Хроники Ветрополиса

К тому моменту я уже был в человеческой форме, видимый для людей, но незаметный для камер. Бредя по городу в этом облике, я совсем не боялся, что кто-то обратит на меня внимание. В мою ауру были вплетены потенции отчуждения, и всякий человек, кто бы меня увидел, предпочёл бы не запоминать мой облик и вообще, отвести взгляд.

– И как давно ты мертвец? – Вдруг раздался знакомый голос справа.

Я не сразу обратил внимание, но возле пешеходного перехода стоял человек. Это был Макс. И он, похоже, увидел меня сквозь всё отчуждение и решил дождаться. На него такое не действовало, так как мы были представлены друг другу Киром парой месяцев ранее. Макс привычным движением протянул мне сигарету, и, глядя прямо в глаза, произнёс:

– Чё приуныл-то, приятель?

Его голос был спокойным, эмоции отдавали нотками положительного настроения и интереса. Хороший парень. Высокий, крепкого телосложения, с длинными волнистыми волосами чёрного цвета, с бородкой и тоже, как и я в пальто, только у него оно было скорее красивым, нежели полувоенным, как у меня, и чёрным.

– Да вот, – показал я телефон, когда тот запалил мою сигаретку.

– А, ну тут всё, выбрасывать только. Как умудрился-то?

– Да с крыши упал, – сказал я, повернувшись и глянув на бублик.

– Ты или телефон?

Макс сегодня был необычайно догадлив. Хоть и не знал про мою природу, но даже его в шутку брошенные вопросы били в цель. То мёртвый или нет, то упал ли с крыши.

– Телефон, конечно, я там, так, по делу… – не особо связно буркнул ему в ответ, выглядывая мусорку на противоположной стороне дороги.

«Вот дерьмо» – подумал я, разглядев урну и в тот же момент вспомнив, что не нашёл свои очки. Вернее, я даже не попытался их искать. Вероятно, виной тому была всё же неприятная боль сразу после падения. Ну ли воспоминания, что так настырно лезли мне в голову. Кто теперь разберёт.

– Не хочешь сегодня провести время? – Спросил Макс, – с меня выпивка, с тебя как обычно, истории о гармонии с миром.

Я обернулся на него.

– Угу. Давай. В двухсотом опять посидим?

– Ну конечно! – Радостно воскликнул тот, разводя руки в широком жесте.

– Окей, Макс, я только метнусь к бублику за очками и тебя догоню, а ты иди пока. Хорошо?

– Могу подождать здесь, – ответил тот, сбивая уголёк сигареты указательным пальцем, держа её саму между больши́м и средним пальцами той же руки.

– Да не, я мигом, мне ещё телефон выкинуть.

– Давай тогда я тебя ускорю, телефон выкину, а ты беги, – сказал тот и протянул руку.

– А в чём, собственно, разница? – Спросил я, всё же отдавая ему разбитое устройство.

– Так у нас же это, сортировка отходов полным ходом идёт, забыл?

– А, ну ладно, – сказал я перед тем, как отправиться к тому месту, куда недавно упал.

Мне следовало напрячь свои глаза, и надеяться, очки найдутся в целости.

0.8

Вынырнув из тьмы, я был уже вполне спокоен. Смеяться больше не хотелось, совсем. Соскальзывание прекратилось. Я стал стремительно снижать вес своего тела, пока меня не стало слегка колыхать на сильном ветру. Казалось, сама кожа вибрировала от бьющих в неё воздушных потоков. В голове стало почти пусто. Лишь одно понимание не давало мне слиться с блаженным безмыслием. Рядом была очень питательная и просто необходимая для моей жизни еда. Это парень так сильно фонил, что я почти не ощущал своей фемели за его потоками. А ведь Крис мог в этот миг пялиться на меня сквозь потёмки. Подумав об этом, я быстро посмотрел на его окно. Как всегда, ни черта не видно из-за штор «black out». Разве что свет горит в комнате, а на кухне нет. Наверное, тот писал или ещё чем занимался. В отношениях с такой замечательной и красивой девушкой, как Лана, которая всегда найдёт чем заняться. С ней они и в приставку играют, и какие-то там марафоны устраивают. Не вдавался в подробности.

Перестав отвлекаться, прислушался. Красноволосая опять исполняла. Прикрыв глаза своим внутренним зрением, увидел её искру сквозь каменный мешок. И не только это. По всей комнате на ментальном уровне взбивали воздух её многочисленные лисьи хвосты. А на них то и дело со всех сторон набрасывались огромные склизкие черви. Вот оно как. Девочка даже и не знает, насколько велика внутри своей ментальности. Многохвостая лиса, значит-с, следовательно, шаг под демоническую эгиду она уже сделала. Пусть в этом мире редко встретишь настоящего демона, но я всё же замешкался. С одной стороны, её прямо сейчас пялил очевидный прогнивший мутос, в чьём чреве плодится и размножается чистое зло этого мира. Гной. С другой стороны, если она сама не поддастся, рано или поздно начнёт расти над собой и сможет очиститься, и даже стать больше, чем просто человеком. Как минимум она поймёт больше, чем простые люди. На большее потенциала может и не хватить. Я задумался. Даже после погружения во тьму своя, такие выводы могут смутить. Будь ты даже воинственным монахом нулевой ступени, ты задумаешься в сей миг. А стоит ли?

Это не моё дело, как сторонники огня и расположенные к ним будут выкашивать свой род на корню ещё до полноценного пробуждения сил в этом мире. Она должна сама всё смочь. Тёмные не лезут в чужие дела. Появилось желание бросить это дело и убраться. Гниловоза можно выцепить позже.

Но удержаться от гнева не вышло. Меня просто-таки разодрала злоба. Да ни хрена же она не справится.

Дэниэл, ты что, слепой? Ты что, не прочитал её? Она никогда не познает своей возможной силы. Она уже ложится под этого парня только потому, что осталась одна в своём родном городе, потому-то она и познакомилась с этим придурком с хорошей зарплатой, который живёт в спокойном месте. Ты же уже почти всё про неё знаешь. Демоны не проявляются из счастливых детей, и череда всех её скитаний привела к этой самой возможной силе, но прямо сейчас она глупа, и даже не представляет, насколько неизмеримо большая сила в буквальном смысле ставит её на четвереньки. Вот этот гнилой, он же не человек. В моём то городе, чёрт его подери, и он сделает ещё одну такую же, которую впоследствии тоже придётся подчищать. Плевать я хотел на личный выбор этой красноволосой. Я за полное равноправие всех со всеми. Но только если это не равноправие между мной и мышью, самой лезущей в мышеловку. Тогда мне придётся ущемить чьи-то права. Ведь в мышеловке такой яд, который сделает из мышки кровожадную крысу-зомби и та после отправится чавкать своими бывшими собратьями, каковые даже понятия не имеют, что был какой-то сыр.

Под гнётом этой тирады, под звуки становящихся всё громче шлепков по телу незнакомки, под её же громкие стоны и вскрики я потянул за противомоскитную сетку на окне, упираясь коленями и одной рукой в стекло балкона. Сетка поддалась, но, выйдя из пазов, рухнула вниз, постепенно сносимая ветром. Она упала на траву, и это было почти неслышно. Я просто не смог бы её удержать, пока сам так мало вешу. Подобно густой чёрной тени я нырнул в открытое окно на кафель балкона, попутно превращаясь в чёрную жижу. Шлёп.

0.9

Очки нашлись в траве. Самое интересное в том, что они оказались целыми. Ни трещинки, ни царапинки. Недаром их оправа была выполнена из какого-то железа. Нацепив очки, снова двинулся к переходу. На другой стороне меня ждал Макс. Снова куря сигарету, периодически поглядывая на мой разбитый телефон. Мысли читать я не умею, да и зачем оно. Хватает и того, что порой может выцепить из окружающей обстановки мой острый слух, и аурных эманаций. В них-то чаще всего и видны мотивы. Просто в оттенках человеческих эмоций, скрыть которые куда сложнее. Дойдя до бело-жёлтого перехода, я двинулся вперёд. Справа ехала машина-беспилотник. Я почти не обратил на него внимание, так как это почти самый адекватный транспорт в нашем городке. Как минимум рулит в ИИ. Иногда в транспорте присутствует и техник на месте водителя или рядом. Даже в наши тридцатые годы без этого пока никак. К ещё более адекватному транспорту я бы отнёс роверы. Они почему-то напоминают домашние СВЧ-печи, только на колёсах и греют они не еду, её тепло те просто сохраняют за счёт фольгированного бокса внутри. Греют они душу своей величественной мудростью и непринуждённостью бытия. Видели бы вы их вертикальные псевдоглазки. Ну да, не настоящие, зато как интересно и мудро смотрятся эти бельма на чёрном фоне. Если вот, и есть у них искусственный интеллект, то он всяко мудрее нашего. Не могу себе представить ровер, который, доставляя заказ, рефлексировал бы о несбыточности надежд насчёт своей бывшей однокашницы. И уж точно он не хотел бы оказаться рядом с ней в те далёкие школьные годы, когда оба были молоды, но сохраняя свой извращённым взрослый ум. А у людей вот такое бывает. И всякое бывает, о чём мне, тёмному, задумываться не стоит. Для личного спокойствия и психологического, так сказать, комфорту.

Степенно ступая по переходу, оглаживая воздух руками, я поймал себя на том, что снова впал в прострацию и совершенно отвлёкся на свои мысли. Дело в том, что случалось это в последнее время со мной действительно часто. Немудрено так и прослыть философом и мечтателем. Отвлёкся на размышления настолько сильно, что в какой-то момент не обратил внимания, беспилотное такси почему-то не остановилось у перехода, хотя вот он я, прохожий – перехожий. Машина плавно двигалась, почти плыла вперёд, где я должен был оказаться через несколько мгновений.

Перед тем как мы пересеклись, на ум пришла такая сентенция: «и почему же мне всё вспоминается тот день именно сегодня? Вернее, вечер. Та дева с красными волосами. Красива, чувственна и безукоризненно не моя».

И лёд тронулся. Я пришёл в себя. И случилось это оттого, что мою правую ногу плавно толкнула машина, которая весила явно больше меня. Во много раз, между прочим. Вышло как-то странно. Ногу мою и не оттолкнуло, и не потеснило, она как-то так подвернулась и приняла на себя всё давление, и моего тела, и машины, даже не согнулась. Будто нога моя правая решило побороться за дорогу с этой бездушной машиной и потому не сдвинулась, в общем-то, с места. Раздался глухой и влажный «Хрусь». И по глазам моим ударила краснота. Тут я повернул голову, уже как бы осознавая, что что-то сегодня с этим миром не так и не нарочно изобразил лицом пантомиму «удивление – боль – изумление» как в замедленной съёмке. На переднем пассажирском сиденье располагался техник, судорожно тянущийся куда-то под панель. «Вот оно что» – подумал я и качнулся влево, ощущая себя мелким ничто под стопой технологического прогресса.

Упал я на левый бок, больно ткнувшись левым плечом в асфальт. Нога, конечно же, была местами поломана. Лёжа так, на боку, держась за правое бедро, я просипел сквозь зубы: «Су-у-у-ка».

Впрочем, чего и следовало ожидать. В больницу никак нельзя, да и терпеть долгую боль не имело смысла. Отдышавшись, я отдал телу команду на регенерацию и сращивание костей и всего прочего, попутно моля всех знакомых богов и саму тьму, чтобы Макс ничего не заметил. Ну треск и треск, чего тут. Ещё, кстати, пришла в голову такая мысль. «Если беспилотник меня не видел, а водитель точно увидел, когда я был сбит, что выдавали его испуганные глаза, после происшествия возникнет небольшой казус. Видео с камер беспилотника не покажет и моей тени, а вот водитель расскажет, что сбил человека. Всё это вместе может сыграть мне такую службу, что уже завтра весь Ветрополис будет знать о странном человеке, которого не видно на камере, а вот глазами разглядеть возможно. Наверное, этот вечер можно смело считать отправной точкой, так как именно с него всё и начало рушиться. Внимание, начинается двухсерийный детективный комедийный телефильм о том, как Праймс начал зарываться, он может называться так: «Ищите женщину» или «Как поднасрать и не обосраться».

Ага, именно так. Макс начал меня поднимать, и ещё толком встать не успев, я понял, что совсем пропал.

0.10

В полумраке ветреной ночи, под гнётом икеевских крашенных в белый обоев и стен, билась душа в глупом теле.

«Слышно, как где-то

От гнили хлюпают души

Скверная ночь»

Такая у меня в тот момент получилась бы хайку, если так сильно не тянуло на гнусно-матерные стихи. Я всякое в своей слишком уж долгой жизни повидал, в самом деле. Но мерзость гниловозов этого мира была максимальной. Уже огромные, длиною со шлагбаум, черви, с ребристо – говнисто – бледными телесами вовсю скребли по всему вокруг, то и дело лепясь к множественным хвостам лисьей натуры своей жертвы. Я сравниваю её образ с лисой, так как он просто похож, не более. От особенно сильного удара тот пришёлся уже по пояснице, а не по заду, девушка резко выдохнула, а затем всхлипнула.

– Х-хватит! – Дрожащим голосом проговорила та, в голосе читалась мольба.

Скажем, тот мог бы и остановиться. Даже извинился бы. Ведь если хищник продолжит изгаляться, это может и испугать жертву. Такие, как он на инстинктивном уровне чуют, что, если пережестить, потом вкусненького уже не будет. Бьюсь об заклад, он не случайно переборщил со шлёпками. Я в целом жалости не имею, так как это низкое чувство. Понимание и сочувствие – безусловно, но жалость мерзка и отвратна мне. Незачем унижать себя, что ты такой жалкий и боишься оказаться на месте желаемого, потому как бы тоже его жалеешь. Но скорее всего, глядя на кого-то страдающего, ты именно «со-жалеешь», о том, что его повстречал. Так что, стало быть, к чёрту жалость и пусть утопающий тоже себя не жалеет. Ему о другом думать надо.

Да и тёмные в целом не обязаны сочувствовать. Они вообще никому и ничем не обязаны. Но здесь во мне взыграли какие-то слишком уж нежные и противоречивые помыслы, которые я пока не был готов осмыслить и тем более остановить.

И уже стоял у их кровати, что этой ночью стала алтарём для принесения в жертву молодой и, как мне казалось, ни в чём не повинной девушки. Хотя, как сказал волк ягнёнку, прежде, чем уволочь того в лес «ты виноват лишь в том, что хочется мне кушать». Ну да, получается.

Хоть в астрально-ментальных полях кипело бурное сражение хвостов с тентаклями, девушки демонических внутренних сил и пожирания её духа гнильцом, в реальности всё выглядело обычно. И в этом смысле я делал каждого гниловоза. Они все были просто людьми, хоть и поражёнными гнилью, зачастую полуживыми, а я приглядывал за порядком и отсекал всё новые головы этой вонючей гидры. Да, в самих источниках головы гидры от такого только множились, и я допускал, что в самом деле, зачищая город от гнилых людей, я делал его всё более лакомым кусочком для всё новых гниловозов. Но что делать, если всё самое стрёмное так и тянется в столь уютные и красивые местечки? Кому романс души, кому целая поляна свежих вкусных умов.

Не дожидаясь, пока меня заметят, выныривая прямо из потёмок, что царили в комнате, я схватил парня обеими руками и швырнул в стену. К ней тот и прилип. Чтобы не смотреть на его причиндалы даже краем глаза, я усилием воли и тьмы заставил скомканное на краю кровати одеяло прилепиться к самому гниловозу. Голова его осталась открытой. Уже на стене моя жертва было начала вопить, но чёрное тонкое нечто, одно из множества щупалец тьмы, ткнулось человеку прямо в висок, и он отрубился.

Можно было бы сказать, что человек умер, но сказать так – значит быть неточным, мёртвые не умирают. Гниловоз есть гниловоз. Это уже не человек, а какая-то вредоносная херабора. Проверочное слово «похерить». Глагол, чаще в прошедшем времени, синоним к слову «губить», если ничего не напутал. Сам не устоял, смертный, поддался, а низшие сущности этого мира очень прожорливые, вот и всё, и в дамки. И правда, первыми появляются маленькие паразиты, и только потом что-то сложнее. Демонов натуральных и не встретишь, зато гнилых – пожалуйста!

А Красновласка, как я её про себя назвал, тем временем выглядела не менее ошарашенно. Почуяв неладное, сменив позу с коленно-локтевой и неуклюже плюхнувшись на бок, та уставилась на меня. Красивая, растрёпанная, пылающая жаром, в полумраке та была похожа на самый сладкий из грехов. Или так показалось? Красновласка просто прожигала меня взглядом. Повисло тупое молчание. Ещё раз бросив взгляд на своего бойфренда, как бы распластанного на стене над полом в паре метров от кровати, та поймала мой изучающий взгляд, сделала недовольное лицо, которое что-то совсем уже не выражало испуга, села, и, подтянув к себе простынь, прикрылась ею.

– Кто ты такой, на хрен? – спросила она.

На хрен не хотелось. Или что она имела в виду, я не совсем понял. Но поняв ситуацию в целом, решил сострить.

– Я местный журналист, веду свой канал про город в соцсетях. Ты очень громко стонала, и меня очень попросили с этим разобраться.

Она кинула в меня подушкой. Я озадаченно почесал голову.

– Послушай, лиса, я тебе скажу кое-что такое важное, чтобы ты знала, что, если ты кому-то перескажешь, я очень сильно расстроюсь. Окей?

– Хрен с тобой, золотая рыбка, – сказала она, а после вытащила из-под подушки электронную сигарету и сделала затяжку.

У неё были просто огромные, как мне показалось, выразительные глаза. И она опять сказала что-то совсем невразумительное. Я не местный и всех тонкостей знать не обязан, сам то говорю на довольно старом наречии из своего мира, а на язык местных переводится как бы само, при помощи тёмной энергии. Тут много ума не надо. Общаемся-то мы даже с ней скорее посылами, тем, что хотели бы сказать. Ну и, соответственно, слышит она уже всё как надо, только с жутким акцентом. С которым я ничего не могу поделать.

Возможно, на моём лице отразилась какая-то мыслительная мука, потому та подтолкнула меня к разговору, выдав такой тезис:

– Я сейчас, – сказала она, указывая на меня электронной сигаретой, – вызову безопасников, и они тебя скрутят. А потом отколупают от стены этого. А завтра я пойду в суд. Короче говоря, в итоге ты платишь компенсации и вылетаешь за периметр. Понял?

Я не ответил. Что-то мне совсем расхотелось с ней разговаривать. Включил свет. С кровати донеслось:

– Ты бы хоть предупредил, что свет включишь! Глазам же больно

Стоя между выключателем и прибитым к стене парнем в одеяле, я повернулся на звук.

– Сейчас больно будет не только глазам, – сказал я.

– Ты мне что, угрожать решил? Ты, кем бы ты ни был, хоть бес, хоть чёрт, я тебя размажу, ты понял?!

Девушка уже совсем распалилась. Всё же страх у неё был. Просто он прятался за агрессией. Чего поделаешь. Людям так вообще нежелательно становиться свидетелями моей охоты. Но она и не совсем человек. Маленькое пламя бесконтрольного хаоса уже точило её искру со всех сторон. И в ауре-то было прекрасно видно. Я шагнул к своей жертве. Заговорил:

– Смотри и слушай внимательно, девушка. Сейчас ты увидишь то, что не может заметить даже самая современная наука. Я посвящаю тебя в великую тайну этого мира.

Сказав это, я заставил свою тьму впиться в грудную клетку бессознательного тела. Для неё неважно, есть преграда или нет. Это тёмный экстракт мира. А всё остальное на нём только бликует и булькает. Если хотите, чёрный экран смартфона, а всё остальное на нём притворяется реальностью. Щупальца моментально нашли место стыка тела парня с миром. Лонус искры, стало быть. Он находится в центре грудной клетки и слегка правее. В некотором смысле тьма практически то же самое, что и моя конечность, и я ей ощущаю. Потому я сразу почувствовал склизкие остатки искры жизни в теле.

Будь искра целой, я получил бы ожог, ведь это как пытаться добурить до самого центра планеты. Сейчас же там была полупереваренная искра и много-много энергетического перегноя. Грязное солнце, что способно греть только результатами процесса разложения. Всё это пошло мне на корм. Спустя минуту я выпил весь перегной с остатками искры. Когда это происходит, мне становится сложновато контролировать своё тело. Как-никак не лучшая трапеза для тёмного. От этого ноги подкосились, с размаху я упал навзничь, гулко бухнувшись затылком об пол. Руки и ноги мои затряслись, как при падучей. Этот тип был жирным уловом. Я сожрал всё.

По натяжному потолку промчалась бесхозная огромная тень, заставляя его дрожать. Лампочки в люстре синхронно полопались, светильник закачался.

Моя грудная клетка затрепетала в агонии слишком частого дыхания, голова начала ритмично постукивать об пол. Не знаю, что там подумала Красновласка обо всём этом, но в какой-то момент под моим затылком оказалась подушка. Её руки стали прижимать меня к полу, растирать лицо. Зрение зернилось и временами совсем пропадало.

Когда спустя несколько минут я начал приходить в себя, я понял, что просто так и сразу не уйду. Придётся ещё немного задержаться в гостях, пока не полегчает.

– Смотри на него, – сказал я, указывая пальцем на чучело, прибитое к стене.

Зажёгся фонарик на телефоне девушки. Она до сих пор сидела рядом, но уже в мужском халате, который позаимствовала из большого шкафа, стоящего в той же комнате. Указывал я на самое настоящее чучело человека. Только не очень правильное, изуродованное словно бы чьим-то больным умом. Чьей-то злой волей, носителем которой всё же я не был. Я только снял то, на чём держался камуфляж. Или, если хотите, срезал петельки человеческой маски с лица ходячего трупа. Я продолжил:

– Парень давно уже прогнил и умер. В каком-то смысле тот был самым настоящим философским зомби. Внутри него не было никого, кто мог на самом деле что-то испытывать. Игра в жизнь, так сказать, ради пожирания другой жизни и размножения. Такие даже не думают в привычном смысле этого слова. Решения принимаются автоматически, исходя из подтекстов и стимулов. Сама можешь увидеть, что его настоящее тело было спрятано под некой ширмой, чтобы казаться тебе обычным человеком. Созданием божьим, скажем так, если верующая. Вот у него вместо глаз пики какие-то торчат, они наводят гипноз обычно. В распахнутом рту не зубы, а реально ряды когтей каких-то, голова эта непропорционально большая, на каких-то тросиках и палочках держится. Сама же видишь. Это существо совсем другого порядка было. Ну и сдохло. Ты не подумай, я не убил его и не построил всё так, что это только он такой монстр. Я ещё хуже, просто слежу здесь за порядком, понимаешь?

Наши взгляды пересеклись. Она поёжилась, как от холода, хотя в квартире было тепло.

– Так ты правда тот, кто канал ведёт про город?

– Нет, конечно, это я пошутил. Того дядьку видел пару раз. Да и сама увидишь. Городок маленький.

Она кивнула.

– Что дальше будем делать? С этим, например? – Она указала подбородком на тело монстра, – И со мной что?

– С этим всё просто, – сказал я, – сейчас мы эту бывшую падаль сделаем как бы големом, будет тебе симулякр человека. Будешь жить в Ветрополисе, как и собиралась, если останется такое желание. Или поедешь дальше. Этот на всякий случай будет тебя слушаться, ходить на работу и всё остальное делать, но уже без всяких поганых проявлений. Кукла человека, скажем так. А через некоторое время поедет куда-нибудь, скажем, в путешествие, и там навсегда потеряется, и сдохнет, чтобы и тела не осталось. Родные у него, если есть, будут горевать, но поздно, один хрен. Судя по внешнему виду, тот самый парень, по которому горевать можно было бы, сдох лет пять назад. Дальше труп ходил и неизвестно, скольких обратил в таких же.

Я смотрел на её лицо пристально. Что-то вызывало во мне те самые искренние чувства, что свойственны каждому, кому не повезло впечатлиться другим человеком, и испытал некое романтическое влечение. После пожирания гнили, спустя какое-то время всегда приходила какая-то человеческая тоска по несбыточной любви, и печаль. Хотелось тепла. Но я не собирался уподобляться смертным и вновь бросаться в объятия мозговой химии, что по ошибке принимается за нечто высокое. Каждый тёмный, кто поддаётся эмоциям и чувствам, рискует быстро утратить своё могущество. Дети тьмы не созданы для любви, всё человеческое в них порождает некий надлом. И во мне он был. Ещё бы ему не быть. А значит, находиться рядом с красновлаской просто опасно. И надо разорвать контакт. Пока не стало поздно, и пока я её не полюбил.

– В общем, я скоро уйду, – продолжил я, выныривая из раздумий, – ты вольна поступать, как считаешь нужным. Только не вздумай кому-то обо всём этом рассказывать. Во-первых, тебе не поверят. Во-вторых, ты меня подставишь. Я, конечно, мог бы залезть тебе в голову и подтереть там всё то, что не стоит так оставлять. Но не стану. Окей?

– Да, окей, – сказала она, вставая, – я пойду тогда, прогуляюсь. Можно?

– Конечно, – ответил я тоже постепенно поднимаясь, – у тебя дверь изнутри без ключа открывается?

– Угу.

Глава 1

Часть 1