скачать книгу бесплатно
Карл некоторое время смотрел на него, а затем медленно начал говорить:
– Надеюсь, ты вспомнил, что я тоже был крестоносцем? Так вот, я жил в этом чертовом замке последние пятнадцать лет перед Грюнвальдом, я знал каждую крестоносную собаку при тевтонском дворе. И я с полной уверенностью могу тебе сказать, что никакого герцога Монлери там не было. Не было! Зато был посол польского короля князь Острожский. Ты! И тысяча людей, здесь в Польше, и там, в этом чертовом замке, могут это подтвердить. Тебе мало?
– Этому должно быть какое-то объяснение, – задумчиво сказал герцог после непродолжительного молчания. – Пока я не знаю его. Дело в том, Карл, что я помню себя, как герцог Монлери, помню свою мать, свое детство, тысячу мелочей, которые трудно подделать или сочинить. Но, в то же время, я помню себя и как князь Острожский. Иногда мне кажется, что я схожу с ума!
На лице герцога была написана такая душевная мука, что, взглянув на него, Карл словно бы протрезвел. Герцог снова сел на скамью, оперся спиной о стену и, найдя удобное положение, чтобы не тревожить свою рану, грустно и устало смотрел на угасающие в камине угли.
– Ты раздвоился, что ли, на старости лет? – рассердился Ротенбург, чтобы скрыть внезапно хлынувшее в его душу сочувствие. Таким грустным и потерянным он не видел Острожского никогда, даже после импровизированной смерти Эвелины много лет назад. – Давай-ка, собирай свои мозги в кучку и решай, кто ты. Я лично помню тебя князем Острожским.
– Ты уверен? Признаться, у меня была тайная надежда отыскать ответ на этот вопрос в замке.
– Я могу присягнуть на Библии, что ты – князь Острожский, – внушительно сказал Карл. – Хотя, перед самым Грюнвальдом случилось несколько странных событий, которые сейчас, после того я ты поделился со мной этим своим бредом, кажутся мне все более и более подозрительными. Эта история, которая произошла с нами в лесу, когда мы оба были детьми… – Карл потер рукой лоб. – Прежде всего, скажи мне, как много ты вспомнил?
– Достаточно.
Карл внимательно посмотрел в лицо герцога, вновь ставшее непроницаемым.
– Помнишь тот день, когда ты рассказал мне про крест Гедемина? Ну, та самая история про потерянных детей великого князя.
Герцог прикрыл глаза, чтобы скрыть блеснувший в них огонек надежды на чудо, и сдержанно кивнул в ответ.
– Да, я помню.
Ротенбург помолчал, а потом неуверенно продолжал:
– Знаешь, у меня всегда было впечатление, что ты не все мне тогда сказал.
– Почему? – герцог открыл глаза и поднял голову.
– Ну, не знаю, – Карл пожал плечами. – Уж какой-то ты был весь таинственный в той истории.
– Таинственный? – повторил вслед за ним герцог. – Что ты имеешь в виду?
– Ну, понимаешь, – попытался зайти с другой стороны Карл, – была в той истории какая-то нестыковочка, что ли.
– Какая?
– Ну что ты ко мне прицепился! – вспылил Карл, – не знаю я, честное слово! Словно ты эту историю с чужих слов рассказывал. Ну, без подробностей, что ли? Даже я потом вспомнил больше, правда, кусками, отрывками, образами…. Но в моих воспоминаниях снега не было, было холодно, но скорее всего осень, а не зима. А ты говорил про снег…
– Я говорил про снег, – медленно произнес герцог, уставившись неподвижным взглядом в темноту за окном, – потому что отчетливо помню капли крови на белой земле.
– Капли? – проворчал Карл. – По-моему там были лужи! И снега не было. Напрягись, Острожский. Разгадка где-то рядом. Ты уже выглядишь, словно встретился с привидением. Еще немного усилий, и ты готовый кандидат для шаманских плясок Эльжбеты. Или ты предпочел бы вызов духов?
– Духов? – рассеянно повторил за ним герцог, думая о чем-то своем. – Мне кажется, это неплохая идея. Могу я заказать духа покойной королевы Ядвиги?
Карл сухо рассмеялся.
– Зачем тебе дух Ядвиги? Наш король был в курсе всех ее тайн. Хочешь узнать о них, иди к Ягайло. Ты, как-никак, его племянник.
– Конечно же, король, – со странным выражением сказал герцог. – Я уверен, что ему есть, что мне рассказать. Только пока я не горю желанием с ним встречаться.
– Интересно, почему?
– Если мои догадки верны, боюсь, что его королевское величество будет сильно не в духе.
– Узнаю прежнего князя Острожского, – усмехнулся Карл. – Ягайло снова будет метать громы и молнии, и призывать на твою голову гнев всех языческих богов? Кстати, очень много про это слышал, но никогда не видел воочию. Дашь мне шанс, князь?
Герцог по-прежнему рассеянно всматривался в догоравшее пламя камина. На лице его застыло задумчивое выражение.
– Боюсь, что нет, – наконец сказал он, словно очнувшись от глубокого сна.
– Что так? – подколол его Карл.
– Гнев языческих богов на мою голову призывали, если мне не изменяет память, только князь Витовт и Эльжбета Радзивилл. Ягайло, как истинный католик, пользуется христианской терминологией.
– Ну, это уже не так захватывающе, – скривился Карл. – Я уверен, что что-то подобное я не раз слыхал из уст дворцового капеллана.… Но ты все-таки полегче с ним, князь. Твой последний спор с королем стоил тебе двух месяцев в подземельях Вавеля. Надеюсь, это ты помнишь?
– И потом, – Карл положил уставшие ноги в ботфортах на спинку соседнего кресла. – Я бы на твоем месте серьезно подумал, прежде чем тревожить короля.
Отставив полупустую кружку на стол, герцог вопросительно посмотрел на Карла.
– Что ты имеешь в виду, барон?
Карл рывком сбросил ноги с кресла и, наклонившись через стол, приблизил свое лицо к лицу герцога. Блики от колеблющегося света пламени горевших в камине дров тенями играли на его суровом обветренном лице:
– Допустим на секунду, что ты прав, и ты есть итальянский или французский Анжу, – тихо и серьезно сказал он. – Допустим также, что я тоже не сошел с ума, вместе с половиной Польши и Литвы, которые еще помнят князя Острожского в лицо. Если король знает правду о том, что происходит, и до сих пор ее не сказал, значит, у него есть весомые причины не делать этого. Ты знаешь эти причины? Нет! Ты думаешь, он откроет тебе их, если ты придешь к нему со своими догадками? Да он рассмеется тебе в лицо! Так что на твоем месте, князь, я бы тихо сидел и ждал, когда твоя память вспомнит о своих обязанностях. И, знаешь, совсем бы не кричал на каждом углу, что ты – герцог Монлери и принц Анжуйского дома. Напротив, было бы лучше, если бы ты вел себя как князь Острожский. После того, как ты женился на Эвелине, ты соединил два больших состояния. Так что ты богат, известен, и можешь вернуть себе все то влияние при обоих дворах, что ты имел до Грюнвальда. Посмотрим, как воскресший князь Острожский понравится польскому королю!
– Я уверен, что Витовт бы озолотил тебя за такую идею! – парировал герцог после секундного молчания, прищурив темные глаза. – Но как быть с моим собственным состоянием, которое я унаследовал от моих итальянских, французских и испанских предков? Эти нескончаемые войны перебили всю мою родню и сделали меня очень богатым человеком! Через четыре-шесть недель я должен быть при испанском дворе. Мой дед при смерти, я единственный наследник, и их величества требуют от меня появиться при дворе собственной персоной, для того, чтобы вступить во владения огромным наследством де Монсада.
– Так какого рожна ты явился в Польшу, если у тебя и так все хорошо в Европе? Кстати, надеюсь, ты в курсе, что жена Ягайло, королева Анна, умерла? – икнув, спросил Карл, все еще опираясь локтями о стол. Он посмотрел на то, что мешало ему свободно сдвинуть руки со стола, и тут же скривился от отвращения: – Черт, опять я влепился в эту квашеную капусту! Снова от меня будет вонять, как от дохлого кабана.
На красивом лице герцога не отразилось ни намека на улыбку.
– Ты, правда, не понимаешь, почему?
– Нет! – честно сказал Карл, глядя прямо в глаза герцога своими странными янтарными глазами, так похожими на глаза великого литовского князя.
– Я хочу вернуть себе жену и сына, – коротко сказал герцог.
– Эвелину? – неожиданно рассмеялся Карл. – И как давно ты вспомнил про нее? Да и зачем она тебе? Она же всегда терпеть тебя не могла!
– Этого не может быть! – по выразительному лицу герцога снова промелькнула какая-то непонятная тень. – Во время всех этих лет забвения память о прекрасной светловолосой девушке, имени которой я не помнил, преследовала меня неотступно. Я даже пытался отыскать ее во Франции и Италии!
– Да уж, видимо крепко тебя приложило, если ты не помнил даже Эвелины, – проворчал Карл.
– Когда я увидел портрет польской кузины Энрике Контарини, и Бартоломео назвал мне имя Эвелины, – продолжил говорить герцог, – случилось так, словно кто-то отдернул шторы с окна. Осколки и обрывки памяти внезапно сложились воедино, и с того момента я начал медленно вспоминать, что у меня была другая жизнь, и в этой жизни были Эвелина, ты, Эльжбета и много других людей…
Он замолчал, а потом, посмотрев на Карла, с легким вызовом добавил:
– Я вспомнил, как Эвелина стояла со мной в церкви перед алтарем, стало быть, она согласилась стать моей женой. Она бы не сделала этого, если бы, как ты выразился, терпеть меня не могла. Кроме того, сердце нельзя обмануть – я любил ее, и до сих пор люблю.
Карл негромко рассмеялся.
– Стало быть, ты не помнишь, сколько усилий она потратила, чтобы избежать этого брака? Не помнишь, как ты почти силой тащил ее к алтарю? Знаешь, вот теперь я тебе верю. Ты действительно лишился памяти, если не помнишь ваши отношения с Эвелиной! Но одно верно, – быстро добавил он, заметив, что герцог нахмурился, – если кто и сумеет привести тебя в чувство, то только Эвелина. Тебе нужно найти ее как можно скорее. Только помни, что ты женился на ней под именем князя Острожского, и если ты утверждаешь, что на самом деле ты принц Анжу и какой-то там герцог, на твоей родине этот брак будет считаться недействительным, и твой сын будет просто одним из твоих бастардов.
– Ну-ну! – закричал он, видя, что герцог в гневе вскочил на ноги. – Я лишь предупреждаю тебя, какого сорта проблемы тебе придется решать. И, более того, у меня есть подозрение, что Ягайло не отпустит Эвелину с тобой, в любом случая. Уж больно он ее опекает.
– Что ты имеешь в виду?!
– Ну, допустим, то самое, о чем ты подумал. Эвелина – очень красивая женщина, а король не так уж и стар, к тому же он мужчина. Недаром королева Анна сделала все возможное, чтобы закрыть Эвелине двери ко двору. Ты не кидайся на меня, идиот, а слушай, что я говорю. Я прекрасно помню то, что, в свое время, ты сделал для меня. Теперь моя очередь. Так вот, я думаю, что король немного подумал и снова решил жениться. Наследника то у него все еще нет. Эвелина, как дочь воеводы Ставского и вдова князя Острожского, ему очень даже подходит. Так что у меня сильное подозрение, что он уже положил на нее глаз. Если ты – князь Острожский, он еще, может быть, и раздумает. А вот если ты – какой-то там иноземный принц, он разведет вас с Эвелиной так быстро, что ты и пикнуть не успеешь.
– И какой же вывод ты сделаешь из своих умозаключений, мой всезнающий и хорошо осведомленный друг? – спросил герцог таким тоном, что Карлу показалось, что к нему словно вернулось хладнокровие и присущее ему в былые годы чувство юмора.
– Я рад, что ты ценишь мои скромные таланты.
Карл снова сбросил ноги с подлокотника кресла, поудобнее уселся на скамье и, став серьезным, негромко сказал:
– Я думаю, что Ягайло сам найдет князя Острожского и скажет ему правду. Если ты, по какому-то невероятному стечению обстоятельств, окажешься действительно принцем европейского королевского дома, он попытается избавиться от тебя по-хорошему, но он будет сильно возражать, если ты потребуешь у него Эвелину и Андрея. Твой малыш уже получил титул князя Острожского, и Ягайло сохранил за ним все твои прежние владения. Это говорит о том, что у него имеются свои планы относительно их обоих. Эвелина опять оказалась слишком красивой для того, чтобы ее оставили в покое.
– Какой же будет твой совет? – так же серьезно спросил герцог.
– Совет? – Карл насмешливо скривил губы. – Я не даю советов. Во-первых, не даю их из принципа, а, во-вторых, лично тебе. Ты был звездой польского двора, признанным дипломатом, вершил политику, мирил и ссорил королей и вельмож Тевтонского Ордена. Так что, друг любезный, напрягись и хоть раз обрати свои таланты на свою личную пользу. Что же касается меня, мои польские связи и мой меч, если понадобится, всегда в твоем распоряжении. Заявляя это, я сильно надеюсь, что ты не поймаешь меня на слове и не попросишь штурмовать Вавель.
– Да уж, – герцог сжал рукой лоб, чтобы унять начинающуюся головную боль.
– Кстати, последний нюанс. Точнее, совет, который дала Эльжбета. Ты ведь просил совета, не так ли?
– Ну и?
– Срочно найди свою жену. И переспи с ней.
– Ты что же, совсем совесть потерял? – с изумлением спросил герцог.
– Мне нравится твоя реакция. Просто сделай это. Я слышал, что Ягайло послал своего секретаря в Остроленку, чтобы увезти оттуда Эвелину и Андрея. Это значит только одно: новость о твоем присутствии уже достигла ушей короля.
– Сколько у тебя людей? – спросил Карл после непродолжительного раздумья.
– Много.
Карл с удивлением увидел, что Острожский уже не так напряжен и даже слегка усмехается, наблюдая за ним.
– Как много? – подозрительно спросил он.
– Очень много. И все отлично тренированные для войны наемники. Так что при желании я действительно могу штурмовать Вавель, если это понадобится.
– И что ты намерен делать?
– В настоящий момент я намерен отправиться спать. Уже поздно.
– То есть, штурм Вавеля откладывается на завтра? – уточнил Карл, неизмеримо обрадованный тем, что Острожский все больше и больше начинает вести себя как тот человек, которого он знал прежде.
– Не могу ничего обещать. Но недели через две или три приглашаю вас с Эли и семейством в Остроленку.
– Откуда ты знаешь, что у меня есть дети? – поразился Карл.
– Было бы странно, если бы их не было. Наследник?
– Да, – с гордостью сказал Карл.
– Поздравляю. А сейчас, иди спать. Ты мне очень помог, Карл. Обо всем остальном поговорим в Остроленке.
– Ты едешь в Остроленку?
– Нет, Карл. Я еду в Краков. Насколько я понял с твоих слов, Эвелину следует искать именно там.
Глава 4
Краков, Польша, август 1416 г
На последней перед Краковом почтовой станции не оказалось лошадей. Проклинающий в душе всех и вся от нетерпения очутиться скорее в Кракове, герцог, стараясь сдерживать свой гнев, вышел из кареты и бездумно наблюдал, как проворные и молчаливые люди, напуганные бледностью и непроницаемым выражением его лица, торопливо распрягали загнанных лошадей.
Чуть поодаль, на почтовом дворе стояла другая карета, большая и вместительная, с закрепленными на крыше ремнями сундуками. Она въехала во двор на четверть часа раньше, и теперь ее счастливые обладатели уже ждали, пока им запрягали свежих лошадей.
Молодая женщина в темном плаще, наброшенном поверх платья и почти полностью скрывавшем его цвет и фасон, в темной шляпе с вуалью, торопливо сошла по ступенькам гостиницы, расположенной на территории постоялого двора и направилась к карете. Рядом с ней, зацепившись за ее руку, бежал, подпрыгивая от возбуждения, белокурый мальчик лет пяти-шести, подвижный, как ртуть. Через минуту, он вырвал у матери свою руку и, весело смеясь, побежал к карете, стремясь опередить мать.
В то же время в растворенной двери конюшни появился грум, ведущий под уздцы вторую пару лошадей для кареты. Резкое движение мальчика, нечаянно оказавшегося почти перед самым носом у лошадей, испугало их. Лошади всхрапнули, встали на дыбы, поводья выскользнули из ослабших пальцев не ожидавшего этого грума, от неожиданности упавшего вниз лицом на землю. Мальчик остановился и вскрикнул от страха, увидев занесенные над его головой огромные тяжелые копыта лошадей, неотвратимо опускавшиеся ему на голову.
Не отдавая себе отчета в своих действиях, герцог бросился вперед, к лошадям, изловчившись, дотянулся до болтавшихся поводьев и в последнюю минуту успел ухватить лошадей под уздцы и сдержать их. На какую-то долю секунды он увидел и успел оценить находчивость мальчика, без звука упавшего на землю, свернувшись в комок и закрыв руками голову, а затем молниеносно откатившегося в сторону. В следующую минуту на удилах лошадей повисло уже, по меньшей мере, дюжина людей, как опомнившихся от неожиданности слуг герцога, так и поляков, служивших, по всей видимости, молодой женщине. Герцог бросил поводья и подбежал к неподвижно лежавшему на дороге мальчику. Он подхватил на руки легкое маленькое тельце и чуть не закричал от радостного облегчения. Ребенок открыл глаза и испуганно уставился ему в лицо.
– Мне очень жаль, – виновато пробормотал он.
– Да ты просто в рубашке родился! – прошептал герцог, порывисто прижимая к себе мальчугана.
От волнения он не заметил, что заговорил по-итальянски.
– О! Я даже не знаю, как благодарить вас, сеньор! – раздался за его спиной взволнованный женский голос, прерывистый и такой невыразимо ему знакомый. В довершение ко всему, изумленный герцог вдруг осознал, что женщина говорила с ним по-итальянски.
– Не стоит благодарностей, сеньора, – сказал он, оборачиваясь к молодой женщине в темном плаще, матери малыша. – Но, бога ради, скажите мне, как вы определили, что я итальянец?
Взглянув на нее, герцог почувствовал, что его сердце сейчас выскочит из груди. От поспешного бега плащ молодой женщины распахнулся, и под ним оказалось сшитое по последней европейской моде платье насыщенного вишневого цвета, отделанное золотистой тесьмой и такого же цвета вышивкой на юбке и на груди. В низком вырезе лифа герцог мог видеть, как часто и порывисто вздымались, в такт ее дыханию, совершенные по форме высокие груди. Свою шляпу с вуалью молодая женщина, видимо, сбросила сразу же перед тем, как ринуться спасать своего сына. Светло-золотистые локоны из ее распавшейся прически разметались по ее плечам и спине, густыми волнами обрамляя прекрасное, бледное лицо с блестящими в синих глазах слезами – лицо девушки с портрета Контарини.
– Вы говорили с моим сыном по-итальянски, – машинально ответила Эвелина Острожская, в свою очередь, поднимая глаза на спасителя.
В тот же миг Эвелине показалось, что она лишилась рассудка. На захудалом почтовом дворе, держа на руках пятилетнего Андрея, стоял и в безмолвном удивлении смотрел на нее погибший почти шесть лет тому назад под Грюнвальдом ее покойный муж, князь Острожский. Андрей крепко сжимал своими ручонками его шею, прильнув к его груди всем своим маленьким дрожащим тельцем.
– Бог ты мой! – потрясенно вырвалось у нее. – Князь Острожский!
– Эвелина! – в свою очередь произнес одно единственное слово он.
