Сборник. 80 лет Победы

Костюм Мушкетера был расшит блестками, на плечах – воротник из настоящих кружев, из армейских кожаных сапог —шикарные ботфорты из кожи. Женщины расстраивались в догадках: кто этот высокий красавец в глухой маске на лице? Он танцевал с многими женщинами, в том числе, и со Светиной матерью, но никто его не узнал. В конце программы он исполнил песню мушкетеров, но голос тоже никто не узнал. Подумали почему-то, что этого человека прислали из области уполномоченным.

Секрет через два дня раскрыла всем библиотекарь парткабинета райкома партии, которая работала с отцом Светы. Ведь костюм, который приготовили родители по ночам, когда дочери спали, хранился в шкафу райкома. И переодевался отец там же.

Светиному папе – Мушкетеру – подарили первый приз: письменный набор из камня. И этот приз пережил своего хозяина, прожившего на белом свете 95 лет.

С какой радостью и страстью жили они, воины, прошедшие огонь, кровь, взрывы, ранения, потерю друзей и сослуживцев, этот долгий ужас отступления, страшных жертв, невозможных страданий проклятой войны!

А женщины – вдовы, потерявшие своих кормильцев? Поднимавшие на мизерные зарплаты и пенсии детей, умывающиеся потом и слезами на колхозных полях и плантациях почти круглый год, таскающие на своих плечах мешки с комбикормом, огромные бидоны с молоком от коров, потому что нет мужиков, нет помощи!

Достав свои пахнущие нафталином довоенные шелковые платья и платочки, они ласково гладили колючую хвою наряженной огромной сосны, не веря до конца, что остались в недалеком прошлом такие невозможные и страшные ночи и дни. А сейчас звучит веселая музыка именно для тебя, и можно вздохнуть радость полной грудью!

Для Светы ее отец всегда был и остается истинным Мушкетером – защитником своей страны, всех слабых и униженных, искренним и надежным другом, любящим и нежным отцом, сильным и уверенным, настоящим мужчиной.

Фестиваль

Рассказ

Люблю я жизнь – когда она полна.Когда мгновений я не замечаю,Когда она бушует как волна,Вздымается, стремясь к иному краю,И падает, борьбой упоенаЛюблю тоску с немым ее покоемИ торжество невысказанных мук.Люблю любовь с ее минутным зноемИ бурю встреч, и тишину разлук.Мирра Лохвицкая. (1902).

Никогда не поверю ни одному человеку, что в пролетевшей стремительно жизни все было буднично и привычно. Просто в какой-то момент так получилось, что он или она застегнули на все пуговицы свою душу, собрали торопливо в дорожную сумку груз полегчавших воспоминаний и приготовились к отлету.

А зачем спешить? Никто не знает расписания своей жизни. Время прилета гинекологи еще стараются предугадать по недельным срокам, привлекая умные аппараты. А уж насчет отлета – время торопить не нужно. Закаты и рассветы никто не собирается отменять.

И, если сердцу вдруг становится тесно в груди, открой любой сборник стихов и повторяй, например, с Федором Сологубом:

Люби меня просто, как любит ручей,

Звеня и целуя, и мой, и ничей.

Прильни и отдайся, и дальше беги.

Разлюбишь, забудешь – не бойся, не лги.

Вспомни самое незабываемое в жизни и с надеждой живи дальше!

***

– Саша, горит наша Светлана! Температура 39 градусов! Беги скорее за Эсхилью Марковной, пока они с мужем не ушли в больницу!

Попала Света в руки детского врача Эсхиль Марковны на два долгих месяца – до самого Нового года.

– Лидочка! – сказала доктор маме, откинув одеяло и трогая холодной рукой пышущий лоб. – Скарлатина во всей красе. Видите, мелкоточечная сыпь, на лице – белый носогубный треугольник остался. Вам нужно срочно изолировать младшую Вику. Очень заразная болезнь. И вакцины никакой нет. Постельный режим, уколы. Выпишу вам больничный. Светочка, полежишь, от уроков отдохнешь!

Сыпь прошла, шелушилась кожа на ладонях, а потом, откуда ни возьмись, свалилось осложнение – ревматизм. Отвезли на старенькой «Скорой помощи» в общую больницу, положили в детскую палату. И от тех невозможных лет остался в памяти бесконечный плач малышей, рвотный вкус переливающейся снежной белизной салицилки и вид ненавистной ложки с рыбьим жиром.

За месяц непрекращающихся уколов боли в коленях и локтях исчезли, но общая слабость не проходила. Чувствовала себя маленькой немощной старушкой, которую освободили от уроков физкультуры, пичкали витаминами и не разрешали кататься на санках с высокого обрыва на берегу речки.

Взрослела до лета вместе с героями книг «Овод», «Том Сойер», «Приключения барона Мюнхаузена, сказок Пушкина и Бажова.

А с приходом весны поняла, что в свои девять лет попала в капкан детской игры «Лабиринт» – куда не толкнешься, везде нет прохода. На рыбалку нельзя – забудешься, залезешь по колено в речку. Бегать в догонялки – нельзя, пока не посмотрит доктор в областной больнице.

И впервые это отчуждение от обычных детских забот и развлечений повернуло мысли на непривычную изнанку рассуждений и наблюдений за тем, как разнообразен и прекрасен мир за окном, в обществе распускающихся цветов на клумбе, под ногами.

В областную клинику поехали на поезде только в десятых числах июля, когда маме дали отпуск. И на всякий случай она собрала в сумку летние Светины вещи – вдруг положат на стационаре.

Решение городского врача было неожиданное – Свете выписали путевку в детский подмосковный санаторий в Малаховке с 15 июля 1957 года. И вечером из Волгограда Света с мамой отправились на поезде в Москву.

Началось ожидание чудес. Рассказы мамы о чудесных эскалаторах метро, старинных башнях Кремля, о лифте в высотном доме, где живут родственники, были ярче сказочных и подтвердились наяву.

И это ощущение волшебства, погружения в мир огромного города закончилось у стен двухэтажного корпуса в окружении невероятно высоких сосен, когда воспитательница детского санатория взяла за руку Свету после прощания с мамой и повела знакомиться с девочками и мальчиками их группы на деревянной веранде.

Ей надели на голову только что сплетенный из полевых цветов венок, затянули в веселый хоровод, заставили рассказывать стихотворение. И немножко всплакнула Света о маме только ночью, когда в окошко заглянула большая луна.

Ощущение самостоятельности к каждому приходит по-разному. Но, когда ты из мира родительской любви и защиты попадаешь в мир доброты чужих людей, понимаешь, что разлука временная.

И начинаешь задавать невольно вопросы себе: почему твои шаги по жизни привели именно тебя в этот божественный лес со спелой земляникой на опушке? А радуга над лугом улыбается тебе, наверное, не случайно после обязательного утреннего дождя?

На очередном занятии воспитательница Ольга Николаевна стала читать «Пионерскую правду», показала всем яркие картинки открытия на стадионе в Лужниках 6-ого Всемирного фестиваля молодежи и студентов. И все не могли оторваться от вида прекрасных девушек в летящих шикарных платьях, от эмблемы фестиваля в форме огромной ромашки на белоснежных флагах.

О фестивальных «реках» гостей и жителей на улицах Москвы говорили все: приезжавшие врачи и медсестры, воспитатели, поварихи, уборщицы, дворник.

Детвора впитывала эти разговоры, наполняясь любопытством и желанием, хотя бы одним глазком посмотреть на иностранцев, негров в ярких одеждах, увидеть удивительные танцы прямо на проезжей части проспектов, представляя тысячи голубей, которых выпустили в небо в день открытия.

Санаторную смену назвали «фестивальной». И Светина младшая группа стала победителем музыкально – танцевального конкурса «За мир и дружбу». Перед сном после ужина Ольга Николаевна осторожно намекнула, что завтра всех ждет сюрприз. Фантазии дальше торта для победителей не улетели.

Но, когда на утренней линейке перед всем строем главный врач санатория сказал, что победители награждаются двухчасовой экскурсией на фестиваль в Москву, произошло столпотворение. Все кричали, обнимались, повисли на врачах, воспитателях, даже те, кто никуда не ехал.

Шофер сразу предупредил, что до центра столицы автобус не проберется: там все движение остановлено из-за толп гуляющих людей. Зная Москву, он постарается выехать к одному из парков, где установлены сцены и можно будет посмотреть выступления многочисленных гостей из-за границы. Ведь дети могли захотеть в туалет, а дорога неблизкая.

Свете повезло сесть к окошку. Флаги, транспаранты, гирлянды искусственных цветов – город приготовился к встрече гостей. Дома, в селе, к праздничным датам вывешивали только красные флаги или просто куски красного материала на обструганных палках.

Сначала движение на широком проспекте было свободное, но постепенно скорость стала замедляться. Из прилегающих улиц в общий поток стали вливаться новые автобусы, из окон которых выглядывали и махали руками улыбающиеся люди.

Вот совсем близко обогнал автобус с темнокожими девушками и юношами. На перекрестке милиционер в белой гимнастерке показал рукой поворот направо, и дальше дороги не было.

На двух грузовых машинах с откинутыми бортами плыли в танце китаянки, как объяснила Ольга Николаевна. Потом танцевали грузинский танец воздушные солистки с белыми длинными шарфами в сопровождении горцев.

Рядом с санаторным автобусом остановился автобус с европейской делегацией. Девушка, сидевшая у окна напротив Светы, сняла с шеи светло-зеленую косынку с фестивальной ромашкой и протянула вместе с флажком своей страны, проговорив коряво, с акцентом: «Мир! Дружба!»

Света выдернула из своей косы большой красный шелковый бант, развязала его, протянула в окошко незнакомке. Та вскочила, начала размахивать этой лентой. Все дружно запели свою песню.

– Французы! – сказала воспитательница. – Они поют «Марсельезу» – свой гимн.

Автобус с французской делегацией сумел вывернуться на соседнюю улицу, а на его место тут же переместился автобус с делегацией из какой-то южноамериканской страны. В нем был установлен большой барабан, который заглушал все разговоры. Увидев детей, в окошки стали передавать конфеты и румяные яблоки.

– Ничего не берите! – напрасно повышала голос воспитательница.

Какая-то мулатка с накрученным на голове высоким полосатым тюрбаном попросила шофера жестами открыть дверь и передала физруку, сидевшему за водителем, большой бумажный пакет с сушеными финиками и сетку с бананами от делегации из Африки.

Посоветовавшись с врачом, взрослые решили, что такой избыток впечатлений уже превысил все ожидаемые фантазии. И каким – то чудом шофер вывернул автобус в относительно спокойный переулок, чтобы вернуться назад.

Еще два раза останавливались возле импровизированных сцен, чтобы посмотреть экзотические танцы неизвестных народностей, танцующих босиком в пышных костюмах, наши раздольные русские пляски, украинский гопак.

Остановился автобус на обочине у осинового леска, и все наперегонки бросились в кусты. Потому что от необычной жары выпили всю захваченную с собой воду.

И наслаждались такой привычной тишиной задумчивого леса, когда только шум проносившихся по шоссе машин перебивал пение птиц в зарослях.

В столовой по-братски поделили все привезенные заморские угощения. Разноцветные флажки неизвестных стран отдали в пионерскую комнату. А подаренную косынку с фестивальной ромашкой Света бережно спрятала, чтобы привезти домой вместе с адресами друзей из двадцати разных мест Советского Союза.

На музыкальных занятиях под аккордеон выучили и пели официальную песню фестиваля «Подмосковные вечера», написанную в 1955 году.

С пятого класса позже Света почти десять лет переписывалась с девочками из Праги на русском языке и из Дрездена на немецком языке, посылала кукол и мишек, в ответ получала интересные игрушки и открытки.

Уже став взрослой, Света узнала, что в 1949 году в Париже проходил 1-й Всемирный конгресс сторонников мира. Требовалась эмблема. Знаменитый Пабло Пикассо, вспомнив, очевидно, древние легенды, изобразил голубку с оливковой веточкой в клюве. Так голубь стал символом мира. А тогда, в детстве, долго в письмах друг другу рисовали голубку.

В 1985 году в Москве вновь проходил уже двенадцатый по счету Фестиваль молодежи. И, закрутившись в своей взрослой ответственной жизни и работе, с благодарностью нашла в доме у родителей ту французскую косыночку с ромашкой. У которой разноцветные лепестки обозначали пять континентов: красный – Европу, желтый – Азию, синий – Америку, фиолетовый – Африку, зеленый – Австралию. А в сердцевине был изображен глобус с надписью: «За мир и дружбу».

В эпоху торжества интернета Света узнала, что автор эмблемы, московский художник Константин Кузчиков, победивший в конкурсе, получил приз – 100 рублей и радиолу, что по тем временам считалось очень ценным подарком.

Свидетели тех событий напишут, спустя десятилетия, что «фестиваль пробил брешь в „железном занавесе“, которым СССР был отгорожен от всего мира». Что достоянием страны стало знакомство с джинсами, рок-н-роллом, жвачками, картинами абстракционистов и др.

Для миллионов москвичей и гостей столицы, как и для девочки из далекого Заволжья, этот всплеск эмоций, знакомства с малой частичкой многообразия языков, танцев, музыкальных ритмов, одежды молодежи из 131 страны мира остался в памяти яркой строчкой незабываемых впечатлений.

Вербы

Рассказ.

Дано мне тело – что мне делать с ним,Таким единым и таким моим?За радость тихую дышать и житьКого, скажите мне благодарить?Я и садовник, я же и цветокВ темнице мира я не одинок.На стекла вечности уже леглоМое дыхание, мое тепло.Запечатлеется на нем узор,Неузнаваемый с недавних порПускай мгновения стекает муть —Узора милого не зачеркнуть.Осип Мандельштам (1909г.)

Если крикнуть вдруг во всю силу своих легких на берегу осенней спокойной реки: «Как же ты прекрасен мир!», – то только стая удивленных ворон взовьется над оголенными деревьями, нарушив устоявшееся равновесие звуков и тишины.

А потоку кипящих воспоминаний, чтобы выплеснуться из озер застоявшейся памяти в ярких образах и мельчайших подробностях, достаточно одного или двух ключевых слов, чтобы затопить твою бессмертную душу восторгом детской чистоты и ощущением бесконечного счастья.

Сегодня эти слова: МАМА и ВЕРБЫ.

***

Времени стало стремительно не хватать. Оно закручивалось в тугой клубок вместе с короткими бесцветными днями, пронзительным ледяным холодом черных зимних ночей, когда даже выросший из маленького песика в густошерстную овчарку Дружок не хотел выходить на пронзительный ветер улицы и укладывался на старый половичок у порога.

И, закрывая нос связанной мамой нарядной варежкой, бросив тяжелый портфель на диван после школы, назло всем этим северным ветрам Света выбегала на улицу, где вместе со всеми лопатами отчаянно сгребали снег, расчищали вновь и вновь место катка. И гоняла самодельной клюшкой с мальчишками шайбу до первой далекой звезды, не ощущая жгучего мороза.

Света ждала весну. И радовалась распускающемуся огромному красному бутону лилии, который послужил образцом, наверное, сказочник Бажову, создавшему легенду о волшебном каменном цветке.

Постепенно, незаметно наплывало в минуты покоя осознанное ощущение своего роста: платья становились малы, зимнее пальто не сходилось на груди, волосы из двух косичек просились в тугую косу ниже пояса.

Учебные занятия мелькали без видимых усилий. Все было обыденно и привычно, напоминая процесс прокручивания мясорубки: что не положишь, все равно масса ляжет одинаковыми равномерными колечками розоватого фарша.

И вдруг в середине января – обвальная новость: в Доме пионеров открывается хореографический кружок. Занятия в нем будет вести новый хирург из больницы, окончивший в городе хореографическое училище.

В понедельник три десятка желающих записаться девчонок и мальчишек штурмовали обледеневшие ступеньки старинного здания в центре села.

Геннадий Васильевич, так звали хирурга, вышел на крыльцо в роскошном мягком свитере с оленями на груди, легких спортивных брюках и туфлях, без головного убора и предложил заходить только ученикам пятого класса, а старшим прийти на занятия в воскресенье.

Света и три ее неразлучных друга протиснулись первыми.

– Елена Григорьевна! – обратился хирург к директору Дома пионеров. – Не знаю, что у нас получится, но они уже – переростки. Смотрите, какие у них уже сложившиеся фигуры! Ломать, ставить выворотность рук и ног поздно! Они не выдержат нагрузок!

– Геннадий Васильевич! Вы плохо знаете сельских мальчишек и девчонок! Они самостоятельны, их не нужно, как в городе, родителям водить на занятия! Они пытливы и любопытны, и они, в конце концов, лишены здесь всех благ цивилизации. Начните занятия и убедитесь в моей правоте!

В большой классной комнате сдвинули длинные столы к стенке, каждому дали по стулу, поставили вдоль стен. Обуви спортивной никто не взял, и на холодном полу стояли в толстых шерстяных носках.

Все было в новинку: и позиции ног, чтобы не сгибать колени, и медленные приседания, и непонятные команды на французском языке, которые тут же забывались.

В классе было жарко, вспотели и думали только о той минуте, когда преподаватель скажет: «На сегодня достаточно».

С красными физиономиями, в широких спортивных штанах, теплых свитерах группа представляла довольно интересную толпу будущих танцоров.

Витька не удержался и просил:

– А мы сегодня будем танец разучивать?

Геннадия Васильевича прорвало, Он хохотал так по- мальчишечьи звонко и долго, что слезы выступили у него на глазах.

– Устали? – он разрешил всем сесть, наконец-то, на стулья, спинки которых служили подпорками. – Смотрите, когда у вас будет получаться так примерно, как я вам покажу сейчас, мы начнем разучивать танец.

Восхищение – это чувство захлестнет Свету на долгие три года, пока этот волшебник будет вести занятия. Оно станет главным. И, перемешавшись с букетом других ощущений, впечатлений, легкой влюбленностью, радостью, удивлением, останется на всю жизнь мерилом прекрасного. Ведь каждый сумеет выработать уверенность в себе, чувство ритма, растяжки, развить художественный вкус.

Изменится походка, придет умение грациозно поворачиваться, держать спину. На занятиях будут звучать с пластинок старенького проигрывателя фрагменты из балетов «Лебединое озеро», «Щелкунчик» Чайковского, русские народные песни, современные мелодии.

А пока были только расстройства от того, что ноги не гнулись, руки были как лопатки и не желали повторять за преподавателем гибкую «волну» размаха крыла. Все мышцы болели. И самый легкий способ избавиться от этих мучений – плюнуть на занятия и забыть их как страшный сон. Несколько человек не выдержали.

Топот стоял, будто стадо слонов случайно прошло по улице рядом с Домом пионеров, когда, разбившись на пары, стали отрабатывать первые танцевальные движения. Геннадий Васильевич не смеялся. Он тогда, видимо, окончательно решил, что подготовка будущих танцоров из этих недорослей – провальная затея.

Так дожили до 23 февраля – Дня Советской Армии. День был рабочий, но вечером в новом, недавно открывшемся Доме культуры планировался доклад и праздничный концерт.

Мама предложила Свете утром за завтраком пойти вместе с ними:

– Посмотришь, как Геннадий Васильевич будет выступать.

Зал был переполнен задолго до концерта. Люди стояли плотно вдоль боковых стен, толпились сзади.

Было жарко. Стали снимать пальто и полушубки. Концерт растянулся на полтора часа. Пел хор, выступали солисты с песнями под баян, читали стихи.

Но зал затих, когда на сцену вышли в испанском костюме Геннадий Васильевич и его партнерша в ярко-красном платье с широченной юбкой и цветком в волосах.

Это чудо танца, чувства и эмоции танцоров, необычность созданных на сцене образов поразили. Зал захлебнулся аплодисментами, люди вскакивали с мест, одежда падала на пол, но никто не обращал на это внимания. Такого никто никогда не видел. Танец повторили еще два раза.

А потом, переодев костюмы, солисты подарили всем «Венский вальс» под музыку Штрауса. Платье солистки было сшито из белых тюлевых занавесок. И эта летящая стремительность, изящество, легкость движений поставили последнюю точку в сомнениях, получится ли так же научиться танцевать. Разговоров и обсуждений концерта хватило на долгую неделю.

На другой день по дороге в школу Света не умолкала, расписав мальчишкам и понравившийся стук кастаньет, взрывную мелодию, чечетку и, как сказала мама, «любовь в танце».

Занятия кружка строились под график работы Геннадия Васильевича, переносились, если у него были срочные операции.

Вечером мальчишки принесли Свете домой большой пучок нераспустившихся верб. Иван пошутил:

– Возьми, подаришь своему Геннадию Васильевичу. Ты же в него влюбилась!

Света вспыхнула:

– Кто влюбился? Думай, что говоришь! Я книжку ему от нас подписала. Вот: Борис Полевой «Повесть о настоящем человеке». Что ты в любви понимаешь? Я его просто уважаю. А вы? Разве вы его не уважаете? Елена Григорьевна говорила учителям: «Геннадий Васильевич стремится сделать из моих кружковцев гармоничные личности. Чтобы через танец помочь каждому познать свою индивидуальность, культуру других народов». Что вы ко мне пристали? Пошли скорее, а то опоздаем.

Геннадия Васильевича завалили книгами и открытками. Он был взволнован. Поблагодарил за вербы и подарки, сказал:

– Пусть моя хозяйка обрадуется весеннему привету!

Но занятие не отменил, был строг, суров, терпелив, вновь и вновь заставлял махать ногами и приседать. В конце распределил всех по парам, обрадовал:

– Начинаем готовить русский народный танец к районному смотру в мае.

Света всегда незаметно рассматривала преподавателя, его подтянутую фигуру, немножко надменное лицо, когда он при разговоре смотрел прямо в лицо, говорил решительно, немногословно. Но его рыжие глаза были добрыми, и хотелось прикоснуться ладонью к густому светлому чубу.

Она начинала понимать старшеклассниц, которые повально были в него влюблены, писали записки, назначали свидания. Но в городе у Геннадия Васильевича была невеста.

И в канун Международного женского праздника Света вдруг вспомнила про вербы.

Зима была снежная, но в середине февраля неожиданная оттепель вместо снегопадов принесла ледяной дождь, который сразу опустил сугробы. Днем дороги начали заполняться тающим снегом, ночные морозы выжигали воду, и эта борьба наступающей весны с угрюмостью стылой зимы продолжалась полмесяца.

После школы Света зашла к подруге, но ту мать не пустила в лес. Солнце уже ощутимо грело правую щеку, когда Света добралась до огромных зарослей краснотала далеко за больницей на берегу реки. Темные колпачки с почек распустившейся вербы давно соскочили, и теперь из снежных сугробов поднимались и буквально светились на солнце ожившие ветки проснувшегося кустарника.

Проваливаясь по колено, Света набрала полные сапоги снега, но этот азарт нарвать побольше пучок, чтобы подарить учителям, подружкам, заставлял лезть в глубину куста.

На обратной дороге решила срезать угол, чтобы не идти через плотину, а рискнуть и перебраться через край оврага по льду.

Первые переселенцы строили свои саманные избы вдоль реки, поближе к воде. И теперь Свете нужно было пройти несколько метров мимо проволочного забора самого последнего дома на улице, который опоясывал старый разросшийся сад на дне засыпанного оврага.

Снег почти растаял, но лед в тени деревьев держался крепкий. Света прокатилась метра два. Но вдруг лед затрещал, и на середине этой глубокой канавы Света ухнула по пояс в ледяную воду.

Холод она сразу не почувствовала – на ней было много теплых вещей. Но страшно испугалась, вспомнив про свой ревматизм и ежегодные уколы весной и осенью.

Лед впереди оказался тонким, и она начала давить на него локтями, тараня всем корпусом. Неожиданно под ногами оказалась в воде куча замерзшего снега, и Свете удалось, не поскользнувшись ни разу, выбраться на промерзшую землю

С какой-то обреченностью, бегом, чувствуя страшную тяжесть мокрого зимнего пальто, ледяной холод промокших чулок, Света, не стуча в дверь, не помня себя, ввалилась через холодную пристройку маленького домика на окраине прямо в чистую кухню:

– Тетенька, я в овраге провалилась! – слез Света уже не могла сдержать. – Помогите, мне, пожалуйста!

– Господи, дитятко, как же тебя угораздило? – высокая, немножко сутулая женщина вскочила от старинной ножной швейной машинки, начала расстегивать пуговицы на мокром пальто. – Раздевайся скорее! Сильно замерзла?

– Испугалась очень. И ноги у меня замерзли, – Света уронила вербы на пол и никак не могла развязать красными пальцами шерстяной платок под горлом. – Я теперь умру?

– Да что ты такое говоришь, красавица! Мы еще на твоей свадьбе погуляем! Раздевайся догола! Все, все снимай! Ложись на лавку! Сейчас мы тебя лечить будем! – женщина бросила на лавку шерстяное одеяло, достала из шкафа большую бутыль с прозрачной жидкостью. – Ложись на живот! Буду тебя спиртом растирать!