Манипулятор

Едва после первого акта в зрительном зале зажегся свет, Юнфамлежер потащила его в фойе и весь антракт дефилировала там, нарочито громко беседуя с ним, явно желая привлечь к себе внимание публики. Бьенамэ чувствовал себя очень неловко и очень обрадовался, когда прозвучал звонок, извещавший о начале второго акта.

Вернувшись в зал, они обнаружили, что в пустовавшем до того соседнем с Юнфамлежер кресле со скучающим видом вальяжно развалился очень крупный мужчина в дорогом костюме. Рядом с ним сидела увешанная бриллиантами дама – судя по всему, его жена. Похоже, супруги приехали в театр после банкета, поскольку в воздухе витал запах дорогого алкоголя. Мужчина явно скучал, но, увидев Юнфамлежер, заметно оживился. Ее, похоже, он тоже заинтересовал. Впрочем, пожалуй, не столько он сам, сколько врезавшийся в его жирный палец огромный и явно очень дорогой перстень. Сначала они просто обменивались взглядами, словно присматривались друг к другу, затем мужчина задал Юнфамлежер какой-то вопрос, она ответила, и спустя мгновение они уже оживленно шептались, совершенно игнорируя замечания возмущенных соседей.

Из театра пары вышли вместе.

– Так, значит, увидимся в субботу, ― прощебетала Юнфамлежер, прощаясь с супругами. ― Пожалуйста, не забудьте: ждем вас к шести часам.

– Всенепременнейше будем! ― целуя ей руку, заверил толстяк, игнорируя негодующий взгляд жены. ― Всенепременнейше!

– Что это значит? ― гневно спросил Бьенамэ Юнфамлежер, когда они вернулись домой. ― С какой стати ты приглашаешь гостей без моего ведома?

– Ну не злись, любимый! ― взмолилась она. ― Ты ведь знаешь, мне же так одиноко. Больше этого не повторится. ― Она прижала руки к груди и умоляюще посмотрела на Бьенамэ.

Ему стало жалко ее, и он смирился.

– Ладно уж… Но чтобы это было в первый и последний раз! ― строго сказал он.

Толстяк оказался владельцем овощной базы. За столом он говорил исключительно о том, как невероятно трудно предохранить от порчи все эти овощи-фрукты, и жаловался на мерзавцев-поставщиков, постоянно норовящих подсунуть ему всякую гниль. Его жена и Бьенамэ откровенно скучали и с нетерпением ждали окончания этого затянувшегося монолога. Похоже, внимательно слушала толстяка только Юнфамлежер: она сочувственно кивала головой и время от времени успокаивающим жестом касалась его огромной ручищи своими тонкими пальчиками.

– Не хотите ли посмотреть мою коллекцию кактусов? ― шепотом спросил изнывающую от скуки гостью Бьенамэ.

– О да, с удовольствием! ― с неподдельным энтузиазмом откликнулась она. ― Вы знаете, я ведь тоже развожу цветы. Это мое хобби.

Извинившись, они вышли из-за стола и отправились на лоджию, которую Бьенамэ приспособил под садик с экзотическими растениями. Пока он увлеченно рассказывал женщине об особенностях каждого сорта кактусов, а она слушала его с неподдельным интересом, оставшаяся в комнате парочка, судя по раздававшемуся оттуда игривому хихиканью, перешла к обсуждению тем куда как более приятных и интересных, нежели предохранение от порчи фруктово-овощной продукции.

Провожая гостей, Бьенамэ заметил, как Юнфамлежер сунула в карман толстяку записку.

Спустя некоторое время молодой человек по возвращении с работы стал все чаще замечать в квартире явные следы пребывания в его отсутствие другого мужчины. Он пытался выяснить у Юнфамлежер, кто же это наносит ей визиты, пока его нет дома, но она в ответ только смеялась и называла его сумасшедшим ревнивцем. Честно говоря, появление у нее любовника Бьенамэ даже обрадовало: юноша надеялся, что этот таинственный гость заберет ее к себе и он сможет наконец вернуться к прежней спокойной жизни. Юнфамлежер уже не волновала его как прежде, а скорее раздражала. Молодой человек устал от ее бесконечных капризов и претензий. И чтобы ускорить процесс расставания, однажды он привел женщину. Юнфамлежер уже спала. Бьенамэ осторожно завернул ее в одеяло и засунул в шкаф. Утром его разбудил страшный грохот. Женщина уже ушла, и Бьенамэ выпустил бившуюся в истерике Юнфамлежер из шкафа. Оказавшись на свободе, она сразу успокоилась, села в кресло и замерла, как неживая, совершенно игнорируя все попытки Бьенамэ заговорить с ней.

– Да и черт с тобой! ― разозлился он. ― Поговорим, когда успокоишься. Похоже, нам есть что обсудить. ― И ушел, громко хлопнув дверью.

Когда Бьенамэ вернулся, то застал Юнфамлежер в той же самой позе. На его попытки заговорить с ней она по-прежнему не реагировала. Он решил, что называется, дать болезни естественный ход и отправился спать, надеясь, что к утру Юнфамлежер перебесится и они смогут обсудить сложившуюся ситуацию.

Едва Бьенамэ заснул, Юнфамлежер выбралась из кресла, нашла веревку и подошла к постели. Один ее конец она привязала к полке, висевшей над кроватью, а из другого соорудила петлю и накинула ему на шею.

– Прощай, Бьенамэ, любимый мой, прощай навеки, ― прошептала она и выдернула из-под его головы подушку. Потом подошла к стене с куклами и села на свое место, вытянув длинные ноги в красных чулках и поднеся ко рту сигарету.

***

Тоска, как спрут, опутывала и пожирала Сергея, и он снова стал помышлять о смерти, как тогда, когда кристально чистая, животворящая любовь так быстротечно и трагично окончившаяся, разбилась о непреодолимое препятствие, оставив глубокий кровавый шрам в его жизни.

Ангельский лик Светланы явился перед ним, как что-то неземное. Это уже потом он понял, что наполовину этот святой образ был потусторонним.

Как-то раз, когда он выходил из центра, кто-то робко тронул его за рукав. Сергей оглянулся и увидел девушку, смотревшую на него огромными небесно-голубыми глазами с мольбой и надеждой.

– Вы что-то хотели? ― доброжелательно спросил он.

– Пожалуйста, выслушайте меня! Вы один можете мне помочь.

– Ну что вы, конечно же, я постараюсь. Как можно отказать такой славной девушке! Только, пожалуйста, сначала объясните, в чем, собственно, дело?

– Я позавчера увидела вас по телевизору и сразу поняла, что вы именно тот человек, который мне нужен. Два дня я потратила на ваши поиски, и вот я перед вами. Ради бога, не отказывайте мне!

Сергей действительно недавно участвовал в телепередаче о самопознании и самокоррекции. Его знакомые и коллеги в один голос утверждали, что в дебатах ему не было равных и на его фоне маститые профессора выглядели недоучившимися студентами. Сергей и сам заметил, что ведущий, равно как и звонившие телезрители, чаще всего адресовали свои вопросы именно ему.

– Так, может быть, вы наконец расскажете мне о своей проблеме? Иначе как я смогу вам помочь? ― спросил Сергей.

– Понимаете, вот уже несколько лет я как бы растворяюсь во времени и пространстве. Я не ощущаю, не осознаю себя, не понимаю, кто я и где нахожусь, я исчезаю.

– И надолго? ― спросил заинтригованный Сергей.

– Когда как. Иногда на несколько часов. Если рядом близкие, они укладывают меня в постель и через какое-то время начинают со мной общаться. А если их рядом нет, то я не знаю, что со мной происходит. Иногда я оказываюсь на другом конце города.

– Я даже не буду высказывать никаких предположений, это абсолютно не в моей компетенции. Вам следует незамедлительно обратиться к психиатру.

– Да уж к кому я только не обращались, даже дважды по месяцу находилась на лечении в психиатрической клинике – никто не смог мне помочь. Вы моя последняя надежда!

– Поймите, девушка, это не мой профиль! ― взмолился он. ― Вряд ли я смогу что-то сделать, а уж тем более на ходу.

– Нет-нет, вы-то как раз и сможете, только вы и сможете, я в этом абсолютно уверена! Не на ходу, конечно… А давайте пойдем в кино. Нет, пожалуй, лучше в кафе. Я приглашаю вас в кафе, девушке отказывать неприлично. Ой, ― осеклась она, ― я так напираю и даже не поинтересовалась, есть ли у вас время.

– Время-то есть, а вот денег на кафе с собой нет, их нет даже на кофе, ― признался он. ― Так что приглашение принимаю на ваших условиях.

Они общались так, как будто знали друг друга вечность.

Эта нелепая встреча сделала их близкими друзьями. Света запрограммировала себя на такую степень доверия к Сергею, что стоило ему даже по телефону сказать ей: «Тебя зовут Светлана, тебе двадцать два года, твое сердце бьется ровно, легкие дышат свободно, тебе хорошо, ты знаешь, что тебе нужно и как это сделать» – как она моментально выходила из забытья и продолжала жить как ни в чем не бывало.

Ведущий ее психиатр, немолодой и опытный врач, отреагировал на это чудо громогласным восклицанием: «Этого не может быть, но пусть будет!»

Если Света «растворялась в пространстве» в присутствии Сергея, он заключал ее в объятия и нежно шептал:

– Я с тобой, у нас все в порядке.

– Да, конечно, любимый, – отвечала она, – я уже в норме.

Ровно год – 8760 часов, каждую из 525 600 минут – он опекал ее, защищал от недуга, холил и лелеял, как беззащитного ангела.

Но именно в тот год выяснилось, что Света больна лейкемией и чуда не произойдет – она уйдет, уйдет навсегда.

Даже не потому, что Сергей надеялся внушить ей веру в излечение, а потому, что хотел, чтобы она ушла счастливой женой, его женой, он сделал ей предложение, и они готовились к свадьбе. По злой иронии судьбы, Света умерла ночью накануне венчания, со святой верой в счастливый конец.

***

Сергей не нашел в себе силы быть на похоронах. Казалось, ее потерянность во времени и пространстве теперь стала и его уделом. И мать, и родные Светы поняли его и поддерживали как могли. Но все было тщетно. Депрессия вселилась в каждую клетку его организма, в каждое действие и слово, в мысли. Он стал сторониться сотрудников и знакомых – они казались ему какими-то потусторонними. Или это он находился вне реальности?

Все его раздражало. Даже мать стала какой-то лишней – он начал прикрикивать на нее, но, взглянув в ее полные слез глаза, бежал в цветочный магазин и, умоляя о прощении, вручал ей очередной букет. А она, рыдая, все снова и снова повторяла:

– Крепись, сынок, ты справишься!

***

Покой приносили только встречи с любимой. Когда Света приходила к нему, он запирался в комнате и подолгу говорил с ней. Она же жаловалась, как ей без него одиноко, и звала к себе.

«Как там говорил Павлов: идея самоубийства возникает у человека вследствие исчезновения “рефлекса цели”? Вот я и есть такой человек. Светлана ушла, и мне незачем оставаться здесь без нее.

«Не станет нас». А миру – хоть бы что!

«Исчезнет след». А миру – хоть бы что!

«Нас не было, а он сиял и будет!»

«Исчезнем мы…» А миру – хоть бы что!

Да, прав был великий Хайям: миру все равно, есть мы или нас нет…

Интересно, если бы мы были индусами и она была мне женой, приветствовалось бы мое восшествие на погребальный костер соотечественниками или исполнение обряда “сати” – это участь лишь обездоленных женщин? В этом древнем ритуале что-то есть! Мир без любимого человека опустошен, безвкусен – и жизнь теряет всякий смысл, исчезает “рефлекс цели”».

Все снова и снова он повторял страдальческие строки Хайяма:

О горе, горе сердцу, где жгучей страсти нет.

Где нет любви мучений, где грёз о счастье нет…

Аккуратным каллиграфическим почерком Сергей написал матери письмо, пытаясь убедить ее в том, что при всей его нежной любви к ней без Светы он не мыслит своего существования и что если он уйдет сейчас, то непременно воссоединится с любимой, и будут они порхать бабочками над цветущими лугами. И если мать его любит и желает ему счастья, она не будет страдать, а порадуется за него.

Так он думал и с верой в истинность этих мыслей погрузился в ванну, наполненную горячей водой, чтобы вскрыть себе вены. Но едва острие бритвы коснулось кожи, как по дому пронесся дикий вой.

«Какое странное начало конца!..» – подумал он, но вой, переходящий в стон, повторился. Теперь он явно раздавался из маминой комнаты. Сергей инстинктивно вскочил, накинул халат и бросился к ней. Она металась по кровати, размахивая руками.

– Мама, мама, что случилось? – с испугом проговорил он, щелкнув выключателем.

Она открыла глаза, взгляд ее был исполнен дикого ужаса. Сергей присел у ее изголовья и нежно поправил растрепавшиеся волосы.

– Господи, – с трудом произнесла она, – это был сон! Мне приснилось, будто жуткое чудовище хочет поглотить тебя и я, преодолевая страх, отбиваю тебя что есть сил… Боже, какой это был кошмар! Я разбудила тебя, прости!

Она обвила его шею руками:

– Какое же все-таки счастье держать свое чадо в объятиях! Иди ложись, а то не выспишься. Прости! Спокойной ночи.

Сергей погасил свет и вышел из комнаты.

Он долго смотрел, как вода вытекает из ванны, спиралью закручиваясь в стоке, и с ужасом думал, как легко готов был уйти из жизни и на какие страдания мог бы обречь свою горячо любимую мать.

Как магическое заклинание, прозвучали в его голове слова мудрого Хайяма:

От безбожья до Бога – мгновенье одно!

От нуля до итога – мгновенье одно.

Береги драгоценное это мгновенье:

Жизнь – ни мало ни много – мгновенье одно!

Все-таки правы были древние греки, считавшие преступлением даже попытку покончить с собой и отсекавшие за это руки несостоявшемуся самоубийце…

***

И вот он снова влюбился, но любовь разрушает и опустошает его, и нет сил освободиться от этого гнета…

Чему там он учит своих клиентов в подобных ситуациях – сосредоточиваться на позитиве? Но позитива не было, была одна грязь и мерзость. Мысли о Юлии – порочные и скабрезные – заполняли его и не отпускали. Измученный самоистязанием, он против своей воли пошел в фитнес-клуб. Плавать не стал – устроился в кафе и стал ждать.

«Чего, собственно, я жду? Почему она непременно должна сюда зайти, да и заметит ли меня? – думал он. – Впрочем, лучше бы не заметила, и тогда все, может быть, уляжется. Мне уже спокойнее. Дрожь ушла из моего тела. Я ясно мыслю. Мне никто не нужен. Я…»

– Привет, – раздалось за спиной, – а я уже подумала, что ваш абонемент закончился. – Юля уселась напротив него и тут же вскочила. – Ой, что это с вами?

Зрачки ее расширились, на лице появилась гримаса сострадания, перерастающего в страх.

Сергей опешил от такой реакции, но тут же сориентировался:

– Грипп. Я переболел гриппом. Вымучил он меня…

– Бедненький! – Она взяла его руки в свои ладони и стала гладить.

«Боже мой, какое это блаженство, – подумал он, – какое счастье, а я, дурак, хотел все это разрушить! Нет, я не оставлю ее ни при каких обстоятельствах, я добьюсь ее во что бы то ни стало!» Сердце его затрепетало, и сладкие щекочущие импульсы разошлись по всему телу, а из глаз вдруг брызнули слезы.

– Вот видите, глаза еще слезятся, – сказал Сергей, совсем не желая вытирать сладких слез. Юля протянула ему салфетку, и он вытер лицо, ощущая умиротворение.

Она была такой милой, такой нежной и славной! С ее лица не сходила улыбка. Добрая и одновременно слегка хулиганистая улыбка придавала Юле детское обаяние, и вместе с тем она была олицетворением женственности.

Она улыбалась, когда ей было весело и когда было грустно, даже ощущение отчаяния и страха она передавала посредством улыбки.

«Любопытно, – думал Сергей, – знает ли она о философии улыбки в Японии, где немногословность заменяется улыбкой и различают не только улыбку радости и веселья, но также осудительную и насмешливую улыбку? Свое “я понимаю” или “я не понимаю” японец может обозначить улыбкой. Реакция на неудачу – улыбка. Даже о смерти близких они говорят с улыбкой, чтобы не нарушить общественный покой. Или она делает это по наитию, по своей душевной доброте?»

– У нас в институте как раз сейчас работают над исследованием нового штамма гриппа, – нарушила его размышления Юля, – над его воздействием на кровь и методиками обнаружения.

Она рассказала ему, что работает в НИИ гематологии и трансфузиологии, занимается иммунологическими реакциями организма.

Сергей делал вид, что с заинтересованностью слушает ее рассказ, оживленно сопровождая репликами: «Да-а-а?», «Интересно!», «Я даже не подозревал», хотя ничего нового она ему не сказала. Он скрупулезно изучил структуру и профиль работы института, где трудилась Юля, читал ее статьи и даже просмотрел пару научных отчетов и теперь лучше иных сотрудников НИИ знал все направления его научной деятельности.

– А правда ли, что по группе крови можно определить характер человека, узнать предрасположенность к заболеваниям? – спросил он, рассчитывая на ее неосведомленность и желая блеснуть своей компетентностью. Но, к его разочарованию, Юля воскликнула:

– Да-да, не одни вы со своими тестами можете «прочитывать» человека, ведь группа крови – это основной фундаментальный фактор всех биохимических процессов, происходящих в нашем организме. Японские ученые уже много лет успешно занимаются исследованиями в этой области. По их данным, люди с первой группой крови жаждут власти и часто достигают главенствующих позиций. Они большие энтузиасты и с оптимизмом смотрят в будущее.

Люди со второй группой крови отличаются утонченностью. Они добропорядочные и законопослушные. У них высокая степень самоконтроля, и они являются примером для подражания. В работе они уделяют большое значение деталям. Их одежда ухожена, а прическа, как у вас, изящна и аккуратна. Я уверена, что у вас вторая группа.

– Да, – самодовольно ответил Сергей.

– У людей третьей группы легкий и открытый характер. Посмотрите на меня – я яркий представитель этой «касты». Ну и четвертая группа – кстати самая малочисленная – придает людям флер таинственности. Среди них много экстрасенсов, ясновидящих, предсказателей судьбы. Вот так, если в общих чертах. Между прочим, в Японии эти вопросы исследуют психологи.

– А резус-фактор как-то влияет на судьбу человека? – поинтересовался Сергей.

– Да, конечно, особенно на здоровье человека. Вообще-то, распределение людей по группам крови более сложно, чем я здесь вкратце рассказала, и в существенной степени зависит от национальной принадлежности.

У европейцев, например, чаще встречается вторая группа крови, у африканцев – первая, у восточных народов – третья, но эти детали я, честно говоря, не помню.

– Кстати, я давно хотел узнать, от кого из родителей наследуется группа крови?

– Может и от отца, и от матери. Но, – многозначительно произнесла Юля, – группа крови ребенка подчас совсем не совпадает с родительской. Если, например, у родителей первая и четвертая группы, то дети могут иметь и вторую, и третью.

– Да-а-а, «есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам», – продекламировал Сергей, и оба рассмеялись.

***

Вот уже больше месяца каждую неделю они встречались в кафе и вели беседы.

Сергей тщательно изучил ее позы, телодвижения, как пародист, много раз повторял их перед зеркалом, пока они не стали правдоподобными и органичными для него. Он просмотрел все ее записи в сетях. В результате ювелирной подстройки получалось, что она любит ту же музыку, что и он, они одновременно, не сговариваясь, читают одни и те же книги, смотрят одни и те же фильмы. Даже странная привычка сворачивать в трубочку салфетки во время разговора у них была одинаковой.

Такой похожести двух, по сути, незнакомых людей Юля никогда и нигде не встречала.

– Мы, несомненно, были знакомы в прошлой жизни, – утверждал Сергей, – ничем иным я это объяснить не могу.

– Пожалуй, соглашусь – мне комфортно с тобой, ты предвосхищаешь все мои желания. Иногда я думаю, что ты читаешь мои мысли. Ты случайно не экстрасенс?

– Увы, нет, хотя хотел бы обладать экстрасенсорными способностями. Я просто сосредоточиваюсь на тебе и пытаюсь ответить на вопрос: «О чем она сейчас думает, чего сейчас хочет, что бы было ей приятно?»

– У тебя получается. Но зачем тебе это нужно?

– Профессия… – скромно ответил он. – Впрочем, ты мне интересна как личность – целеустремленная и в то же время обладающая тонкой душевной организацией.

– И что сие означает?

– Это значит, что ты впечатлительная, с выраженной способностью к сопереживанию и умению чувствовать настроения других. Правда, это делает тебя зависимой от переживаний окружающих, а также от их оценок. Поэтому тебе более всего комфортно там, где все веселы и доброжелательны. И именно поэтому я с тобой сама благожелательность.

– Кстати, о доброжелательности. На работе сотрудницы придумали поздравление Деда Мороза и Снегурочки. Мужчина у нас один – заведующий лабораторией, – а вот женщин – тридцать душ. На роль Снегурочки предложили меня. Все «за», кроме двух приятельниц. Они кивают друг на друга, но сдается мне, что на самом деле обе хотят в Снегурочки. И ни одна не желает уступить. Казалось бы, бог с ними, но они из-за этого развернули целую кампанию по моему шельмованию.

– Они что, так тебя ненавидят? И за что? – удивился Сергей.

– В том-то и дело, что не за что. Обеим нравится завлаб, а он, с их точки зрения, чересчур много внимания уделяет мне – вот они и бесятся.

– Он что, за тобой прихлестывает? – едва сдерживая раздражение, спросил Сергей.

– Да какое там! Просто мы трудимся над одной темой, и он к тому же часто скидывает часть своей работы на меня, а в благодарность отвешивает мне публично комплименты. Вот и вся природа их враждебного отношения.

– Ну… тогда, если эта пресловутая роль Снегурочки для тебя не важна…

– Да о чем ты говоришь! – отмахнулась Юля.

– Так вот, если не важна, предложи оригинальный вариант – двух Снегурочек. Уверяю тебя: при близком контакте с начальником во время репетиций эти подружки рассорятся в хлам.

Сергей совсем не был уверен в правоте своего категоричного заявления и уже лихорадочно думал, что же он может сделать для реализации своего прогноза.

***

Предложение Юлии прошло, и подруги тут же от нее отстали, а Сергей, не мудрствуя лукаво, обрядил в фотошопе одну из них в костюм Снегурочки и попросил Кирилла разослать с ее почтового ящика всем сотрудницам фотографии с подписью: «Лучшая Снегурочка Нового года». Ее приятельница возмутилась, та естественно, стала наотрез отказываться от якобы содеянного – и здесь начались интриги мадридского двора. К Новому году подруги стали злейшими врагами.

– Знала бы, чем закончится, – никогда бы не сделала этого рокового предложения, – с грустью посетовала Юля при встрече с Сергеем.

– А что, тебя в чем-то упрекают?

– Наоборот, все в один голос говорят, что не надо было уступать их претензиям, и все прошло бы хорошо, а так они прямо во время действия стали выяснять отношения и устроили скандал. Словом, новогодний вечер был испоганен, и все разошлись по домам с испорченным настроением.

– Ну, во всяком случае, ты сделала все от тебя зависящее, чтобы всех умиротворить.

– Это правда, – подтвердила Юля. – Кстати, хочу тебя поблагодарить за то, что теперь я, слава богу, уже не являюсь объектом их интриг.

***

– Похоже, зло, как и пути Господни, неисповедимо, – изображая отчаяние, произнес Сергей, устраиваясь за столиком, где его уже ждала Юля.

– Откуда такой пессимизм?

– Ко мне вот уже месяц приходит одна семья: муж, жена и сын. Все порознь очень даже милые люди. Отец семейства – геолог, бард; мать, хоть и бухгалтер, пишет неплохие стихи про любовь. Сын в филармоническом оркестре играет на фаготе.

– Что ты сказал: фа… как там дальше?

– Фагот – духовой инструмент, похожий на большую палку, с гнусавым звуком. Кстати, я поймал сейчас себя на мысли, что они – музыкант и инструмент – очень похожи. Так вот, в этом на первый взгляд ангельском семействе все хотят друг друга уничтожить. Сначала отец, которому казалось, что, пока он находится в экспедиции, жена гуляет, хотел в походе утопить ее из ревности. Он и сейчас сомневается в своем отцовстве. Теперь же они объединились против сына. Им, видите ли, не нравится, что он хочет жениться! Привел, говорят, шалаву. А эта «шалава», между прочим, работает скрипачкой в одном оркестре с их сыном. Они боятся, что она «заселится» к ним и будет свои порядки устанавливать. «Разменяйтесь, – говорю, – у вас же отличная трехкомнатная квартира». – «Не можем, – отвечают, – мы вросли в эти стены». – «А счастье вашего сына – это что, пустяк?» – «Пусть, как мы, сами себе жилье добывают». – «Вам, небось, – говорю, – государство квартиру предоставило, а им рассчитывать не на что. Разве родители не живут ради своих детей?» – «Если они не хотят вас отравить», – заметила мать. «Да к тому же если это твой ребенок», – добавил отец. Жена зло покосилась на мужа: «Ты опять начинаешь?» Словом, когда они выпроводили сына с невестой из дома, причем ночью, он стал подсыпать им в пищу какую-то гадость. Я, не поверив в историю с отравлением, попытался освободить их от этой параноидальной мысли, а они мне – справку с химическим анализом каши.