
Полная версия:
Любовь включает звук
Андрей Иванович лично вызвал полицию и старался успокоить гостей, которые, к счастью для меня и к сожалению для родителей Кирилла, прекрасно понимали лживость всех прозвучавших обвинений.
Праздник был испорчен. Иностранцы удалились в самом начале скандала, и сейчас я понимаю причины их поступка с благодарностью за помощь четыре года спустя, когда после развода скитался по Европе.
Заявление с просьбой разрешить уйти в академический отпуск я написал в понедельник, проводив родителей в аэропорт с обещанием вернуться домой навсегда.
Мои родители – самые всепрощающие люди на всем белом свете. Ни слова упрека. Только повторяли по очереди перед посадкой:
– Мы верим в тебя, сынок, мы в тебя верим…
Андрей Иванович настаивал на визите к ним домой с целью принести мне извинения:
– Этот паршивец, Женя, на коленях будет прощения просить, я тебе обещаю.
– Спасибо вам за всë, Андрей Иванович, я возвращаюсь домой. Климат Северной столицы оказался вреден для меня точно так же, как и поступок Кирилла. Я его боюсь, Андрей Иванович, и хочу уехать от вашего сына подальше. Спасибо вам огромное за желание мне помочь! От чистого сердца спасибо за доброту и поддержку! – честно признался я, проявляя уважение к хорошему человеку.
Женя поднял руку, подзывая официанта:
– Мне американо, пожалуйста, только горячий!
Посмотрел на меня вопросительно, и я ответила:
– Я буду латте и венские вафли.
– Ой, и я тоже буду вафли. А у вас есть мед? Я с медом люблю…
Потом посмотрел на меня, пояснил:
– Самое вкусное лакомство на свете для меня – ломтик бородинского с маслом и медом…
Я улыбнулась словам про любовь к меду, потому что сама считала мед любимым средством от всех болезней и одиночества.
– Тебе очень идет улыбка, Лиен. Без улыбки ты выглядишь не просто серьезной, а даже строгой! – Женя выдержал паузу и спросил: – Я ответил на твой вопрос про причины ухода из Репинки?
– Ответил. И еще я почти уверена, что ты ответил и на свой вопрос про трусость. Только по-настоящему смелый человек может совершить похожий на твой поступок, остаться в профессии, состояться в ней и любить дело всей своей жизни. Вы вызываете у меня уважение, Евгений Ильич.
– Ты откудова такая уважительная взялась, Лиен Алексеева? – шутливо поинтересовался у меня мужчина, который еще два часа назад был для меня совершенно чужим человеком.
– Из самолета… – улыбнулась я и вопросительно посмотрела на Женю.
– Что? – удивился он.
– Дальше рассказывай, мне интересно, что было дальше, – попросила я.
– Книжку, что ли, собралась про меня писать?
– Нет! Готова уговорить выбрать для второй выставки нашу пекинскую галерею и еще мечтаю стать куратором проекта, – честно ответила я и вдруг отчетливо поняла, даже прочувствовала, что с сегодняшнего дня сидящий напротив человек согласится для меня даже звезду с неба достать. И еще я немного самонадеянно решила, что у внука дедушки Нхата может быть отчество Евгеньевич.
– Да дальше особо ничего интересного не было, – проигнорировал мои слова про выставку Женя.
– А женитьба?
– Ой, ну что женитьба? Папа скоропостижно скончался, мама давила на жалость. Мол, отец внуков не дождался и она не дождется… На горизонте появилась Леночка, между прочим, хирург. Но это больше недостаток в ее случае, чем достоинство.
– Почему? – не поняла я.
– Да потому, что ей нравилось удалять зубы, представляешь? Жаль, что я узнал об этом после свадьбы, месяца через два. Она как-то за ужином рассказала про пациента – здоровенного культуриста, который до ужаса боялся удалять зуб: «Там делов-то было на пару минут всего, но мне было любопытно, долго он продержится или нет. Так представь, хотел сбежать! Прям просил отпустить и обещал на следующий день прийти. Ну я ему укольчик с лидокаином и засадила…».
Побаивался я ее слегка. Честно! Я, как тот культурист, всë храбрости набирался, чтобы попросить отпустить меня. И боялся, что она мне во сне укольчик засадит. Леночка меня удивляла безмерно каждый раз своей какой-то примитивностью мышления и полным отсутствием элементарной культуры. Меня доканывала просто ее неряшливость, и я как-то не выдержал и выступил:
– Лен, каждый раз, когда я дома вижу шелуху от семечек на полу, не могу поверить, что ты дочь интеллигентных людей, имеющий высшее образование стоматолог, который умеет играть на фортепиано и свободно читает Агату Кристи на языке оригинала. Тебе самой не противен мусор на полу гостиной? У нас в детдоме и то чище было, чем здесь.
– Женечка, а ты у нас что, детдомовский, что ли? Почему я узнаю об этом сейчас и то случайно? – возмутилась жена.
– Ну мы не особо с мамой афишируем эту страницу моей биографии. Меня маленьким усыновили… – объяснил я, понимая, что совершил ошибку.
С тех пор Лена не переставая безобидно подкалывала меня детдомовским прошлым до одного дня, когда нарушила все возможные правила поведения в обществе.
Нас пригласили в Переделкино на праздник, организованный в честь окончания моей работы над портретом жены хозяина дома. Я говорил уже, что люблю бородинский хлеб. Естественно, принимающие у себя дома люди, стараясь позаботиться о вкусовых пристрастиях всех без исключения гостей, включая меня, поставили рядом тарелку с любимым хлебом. И я ел с удовольствием и со словами благодарности до того самого момента, пока Леночка не сделала мне громко замечание:
– Женя, на хлеб перестань налегать, ты не в детдомовской столовой!
В комнате смолкли все разговоры, людям было неловко смотреть в глаза друг другу и уж тем более на меня. Я встал из-за стола, вышел в прихожую, надел куртку и покинул дом, не прощаясь. Уехал к другу и вернулся домой только через шесть дней за вещами.
– Ты поставил меня в неловкое положение, Женя, бросил одну среди чужих людей, ушел, пропадал непонятно где, а сейчас вернулся и даже не извиняешься, – возмутилась жена.
– Лена, я ушел навсегда, вернулся, чтобы взять только одежду и альбом с детскими фотографиями. Где он, кстати, я не могу его найти?
– Сейчас уже, наверное, на свалке. Я выбросила его в мусоропровод, чтобы наказать тебя за плохое поведение.
– Как ты могла? Это же детдомовский альбом, Лена, ну кто ты после этого, а?
– Твоя законная жена, – ответила Лена точно с такой же интонацией, с которой рассказывала мне про удаление зуба у культуриста.
Я плакал, когда шел по улице к такси, альбом было жалко.
– А ты не спрашивал своих друзей, у них альбомы не сохранились? Можно же сделать копии фотографий! – предложила я и вытерла свои слезы от обиды за уничтоженные детские воспоминания.
– Думал об этом, и мне приятно, что ты предложила восстановить альбом. Надо будет заняться на днях. Послезавтра я буду в Астрахани, у мамы в субботу день рождения. Не хочешь составить компанию? Я бы тебя с мамой познакомил. Или ты в Пекин завтра улетаешь?
– Завтра я улетаю в Астрахань… – ответила я, и мы расхохотались.
Наблюдавший за нами официант подошел к нашему столу:
– Что-то еще желаете?
Я кивнула и спросила:
– У вас есть бородинский хлеб?
– Конечно, есть.
– Тогда, будьте добры, пожалуйста, нам бородинский хлеб, сливочное масло, мед, мне еще латте, а тебе что? – я повернулась к Жене, увидела его выражение лица и пояснила: – Это мое любимое лекарство от всех болезней и одиночества.
– Мне еще один горячий американо, пожалуйста, – попросил Женя, дождался, когда мы остались одни, и с серьезным выражением лица сказал, четко проговаривая каждое слово: – Я почти уверен, что ты больше не одинока, Лиен. И еще абсолютно уверен, что сам я тоже больше не одинок.
– Может быть, ты еще абсолютно уверен в том, что готов организовать персональную выставку в нашей галерее?
– Даже не знаюююю… а что мне за это будет?
Я рассмеялась:
– Даже не знаююю… может, еще раз пойду с тобой на экскурсию в девятнадцатый зал Третьяковской галереи.
Женя, в отличие от меня, не смеялся, оставаясь серьезным:
– Может, ты расскажешь мне, почему сама не замужем?
– Может быть, теперь, когда ты почти уверен, что я больше не одинока, мы не станем обсуждать мое прошлое?
– У меня нет желания обсуждать, Лиен, я прошу рассказать мне, почему ты не замужем.
Не зная, с чего начать рассказ, я молчала. Женя медленно сделал бутерброд, осторожно положил на мою тарелку и напомнил, принимаясь за следующий:
– Для нашей встречи я весь день сегодня освободил, кафе работает до одиннадцати, времени полно…
– Не знаю, с чего начать, – призналась я, смущаясь.
– Начни с детства, – посоветовал мне Женя и улыбнулся с нежностью, подбадривая.
Я вздохнула глубоко, положила руки на стол ладонями вниз и начала свой рассказ:
– Дедушка Нхат, мамин папа, подарил мне в честь рождения вьетнамскую шляпу Нон ла. Шляпа украшала стену рядом с моей кроватью, и я разговаривала со шляпой вместо живущего в деревне Бау Чык дедушки-гончара…
Женя слушал очень внимательно, откинувшись на спинку стула и разглядывая мое лицо. Я рассказала про знакомство родителей и про «сивесту». Про волшебный улов прадедушки Винь и про его розу – прабабушку Хонг. Про рождение дедушки Нхата и про подаренную ему жемчужину. Когда я стала рассказывать про поступление в художественное училище в Санкт-Петербурге, Женя меня остановил:
– Подожди, а почему это ты решила сбежать из родительского дома, не закончив школу?
– Я не сбегала…
– Лиен, давай договоримся! Когда ты не можешь сказать правду, скажи честно, что не можешь. Не надо врать. Это в большей степени унижает тебя, а не того, кому ты врешь…
– Согласна, прошу прощения… Я сбегала не из родительского дома, а из города, который не могла уже делить с другим человеком…
– Несчастная любовь? – услышала я вопрос.
– Это была не любовь, а происшествие, последствия которого мешают мне до сих пор доверять людям. За мной ухаживал живущий в нашем районе парень, и однажды я пригласила его домой попить чай с тортом. Омерзительнее сделанного им против моей воли могло стать только его заявление, что я всю жизнь буду платить мужчинам, потому что бесплатно со мной никто никогда не захочет…
– Скотина! – прокомментировал Женя брезгливо.
– Сейчас в Канаде живет. В Instagram статус стоит «счастливый муж и отец двух принцесс».
Женя вдруг резко наклонился через стол в мою сторону и спросил, понизив голос:
– Подожди, так получается, что ты больше ни с кем с тех пор не…
– Господи боже мой! – возмутилась я. – Как, ответь мне, пожалуйста, как способный так тонко чувствовать человеческие души художник может, сложив два и два, получить пять?! Евгений Ильич, ну неужели единственное, что вас интересует, это был у меня секс после школы или нет? Ну вот правда, а?
Женя смутился и даже покраснел, как получивший двойку школьник:
– Я идиот, прости, пожалуйста, меня, придурка…
– Пожалуйста… Конечно, у меня были отношения, но не очень длительные…
– Почему?
– Потому, что я не видела и не чувствовала в своих партнерах мужчину, которому захотела бы дать больше, чем он ожидал или мог попросить… понимаешь?
– Понимаю…
– Не понимаешь, Жень, по лицу вижу, что не понимаешь! – для меня было так важно, чтобы именно этот мужчина понял, что я пытаюсь ему объяснить… и я рассказала ему про свои восхождения на гору Таку и про мамино чувство вины перед Буддой.
– Вот именно так преданно хочу я прожить жизнь рядом с преданным мне мужем, чтобы быть готовой отказаться ради него от важного для меня… И чтобы он мог отказаться ради любви ко мне от важного для себя…
Женя осторожно взял меня за руку и неожиданно сказал:
– Лиен, я готов предоставить осенью свои картины для персональной выставки в вашей пекинской галерее и прошу тебя быть куратором этой выставки.
– Ты серьезно? Не передумаешь? А почему осенью? – поразилась я принятому Женей решению.
– Не передумаю. Даю слово…
– А почему осенью-то?
– Да мне заказы нужно выполнить… – туманно пояснил спрятавший вдруг глаза мужчина.
– Евгений, давайте договоримся! Когда вы не можете сказать правду, скажите честно, что не можете. Не надо врать. Это в большей степени унижает вас, а не того, кому вы врете…
– Да я не вру… просто стесняюсь говорить правду…
– Скажите пожалуйста, а приставать ко мне при детях в самолете ты не стеснялся?
Женя даже не улыбнулся при воспоминании о нашем знакомстве. Молча смотрел на скатерть и хмурился:
– Я не люблю об этом говорить и не выношу, когда об этом говорят другие… Не люблю привлекать внимание… Ты знаешь, что такое паллиативная помощь?
– Знаю, и наша галерея помогает Миюньскому центру паллиативной помощи в пригороде Пекина…
– Ну вот я тоже иногда… Есть одна двенадцатилетняя девочка, продление жизни которой зависит от постоянного присутствия рядом внимательно ухаживающих за ней людей и бесперебойно работающей дорогостоящей техники… и я сейчас буду активно набирать заказы, чтобы иметь возможность перечислить средства на приобретение нового аппарата…
– Ты сколько планируешь перечислить?
Женя назвал сумму и признался:
– Я сознательно не хочу просить в долг и брать кредит, потому что сумма слишком велика, чтобы не объяснять, для чего она мне потребовалась. А я не хочу объяснять, не хочу, чтобы знали, что я… что я…
– Женя, скажи это! Просто назови это правильными словами – что ты помогаешь чужому ребенку выживать, Женя! – не выдержала я и даже повысила голос. – Ведь это правда, Жень! Ты помогаешь!
– Я не хочу становиться героем, Лиен, просто делаю то, что могу…
– А ты понимаешь, что выставка поможет заработать тебе больше, чем выполняя заказы?
Женя покачал головой:
– Уверенности нет. Ты, конечно, можешь намекнуть на то, что выставка «станет пушкой, выстрелит и будет мощный выхлоп». Но лозунги блогеров, даже уважаемых мною, остаются лозунгами блогеров! Я верю в свою способность заработать на заказах и, пусть даже частями, буду перечислять семье девочки деньги. От выставки ждать таких щедрых поступлений я не готов, Лиен, прости.
– Понимаю тебя и очень-очень хочу помочь тебе поверить, как ждут поклонники твоего творчества возможности вживую увидеть работы любимого художника. Ты даже не представляешь количества желающих побывать на твоих мастер-классах в рамках проведения выставки! А ведь можно еще и транслировать для жителей других стран с платным доступом к каналу.
Женя улыбнулся, довольный сказанными мной словами:
– А ты представляешь, как приятно слышать про успех моей выставки от тебя? Только, пожалуйста, не надо меня уговаривать, хорошо? Мне и тебе отказывать неудобно, и людей я подвести не могу.
– Хорошо, не буду уговаривать. Мы пойдем другим путем и назовем его «Путь прадедушки Винь», – предложила я, подняла руки к шее, отодвинула воротник свитера, расстегнув замок, сняла цепочку с кулоном и протянула Жене.
– Что это?
– Жемчужина прадедушки Винь.
– А я подумал по твоему рассказу, что ее продали и на вырученные деньги купили мастерскую… – удивился Женя, разглядывая кулон на моей ладони, – какая тонкая работа.
– Считается, что красота жемчуга живет дольше благодаря теплу человеческого тела. Дедушка Нхат никогда не продавал жемчужину, а только оставил ее в залог и выкупил через четырнадцать месяцев после открытия мастерской. Придумал сам и заказал для кулона оправу вот такой вот необычной формы. Видишь, с одной стороны жемчужина закрыта створкой, а с другой прикасается к телу носящего кулон человека.
Первой хозяйкой кулона стала моя бабушка Хиен. Мама перед поездкой в Советский Союз получила кулон в подарок от родителей. Провожая меня в Китай, мама с папой подарили кулон мне. Иностранцы не имеют права владеть недвижимостью Китая, а системы двойного гражданства в Китае нет. Отказываться от российского паспорта я не хотела. Поэтому у меня была только одна возможность решить жилищный вопрос – оформить долгосрочную аренду. Спустя два года моей жизни в Пекине семейный совет постановил использовать ценную жемчужину при оформлении договора аренды квартиры на двадцать лет. А еще через полтора года кулон вернулся ко мне, не без помощи родни, признаюсь…
Сейчас я передаю кулон для помощи одной незнакомой девочке с уверенностью, что новый аппарат будет у нее через неделю, и тогда ты сможешь начать подготовку к открытию выставки, которое может состояться, скажем, в период официальных мероприятий праздника драконьих лодок Дуаньу в начале июня. За основу для афиши может идеально подойти нарисованная тобой вчера картина с нашими попутчицами и драконом. Как ты считаешь, подойдет?
– Девочку зовут Грета. Она третий ребенок моих немецких друзей из Германии, которые приютили меня в своем доме во время работы в Европе, – сказал Женя.
Помолчал немного и продолжил говорить, с трудом подбирая слова:
– Лиен, всë рассказанное и предложенное тобой впечатляет и… возвращает меня в тот день, когда Кирилл вручил мне кисти с красками баснословной для тех времен стоимости. Сейчас я переживаю прежнее чувство неловкости из-за того, что я никогда не смогу сделать для тебя что-то подобное в ответ. У меня нет семейных реликвий, элитной недвижимости и накоплений. Я отдаю большую часть заработанного нуждающимся в поддержке, довольствуясь малым. Обо мне пишут небылицы в интернете, но я всегда старался опровергать слухи о моих романах, яхтах и виллах, поясняя, что посещаю знаменитые курорты по приглашению состоятельных заказчиков…
Я устала слушать длинную, а главное, никому не нужную из нас двоих речь на тему «Я тебе не подхожу» и остановила Женю:
– Тебе совсем необязательно со мной дружить, поверь. Если я правильно поняла напоминание о поступке Кирилла. Можем при желании оформить документ о финансовых обязательствах двух сторон, где будут прописаны и жемчужина, и выставка, и многое другое, которое для меня сейчас менее важно, чем жизнь Греты. Потому что я верю – людьми нас делают не наши успехи, а единственная по-настоящему ценная способность быть милосердным. Дедушка Нхат каждое свое занятие с учениками начинает словами: «Получая добро, важно и другим отдавать добро!»
Я замолчала в ожидании окончательного решения Жени принять помощь.
Женя взял в руку телефон, набрал номер и поздоровался на вполне приличном немецком с человеком на другом конце Европы:
– Guten Tag, Bruno…
Мои скромные знания немецкого помогли понять слова про добрую frau, про оформление документов и про привет Грете.
Закончив разговор, Женя, улыбаясь, посмотрел мне в глаза и признался:
– Лиен, я все-таки решил, что дружить с тобой мне надо обязательно. Ты согласна?
– Конечно, согласна! Здорово же, когда на свете есть друзья… – ответила я, прекрасно понимая, что мужчина имел в виду не только дружбу.
Глава 3
Про мальчишник, судьбу и любовь
(Аркадий и Ида)
Женить меня хотят все, кроме мамы. Мама хотеть устала и неделю назад перешла к угрозам:
– Я лишу тебя наследства, Аркадий! Или ты остепенишься наконец и женишься, или я за себя не ручаюсь!
Мама подзабыла, что сыну просто нечего наследовать по той простой причине, что уже шесть лет я являюсь владельцем всего движимого и недвижимого имущества семьи.
Документы по дарению мама оформила после инсульта. И со дня посещения нотариальной конторы ее идея меня женить стала навязчивой. В ход пошли не только дочери друзей и сослуживцев. Круг поиска потенциальной роженицы маминых внуков расширился и вышел за пределы государственной границы Российской Федерации:
– Аркашенька, вечером у нас гости. Ханна Львовна придет с внучкой. Идочка первый раз в России, вчера прилетела из Хайфы. Девочке двадцать четыре и уже известный дизайнер в Израиле. Вдруг это судьба?
– Мам, слово «вдруг» означает неожиданно, а не по написанному тобой сценарию. И вечером я иду на мальчишник. Завтра Женька женится. Буду поздно. И еще я не знаю, о чем можно говорить с известным юным дизайнером из Израиля. Я ничего не понимаю в дизайне, – честно признаюсь я, мгновенно раздражаясь. Ведь сейчас все кому не лень выдают себя то за дизайнеров, то за креативных директоров.
– Евгений женится? Вот видишь, сынок, даже этот оболтус решил остепениться и порадовать свою мать! – упрекает меня мама.
А я начинаю хохотать в ответ:
– Галина Дмитриевна месяц спала на паспорте сына. Женька женится на вьетнамке. Но если тебя такой союз обрадует, то я могу женится на подружке невесты. Мама, у купидона много стрел. Он может попасть одной и в меня…
– Аркадий, с тобой невозможно разговаривать серьезно! Поэтому настоятельно рекомендую перед встречей со своими собутыльниками проявить ко мне уважение и быть дома в шесть. Примешь гостей, представишься Идочке и можешь идти развлекаться.
Маму я обожаю. И понимаю. Ей уже шестьдесят два года. Мама хочет не просто дождаться внуков, она мечтает набыться с ними и оставить детям память о себе. Только даже обожая маму, я не готов жениться исключительно для продолжения рода.
Друзья обычно подшучивают над моей холостяцкой жизнью:
– Сердце нашего Аркадия может покорить только умная красавица с табличкой All inclusive!
И они абсолютно правы – я жду идеальную женщину моей мечты. Соратницу, любовницу и мать наших детей. Через месяц мне исполнится тридцать три. Амбициозного желания стать известным архитектором в масштабах страны у меня никогда не было. Тем не менее к созданию семьи я подготовился основательно.
Моя компания зарекомендовала себя на местном рынке как надежная успешная команда профессионалов, рабочий график которых расписан на четыре года вперед. Мы строим красивые и удобные жилые дома по разработанным нашими архитекторами индивидуальным проектам.
И именно сейчас я спешу на встречу с потенциальным заказчиком. Выбор места встречи меня немного удивил, но желание клиента – закон. И, если кому-то хочется говорить о делах во французской кондитерской за изящным столиком, на котором даже ноутбук не раскроешь, я готов к любому повороту событий.
Светлый и уютный зал популярной кондитерской предсказуемо заполнен до отказа. Единственным свободным местом оказывается венский стул рядом с сидящей за столиком у окна женщиной.
Женщина особенная. Как я люблю. Брюнетка. Длинные волнистые блестящие волосы собраны в аккуратный хвост сбоку как-то очень стильно и элегантно. Серый шерстяной пиджак накинут на плечи. Высокий ворот синей водолазки подчеркивает красивую линию подбородка с едва заметной ямочкой. Необыкновенные глаза цвета густого дыма от осеннего костра с полыхающими огнем вкраплениями золотистых брызг. Умные и печальные глаза. Женщина расстроена.
Как можно быть расстроенной с такими бесконечно длинными и стройными ногами, обтянутыми голубыми джинсами? Как вообще женщине с такой сногсшибательной внешностью можно быть печальной? Попробую узнать. Как там сказала утром мама: «А вдруг это судьба?»
– Здравствуйте! Прошу прощения! Можно мне занять свободное место? – выворачиваюсь я наизнанку с внушающей доверие улыбкой.
– Если приставать не будете, то можно, – отвечает тихо моя предполагаемая судьба, даже не повернув головы в мою сторону.
– Да боже упаси! Мама еще в детстве запретила мне приставать к красивым женщинам, – привычно завожу я любимую шарманку и прикидываю свои шансы на успех.
– Как я вас понимаю, – обращается женщина к своей чашке.
– Я прошу прощения, что вторгаюсь в вашу приватность! Позвольте уточнить! У вас монолог или у нас диалог? – демонстрирую я свое мастерство каламбурить.
– Диалог у нас с капучино, – отвечает женщина, поворачивается и смотрит мне прямо в глаза.
И то, что я увидел в ее глазах, подсказало мне слова:
– Простите. Серьезно. Простите, пожалуйста. Как-то по-дурацки я себя веду.
Женщина не была ни грустной, ни печальной. Что-то страшное и трагическое произошло в ее жизни. Что-то, почти убившее в ней жизнь.
– Вы ведете себя не по-дурацки, а предсказуемо. Это уже второе кафе, из которого мне придется уйти из-за таких, как вы, – красавица продолжает смотреть мне в глаза и говорит правду. Ведь я действительно с ней заигрывал.
– Пожалуйста, не уходите! Мне стыдно. Поверьте. Останьтесь, пожалуйста! Обещаю не приставать! И не расстраивайтесь вы так! Может, еще всё обойдется. Может…
– Что обойдётся? Моя мама передумает выдавать меня замуж за еврея для сохранения нашего рода? Или, может, папа перестанет слушать бабушку и не заставит меня знакомиться с каким-то великовозрастным прорабом-ловеласом? Или, может, бабушка сама поймет, что сын дочери ее близкой подруги может не быть чудесным мальчиком в тридцать два года? Я не хочу быть племенной кобылой! Я хочу заниматься любимым делом и создавать людям уютные дома!
Что вы на меня так смотрите? Вот скажите, разве я похожа на женщину, которая захочет стать племенной кобылой?
– Вы похожи на женщину моей мечты, – честно признаюсь я, пораженный улыбкой судьбы.