Манипулятор

В конце рабочего дня он подъехал к ее институту, дождался момента, когда можно было припарковаться прямо за ее автомобилем, и припер его так, чтобы нельзя было выехать. Спрятавшись неподалеку, Сергей стал ждать. Подойдя к машине, Юля сразу увидела эту ужасающую для каждого автомобилиста картину, но все же попыталась вырулить. Ничего не получилось – она изменила угол парковки и теперь не смогла двигаться ни назад, ни вперед. В отчаянии она стала толкать его автомобиль в надежде, что сработает сигнализация и появится злополучный водитель. Все было тщетно. Только после того, как, возводя руки к небесам, Юля стала поносить хозяина запершей ее машины на чем свет стоит, он вышел из укрытия и стал извиняться:

– Простите ради бога, я отлучился буквально на пять минут.

Он было вознамерился отогнать свою машину, но теперь ей хотелось, чтобы все то, что она думала и говорила о нем в его отсутствие, этот урод услышал.

– Пять минут, час – какая разница! Разве так паркуются? Зачем было меня подпирать?

– Простите, но за мной тоже близко стояла машина – вот я и не вписался.

– Так не надо было тогда здесь парковаться! Не вписался он, видите ли! На этой лохматке вообще ездить нельзя! Что стоите, отъезжайте уже, ― смягчилась она.

***

В бассейне Сергей как бы невзначай встретил ее около комнаты с фенами для сушки волос.

– Да вы меня, похоже, преследуете! ― пошутил он. ― Не волнуйтесь, здесь я свою, как вы выразились, «лохматку» ставлю за три квартала.

– Простите, я была не права, да и хамить не в моих правилах. Плохое настроение плюс спешка сделали свое дело. Простите меня, пожалуйста! Я уже только потом вспомнила, что это именно вы подарили лучший в моей фотоколлекции кадр.

– Извинения приняты, но, в сущности, виноват я ― никудышный водитель. Предлагаю вместо выкуривания трубки мира выпить кофе. К тому же после бассейна в такой мороз не стоит выходить на улицу сразу даже в машину. Кстати, меня зовут Сергей.

– Юля, ― ответила она. ― А вы что, врач?

– Нет, психолог. Просто здесь каждую осень об этом предупреждают. Не думаю, что они таким образом рекламируют кафе.

В буфете вкусно пахло жареным кофе. На фоне общего гула то тут, то там раздавался здоровый жизнерадостный смех.

– Надо же, как здесь уютно, а я ни разу и не была.

– Это потому, что вы ходите на фитнес одна.

– А вы откуда знаете?

– Как откуда? Я вас много раз здесь видел, ― соврал он. ― Трудно не заметить такую спортивную, к тому же красивую девушку с очаровательной улыбкой! Да и потом это профессиональное ― наблюдать за людьми.

Для продолжения успешного контакта Сергею необходимо было перевести разговор на психологию, и у него получилось.

– Меня всегда интересовало, чем занимается психология. Что, к примеру, делаете вы? ― спросила Юля.

– Психология ― это наука о тайнах человеческой души, ― ответил он. ― Вот если вы сейчас нарисуете дом, дерево и человека, я смогу довольно многое и достаточно точно рассказать о вас.

– По одному лишь рисунку? ― удивилась она.

– Да, ― ответил он, достав из сумки блокнот и карандаш.

– А что-то еще я могу здесь нарисовать?

– Это на ваше усмотрение.

Юля начала рисовать. Тест, безусловно, был достаточно информативным, но он и не собирался вникать в детали изображения – он расскажет о ней столько, что она будет просто в шоке! Главное – не переборщить, побольше вариативности и ссылок на рисунок.

– Готово! ― с вызовом протянула она ему блокнот.

Сергей вырвал лист с ее рисунком, покрутил его в руках, испытующе посмотрел на нее и сказал.

– Ну, во-первых, вы оптимистичный и жизнерадостный человек и находитесь на подъеме своих творческих сил. Вы не лишены чувства прекрасного, любите уют. ― Здесь он вспомнил груды немытой посуды на нескольких фотографиях и добавил: ― Впрочем, хозяйка вы не самая лучшая. Вы организованный и тактичный человек как дома, так и вне его. Легко приспосабливаетесь к окружающей среде. Вам не отказать в женственности.

– Ничё се! Что значит «не отказать»? ― возмутилась Юля.

– Пардон, я неправильно выразился: вы женственная с восклицательным знаком. Более того, весьма сентиментальная. Кем вы работаете, по данному рисунку определить не могу – для этого нужен другой тест. Впрочем, замечу, что на службе вы чувствуете себя уверенно и как специалист, и как женщина, более того, вы ощущаете себя как источник эмоционального тепла и силы. Однако с уверенностью могу сказать, что семья для вас гораздо важнее, чем работа.

– Ну, это, я так понимаю, общее положение, ― заметила Юля.

– Не скажите: часто встречается наоборот, особенно у мужчин. Вы ведь начали рисунок с дома?

– Да, ― ответила Юля.

– Значит, у вас в приоритете безопасность, уют, тепло домашнего очага и успех, кроме того, вы себя любите, вам не чужды потребности в признании и похвале.

– Так есть за что, ― улыбнулась она.

– Ваш дом открыт для друзей, вы гостеприимная и радушная хозяйка, ― продолжил он. ― Вместе с тем вы испытываете некий дефицит эмоциональной теплоты.

– А как вы все это определяете? ― спросила Юля. ― Я вот, например, не могу сказать, что в этом плане чувствую себя обделенной.

– Видите ли, может быть, в реальности этого дефицита и нет, более того, вы получаете и знаки внимания, и проявление чувств, но где-то там, в глубинах подсознания, зреют беспокойство и страх угасания эмоциональной теплоты, возможного отдаления. А на рисунке об этом говорит отсутствие трубы. Тем более при такой скрупулезной прорисовке дома.

– Да-а, ― задумчиво протянула Юля. ― Оказывается, это серьезно и глубоко, а я думала, что все это забава.

– Судя по играющей группе детей и той тщательности, с которой вы их нарисовали, вы относитесь к ним очень трепетно. Соотношение вашего возраста и количество играющих детей указывает на то, что не все они ваши. Стоп! Дети находятся слишком далеко от дома, к тому же справа. А этот человечек – ваш муж?

– Да.

– Так-так, интересно… ― протянул Сергей. ― Тогда с большой степенью вероятности могу сказать, что в данной группе ваших детей нет и, похоже, играющая возле дома детвора ― это ваши мечты. Простите, если я ошибся. И вот что еще необычно в вашем рисунке: чувство опасности и тревоги. Не могу понять, с чем это связано, но оно не отпускает вас, несмотря на ваши оптимизм и уверенность в себе.

Юля вдруг как-то сникла, улыбка пропала с ее лица, и дальнейшую интерпретацию рисунка она слушала рассеянно, скорее из вежливости, чем из интереса.

«План удался – я ее зацепил!» ― самодовольно оценил разговор Сергей.

***

Переданная ему Кириллом электронная медицинская карта была небольшой по объему, что указывало на отменное здоровье Юлии. Даже записи гинеколога не отличались многословием. Диагноз был коротким: ретрофлексия матки.

Сергей тут же завел ключевые слова в поисковик. «Ретрофлексия матки, ― прочел он, ― нетипичное анатомическое положение матки вследствие загиба ее тела назад, в сторону позвоночника».

«Так, это неинтересно. ― Он пробежал текст статьи по диагонали. ― Вот, вот оно: ”В некоторых случаях ретрофлексия матки может сочетаться с бесплодием и невынашиванием беременности”».

– Вот в чем ее проблема, ― вслух произнес Сергей. ― И что же, это приговор? Похоже, нет: «Лечение направлено прежде всего на устранение причины заболевания, вызвавшего загиб». ― Как же здесь много и путано написано, ― посетовал он.

И все же шанс стать матерью у Юли определенно был. Ну что же, он сделает все возможное, чтобы ее мечта сбылась и она родила бы ребенка, все равно кого, мальчика или девочку, – он вместе с ней будет рад младенцу любого пола. Главное, чтобы она была счастлива.

Сергей скопировал эту и еще пару статей и начал лихорадочно перебирать в памяти клиентов, близких к медицине.

«Найду! ― думал он. ― Непременно найду лучших специалистов и подарю ей счастье материнства. Но прежде она должна понять, что именно я и только я могу ей помочь».

Он удобно расположился в кресле, закрыл глаза и начал рисовать в воображении картины их с Юлией счастливой семейной жизни.

Он вполне отдавал себе отчет в том, что это бредовые фантазии, но не хотел изгонять их из своего воображения – они придавали ему нежную сладкую радость, которая распространялась на все его тело, делала его невесомым и счастливым.

***

На встречу с Кириллом, назначенную накануне, Сергей пришел крайне возбужденным.

– Так, процесс пошел, все хорошо, ты мне здорово помог, спасибо тебе огромное, дружище!

– Делов-то! ― отмахнулся Кирилл.

– Если для тебя эта задача была простой, значит, и со следующей ты справишься.

– Смотря чего ты хочешь.

– Кирилл, мне крайне необходимо считывать видеоинформацию с камеры ее компьютера. Ну а если и звук при этом будет…

– Между прочим, это уголовно наказуемо.

– Так мы никому не скажем.

– Она сама может это обнаружить.

– Оставь, мы что, банковские секреты будем воровать? Это же банальная бытовуха для осведомленности, я бы даже сказал, для лучшего понимания любимой женщины. Ну так что, это возможно?

– Сергей, ты же понимаешь, что я не могу, не имею морального права тебе отказать, но я же рискую карьерой.

– Клянусь тебе: под пыткой не выдам, выручи!

– Хорошо, программы я надыбаю, но там необходимо кое-какое оборудование, это денег стоит.

– Не вопрос.

Сергей как чувствовал, что это не пустая затея. За рабочим столом в квартире супружеской пары, где лежал ноутбук, под углом стояли два книжных шкафа, в стеклах которых отражалась вся комната, и камера компьютера улавливала эти отражения. Пусть не так ярко и четко, как хотелось бы, но все же улавливала. К тому же они таскали ноутбук по квартире, так что Сергей оказался посвящен во все тайны молодой семьи.

***

В первые дни он не отходил от компьютера. Квартира, где проживала пара, была однокомнатной, и вся их жизнь была на виду. Даже когда Юля готовила ужин, муж шел с ноутбуком на кухню, смотрел на Ютюбе видеосюжеты и между делом общался с женой. На ночь компьютер выключался и представление заканчивалось. Сергей не хотел себе в этом признаваться, но он с нетерпением ждал сцены любовных утех. И вот этот момент настал. В выходные мужа понесло, он, как лев во время гона, готов был заниматься этим постоянно, да и Юля явно была не против. У Сергея возникло чувство презрения к этой отвратительно счастливой паре, и он выключил компьютер. Когда же он включил его снова, то застал прежнюю картину. Теперь они полуголые ходили по квартире и то и дело приставали друг к другу. Это возбудило его, и он, с чувством глубокой жалости к себе, уязвленный до глубины души начал мастурбировать. К его удивлению, энергии у него было не меньше, чем у мужа, но вот в продолжительности он ему значительно уступал.

Распластавшись на диване, супружеская пара смотрела эротический фильм.

– Я умираю от жажды, ― нарочито простонал Владимир. ― Спаси меня!

Она проворно соскочила с постели и юркнула на кухню. Через несколько минут Юля вернулась, неся поднос с фужерами и бутылкой шампанского.

– Извольте, мой господин, этот божественный напиток утолит вашу жажду.

Володя повернулся к жене и расхохотался. На ней был легкий халатик, подол которого был задран и задрапирован так, что закрывал голову и лицо Юлии, оставляя открытыми лишь ее смеющиеся глаза. Некое подобие никаба при совершенно обнаженном ниже пояса теле выглядело сверхэротично. Володя принял поднос, наполнил фужеры шампанским и прошептал:

– Открой свое личико, Гюльчатай.

В ответ прозвучало робкое:

– Я стесняюсь, мой господин.

Юля взобралась на кровать и, поставив ногу на его плечо, маленькими глотками стала пить искрящийся напиток. Владимир залпом выпил содержимое бокала, взял ее фужер, допил шампанское и, словно в первый раз, жадно набросился на Юлю.

Сергей больше не в силах был на это смотреть. Он выключил компьютер, и слезы полились из его глаз.

«Господи, да что же это со мной происходит! ― в отчаянии думал Сергей. ― Как я мог докатиться до такого ничтожного состояния, как это мерзко и постыдно!»

***

Впрочем, некоторую сексуальную аномалию он замечал за собой и раньше.

Это случилось в Гоа. Сергей нежился на лежаке и наслаждался видом моря, когда на пляже появилась красивая стройная девушка лет двадцати. Она хаотично сновала по пляжу и наконец, заметив рядом с Сергеем свободный лежак, устроилась на нем. К девушке тут же подбежал индус. Они долго что-то обсуждали. Наконец она вынула из рюкзака деньги и, не считая, отдала ему. Судя по всему, девушка была американкой.

Недовольно бурча что-то себе под нос, парень направился в сторону шейка ― прибрежного кафе – и вскоре вернулся с сигаретами. Она жадно закурила. В воздухе сильно запахло марихуаной. Выкурив все три принесенные ей сигареты, девушка отключилась. Создавалось впечатление, будто она растеклась по матрасу, – так бесформенно и вяло было ее тело.

«Несчастная, ― подумал Сергей, ― такая красивая, совсем юная, и уже наркоманка! Ладно, если это лишь эпизод в ее жизни, а если нет и она останется зависимой навсегда…» Через пару часов девушка приподнялась на лежаке и стала жестами призывать индуса к себе, но он демонстративно ее игнорировал. Видимо, спор накануне был о деньгах. Похоже, она отдала последние и уже не представляла для него никакого интереса. Девушка встала и нетвердой походкой направилась в кафе.

Солнце клонилось к горизонту, и Сергей решил вернуться в отель. За шейком была огороженная пальмовыми листьями территория. Проходя мимо, Сергей увидел ужасающую картину. На изорванном матрасе, валяющемся на земле, лежала бесчувственная девушка с пляжа, на ней лихорадочно бился в экстазе пожилой индус, трое голых молодых парней стояли в ожидании своей очереди.

Сергей бросился было к дыре, зияющей в изгороди, чтобы спасти девушку, но то ли страх, то ли здравый смысл остановил его. Он встал у забора и долго наблюдал за происходящим. Из кафе выходили все новые и новые индийцы, а он все стоял и смотрел. И вдруг он поймал себя на том, что его грязное потаенное «Я» страдает от того, что на месте этих индийцев находится не он. Сергей пришел в ужас от такого открытия. Он отпрянул от забора и быстро зашагал в отель, решив все-таки вызвать полицию.

– Полиция не приедет, ― спокойно сказал секьюрити, выслушав Сергея. ― К сожалению, слишком многие девушки, не имея денег, рассчитываются за наркотики своим телом. Это здесь в порядке вещей.

Сергей долго переживал случившееся. Ему было жаль девушку и мучительно стыдно за себя. Он и не подозревал, что в глубинах его сознания таится столько мерзкого и низменного.

***

Сергей вернулся к рабочему столу. Дрожащими от волнения руками он почти что против своей воли включил компьютер и стал свидетелем очередной любовной сцены.

Юля стояла перед мужем, потупив взор, а он, лежа на диване, пытался засунуть ногу под апостольник, сооруженный ею из халата. Он закрывал ее голову, открытым оставалось лишь ее поистине ангельское лицо. С головы ткань спадала на плечи до пояса, скрывая шею, грудь и руки. А ниже… ниже было обнаженное тело, и муж похотливо водил по нему ногой.

Животную страсть, охватившую было Сергея, сменил приступ бешеной ревности. Руки его дрожали, грудь распирало от боли, воздуха не хватало, глаза налились слезами, и он зарыдал. Это был плач жестокого отчаяния. Мышцы сводило, в горле застрял огненный ком, его всего трясло. В ярости он вдребезги разбил клавиатуру, и монитор погас.

Неделю он не включал компьютер, дважды пропустил бассейн. Он не желал ее больше видеть ― эту развратницу, мерзкую потаскуху. Вот уж воистину дитя порока ― ганика Джия! Он так мечтал сделать ее счастливой, подарить ей радость материнства ― да какая из нее мать, из этой похотливой самки! Нет, он забудет о ней как о каком-то недоразумении, выкинет ее из своей жизни! Но время шло, гнев сменился тоской, и ему стало казаться, что его жизнь навсегда утратила смысл. Ему было больно двигаться, говорить, думать. Сами собой, из ниоткуда в его голове возникли строки некой сюрреалистической истории.

БЬЕНАМЭ

Едва он переступил порог квартиры, как началась гроза. Небо заволокло тучами, на дворе потемнело, и сверкание молний в этой темноте казалось зловещим. Гром грохотал непрерывно, дождь лил стеной.

Он распахнул окно, и мощный порыв ветра взметнул ярко-красные занавески, походившие в блеске молний на языки пламени, лижущие стены комнаты, увешанные театральными куклами. Они были размещены по группам, каждая из которых представляла собой отдельную сцену, но вместе они составляли единую композицию. Лишь одна из кукол особняком сидела на полке нога на ногу, в руке она держала сигарету, лишенный всякого выражения взгляд ее стеклянных глаз был устремлен в никуда. Она являла собой образ женщины, отрешенной от мирской суеты, много повидавшей и испытавшей, а потому бесконечно уставшей от жизни.

Внезапно в распахнутое окно влетела шаровая молния и заметалась по комнате, оставляя огненный след. Он оцепенел от ужаса, мысленно прощаясь с жизнью. Вот молния подлетела к стене, где висели куклы, и задела висевшую там собаку – та взвизгнула, сорвалась с гвоздя и упала на пол. Молния влетела в камин и исчезла в дымоходе, по дороге задев свисающие одежды одинокой куклы, которые мгновенно вспыхнули. Та вскрикнула, спрыгнула с полки, но, зацепившись шарфом за гвоздь, повисла в воздухе, а пламя уже лизало ее тело.

– Спаси меня, Бьенамэ! ― закричала она, и лицо ее исказилось от ужаса.

Пламя перекинулось на шарф куклы, она сорвалась с гвоздя, упала и начала кататься по полу, пытаясь сбить с себя пламя. Набросив на нее свой пиджак и погасив огонь, он поднял ее, а она обхватила его шею руками и зарыдала, судорожно вздрагивая и повторяя: «Бьенамэ, Бьенамэ, Бьенамэ».

– Я не Бьенамэ, ― попытался возразить он. ― Я…

– Нет-нет, ― перебила она его и закрыла ему рот ладонью. ― Пожалуйста, не спорь! Я всегда мысленно звала тебя только так и никак иначе, так что позволь мне делать это и впредь, Bienaime ― мой любимый…

И кукла начала рассказывать ему о том, как все то время, что она провела в его доме, страдала от того, что он приводил шлюх и проводил с ними ночь, как целовала его, когда он спал один…

– Теперь ты мой, мой навсегда, ― шептала она, обхватив его шею руками и осыпая поцелуями.

Бьенамэ не смог противиться охватившему его желанию. Он сорвал с нее обгоревшие лохмотья, подхватил на руки и, бережно уложив на кровать, лег рядом с ней. Их тела сплелись, и время для них остановилось… Дыхание ее было горячим, а кожа ― нежная, как у младенца. Ее тело страстно откликалось на каждое его прикосновение. Ему никогда и ни с кем не было так хорошо. Когда они наконец смогли оторваться друг от друга, то долго лежали молча, переводя дыхание.

– Знаешь, это все как-то странно, ― задумчиво произнес юноша. ― Я бы даже сказал, противоестественно… Ты же все-таки кукла…

– Это абсолютно не важно, ― прервала она его. ― Главное, что мы теперь вместе, Бьенамэ. Послушай, дорогой, у меня же сгорела одежда, но не могу же я ходить голой. Так что придется тебе пригласить портниху на дом – мне ведь даже на улицу не в чем выйти. Да и размеры у меня, сам понимаешь, нестандартные.

– Как, ты собираешься куда-то выходить? ― удивился он.

– А как же! Теперь мы будем ходить с тобой в театры, рестораны, к твоим друзьям. Ты ведь познакомишь меня с ними, не правда ли, Бьенамэ?

– Да, конечно, ― сказал он, скорее оттого, что не знал, что ответить, нежели из согласия.

– Ты знаешь, ― сказала она, разглядывая себя в зеркало, ― зови меня Юнфамлежер – так меня назвал главный режиссер, после чего и все куклы в театре стали звать меня так. Но эту историю я расскажу тебе как-нибудь в другой раз. А сейчас давай спать, я сегодня очень устала.

На следующий день он пригласил портниху. Она пришла вечером, и Юнфамлежер заказала ей сразу несколько платьев, в том числе одно вечернее.

– Вы знаете, ― говорила Юнфамлежер, ― я не мыслю своей жизни без театра и считаю, что театральное платье должно быть самым эффектным.

Бьенамэ нервничал, у него была срочная работа, которую вынужден был взять домой, чтобы поскорее ее закончить вечером, но обсуждение туалетов Юнфамлежер затянулось надолго, и он ходил по комнате в томительном ожидании.

– Бьенамэ, ― услышал он, ― приготовь нам, пожалуйста, кофе.

«Ну, это уж слишком!» ― подумал он, но покорно отправился на кухню.

– Сколько все это будет стоить? ― спросил он портниху, провожая ее к выходу.

– Я пока не могу сказать точно, ― ответила она. ― Надо посчитать. Когда будете получать заказ, я выставлю вам счет. А сейчас внесите, пожалуйста, аванс. ― И она назвала сумму, от которой у Бьенамэ потемнело в глазах. Но деваться было некуда, и ему пришлось отдать портнихе почти все деньги, что у него были.

– Что ты такого поназаказывала? ― сердито спросил он Юнфамлежер, вернувшись в комнату. ― Ты что, разорить меня решила?

– Перестань возмущаться по пустякам. Неужели ты не хочешь, чтобы я, твоя женщина, хорошо выглядела? Или тебе просто жалко тратить на меня деньги?

– Я зарабатываю отнюдь не миллионы, ― раздраженно ответил он.

– Да ладно тебе прибедняться! ― рассмеялась Юнфамлежер и, взяв за руку, потащила его за собой. ― Иди ко мне, Бьенамэ, ― поманила она его, раскинувшись на кровати. ― Я расскажу тебе о моей любви с режиссером театра. Его звали Всеволод, но я называла его Монама ― «мой любовник», – потому что как только я появилась в театре, в первый же день, после репетиции, когда все актеры ушли, он почти силой взял меня, и я стала его любовницей. Он был старым, безобразным и ужасно развратным. Все хорошенькие куклы, да и молодые актрисы страдали от его домогательств. Некоторое время я вместе со всеми куклами жила в кладовой театра. Ах, какая однообразная это была жизнь: утром репетиции, вечером спектакли, затем любовь с Монама и опять кладовая! Правда, и здесь я не скучала. У меня был любовник. Он играл всего лишь в одном спектакле, да и то какую-то крохотную роль. Он был юн и красив, но отвратительно расчетлив. Позже, когда я узнала, что он благодаря моей связи с Монама хочет получить главную роль, я порвала с ним, но так как я все еще его любила, то больше не могла оставаться в театре и потребовала от Монама, чтобы он забрал меня к себе.

Монама был женат, и ему пришлось снимать для меня квартиру. О, это были лучшие годы в моей жизни! Он приводил ко мне своих друзей, среди которых было много незаурядных личностей. Мы пили вино и говорили об искусстве, спорте, политике… Я знала, что очень нравлюсь некоторым из них. Были и такие, кто пытался соблазнить меня, обещая едва ли не райскую жизнь. Однако я всем им отказывала. Но однажды ко мне пришел помощник Монама. Он должен был забрать документы, которые его шеф забыл у меня накануне. Парень был так молод и хорош собой, да к тому же смотрел на меня с таким вожделением, что я не устояла. С тех пор он стал приходить ко мне почти каждый день, и мы часами занимались любовью. Но однажды Монама вернулся в неурочное время и застал нас в постели. Он закатил дикий скандал, надавал мне пощечин, а бедного парня выгнал и велел ему больше не появляться в театре.

После этого случая Монама стал все реже и реже навещать меня, а в последний свой визит притащил с собой женщину. Она была рыжей и тощей, да к тому же пьяной и несла всякую чушь. Монама запер меня в шкафу и всю ночь развлекался с этой потаскухой. Но я не из тех, кто позволяет обращаться с собой подобным образом…

Юнфамлежер замолчала, уставившись в стену невидящим взглядом.

– А что же было дальше? ― нетерпеливо спросил Бьенамэ, желая услышать продолжение рассказа.

– Что? ― очнулась она. ― Ах, дальше… Потом его не стало, а я вернулась в театр, и через пять лет, когда я почти уже не играла, ты забрал меня оттуда вместе с другими куклами. Когда ты вошел в театральную кладовую, все они тут же начали перешептываться, так как ты им очень понравился. А на меня ты сначала не произвел особого впечатления, но затем я в тебя влюбилась. Мне нравилось в тебе все: и как ты морщишь лоб, обдумывая что-то во время работы, и как ласково разговариваешь со своими кактусами, когда ухаживаешь за ними… Ты часто подходил к нашей стене и смотрел на нас со своей очаровательной улыбкой: смотрел на всех, кроме меня. Когда ты переводил взгляд на меня, твое лицо становилось строгим, пожалуй, даже сердитым. Похоже, ты не любишь легкомысленных женщин, а я, наверное, казалась тебе именно такой и, может быть, даже вульгарной. Куклы знали, что я неравнодушна к тебе, и всякий раз, когда ты смотрел на меня с таким выражением лица, смеялись надо мной. И вот теперь ты наконец-то мой, Бьенамэ.

Проходили дни, недели, и Юнфамлежер начала все чаще и чаще сетовать на то, что он уделяет ей мало внимания, не знакомит с друзьями, никуда не водит. Устав от ее упреков, он купил билеты на балетный спектакль и повел ее в театр. И хотя их места были в одном из первых рядов партера, когда они сели, стало понятно, что Юнфамлежер по причине своего маленького роста почти ничего не увидит. Он не решился посадить ее на колени, да и она, похоже, этого не желала. Происходящее на сцене явно не слишком ее занимало. Юнфамлежер без конца ерзала в кресле и рассматривала зрителей в бинокль, словно надеясь отыскать кого-то из знакомых, и Бьенамэ это страшно раздражало.