Любовь включает звук

Татьяна Егорова

Любовь включает звук

Глава 1

Электрика и любовьПро Маляра,

(Николай и Алина)

Блондинки с голубыми глазами, длинными ногами и манящими бюстами страдают от бессонницы ничуть не меньше низкорослых, кривоногих, плоскогрудых брюнеток.

Я знаю! Я страдаю! И блондинка, и с глазами зелеными, признаюсь, и с ногами, и с бюстом страдаю! А нет в моей жизни радости! Деньги есть! Ухажер есть! И у ухажера тоже деньги есть! Радости только нет! Ни у него, ни у меня.

Ухажер без радости стоит на посту – охраняет семейный покой. Стережет сон жены и сына по ночам. А утром – сразу ко мне. За радостью. Я не жадная. Но радость направо и налево не раздаю. Делюсь только с достойным. Зачем мне одной радость-то? Вот был бы у меня свой стерегун, тогда бы и радость пригодилась. Своего нет. Только чужой. У всех чужих низкорослые, кривоногие, плоскогрудые брюнетки – Жены с большой буквой «Ж» в начале слова. И не только с буквой. А просто с большой «Ж».

«Ж» у меня стандартного сорок шестого размера – от мамы по наследству досталась. И еще от бега. Я перед сном бегаю каждый день десять километров. А что мне дома вечером делать? У кошки за ухом чесать? Или с подругой по телефону болтать про показ в Милане? Кошки у меня нет. Подруга есть. Нина. Только мы не болтаем про показ в Милане. У нас свой показ. В спальне. Каждый раз под Новый год мы с друзьями… Нет! Не так!

Каждое утро сразу после завтрака в кругу семьи к нам на показ приезжают наши ухажеры. К Нинке – Маляр, ко мне – Электрик.

Маляр – директор лакокрасочного завода, Электрик – глава энергетического холдинга. Поэтому Нинка живет в арендованной для нее Маляром квартире в townhouse, а я – по-соседству, только в своей собственной, купленной для меня Электриком. Нинка считает, что у нас с Электриком любовь, а у нее с Маляром – интрижка.

Я считаю овец. Обычно овцы помогают заснуть на двести шестьдесят четвертой штуке. Сегодня овцы решили меня продинамить, и я переключилась на звезды.

Вы считаете звезды? А смотрите на звезды по ночам? Я смотрю. Еще разговариваю с ними. У меня по астрономии тройка в школе была. Поэтому я всем звездам дала свои имена – баба Оля, баба Нюра, баба Ксеня, деда, папá и мами. Мами – самая яркая звезда. Мами тоже была яркой. Мами была грузинкой. Очень красивой. Родители рассказывали мне, как вместо «мама» я сказала первое свое слово «мами» и с восхищенным взглядом погладила ладошкой мамино лицо.

Если бы в девятом классе я не решила быть блондинкой, я бы тоже была красивой, как мама. Мама была брюнеткой с глазами цвета спелых каштанов. У меня глаза зеленые, как у папы. Папа преподавал французский в университете. Я в три года учила французский алфавит и отказывалась говорить русские слова. Поэтому дома все говорили на четырех языках. Русский, грузинский, французский и украинский. Украинец у нас был деда – папин папа.

– Я хохлом родился, хохлом и помру! – говорил деда, смачно откусывал увесистый кусок от сырой очищенной луковицы и страшно ругался, когда на стол забывали поставить сало.

Деда все обожали и во время застолий дружно и с удовольствием подпевали ему на украинском.

Грузинский выучили специально для мамы, чтобы она не тосковала по родным. Мама всё равно тосковала, а родные поставили на ней крест из-за папы. Не смогли смириться с выбором мужа русско-украинского происхождения.

Занятия с нами по французскому языку папá проводил в гостиной. Его они очень веселили:

– Есть в этом что-то буржуазное! – восклицал папá и громко хохотал.

У папы было много причин для хохота и счастья, главных – шесть! Первая – живая мама, вторая – живой отец, третья – любящая жена, четвертая – любимая дочка, пятая и шестая – две живые тети, сестры его мамы.

Папá всегда шутил, когда возвращался домой:

– Вот и вся моя семья в сборе!

Папá очень любил всех нас и очень много работал и в университете, и дома – выступал с лекциями, делал переводы технической документации, писал на заказ личные письма и давал частные уроки детям состоятельных людей.

Каждый год в августе мы всей семьей отправлялись отдыхать на Черное море. И только однажды папá решил показать нам красоту «березок средней полосы» и снял на целый месяц дачу в одном маленьком уютном поселке «для своих» в Подмосковье. Дача была старинной, из прошлой жизни знаменитого чиновника, и из шершавого, потемневшего от времени дерева. Дача умела разговаривать скрипучим голосом и вздыхать по ночам. Баба Нюра называла дачные вздохи тоской по былой жизни:

– Дома, как люди, хранят воспоминания и печалятся о том, чего вернуть нельзя.

Баба Нюра из трех сестер была единственная бездетная. В юности ее любимый погиб на стройке – несчастный случай накануне свадьбы. Баба Нюра так замуж и не вышла. Всю жизнь посвятила племянникам. И очень любила внучатых племянников. Меня больше всех. Это она меня всегда заплетала в детстве и приговаривала:

– Что же ты блондинкой не родилась? Так ты просто красивая брюнетка с зелеными глазами. А блондинкой стала бы королевой. Все кавалеры перед тобой на коленях бы стояли и умоляли подать руку для поцелуя.

Баба Нюра в прошлой жизни была коучем. Я уверена! Она так профессионально приоткрыла передо мной дверь в светлое будущее, что я поняла главное – королевой меня сделает волшебный порошок под названием Supra.

Королевой я стала в шестнадцать, когда в конце учебного года вошла в класс блондинкой. Главный школьный сердцеед Сашка Громов на колени не встал и руку для поцелуя подать не умолял. Он просто выхватил у меня из рук портфель и сказал:

– Пошли, Златовласка, провожу домой!

Я была счастлива ровно неделю. На восьмой день ухаживаний Громов позвал меня в гости показать новый плазменный телевизор. Только он мне не телевизор показал. Он показал, как сердцеед может у блондинки взять без разрешения всё, что захочет. Просто отобрать, потому что он сильнее. Громов отобрал у меня детство.

Домой я вернулась другим человеком. Подошла к бабе Оле и попросила:

– Бабуль, я хочу стать королевой! Научи меня понимать людей без слов. Научи меня быть мудрой. Научи меня быть жадной. Научи меня быть тварью…

Баба Оля прожила красивую и счастливую жизнь. В семнадцать вышла замуж за студента биофака Якова из семьи еврейского сапожника и прожила в браке с любимым пятьдесят девять лет. Четверо детей, девять внуков и шестнадцать правнуков выбрали жизнь в разных городах Европы и Азии. А баба Оля выбрала жизнь рядом с сестрами в городе с могилой мужа – известного во всем мире академика биологии.

– Женщине важно восхищаться своим мужчиной. Мужчине женщину важно любить, а женщине мужчиной – обязательно восхищаться. Искренне, с душой и верой, что ее мужчина лучший в мире! – так просто и честно отвечала баба Оля на вопрос о секрете долголетнего брака.

Просить научить меня быть тварью можно было любого другого человека, только не бабу Олю. Она была настоящим ангелом, и просить ее научить меня быть жестокой, коварной и хитрой было бесполезно. От беспомощности я расплакалась.

Баба Оля обняла меня и прошептала:

– Королевы не плачут, девочка моя! Королевы правят!

С тех пор я никогда больше не плакала. Никогда.

Я не плакала в то воскресное жаркое утро, когда родители засобирались в лес на прогулку.

Я не плакала, когда небо потемнело от дыма и баба Ксеня вышла на крыльцо со словами:

– Торфяники горят. Окна, окна позакрывать надо!

Я не плакала, даже когда дедушка заметался по веранде и всё высматривал за калиткой родителей.

Я не плакала, когда по дороге побежали люди. Молодые и старые. С детишками на руках и криками:

– Лес горит! Лес горит! Огонь близко!

Я была спокойна, как королева перед вражеским войском у ворот своего замка:

– Деда, зови бабуль! Берите только деньги и документы! Надо спасаться.

Спаслась одна я. Родители погибли в лесу, не дойдя до дома двести метров. То, что от них осталось, трудно было бы опознать, если бы не любимая папина фляжка с гравировкой: «Дорогому декану от коллег на долгую память».

Бабушки и дедушка остались на проселочной дороге. Сначала потеряла сознание баба Ксеня. Дедушка прогонял нас и кричал, что останется с женой. Он кричал, что бабушки должны спасать меня. Баба Нюра сняла с себя серебряный медальон и сказала:

– Дитю передашь. На память.

А баба Оля обняла меня и прошептала:

– Ты прости нас, внученька, мы сестру не бросим. Живи, милая, за нас! По-королевски живи! Беги!

Я побежала. И бежала до тех пор, пока оставались силы. Потом просто упала на обочину. Когда пришла в себя, сначала подумала, что умерла. Вокруг было ночное звездное небо. Я словно плыла по реке в узкой тесной лодке, и волны раскачивали меня, убаюкивая.

Оказалось, что я не в лодке, а в бортовом кузове грузовика лежу рядом с другими спасшимися людьми, которые смотрят на звезды и думают о смерти.

Я думала про жизнь. Про жизнь без своей семьи. И эта жизнь без семьи в моих мыслях мне совсем не нравилась. Тогда я решила, что семья моя на самом деле осталась целой и невредимой. Только все шестеро решили жить на небесах, ярко светить для меня в темноте и иногда подмигивать:

– Мы рядом! Мы рядом! Мы рядом!

Моей семьей стали шесть ярких звезд на черном небе. Каждая с родным для меня именем.

Одно имя даже с небес помогало мне привыкнуть к новой жизни на земле. Коллеги и друзья папы, отдавая дань его памяти, добились для меня права закончить свою школу – без перевода в интернат. Помогли вступить в права наследства. Родственники из-за рубежа наперебой предлагали проживание в своих домах и семьях. Я согласилась только на гостевые визиты во время каникул.

Финансово я была обеспечена наследством и защищена ежечасной заботой многочисленной родни. После окончания школы пришлось снова обращаться за помощью к коллегам папы для поступления в университет на факультет иностранных языков и для обучения экстерном. Ведь я уже свободно говорила на французском и английском. Диплом был мне необходим для дальнейшей работы. Два года пронеслись как один день. Я загружала себя учебой. Помимо основного обучения в универе, я самостоятельно изучала немецкий и психологию. Занялась спортом и старалась заполнить делами каждую свободную минуту, только чтобы не думать про одиночество.

Родня родней, а поговорить можно было только с Нинкой. У подруги в одном месте шило. Она всегда вся в делах.

За неделю до моего девятнадцатилетия нас с Ниной пригласил в кабинет декан и предложил выручить своих давних друзей. Для установки французского оборудования на станции энергетического холдинга прибыла делегация из Франции. Состав делегации большой, а переводчиков мало. Нам с Ниной декан и предложил подработать пару-тройку дней. Нинка заволновалась:

– Борис Иваныч, там точно без интима?

Борис Иванович от услышанного вопроса пролил чай на пиджак и укоризненно посмотрел на мою подругу:

– Головина, ты за кого меня принимаешь? Там, между прочим, все серьезные люди! Им не до твоего интима!

Борис Иванович оказался или слишком наивен, или ложно проинформирован. До Нинкиного интима на встрече было всем. Подруга активно составляла финансовый план на ночь:

– Алин, ну что ты выламываешься?! Вон тот очкарик предложил двести евро. Прыщавый, конечно, но и двести евро на дороге не валяются. А вон тот стручок с шейным платком удивил так удивил. Не может выбрать и берет нас с тобой оптом на всю ночь за девятьсот. Я просила тысячу, но он яростно торговался. Ты как?

– Никак я, Нина! Удовольствия я не получу, деньги меня не интересуют. Иди развлекайся без меня, – спокойно ответила я и оглянулась посмотреть на настенные часы.

Вместо часов я увидела мужчину за моей спиной. Он стоял так близко, что мог слышать наш разговор от начала и до конца. Мужчина улыбался и рассматривал меня в упор. Рассматривал с любопытством, улыбался искренне:

– Впервые встречаю красивую девушку, которую не интересуют деньги.

– И я впервые встречаю в фойе конференц-зала человека с ценником на рукаве пиджака. У вашей жены семеро по лавкам, а любовница беременна вторым и не берет в руки ножницы? Знаете, я тоже не Золушка из сказки. У меня с собой нет ни ниток, ни иголок.

Мужчина вдруг запрокинул голову назад и расхохотался. По его смеху сразу стало ясно, кто здесь заказывает музыку. Глава холдинга мог прийти на встречу с иностранными партнерами не только с ценником на рукаве, а даже в одних кальсонах. Он – глава!

Пока глава смеялся, я внимательно его разглядывала и удивлялась. Зачем наверняка крутые имиджмейкеры размещают в сети и на баннерах фотографии руководителя, где он больше похож на Леонида Ильича, чем на стильного сорокалетнего человека с военной выправкой и открытой улыбкой? Как можно загубить такой уникальный природный материал непрофессиональными кадрами и дурацкими фильтрами?

Просмеявшись, глава сказал:

– С вашим острым языком в иголках нет необходимости. Пойдемте к барной стойке, познакомимся и выпьем шампанского!

– Вы серьезно сейчас собираетесь пить шампанское? Вся эта делегация ждет вас! Люди даже места не занимают в зале, чтобы вас поприветствовать? А вы стоите здесь и строите из себя Дон Жуана! – во мне кипело негодование от проявления неуважения к людям.

– Чем дольше вы тянете со знакомством, тем дольше вся эта чудесная делегация будет ждать меня стоя, – уже без улыбки ответил мне мужчина.

Мы стояли посередине фойе в окружении большого количества людей и смотрели друг другу в глаза так пристально, как будто были одни на необитаемом острове и не могли поделить улов. Оставалось только услышать крик чайки и, как по команде, начинать биться за еду.

Вместо крика чайки прозвучало Нинкино сопрано:

– Василий Фёдорович, вас все заждались!

Подруга уверенно взяла мужчину под руку, посмотрела в мою сторону, сделав страшные глаза, и попросила:

– Разрешите, мы с Алиной проводим вас в конференц-зал?

Василий Фёдорович слегла согнул свободную руку в локте и согласился:

– Я не против. Алина, значит, осталось только выпить шампанского?

– Осталось проявить уважение к гостям, Василий Фёдорович! И я не употребляю алкоголь, – тихо ответила я.

– У меня сын. Жена дала слово согласиться на развод в день совершеннолетия сына. Любовницу я уволил на днях. Не люблю делиться. После развода, это будет через четыре года, Алина, я на вас женюсь. Даю слово! – не глядя в мою сторону, тоже тихо сказал Василий Фёдорович.

Я не поверила.

С тех пор прошло три года одиннадцать месяцев и пятнадцать дней. Василий считает каждый и выбирает отель на Мальдивах для свадебного путешествия. Я считаю овец со звездами и выбираю причину для отказа от поездки на острова. Меня что-то тревожит. Не могу понять, что это за состояние такое в три часа ночи. На прикроватной тумбочке зазвонил телефон. Василий из поездки на Байкал названивает круглосуточно:

– Алина, как жаль, что ты не поехала! Тут такая красота!

Не перестает меня все эти годы удивлять Василий. Как я поеду на Байкал с ним, с его женой и сыном, а? Ну вот как?

Телефон зазвонил снова. Я нажала на «ответить», не глядя на экран, и выдохнула:

– Нда…

– Мама? Мама, тебе плохо? – услышала я незнакомый мужской голос.

– Конечно, мне плохо! Начало третьего! Молодой человек, вы ошиблись номером! – раздраженно ответила я и бросила трубку. Лучше бы Василий позвонил.

Телефон зазвонил снова, и я уже хотела его отключить, но зачем-то снова ответила:

– Я не ваша мама! Молодой человек, мамин номер надо знать наизусть! Вы понимаете?

– Прошу прощения! Я помню наизусть! Просто почему-то с вами соединяет! Я набираю… – начал оправдываться незнакомец, и я не дала ему договорить: – Да вы в третьей цифре ошибаетесь! Восемь, а не три набираете! Ну мой это номер!

Бросила трубку снова. Встала, походила по комнате, посмотрела на телефон. Успокоилась и пошла на кухню.

Я люблю травяные сборы. Меня завораживает звучание слов: бессмертник, кипрей, пажитник. Я хожу босиком по теплому каменному полу и завариваю травы. Ароматный напиток согревает ладони через толстые стенки широкой глиняной чашки. И вот я уже иду походкой гейши к любимому низкому креслу в спальне. Мне нравится забираться в кресло с ногами, кутаться в плед, пить чай и разговаривать со звездами.

Только разговаривать придется с озабоченным маминым здоровьем незнакомым человеком. Телефон опять надрывается. И я уже строго, почти по слогам говорю:

– Молодой человек, имейте же совесть, а? Три часа ночи!

– Добрый вечер! Я не хотел вас будить, прошу прощения! – услышала я уже знакомый приятный голос.

– Да я не сплю!

– Почему?

– Не знаю. Не спится.

– Овец пробовали считать?

– Чтоооо?! Молодой человек, вы с ума сошли? Каких еще овец! И прекратите уже названивать! Лучше мамой своей поинтересуйтесь! – проворчала я голосом старухи над корытом.

– Я поинтересовался. У мамы всё хорошо. Теперь вот вами интересуюсь. У вас всё хорошо? – как ни в чем не бывало вежливо спросил незнакомец.

Я увидела себя со стороны: в пижаме, в теплом халате, под шерстяным пледом и с чашкой травяного сбора в руках беседующую с галантным мужчиной. Представила себя сварливой бабулькой и рассмеялась. Легко и весело. Мужчина терпеливо ждал и даже не дышал в трубку. Просмеявшись, я спросила:

– Вы здесь еще, алло?

– Я здесь. И меня зовут Николай. А вас? Только не говорите, что вас зовут Аваз, пожалуйста.

– Меня Алина зовут, и я считала овец, когда вы позвонили первый раз. Ответьте мне, вы сейчас зачем позвонили? – задала я простой вопрос.

– Я не верю в случайности. Я звонил маме миллион раз. Номер мамы забит в справочник. Никогда, никогда, даже случайно, я не ошибался. Система переключила меня на вас дважды. И я подумал, что это не просто так! И еще я подумал, что вы красавица… – признался Николай.

– Что есть, то есть. А вы? Вы тоже красавец? – пошутила я.

– Мама считает меня самым красивым мужчиной на планете, – серьезно ответил мужчина.

– Даже не знаю, кому повезло больше – вам с мамой или планете! – продолжила я шутить.

– Я знаю! Это вам повезло! Со мной! – снова серьезно ответил мне Николай.

И в этот момент я вдруг поняла и поверила, что он прав. Мне был сейчас просто необходим вот этот вот галантный Николай со своим приятным завораживающим голосом.

– Николай, вы меня убаюкаете сейчас, как кот Баюн, – улыбнулась я в трубку.

– Поверьте, я не ем спящих красавиц. У меня есть «Темные аллеи». Могу почитать вам Бунина, а вы попробуете заснуть. Хотите?

Я задумалась. Посмотрела в окно на небо. Звезды подмигивали мне игриво и радостно.

– Хочу! – согласилась я и услышала:

– В холодное осеннее ненастье на одной из больших тульских дорог, залитой дождями…

День первый

Утром я проснулась с ощущением абсолютного счастья. Как хорошо дома!

Солнце светило за окном, выпавший под утро снег сверкал и выманивал на улицу. Хотелось пить кофе с корицей, есть вафли с яйцами пашот, наряжаться и гулять.

За завтраком посмотрела городские новости, как всегда, про стихийное бедствие в виде снегопада, про открытие катка в кремле и про посещение картинной галереи якутскими партнерами нашего газоперерабатывающего завода.

Якутия у меня ассоциируется с бриллиантами и морозами. Я бы умерла при минус пятьдесят от одного вдоха. Я мерзлячка. Вот сейчас утеплюсь – и гулять. Хорошо, что у нас не Якутия!

Телефон зазвонил, когда я выходила из дома.

– Здравствуйте! Пригласите, пожалуйста, к телефону женщину, которая по ночам считает овец, – услышала я веселый голос.

– У аппарата мы! Я вместе с овцами! – рассмеялась я и поздоровалась: – Привет, Коль!

– Вот это уже голос радушной хозяйки! В гости меня на кофе пригласить не хочешь, Алина?

– Да я не против… Просто такая погода волшебная… Я уже на улицу вышла подышать. Может, погуляем вместе? А дальше видно будет…

– Погуляем. Давай по центру! Город мне покажешь заодно. Сами мы не местные, – голосом уличного попрошайки проговорил Николай, и я снова рассмеялась.

– Тогда встречаемся возле башни Спасо-Преображенского монастыря на Эспланадной. Ты на такси? – уточнила я.

– Я с водителем. За тобой заехать?

– Да не надо, через тридцать минут буду на месте. Пока.

Василий позвонил, когда я убирала телефон в сумку. Связь была ужасная, и мы договорились связаться вечером.

По дороге я думала о неожиданной легкости, с которой вчера познакомилась с мужчиной, а сегодня с этим самым мужчиной у меня свидание. Ну не совсем свидание…

Я-то, как Ларина Татьяна, «другому отдана и буду век ему верна». Это я про Василия. Только я даже с Василием не чувствовала себя такой свободной и, наверное, безусловно счастливой, как с Николаем. Да что говорить? В моей жизни просто не было никогда никакой романтики. А вчера была именно романтика. И сегодня мне так любопытно посмотреть на этого Николая и понять… Что понять? Правильно ли я поступаю, собираясь замуж за Василия? Может быть, совсем не Василий мужчина моей мечты?

Перед входом в башню уже стоял один мужчина чьей-то мечты. А что? Про метр с кепкой тоже может мечтает какая-нибудь кнопка. Великанами рождаются не все. Мда… Этому прям совсем не повезло. Хотя нет! Ему просто с ростом не повезло, а жизнь, судя по внешнему виду, удалась и бьет ключом. Азиат. Может, иностранец? Китай или Корея? У нас так не одеваются. Так сдержанно, элегантно, просто и очень-очень дорого. Шерсть, вельвет, шарф кашемировый… Так, бог с ним, с шарфом. Мой-то где пропал?

– Алина, здравствуйте! – услышала я, повернула голову на звук знакомого голоса и сразу поняла всё про мужчин, женщин и судьбу.

Никакой он не иностранец. Обыкновенный якут.

– Привет! Коль, тебя в честь Кола Бельды назвали, что ли? – спросила я, подойдя к мужчине. Расстроилась. Мечтать все-таки вредно! Не судьба! Ну почему так, а? Взяла себя в руки, улыбнулась, наклонилась и легко поцеловала в щеку.

– Привет! В следующий раз я возьму с собой стремянку. А то так нечестно! Ты можешь меня поцеловать, а я тебя – нет, – пошутил мужчина.

– Не переживай! У меня корона не упадет. Я и наклониться могу, – тоже с улыбкой пообещала я и наклонилась. Как принцесса из мультика, жеманно подставила щеку для поцелуя. Мы рассмеялись, обнялись, покачались, отпустили друг друга и одновременно спросили:

– Гулять?

Гуляли мы два с половиной часа. Сначала по центральным улицам мимо старинных подворий, потом по кремлю. Я рассказывала про историю города, Николай задавал вопросы очень в тему, серьезно. И рядом с водяными воротами так же серьезно неожиданно спросил:

– Алина, почему у тебя бессонница?

– Точно не знаю… Думаю, что от воспоминаний.

– А почему ты одна?

– Я не одна, я с тобой!

– Почему ты была одна ночью?

– Потому что мужчина, за которого я выхожу замуж через две недели, сейчас отдыхает с женой и сыном на Байкале.

– Тебя это устраивает?

– Меня это не беспокоит. Николай, давай поговорим про оленей или про мороз, а? Не надо ковырять в душе давно зажившую царапину.

Мужчина взял мою руку, снял с нее перчатку и провел моей ладонью по своей щеке:

– Я представляю сейчас, что ты сама захотела ко мне прикоснуться.

– Сейчас мы оба нарушаем границы, Николай. Я не могу позволить себе интрижку. Не потому, что выхожу замуж. Просто считаю это непорядочным.

– А планировать замужество с еще женатым мужчиной порядочно? – и без того узкие глаза мужчины превратились в две тонкие линии на его широком лице. Он злился. Я это чувствовала.

– Тебя не должно волновать мое замужество. Ты сам-то женат?

– Меня не волнует твое замужество. Меня волнуешь ты. Очень. И я не женат. Не встретил вот тебя раньше.

– Нам надо уточнить условия нашего общения.

– Нам не надо уточнять то, чего нет! Условий нет! Желание есть. Общаться. Близко.

– Предлагаю начать немедленно! Ничто так не сближает людей, как совместный прием пищи. Пойдем уже обедать, а? – постаралась я перевести разговор на менее серьезную тему, чем наши взаимоотношения.

Вместо ответа Николай протянул мне перчатку. Отвернулся, покачал головой с досадой и раздражением. И эта досада вместе с раздражением вернули меня в прошлое. К родителям. Они всегда делились друг с другом переживаниями, советовались, поддерживали друг друга, успокаивали и обязательно, обязательно в конце разговора один прикасался ладонью к щеке другого. Так они выражали свои чувства, для которых не могли найти слова.

Я взяла протянутую мне перчатку и решилась попросить:

– Коля, я хочу к тебе прикоснуться. Можно?

Он не успел справиться с удивлением. Очень медленно кивнул, глядя мне в глаза с недоверием и грустью. И сказал тихо и серьезно: