Тайны Парижа

– Сударыня, – сказал голос, по которому она узнала одного из своих слуг.

Она обернулась. Иосиф, ее лакей, догонял ее.

– Я так и думал, что найду вас здесь, – сказал лакей.

– Что тебе надо, Иосиф?

– Барыня, вас спрашивают.

– Меня спрашивают? – спросила, вздрогнув, молодая женщина.

– Да, особа, которая желает вас видеть, ждет в отеле, в гостиной.

– Кто такая эта особа?

– Дама.

– Как она выглядит? молодая?.. старая?..

– Не знаю, лицо ее закрыто вуалью… У Фульмен явилось предчувствие.

– И эта женщина желает видеть меня?

– Она так настойчиво просила, что я провел ее в гостиную.

– Вы поступили опрометчиво, Иосиф, – строго заметила Фульмен. – После полуночи я не принимаю визитеров.

Танцовщица поспешно вернулась домой и вошла в отель. Закрытая карета, без гербов, запряженная в одну лошадь, дожидалась у подъезда маленького отеля на улице Марбеф. Фульмен вошла в первый этаж, где находилась приемная, и увидала женщину, сидевшую в глубоком кресле у камина. Увидев Фульмен, женщина, закутанная в большой плащ, встала и откинула вуаль, закрывавший ей лицо.

– Я так и думала, что это вы, сударыня, – заметила Фульмен.

Дама в черной перчатке – это была она – поклонилась и сказала, насмешливо улыбнувшись:

– В самом деле! Вы ожидали моего визита, мадемуазель?

– Вашего визита – нет, но когда мне сказали, что какая-то дама в вуале приехала ко мне… я подумала…

И Фульмен, помнившая, что она хозяйка и притом принимает у себя маркизу Гонтран де Ласи, предложила стул своей посетительнице, продолжая стоять перед ней.

– Позвольте мне узнать, сударыня, – сказала она, – какому счастливому событию я могу приписать честь принять вас у себя?

– Без комплиментов, мадемуазель.

– Пусть будет по-вашему! – согласилась Фульмен.

– Мадемуазель, – продолжала мстительница, – мой визит не должен удивлять вас.

– Это… смотря по обстоятельствам.

– Мы уже много раз встречались и, мне кажется, всегда враждебно.

– Возможно…

– Вы любите Армана.

– А вы его ненавидите.

– Может быть… Вы старались всячески заставить его забыть меня.

– Это мое право и долг.

– Допустим, но прежде чем объяснить вам причину моего присутствия здесь, позвольте мне вкратце напомнить вам то, что было.

– Я слушаю вас.

– Помните нашу первую встречу?

– В Нормандии.

– Да, в замке де Рювиньи, у постели умирающего капитана Лемблена.

– Помню.

– Вы, вероятно, также помните, что я тогда указала вам на Армана и сказала: «Если вы любите этого молодого человека, сударыня, если вы действительно любите его, увезите его подальше отсюда и устройте так, чтобы он никогда не попадался на моем пути». Я сказала вам это, не правда ли?

– Да.

– Но, – продолжала Дама в черной перчатке, – Арман преследует меня повсюду, везде он встречается на моей дороге.

– Увы! – вздохнула Фульмен.

– Вы знаете, что произошло в Бадене, и как, для того чтобы спасти ему жизнь, которая тогда была в моих руках и которую я мановением руки могла уничтожить, вы принуждены были дать мне клятву некоторое время служить моему личному делу. Разве я не сказала вам тогда: «Я хочу быть в последний раз милосердной. Если Арман перестанет преследовать меня в Париже, если, вернувшись туда, я смогу оттолкнуть его от себя презрением, то моя месть не будет более тяготеть над ним».

– Да, вы говорили это.

– Ну и что же? Разве моя вина, если роковая любовь, которую ко мне питает этот молодой безумец, вечно толкает его на мой путь? – спросила молодая женщина, звонко рассмеявшись. – Разве моя вина, если судьба захотела, чтобы человек, убивший моего мужа, имел только одно уязвимое место – своего сына?

Фульмен почувствовала, что дрожь пробежала у нее по телу и кровь застыла в ее жилах.

– Нет, – продолжала Дама в черной перчатке, – нельзя спорить против очевидности: судьба хочет, чтобы Арман погиб.

Фульмен выпрямилась, надменная, грозная, как львица пустыни.

– Но ведь я здесь! – вскричала она. – И не связана с вами более клятвой.

– Я это знаю, знаю даже и то, что вы приготовились к борьбе. Я знаю, что вы пытались избавить от моей мести г-на де Флар-Монгори и его детей, чтобы иметь в своих руках заложников и купить таким образом пощаду и свободу тому, кого вы любите.

– Вы правы, – согласилась Фульмен.

– Но вы потерпели неудачу и, несмотря на вашу любовь к нему, проницательность и самоотверженность лорда…

Фульмен вздрогнула.

– Вам и это известно! – воскликнула она.

– Мне известно также, – продолжала мстительница, – что вы употребили последнее усилие, чтобы спасти Армана.

– Вот как! – воскликнула танцовщица, торжествующе улыбаясь. – Вы полагаете?

– Вчера вечером Армана похитили и увезли неизвестно куда… Он находится под охраной лорда Г. Лорд Г. скорее застрелит его, нежели позволит ему выйти.

– Вы не ошиблись, – пробормотала Фульмен, немного удивленная тем, что Дама в черной перчатке знает все эти подробности.

– Но все ваши предосторожности смешны, – сказала последняя, иронически улыбаясь.

– Вы полагаете?

– Они напоминают труд ребенка, строящего замок из карт. Достаточно малейшего дуновения ветра, чтобы все развалилось прахом.

– Это мы еще увидим! – надменно произнесла Фульмен.

– Я не знаю пока, куда вы увезли Армана, – продолжала мстительница, – но я узнаю это.

– Сомневаюсь.

– Я узнаю это от вас самой.

– Это порядком-таки самонадеянно, – пробормотала Фульмен ироническим тоном.

– Я стараюсь всегда подтверждать свои слова на деле, мадемуазель.

Маркиза холодно взглянула на танцовщицу.

– Слушайте! – сказала она. – Поговорим серьезно: вы любите Армана?

– До безумия.

– Ну, так, если бы вам предложили на выбор: или видеть его умирающим от удара шпаги, но так, как умирает честный человек, или видеть его живым, но опозоренным… Что бы вы выбрали для него?

– В моем выборе вы не можете сомневаться, – гордо сказала Фульмен. – Арман добр, у него рыцарская натура, и ничто не может покрыть его позором.

– Вы ошибаетесь…

– Нет, сударыня, Арман пользуется всеобщим уважением.

– Это правда, но если это уважение сменится когда-нибудь осуждением?

– Это мы еще посмотрим!

– Мадемуазель, – возразила Дама в черной перчатке, – вы забываете, что я могу завтра же отправить полковника Леона, его отца, на эшафот, как убийцу, как вора… и мне кажется, что бесчестие отца ложится пятном и на сына.

Фульмен глухо вскрикнула и растерянно взглянула на мстительницу.

– Теперь скажите мне, – насмешливо спросила Дама в черной перчатке, – куда вы его спрятали?

Холодный пот выступил на лбу у Фульмен, и сердце ее замерло.

XLVI

Арман провел всю ночь и весь день в заключении, куда предательски завлек его Мориц Стефан; он спрашивал себя, уж не сделался ли он игрушкою бесконечно длящегося кошмара. Прошел день, потом наступила ночь, а освободитель все еще не являлся. Лорд Г. не показывался. Мориц Стефан, имя которого Арман неоднократно повторял, оставался невидимкой.

Только трое лакеев, которым было поручено стеречь и в то же время служить ему, входили каждый раз, когда он дергал за шнурок сонетки. И только.

Философ скоро привык бы к такому приятному плену, которому подвергся наш герой. Помещение его, хотя и небольшое, было роскошно и кокетливо обставлено; ему прислуживали несколько лакеев, в его распоряжении были пианино, книги, альбомы. Ему подавали тонкий завтрак и обед с прекрасным замороженным шампанским. Окна, правда, с решетками, выходили в большой сад, и он мог любоваться зеленой лужайкой, высокими деревьями и уголком голубого неба. Весь день стояла дивная погода. Но могло ли все это удовлетворить влюбленного, каким был Арман, всю ночь и весь день повторявшего себе, что любимая им женщина будет напрасно ждать его?

Сначала сын полковника принял все это за шутку, потом за мистификацию. Затем он сказал себе: невозможно, чтобы та и другая так долго продолжались. Но Арман заблуждался. В полночь камердинер пришел спросить его, не желает ли он лечь спать. Арман рассердился и заявил, что он хочет видеть лорда Г.

– Я не знаю, вернулся ли барин, – сказал на это лакей.

– Пойдите узнайте.

Лакей вышел, но через несколько минут вернулся.

– Милорд сейчас придет, – доложил он.

Действительно, минуты две спустя вошел лорд Г. Англичанин был по-прежнему спокоен, флегматичен, чуть-чуть улыбался, и суровое лицо его внушало к нему уважение.

– Вы желали видеть меня сударь? – спросил он.

– Да, милорд.

– Я слушаю вас, сударь.

– Я хотел бы знать, – сказал Арман, – что если это шутка…

– Я уже говорил вам, милостивый государь, что я никогда не шучу…

– Допустим, но я желал бы знать, что если это мистификация…

– Остановимся на этом слове, – холодно заметил покровитель Фульмен.

– Если это мистификация, – продолжал Арман, – то долго ли она еще продолжится…

– Не знаю.

– Как! Вы не знаете?

– Нет.

– Но кто же в таком случае знает?

– Сударь, – сказал лорд Г., – ваше заключение зависит не от меня.

– Ну, так от Фульмен? – с иронией спросил Арман.

– Нисколько.

– От кого же тогда?

– От обстоятельств. Арман пожал плечами.

– Сударь, – сказал лорд Г., – я не могу определить, сколько времени вы пробудете здесь, но уверяю вас, что вы не выйдете отсюда, пока известная вам особа…

– Дама в черной перчатке, быть может?

– Быть может.

– Ну и что же?

– Как только она навсегда покинет Париж, вам вернут свободу.

– Вы смеетесь, сударь? – вскричал Арман.

– Клянусь честью, то, что я говорю, совершенно серьезно, дорогой мой.

Арман задрожал от гнева.

– Милорд, – сказал он, – вы никогда не смотрели мне прямо в лицо?

– Напротив.

– Вы не читали в моих глазах?

– Да, я прочитал в них принятое вами решение убить меня, – флегматично заметил англичанин.

– А! отлично!..

– И я убежден, что как только позволят обстоятельства, вы предложите мне драться насмерть, не так ли?

– О, будьте покойны, милорд, – ответил Арман, – обстоятельства никогда не помешают честному человеку отомстить за нанесенное ему оскорбление.

Лорд Г. промолчал.

– Сударь, – продолжал Арман, – знайте, что в тот день, когда я выйду отсюда, мне понадобится ваша жизнь.

– Я это знаю.

Лорд Г. поклонился и уже собрался выйти, когда послышался стук кареты. Англичанин вздрогнул.

– Кто это может приехать в этот час – прошептал он.

– Разумеется, приехали освободить меня, – сказал сын полковника.

– Я не думаю этого.

– Почем знать? – проговорил молодой человек, задрожав от вспыхнувшей в нем надежды.

Раздался стук кареты, катившейся по песку сада, затем на лестнице раздались шаги, дверь отворилась, и вошла женщина. Это была Фульмен. При ее появлении у лорда Г. вырвался крик удивления, а на губах Армана мелькнула ироническая улыбка.

– Вы явились, сударыня, убедиться, что ваш пленник не убежал, не так ли? – спросил Арман.

Горько улыбнувшись, Фульмен посмотрела на него глазами, полными печали.

– Бедный Арман, – прошептала она, – вы являетесь. для меня живым доказательством могущества судьбы…

– И, – прибавил с иронией молодой человек, – упорства женщины, упрямо добивающейся любви человека, который не любит ее.

Фульмен вздохнула, но ее взгляд не выразил ни малейшего гнева и голос не дрогнул.

– Арман, – сказала она, – вы не правы, оскорбляя меня так, потому что моя любовь к вам бескорыстна…

– До такой степени, что вы скрыли меня от света для себя одной.

– Вы ошибаетесь, Арман…

– Вы осмелились в Париже, в наш век, при помощи двух преданных вам негодяев…

Арман не кончил. Негодующим жестом Фульмен заставила его замолчать.

– Сударь, – сказала она ему с величием королевы, – пока вы оскорбляли меня, я молчала, но теперь вы оскорбляете моих друзей… и ваших…

– Моих! Вот как!

– Арман, дорогой Арман, – проговорила Фульмен, гнев которой утих, – настанет час, быть может, скоро, – увы! – когда вы почувствуете горькое, вечное сожаление, что решились сказать это.

– Ах, сударыня…

– Молчите! – остановила Фульмен Армана. – Чего вы хотите?

– Уйти отсюда сейчас, сию же минуту.

– Хорошо, вы можете идти, Арман, – ответила Фульмен.

Он вскрикнул от радости и удивления, а Фульмен продолжала: – Уходите, Арман, вы свободны…

– Я свободен, – проговорил сын полковника, – свободен?

– Да.

Фульмен протянула ему письмо, которое он порывисто схватил, потому что по формату, по цвету конверта и по почерку он узнал, от кого оно. Он сломал печать и начал читать.

«Мой друг.

Теперь полночь. Когда вы получите это письмо через Фульмен, будет около часа. Но не беда! Приезжайте, приезжайте тотчас же на площадь Бово, я вас жду…

Та, которую вы любите…»

Письмо было без подписи, но почерк был слишком знаком Арману, и бедный безумец в увлечении покрыл письмо поцелуями.

– Мой друг, – сказала тогда Фульмен, – поезжайте, но когда вас постигнет несчастье, когда вы осознаете свои ошибки…

– О, пожалуйста, сударыня, – проговорил он с нетерпением, – предоставьте их мне, эти ошибки, о которых вы говорите…

Фульмен замолчала, но слеза скатилась у нее по щеке.

– Бедный Арман, – прошептала она. – Наконец-то!.. Неблагодарный, какими бывают все влюбленные с нелюбимой женщиной, которая их любит, Арман не заметил ни слезы, скатившейся по щеке Фульмен, ни дрожащего голоса, каким она произнесла последние слова. Он сделал шаг по направлению к лорду Г. и холодно взглянул на него.

– Милорд, – спросил он, – помните ли вы, что я сказал вам час назад?

– Не совсем.

– Я имел честь сказать вам до прихода сюда Фульмен, что в тот день, когда я буду свободен…

– А! Вспомнил…

– Вы поплатитесь своей жизнью.

– Совершенно верно.

– Итак, я надеюсь, сударь, что завтра утром вы будете к моим услугам.

– Согласен.

– В восемь часов, в Булонском лесу, – сказал Арман.

– В восемь часов, хорошо.

– Мы деремся на шпагах.

– Как вам угодно.

В спор вмешалась Фульмен.

– Арман, – сказала она, – лорд Г. известен всем как человек благородный. Он не раз дрался на дуэлях.

– Я это знаю, сударыня.

– И никогда не отказывался от поединка.

– Надеюсь.

– Но завтра драться с вами он не будет.

– Вот как! В самом деле?

– Он не будет драться, повторяю вам.

– Почему?

– Потому, что я запрещаю ему это.

– Хорошо, я не буду драться, – сказал англичанин.

– Сударыня, – гневно вскричал Арман, – милорд оскорбил меня!..

– Нисколько. Все, что делал милорд, было сделано по моему приказанию.

– Не все ли равно!

– Уезжайте, – проговорила Фульмен, – и если через неделю вы не явитесь сюда извиниться перед лордом Г., то он будет драться с вами; а теперь уезжайте, Арман, – прибавила Фульмен разбитым голосом. – Уезжайте, дитя мое, судьба наложила свою печать на ваше чело.

Эти слова тронули молодого человека и произвели на него странное впечатление.

– Что вы хотите сказать? – спросил он.

– Ничего… уезжайте… меня связывает клятва… уезжайте! – повторила она растерянно.

Она нетерпеливо позвонила. Вошел лакей.

– Проводите господина Армана, – приказала она. – Карета ждет у подъезда. Она отвезет его и приедет за мною.

Фульмен простилась с Арманом движением руки, и этот жест был так повелителен, что сын полковника молча опустил голову и направился к двери.

Но, дойдя до порога, он обернулся и взглянул на лорда Г.

– Мы еще увидимся, милорд, – сказал он и вышел. Тогда Фульмен упала в объятия англичанина и залилась слезами.

– Но что же такое случилось? – спросил лорд Г.

– Ах, эта женщина сильнее нас, и мы вечно будем побеждены, – ответила Фульмен.

И с рыданиями она проговорила:

– Единственно, чего я могла добиться от нее, – это, что он не умрет.

XLVII

Пока Фульмен заливалась слезами, Арман, опьяненный радостью, выскочил из дому, где он был заключен в течение целых суток. Однако, несмотря на поспешность, с которой он стремился к Даме в черной перчатке, Арман не мог побороть в себе чувства любопытства, впрочем, вполне естественного.

– Где я? – спросил он себя. – Куда меня привезли? Молодой человек оглянулся и увидал сад с высокими деревьями и решетчатые окна домика, где он провел прошлую ночь. Высокие стены окружали сад; павильон был выстроен как раз посреди него.

«Можно вообразить, что находишься за сто лье от Парижа», – подумал сын полковника.

Карета Фульмен стояла у дверей павильона. Арман сел в нее.

– Куда прикажете ехать? – спросил кучер.

– На площадь Бово, – ответил молодой человек.

Он высунул голову в окно, чтобы рассмотреть, по какой дороге его повезут.

Карета поехала вдоль липовой аллеи, в конце которой находилась открытая решетка сада. Когда она миновала эту решетку, Арман очутился в пустынном месте.

– Где мы находимся? – спросил он у кучера.

– На улице Говорящего Источника, – ответил кучер. Арман не мог удержаться от выражения удивления, но свежий воздух, дувший ему в лицо, успокоил его, и он начал размышлять.

– Зачем Фульмен и лорд Г. принимали такие предосторожности, чтобы скрыть меня от всех, если они так скоро вернули мне свободу?

Задав себе этот вопрос, свидетельствующий о логичности его мыслей, молодой человек прибавил:

– Я должен признаться, что моя жизнь в продолжение последних шести месяцев так полна необычайных происшествий, что иногда мне кажется, что я грежу. Но среди всех этих странностей есть одна непонятная для меня вещь: Фульмен любит меня, а я люблю маркизу де Ласи, и эти две женщины, которые, по-видимому, ненавидят друг друга, встречаются и имеют какие-то общие дела.

Арман тщетно ломал голову, стараясь понять таинственный союз двух женщин, которые, как казалось с первого взгляда, были на ножах. Рассуждая так, он приехал на площадь Бово. Дама в черной перчатке ожидала его. Она была одна, серьезная и печальная.

– Друг мой, – сказала она, протягивая ему руку, – я знаю, откуда вы приехали.

– Вы знаете?

– И знаю, отчего вас увезли и держали целые сутки взаперти.

– О, будьте покойны, – пробормотал Арман, становясь перед нею на колени, – лорд Г. и Мориц Стефан ответят мне за это.

– Вы ошибаетесь…

– Нет, они должны драться со мною.

– Они не будут драться.

– Почему?

– Потому что я этого не хочу. Друг мой, – продолжала она, – разве я не говорила вам, что моя жизнь полна тайн и что делить ее со мною значит жить постоянно в потемках? Все, что случилось, должно было случиться.

– Но… однако…

– Арман, – холодно сказала Дама в черной перчатке, – если я писала, что жду вас, это значит, что вы нужны мне.

– Приказывайте, сударыня.

– Я хочу спросить вас об одной вещи, которая может показаться вам странной, непонятной.

– Я слушаю.

– Вы снова сядете в карету, которая привезла вас.

– Неужели я должен сейчас уехать?

– Да.

– Хорошо, а дальше?

– Карета отвезет вас на улицу Тревиз, в тайный игорный дом.

Арман не мог удержаться от удивления при этих словах. Дама в черной перчатке продолжала:

– Там вы застанете человек двадцать мужчин и женщин, окружающих стол, за которым играют в ландскнехт. Мужчины все хорошего общества, а женщины сомнительного. Среди мужчин вы увидите майора Арлева.

– Его! – проговорил Арман.

– Он будет там исключительно ради вас. Удивление молодого человека выразилось в глазах, которые он поднял на Даму в черной перчатке.

– Вот визитная карточка, – продолжала она, – вы дадите ее лакею, который откроет вам дверь.

Арман взял карточку и прочитал:

«Госпожа де Шарни ожидает г-на Армана Леона… 184…»

– Как видите, вы приглашены, – прибавила маркиза.

– Но… я не знаю… этой дамы…

– Она знает майора, и это он устроил вам приглашение.

– Хорошо, я поеду туда, хотя теперь уже третий час ночи.

– Там играют всю ночь.

– Однако я не думаю, чтобы вы желали отправить меня в этот дом специально для игры.

– Конечно, нет.

– Так с какою же целью?

– Вы встретите там итальянца, маркиза де Санта-Крос. Это человек лет сорока, со смуглым лицом, с осанкой отставного военного.

– И я должен вызвать его на дуэль? – спросил Арман.

– Нет, – ответила Дама в черной перчатке, – вы только спросите его после того, как поиграете вместе с ним около часа: «Не знаете ли вы, маркиз, неаполитанского дворянина графа де Пульцинеллу?»

– А что он мне ответит? – спросил Арман.

– Не знаю, но, по всей вероятности, когда вы будете выходить из игорного дома, то у вас будет назначено с ним свидание на другой день.

Арман встал.

– Поезжайте, друг мой, – сказала Дама в черной перчатке с загадочной улыбкой, которая, вероятно, испугала бы Фульмен, – поезжайте, развязка нашей комедии приближается.

– Она похожа на роман, – пробормотал сын полковника.

Он поцеловал руку молодой женщины.

– А скоро я увижу вас? – спросил он покорно.

– После дуэли, не раньше, – ответила она.

– Хорошо, – сказал Арман и прибавил с улыбкой: – Так я постараюсь убить маркиза пораньше утром.

В ту минуту, когда он уходил, Дама в черной перчатке подала ему бумажник.

– В этом игорном доме игра идет крупная, – сказала она. – У вас с собою, наверное, денег немного. Возьмите этот бумажник; вы возвратите мне его завтра утром.

Арман, без сомнения, подумал, что в бумажнике находится всего две или три тысячи франков, и согласился взять его.

– Прощайте, – сказал он.

– До свидания, хотели вы сказать, – поправила его, улыбаясь, Дама в черной перчатке. – Я жду вас завтра.

И она простилась с ним движением руки. Арман покорно отправился на улицу Тревиз, и, несмотря на поздний час, дверь игорного дома тотчас же распахнулась перед ним. Привратник, который еще не ложился спать, увидев визитную карточку госпожи де Шарни, низко поклонился Арману и, с лампою в руке, проводил его до дверей квартиры. Лакей в черном фраке провел его в залу, где в это время находилось двенадцать или пятнадцать гостей, сидевших вокруг зеленого стола. Об Армане доложили вполголоса. Граф Арлев, находившийся среди игроков, встал, взял Армана под руку и представил его даме полусвета, называвшей себя громким именем госпожи де Шарни.

Арман поклонился и сел рядом с майором Арлевым. Последний очутился от него по левую руку. Арман повернулся к своему соседу с правой стороны и увидел человека лет сорока, со смуглым лицом и черными курчавыми волосами; он вполне подходил под описание, сделанное Дамой в черной перчатке. В руках у него была колода карт, а перед ним лежало сто луидоров.

– Ва-банк! – сказал Арман. Банкомет открыл карты и проиграл.

– Санта-Крос не везет сегодня, – заметил кто-то.

– Я еще не проиграл трех раз подряд, – проговорил, улыбаясь, маркиз. – Счастье вернется ко мне, не сомневайтесь в этом. Я неаполитанец и верю в свою судьбу.

– Милостивейший государь, – спросил Арман, наклонившись к нему, – вы сказали, что вы неаполитанец?

– Да, сударь.

– Не знаете ли вы одного из ваших соотечественников, графа де Пульцинеллу?

Это имя произвело на маркиза действие электрического тока; он страшно побледнел и, в свою очередь, нагнувшись к Арману, сказал:

– А знаете ли вы, сударь, что за такие вопросы платят жизнью? Я буду иметь честь ответить вам после того, как выйду отсюда.

И маркиз снова начал метать.

XLVIII

Игра продолжалась. Майор Арлев, всецело погруженный в игру, казалось, совершенно не заметил, как итальянец и Арман обменялись шепотом несколькими словами, а также мертвенной бледности, разлившейся по лицу неаполитанца. Последний был все время в выигрыше; однако наступил момент, когда он проиграл и принужден был передать банк своему соседу. Молодой человек, не перестававший думать о любимой женщине, ради которой он затеял ужасную ссору, положил тысячефранковый билет перед собой.

– Держу, – сказал игрок. Арман повернул карту и выиграл.

– Ва-банк! – сказал, в свою очередь, неаполитанец. Арман снова выиграл.

В течение пяти минут сын полковника выиграл тридцать тысяч франков. Опытные старые игроки называют такой выигрыш человека, впервые ставшего за игорный стол, «приманкой».

Как бы ни был влюблен и озабочен человек, он в конце концов поддается опьянению, которое вызывает огромный выигрыш. Арман в течение часа играл с необычайным счастьем. Груды золота и бумажек, лежавших прежде перед неаполитанцем, перешли теперь к молодому человеку, глаза его горели: несколько капель пота выступило на лбу; он весь ушел в игру и, если не вполне забыл о своей любви, зато уже окончательно забыл о том, что привело его на улицу Тревиз.