин-Гол по такому мосту на левый берег мы переправили танки. Командование долго сомневалось в затее, но это сделал молодой танкист с инженерным образованием, специалист по мостам. Он объяснил, как построить мост, и его экипаж первым пересек реку, все остальные последовали за ним. И это обеспечило победу в сражении. Имя того парня – Дима Белкин.

После сказанного Клим развернулся и вышел из здания. Остановившись на крыльце, он стал молча смотреть на водную гладь могучей реки. Он не знал, что у Льва Тимофеевича была такая же фамилия, как у того танкиста, и уж точно не мог знать, что тот молодой инженер приходился ему сыном, который так и не вернулся с той войны.

Начальник станции присел на стул, у него попросту подкосились ноги. И по твердому, невозмутимому лицу пробежались эмоции любви и скорби по своему столь рано ушедшему сыну. Старлей тихо подошел к начальнику, достал из нагрудного кармана куртки свое удостоверение, спокойно положил на стол и начал говорить:

– Меня зовут Сергей Александрович Малаев. Я старший лейтенант НКВД, обеспечивающий сопровождение груза особого назначения класса «А» к фронту. В данный момент исполняю обязанности кочегара на паровозе 991-70 поезда за номером 526. При выезде из Саратова поезд подвергся атаке немцев. Мои бойцы и командир мертвы, похоронены в горящем вагоне. Я чудом остался жив благодаря машинисту Климову. В момент полного отчаяния, когда я едва не подвергся панике, он своей решимостью и правильными действиями вновь ввел меня в строй. Мы прорывались через диверсионные засады, нас бомбили юнкерсы в чистом поле средь бела дня, на поезд высаживался вражеский десант. Нас вообще здесь быть не должно, но мы здесь, и это благодаря ему. Вы говорите – невозможно, но для этого парня «невозможно» – это вызов. Я пойду за ним в самое пекло. Это поезд особого назначения ГКО. Лев Тимофеевич, у нас нет времени разбираться в приоритетах, я не могу сказать, что в поезде. Но его ждет фронт, жизненно ждет. Постройте мост, и мы доставим груз по назначению, просто поверти ему так же, как это сделал я.

Лев Тимофеевич был глубоко верующим человеком и в простые совпадения не верил, видя во всем божественный смысл. Подойдя к разбитому окну и посмотрев на небо, он положил руку на грудь, на то самое место, где висел православный крест, который он тщательно скрывал от посторонних. И про себя сказал: «Я понял, зачем ты привел этого парня ко мне. Я сделаю, как он просит». Начальник вышел из здания и в стороне на крыльце увидел Клима.

– Понтонный мост, говоришь? Рассказывай, – твердо проговорил Лев Тимофеевич.

Старлей, который стоял позади начальника, смотря Климу в глаза, улыбнулся и одобрительно качнул головой. И началась большая работа.

Несмотря на свой тяжелый характер, Лев Тимофеевич оказался прекрасным организатором, знающим свой объект вплоть до каждого метра. Он быстро перебросил фронт работ с одного участка на другой, четко поставив задачу и объяснив людям, что нужно делать. Среди путейцев были толковые мастера, не раз возводившие мосты, но даже для им эта идея показалась полной авантюрой.

Опорные фермы по краям берегов уцелели, что явилось большой удачей и позволило сэкономить значительное время. Их всего лишь укрепили продольными балками. Пришлось подключить моряков, чтобы выставить катера по всей ширине канала. Они послужили своего рода фундаментом, на который стали укладывать путь. Катера прочно связали друг с другом, на них положили деревянные брусья, скрепив стальными скобами. Поверх брусьев положили шпалы, к которым костылями пришили рельсы.

Клим со старлеем не теряли зря время – нужно было привести паровоз в порядок. От взрывов осталось много пробоин, которые требовали ремонта. С баржи они притащили сварочный аппарат. Убрав деревянные клинья, бойцы слили воду с тендера и затем заварили все пробоины.

Начало уже смеркаться к тому времени, как мост был готов. К паровозной бригаде подошел начальник станции.

– У нас все готово, можно ехать.

– Воды в тендере нет, да и угля на две лопаты, – объяснил ситуацию Клим.

– Это хорошо, лишний вес не нужен, – уверенно сказал начальник. – Главное, чтобы паровоз прошел, вагоны намного легче, побегут следом без проблем. Угля на станции нет. Если переберешься, на том берегу горюче-смазочный склад, отчасти уцелел. Краном загрузим бочки с мазутом, да и шпал поврежденных много. В топку закинете шпалы, зальете мазутом, гореть будет еще лучше, чем уголь, мазут очень качественный. Ну все, ребята, удачи!

Клим залез в будку, отпустил вспомогательный тормоз и начал двигаться к мосту, вслед за ним поднялся Малаев.

– Ты куда, старлей? А если искупаться придется? Ну-ка слезай.

– Были вместе под огнем, пойдем и в воду, – решительно ответил старлей, смотря вперед.

Клим на это ничего не сказал. На самом деле он был рад, что старлей рядом и что у него появился боевой товарищ, на которого всецело можно положиться.

– Надеюсь, у тебя нет морской болезни, – приободренно сказал Клим.

На мост заезжали очень медленно, два-три километра в час. Как только заехали на водяную подушку, катера начали неохотно погружаться в воду. Стыки рельсов от опорных ферм стали увеличиваться, забитые костыли затрещали, как гвозди, которые хотят вытащить. И только рельсы ушли под воду, намочив колесные пары паровоза, погружение остановилось. Клим медленно открыл регулятор, и поезд пошел по воде. Стоявшие по берегам люди не могли поверить своим глазам, все на станции замерло. Все стояли молча, почти не дыша, только паровая машина работала в привычной ей манере. Дойдя до другого берега, Клим увеличил тягу, и паровоз взобрался на подъем, понтонный мост поднялся из воды, и по нему один за другим побежали вагоны.

Все на станции стали кричать и аплодировать, как будто свершилось чудо, в которое никто не верил. И только начальник станции в свойственной ему манере стоял молча, наблюдая за происходящим. К нему подошел мастер пути и вдохновленно, не скрывая восторга, проговорил:

– Сколько мы знакомы с тобой, Тимофеич? Лет сорок, больше? Ты же от инструкций ни на шаг не отходил. Как ты мог согласиться на такую авантюру?

– Понимаешь, Фомич, судьба нас сводит с разными людьми. Ко мне пришел человек и попросил сделать то, что когда-то сделал мой сын. Я не мог ему отказать. Да и этот его помощник был чересчур убедителен.

– Воистину пути господни неисповедимы, – философски произнес Фомич.

Лев Тимофеевич повернулся, поглядел на своего старого друга, но не стал продолжать тему, только добавил – как всегда сухо, в рабочем порядке:

– Скажи людям, четыре часа отдыха, и опять за работу, на прежний участок.

Перебравшись на другой берег, Клим остановил поезд. Как и обещал начальник, в тендер вместо угля загрузили краном двухсотлитровые бочки с мазутом. Снабдив бак тендера водой, они насадили на шланг двухметровую трубу, чтобы засовывать ее в печь, а с помощью ручного насоса закачивать мазут. К тому времени как забили свободное место в тендере кусками шпал, совсем стемнело. И опять не спеша по жидкому пути отправились вперед. Через двенадцать километров они прибыли на разъезд Петрунин.

***

Калининский фронт, пять километров от Ржева, 1 сентября 1942 года. В блиндаж к разведчикам вбежал караульный.

В своей привычной обстановке, сидя за столом в окружении бойцов, майор Леденев объяснял группе задание, показывая план действий на карте.

– Товарищ майор, вас требует к себе полковник Травин.

– Понятно, можешь идти, – сказал Леденев и снова направил свой взор на карту.

– Немедленно, товарищ майор. Похоже, Клим опять дал о себе знать.

В командный пункт участка линии фронта зашел Леденев. Как обычно, полковник Травин сидел на своем месте, рядом с ним находился недавно прибывший офицер, как выяснилось, со спецзаданием.

– Вызывали, товарищ полковник? – не без интереса спросил Леденев.

– К тебе товарищ прибыл, по поручению Москвы. Ты, майор, пообщайся, а я пока обход сделаю, – сказал полковник, а затем нехотя вышел из блиндажа.

– Лейтенант Катринеско, особый отдел, – ровным, спокойным голосом произнес офицер. – Присаживайся, майор.

Леденев подошел к столу и сел напротив особиста. Между ними стояла керосиновая лампа, единственный источник света в помещении посреди ночи. Особист отодвинул лампу в сторону и, глядя на Леденева, сказал:

– Меня интересует сержант Климов, расскажите про него.

– Не по званию интерес, лейтенант, информация под грифом «Секретно», – сказал Леденев.

– У меня приказ начальника тыла Красной армии, генерал-лейтенанта Хрулева. Сейчас личное дело сержанта Климова изъято из архива ГКО и внимательно изучается. У меня есть допуск, майор.

– И что требуется от меня? – непонимающе спросил Леденев.

– Твое мнение, майор, – может ли Климов оказаться предателем.

– Ты что несешь, лейтенант! – в гневе сказал Леденев, быстро встав и сжав кулаки.

– Спокойно, майор! На поезд особого назначения была совершена атака, рота сопровождения в количестве тридцати человек и ее командир погибли. Машинист поезда и кочегар мертвы – в паровозной бригаде, в состав которой входил Климов. Местонахождение поезда неизвестно. Ты как разведчик должен сам понимать, что нужно отработать все варианты.

– Что ты хочешь знать? – присев на стул, осознавая ситуацию, спросил Леденев.

– Все, майор, до самой мелочи. С момента твоего знакомства с ним до сегодняшнего дня. Главное, твое мнение как офицера Красной армии – что это за человек.

Леденев немного успокоился, положив на стол пачку папирос, подкурив сигарету, начал рассказывать.

– Осенью тридцать седьмого, мне еще тогда только звание капитана дали, я приехал в военкомат города Саратова за новым призывом. У меня было свое представление о новобранцах. К себе в разведроту я набирал людей, у которых имелись достижения по боевым видам спорта, таким как бокс, самбо, борьба и т. д. На Клима я обратил внимание случайно.

– Клим? Стало быть, сержант Климов, – уточняя, перебил лейтенант Катринеско.

– Да, Клим – это его позывной. Я продолжу, – недовольно сказал Леденев. – Так вот, в курилке призывного пункта военнослужащие отобрали у призывников сигареты. Климу это не понравилось, он попросил их вернуть, на что получил отказ в грубой форме, и через пару секунд трое здоровенных солдат лежали на земле без движения.

После прохождения КМБ по моей рекомендации его направили на трехмесячный курс подготовки диверсантов, по завершении которого он вернулся в мое подразделение. Он участник всех военных конфликтов с тридцать седьмого по сороковой год: конфликт с Японией у озера Хасан, сражение на Халхин-Голе, освободительный поход в Западную Украину и Западную Белоруссию. Участник финской войны, с августа сорок первого воевал на нашем фронте. Он всегда выполнял поставленные перед ним задачи. Я хочу, чтоб ты понял, лейтенант: это не просто доброволец с огнем в глазах, бегущий на амбразуру, а матерый диверсант, покрытый танковой броней, прошедший войны от южных пустынь до холодного севера, знающий воинское дело на уровне профессионала. У него боевых наград на целый взвод хватит. И если сейчас он ведет ваш особый поезд, то это самая большая удача, которая могла произойти. Он верен долгу до конца, он не может оказаться предателем. Если докажешь обратное, поставишь и меня к стенке рядом с ним, потому что и тогда я откажусь в это верить.

– Если боец настолько хорош, почему его не завербовали и не отправили дальше в разведшколу? – спросил Катринеско.

– Понимаешь, лейтенант, уметь что-то делать и хотеть делать – разные вещи. Клим мечтал стать машинистом, я не стал препятствовать. Обязан я ему, он столько раз меня чуть живого из-под огня вытаскивал.

– Это все, что мне нужно знать, или есть еще что-то? – подводя итог допроса, спросил лейтенант.

– Есть еще одно. – На секунду Леденев замолк, а потом добавил: – У парня талант.

– Какой? – с неподдельным интересом спросил лейтенант.

– Выживать.

Глава 12. Темная ночь

Опять гул самолетов, слышны падающие снаряды и взрывы бомб. Люфтваффе бомбило по ночам, чтобы не вступать в воздушный бой, ведь бомбардировщик куда менее маневрен и уступает по скорости истребителю. И основной защитой была светомаскировка. Станции и разъезды работали без освещения, так же ходили и поезда – с выключенным прожектором. Можно сказать, пробирались на ощупь, и лишь одно выдавало их – это искры из трубы паровоза, когда поезд шел на подъем и приходилось использовать полную мощность машины. Заметив такой «маяк», пилоты тут же стремились к цели и сбрасывали бомбы в данный квадрат.

– Наверное, уже разъезд? – сказал Клим, заметив смежный путь с левой стороны. – Да, точно, вон будка дежурного стоит.

Дежурный по посту выбежал и начал фонариком подавать сигнал остановки. Когда поезд уместился во всю длину пути приема, Клим произвел остановку.

– Машинист, вот разрешение до станции Солодча, – запыханно сказал дежурный, забравшийся в будку паровоза. – Следуйте с особой бдительностью. Перед вами ушли три поезда. Минут тридцать назад ушел последний, состав с цистернами, там топливо.

– Понятно, дежурный, – сказал Клим, открывая регулятор и приводя паровоз в движение.

– Удачи! – спрыгнув с паровоза, крикнул дежурный вслед уходящему поезду.

– Солодча, – произнес Клим, всматриваясь в режимку. – У нас еще семьдесят один километр пути.

– Хорошо, что теперь мы на другом участке и захватить поезд у немцев не получится, – произнес старлей.

– Да, это хорошо, – подтвердил Клим. – Сейчас у них другая задача – разбомбить его, так же как и все остальные. Теперь мы как все, и ехать нам в кромешной тьме, по незнакомому профилю. Смотри вперед в оба глаза, любое подозрение на препятствие, любое сомнение – сразу говори. И слушай, старлей, внимательно слушай, если появится гул самолета, будем закрываться и ехать на холостых, чтобы не выдать себя.

Они оба прекрасно понимали, что это участок, на котором идут ливни из бомб вражеской авиации. Старлей закинул в топку несколько обрезков шпал, насосом качнул мазут, смочив их, и пламя распространилось равномерно по всей печи. Клим проверил вспомогательные приборы, добавил в котел воды и довел рабочее давление пара до двенадцати атмосфер. Машина работала исправно и с привычным стуком колес, бригада ехала крайне напряженно, смотря вперед из окон, и поезд преодолевал один километр за другим.

– Какой-то свист в котле, тебе не кажется? – спросил старлей.

– Свист? – настороженно переспросил Клим.

И близ пути, по которому следовал поезд, раздались взрывы. Бригада инстинктивно укрылась в паровозе, убрав головы внутрь будки.

– Дождались, твою мать, – гневно произнес Клим.

И опять взрыв за взрывом, все ближе и ближе к паровозу, так что осколки от бомб начали пробивать обшивку паровоза. Клим тут же закрыл регулятор, перевел реверс на центр, и поезд пошел по инерции, выхлоп искр из трубы прекратился. Следующих двух заходов самолета удалось избежать. Пилот попросту потерял ориентир и скидывал бомбы наугад, то в одной стороне взрыв, то в другой. Но долго поезд так идти не мог. Профиль пути заставлял понизить скорость, и вновь пришлось открыть регулятор на большой клапан и добавить ходу.

– Сейчас разгонимся и опять закроемся, так и будем ехать, – сказал Клим старлею.

– Воздух! – крикнул старлей. – Идет прямо на нас! – кричал он, из окна всматриваясь в ночное небо.

Клим не раздумывая применил экстренное торможение, остановив поезд, и бомбы градом просыпались впереди паровоза. Сразу же после остановки машинист произвел отпуск тормозов, открыв регулятор, начал стремительно набирать скорость.

– Вот сволочь, бьет на упреждение, рассчитывая скорость поезда, – проговорил старлей, периодически высовываясь из окна и всматриваясь вверх.

– Конечно, когда такой факел внизу, – с досадой ответил Клим, подразумевая ненавистные искры, предательски летящие из трубы.

Как только разогнались, опять полетели бомбы, столь близко, что ощущалась взрывная волна. На ходу при открытом регуляторе поезд стал замедляться. Клим пробежался взглядом по приборам и увидел на манометре понижение давления пара в котле.

– Котел пробит! – крикнул он старлею.

– Что нужно делать? – с боевой готовностью спросил старлей.

– В ящике возьми молоток и клинья. Найдешь течь – устраняй. Да, и перчатки нацепи, а то ошпаришься.

Старлей сориентировался быстро и, надев утолщенные рукавицы, взяв инструмент, побежал на смотровую площадку паровоза. Найти пробоины не составило труда – из них хлестал кипяток вперемешку с паром, и все это вылетало под давлением. Клим опять закрыл регулятор и насколько мог понизил давление пара в котле, дав товарищу возможность залатать дыры. Через некоторое время в будку вбежал старлей, держа в руках мокрую одежду. Его торс и лицо были в красных пятнах от попавшего на него кипятка.

– Все сделал, – бросая на пол одежду и срывая рукавицы, сказал старлей.

– Молодцом! – восторженно воскликнул Клим, подкачивая мазут в топку.

– Немец снова нас потерял, – улыбаясь, проговорил старлей.

– Похоже на то, – приободряюще подтвердил Клим.

Начало светать, красный свет стал медленно проникать в будку паровоза. Старлей начал тереть глаза и промаргиваться, думая, что это от кипятка, попавшего на лицо. Ведь ночь только началась.

– Не рановато ли светает? – сказал он невзначай.

Клим оторвался от топки и кинулся к окну. Местность была объята красным заревом, и все вокруг стало отчетливо видно.

– Осветительные ракеты! – крикнул Клим, открыв регулятор на большой клапан. – Вон он заходит, – увидев вверху бомбардировщик, продолжал говорить он старлею.

Скорость поезда была большой, и до следующего захода самолета они вывели поезд из освещенной зоны. Бомбы вновь упали рядом, разлетевшиеся осколки стали пробивать обшивку вагонов.

– Осколки по вагонам летят, – крикнул старлей. – Только не в вагоны, подорвут один, взлетит весь поезд.

– Еще одной такой подсветки не переживем, разбомбят, – проговорил Клим.

Впереди показалась лесная просека, которую недавно прорубили для укладки железнодорожного пути. Делали это на скорую руку, так что деревья росли в двух метрах от рельсов, по которым шел поезд. «Хорошее место», – подумал про себя Клим и произвел экстренную остановку.

– Отцепляй паровоз и жди меня возле поезда! – сказал Клим старлею.

– Ты что затеял? – непонимающе спросил старлей.

– Есть мысль, не теряй времени, действуй!

Старлей, спрыгнув с будки, побежал к расцепному рычагу тендера. Перекрыв концевые краны тормозных рукавов и дернув за рычаг, он махнул рукой, дав команду ехать вперед. Клим тут же открыл регулятор, и паровоз, отцепившись от вагонов, устремился вперед. Проехав километр, Клим стал шерудить трубой в топке, периодически подкачивая мазут, тем самым создавая максимальный выхлоп искр из трубы. Он уводил как можно дальше бомбежку от поезда, принимая огонь на себя. Нужно было заставить пилотов поверить, что поезд уничтожен. Взрывы стали вновь раздаваться вблизи паровоза. Клим добился своего, самолеты летели за ним. Проехав вперед еще пять километров, он остановился, открыв шуровку, начал мешать горящие угли от пропитанных мазутом шпал. Таким сигналом он словно приглашал самолеты «зайти в гости». Как только послышался гул, Клим закрыл шуровку, перевел реверс назад и открыл регулятор на малый клапан, и паровоз потихоньку поехал назад, возвращаясь к поезду. Скорость увеличивать было нельзя, а то опять посыплются искры из трубы, и маневр не удастся. Бомбардировщик скинул весь запас имеющихся бомб, которые сдетонировали практически одновременно. Раздался взрыв такой силы, что на секунду Климу показалось, будто паровоз подкинуло, оторвав от рельсов, и все стекла в будке разлетелись на маленькие осколки.

На самом деле взрывной волной подбросило Клима, и от места управления паровозом он отлетел к стенке тендера. Сильно ударившись, он упал на пол без сознания.

Яркие лучи солнца осветили поезд, паровозная бригада, зажмурив глаза от попадания прямых лучей света, прибывала на свою станцию, в город Саратов. Клим перед долгожданной встречей с любимой по привычке стал подавать гудком паровоза знакомые сигналы.

– Теперь закрывай регулятор и тормози, – сказал Климу Иваныч, который сидел на месте помощника машиниста.

– Иваныч, ты живой? – с большим удивлением спросил Клим.

– А что мне будет, – со свойственным ему спокойствием ответил Иваныч. – Закрой регулятор и тормози, – опять настойчиво повторил он.

Но Клим не реагировал на его слова, продолжая ехать с той же скоростью, подавая сигналы. На путь приема поезда выбежала Катя и, махая рукой, с восторженной улыбкой побежала навстречу.

– Леша, тормози, – настойчиво говорил Иваныч.

Клим, увидев Катю, высунулся из окна будки и стал махать рукой ей в ответ, продолжая ехать. А девушка все так же бежала по железнодорожному пути навстречу прибывающему поезду.

– Леша, тормози! Ты задавишь ее, – с беспокойством продолжал говорить Иваныч.

Алексей никоим образом не воспринимал его команды, а лишь смотрел вперед и ехал навстречу Кате. И как только она подбежала вплотную к поезду, пытаясь броситься под паровоз, Иваныч что есть мочи закричал: «Клим!»

Алексей обернулся посмотреть на него и увидел рану в груди, из которой хлестала кровь. Иваныч вытянул вперед перепачканные в крови руки, показывая ладонями жест «стой».

– Тормози!

От этой картины Клим очнулся, вскочив, он машинально в ту же секунду закрыл регулятор и перевел ручку вспомогательного тормоза паровоза в крайнее положение, создав максимальную силу прижатия колодок к колесным парам. Раздался неприятный скрежет металла, паровоз в мгновение остановился, не доехав до поезда два метра, а Клима от инерции опять откинуло к тендеру.

В будку паровоза забрался старлей и, видя, как Клим пытается подняться, помог ему, прислонив спиной к стенке тендера. Старлей начал что-то говорить, спрашивать о чем-то, но Клим не понимал его, наблюдая лишь движение его губ. Из правого уха Алексея текла кровь, и лишь звук в голове, так похожий на гул пикирующего бомбардировщика, заполнял все его сознание. Клим с трудом поднялся, подошел к своему месту управления паровозом, выглянув из окна, осмотрелся.

– Сцепляемся, – невнятно проговорил Клим.

Отпустив тормоз паровоза, с малой скоростью произвел сцепление с вагонами. Старлей без подсказок соединил тормозные рукава и открыл концевые краны между тендером и первым вагоном. Зарядив тормозную сеть поезда сжатым воздухом до установленного давления, они возобновили движение.

Ехали молча, преодолевая километры, мимо разъездов, стертых с лица земли. Изредка на обочинах наблюдались искореженные прямыми попаданиями бомб вагоны. Клим пристально смотрел за стрелкой скоростемера, то закрывая регулятор, то открывая его вновь. Просто, спокойно, как учили, делал свое дело. Ведя поезд вперед сквозь кромешную тьму, он напрочь потерял ориентацию как во времени, так и в пространстве, и лишь только эта темная ночь окутала весь необъятный мир. Шум в голове постепенно затихал, и стали слышны знакомый стук колес и треск дров в топке паровоза, даже свист ветра, который врывался в разбитые окна будки.

– Будь здоров, – сказал Клим в ответ на чихание старлея.

– С возращением! – радостно воскликнул старлей. – Я уж думал, оглох совсем.

– Нет, не совсем. В правом ухе еще гудит, а в целом нормально. Где едем?

– Да кто его знает, темень вокруг.

– Твою же мать! – крикнул Клим и дернул ручку крана, остановив поезд.

– Что случилось? – взволнованно спросил старлей.

– Закрытый семафор проехали.

Только Клим собрался спуститься осмотреть паровоз, как в будку ворвался человек в военной форме и взволнованно начал говорить:

– Выручайте, товарищи железнодорожники!

– Кто вы такой? – с привычной интонацией задал вопрос старлей.

– Полковник Иночкин, командир истребительного полка. Мой полк стоит под станцией Солодча, самолеты без горючего. Состав из семнадцати цистерн здесь, на разъезде. От бомбежки произошло уширение колеи, и паровоз, тянувший этот поезд, сошел с рельс, чтобы поднять его, нужно много времени, а у меня там самолеты как мишени стоят. Выручайте, братцы, тут всего пятнадцать километров.