
Полная версия:
Сборник. 80 лет Победы
Руки у нее были шершавые, она с такой силой и скоростью мяла ноги, спину, руки, что Свете через пять минут стало жарко. Она задыхалась от этого медицинского запаха и тихонечко ойкала.
– Одевайся! Вот тут одежда от моей внучки осталась, когда летом в гости приезжала. И носки мои, из собачьей шерсти связанные, надень. Кутайся в мой халат фланелевый, пей горячий чай с малиной и марш на русскую печку! Лучшее лекарство при простуде!
Лежанка была теплая, короткая даже для Светы, но, поджав ноги, на меховой подстилке, большой подушке, под байковым одеялом стало так уютно, словно очутилась в игрушечном домике с двумя стенками. Лежа, легко достала ладонью до деревянного потолка.
Она хотела рассмотреть внутреннее убранство комнаты, но почему-то почти сразу уснула.
Проспала больше часа. Когда открыла глаза, первое, что бросилось в глаза, – на табуретке у двери в ведре стояла ее охапка вербы. Даже, испугавшись внезапного купания, она не бросила свою добычу.
– Стемнело. Тебя, наверное, уже ищут. Дойдешь сама или проводить? Твоя одежда у меня до утра высохнет, а тебе придется в моих бахилах и старом полушубке идти. Ничего, пробежишь быстренько, женихи не узнают!
– А как вас зовут? – Света натягивала на себя большие для ее роста вещи и представляла, в какую же кулему она сейчас превратилась.
– Меня зовут Алена Ивановна! Беги, деточка! И не забудь свой букет!
Домой почти летела. Папка управлялся на улице, закрывал в сарай кур и уток. Дружок сразу признал, стал прыгать вокруг, повизгивая. Мама на кухне растапливала печку. Ее самообладанию можно было только позавидовать:
– Что за маскарад? Откуда эта одежда? Что случилось?
– Я в овраге под лед провалилась. Но меня спасли и в спирте искупали, – буднично доложила Света. – Завтра велели за вещами прийти. Мама! А это тебе вербы на 8 марта! С праздником, наступающим!
– Приключения нашей Светланы никогда не закончатся, они ее караулят на каждом шагу, – вздохнул папа, когда Света очень кратко рассказала, где живет Алена Ивановна. – Пока вы ужин приготовите, схожу и женщину поблагодарю за спасение дочери. Где мой рюкзак?
С купанием в ледяной воде все обошлось благополучно, даже насморк не прицепился. В воскресение мама зажарила в духовке утку, напекла пирогов, а папа привел Алену Ивановну в гости.
– У меня ведь в городе Саратовской области тоже две внучки живут, – рассказала она, когда знакомились. – Старшая – как ваша Света, а младшая – как Вика. Дочь там работает заведующей аптекой. Привезли летом мне трехлитровую банку спирта медицинского. Дрова нарубить, уголь перетаскать – расплачиваюсь с мужиками по-деревенски: обедом накормлю, стопочки налью – довольны за копейки работать. Приходи, Светочка, в гости!
Как тесен мир! В десятом классе после перенесенной ревматической атаки Свету направили в санаторий «Трудовые резервы» в Ленинград, где в феврале она познакомилась совершенно случайно со своей будущей лучшей подругой Наташей. Узнав, откуда приехала Света, Наташа воскликнула радостно:
– А у меня в вашем селе бабушка жила! Может быть, ты ее знаешь? Алена Ивановна ее зовут! Домик маленький на краю села у больницы! Она медсестрой там всю жизнь проработала! Правда, мы ее к себе забрали три года назад!
И завязавшаяся переписка, толстые конверты откровенных писем, первые стихи, рассказы, дискуссии о смысле жизни – вся взволнованность и откровенность юношеских взлетов и размышлений ложились на страницы из тетрадей нескончаемым диалогом двух подруг. Вместе поступили в Саратовский университет, но на разные факультеты. И тщательно хранимые письма по просьбе Наташи Света ей вернула, когда та стала писать свой первый роман. Зато остались стихи в верном дневнике.
Но все это будет потом. А тогда Света подолгу рассматривала ярко – бордовые ветки спасенной вербы, наблюдая, как стали постепенно раскрываться серо-белые почки, выбросив тонкие паутинки с желтой пыльцой. Раскрывшиеся цветы вербы стали похожи на крошечных пушистых желтых цыплят.
Мама тоже частенько задумчиво смотрела на это чудо пробуждения среди ранней весны, вспоминала свой далекий родной город и детство.
Света написала свое первое стихотворение, из которого запомнились только две строчки:
Мама! Это твое, мое, наше приветствие жизни!
Мама! Спасибо, что жизнь мне дала!
Проходят годы. Но струящийся свет нежности, ласки, обожания, беспредельной доброты, жизнелюбия, невозможного счастья и боли от утраты захлестывает каждую клеточку твоего существа, когда говоришь или просто думаешь, произнося мысленно это лучезарное слово: «Мама!»
Оно было твоим первым осознанным словом на Земле. Возможно, с ним ты уйдешь в небытие. Но пока встречаешь рассветы, чувствуешь, творишь, мыслишь, живешь, образ горячо любимой мамы ведет тебя, крепко держа за руку, как в детстве, поднимает с больничной кровати, приходит во сне, поддерживает и спасает.
И ты поэтому – счастливый человек!
Зимняя рыбалка
Рассказ.
Зима навалилась в последнюю неделю ноября свирепыми морозами без снега. Вода в курятнике к утру в старой кастрюле промерзала до дна. У петуха побелели кончики обмороженного гребешка. Спасало живность – кур и кабанчика в саманном сарае – только присутствие коровы Марты.
За ночь голландка в зале остывала, угли покрывались легчайшим слоем серого пепла, но при помешивании кочергой начинали подозрительно перемигиваться красноватыми искрами.
Дом был старый, деревянный, обмазанный глиной, на высоком кирпичном фундаменте – кулацкий, построенный до революции. Натопить его до жары было зимой невозможно.
И заставить себя вылезти из-под одеяла в студеную комнату каждое утро было очень трудно. Но папа включал на полную мощность черный приемник, приносил из кухни теплые валенки и напоминал:
– Поторапливайтесь, на зарядку становись!
В кухне было тепло. На чугунной поверхности кирпичной печки уже закипал чайник, пахло горячим какао, душистыми блинчиками с вареньем, на приготовление которых мама была большая мастерица.
В рукомойник для детей наливали теплую воду, а папа, управившись по темному на дворе со скотиной, снимал в тесном чуланчике рабочую одежду и мылся по пояс в тазу с холодной водой.
Завтракали дружно, быстренько собирались на работу. Родители забирали младшую сестренку Вику в начальную школу и торопились – ведь нужно было пройти пешком ровно километр на север до центра, а маме – еще километр до больницы на другом конце села.
Света училась во вторую смену. Она убирала со стола, садилась за уроки, читала, писала, рисовала в тепле, не забывая подсыпать уголь сверху через круглые отверстия в плите.
Через две недели потеплело, северный ветер принес, наконец-то, долгожданный снежок. Он падал так осторожно, как будто там, на небесах еще раздумывали и жадничали тряхануть какое-нибудь облако поусерднее. Снежинки порхали, боясь удариться о замороженную землю и рассыпать свою красоту.
Вечером за ужином мама, словно извиняясь, доложила, что ее посылают в Сталинград на недельные курсы.
– Корову доить не нужно, Марта телиться будет только в середине января. Справитесь тут без меня? – она посмотрела на папу. – Леша! Нам по разнарядке химреактивы и посуду выделили, дают два новых микроскопа и центрифугу для больницы.
– Как же ты, Лидочка, все это довезешь, ведь тебе придется делать пересадку в Саратове! Неужели скоро дождемся завершения строительства Волжской ГЭС и плотины через Волгу?
– Довезу, не первый раз! Носильщика возьму. Когда-нибудь будем вспоминать, как добирались до областного центра окружным путем.
Мама уехала в обед на станцию на автобусе, а папа вечером разложил на кухонном столе свои рыбацкие ценности: коробочки с крючками, катушки с леской, поплавки, блесны.
Вика играла в куклы, а Света «приклеилась» к столу возле отца:
– Папа, ты на рыбалку собрался? Возьми меня с собой! Мама не узнает! Ну, пожалуйста!
– Светочка, мы поедем на машине далеко, где-то за 15 километров. И там будут одни мужчины с моей работы. Вдруг замерзнешь, простынешь, заболеешь! Нет, нет, рыбачили с тобой летом, вот весну и подождем!
– Папочка, мне скоро 13 лет исполнится! Я уже взрослая! Вику к бабушке отведем! Соседи за домом посмотрят! Ну, пожалуйста!
– Хорошо! Собирайся! Мы в воскресенье будем выезжать в 8 часов! И одежду подготовь теплую: двое брюк, свитер шерстяной, носки, валенки с галошами.
Довольная Света отправилась спать, а отец еще долго «колдовал» над своими сокровищами, отливая из свинца новые мормышки и полируя шершавой бумагой старые блесны.
Воскресное утро заставило ахнуть: провода, деревца, заборы за ночь приклеили к себе все выпавшие снежинки и засверкали, а серая земля только обиженно хмурилась.
Старая полуторка с брезентовым шатром в кузове остановилась у ворот ровно в восемь. Когда Света по железной лесенке поднялась вверх, мужчины в кожушках, фуфайках, теплых зимних шапках стали прикалывать папу:
– Что, Сергеевич! Не доверяет тебе жинка? Дочку посылает за отцом присматривать? А вдруг на волков напоремся? Или замерзнет?
Папа не обиделся:
– Вы слышали такую мудрость: «Дай человеку рыбу, и ты накормишь его только раз. Научи его ловить рыбу, и он будет кормиться ею всю жизнь». Светлана моя – знатная рыбачка. Как говорят: «Озеро и река – счастье для рыбака». Сама напросилась!
– Посади ее в кабинку, там теплее. А то мы без мата анекдоты рассказывать не горазды! – Света успела насчитать восемь любителей зимней рыбалки и через минуту уже сидела на нагретом стареньком сиденье рядом с шофером.
Машина тронулась. Дядю Сашу она знала хорошо, он работал на хлебовозке и был отцом одноклассника Ивана. Дядька был разговорчивый, рассказал, что всю войну «шоферил», дважды был ранен, два осколка так и не смогли в госпитале извлечь из спины и ноги, а сейчас ложиться снова под нож хирурга не с руки, хотя боли достают его, особенно в непогоду.
– Спасибо председателю колхоза – разрешил мужикам по воскресениям брать машину на рыбалку. Зимняя рыбалка – дело настоящих мужчин. Возле села всю рыбу распугали. Лед нормальный, откроем сезон зимний на Еруслане, а потом дорожку протопаем на Волгу – судаков ловить. И семье каждой прибыток будет. Коровы в запуске – молока нет, не у каждого хрюшка есть во дворе, голодновато и пустовато на столе. А тут – дармовая рыба и утеха мужская.
Машина долго кружила среди голых кустарников и старых тополей, ныряла в заросшие овраги, но нигде не было видно никаких сел. Потом выскочили на высокий грейдер, и от тряски на замерзших глубоких осенних колеях Свету стало подкидывать до низкой крыши кабины.
Это тягостное испытание закончилось, когда машина съехала на полевую дорогу и вскоре остановилась на берегу огромного залива.
Солнце заблудилось где-то в сутолоке набежавших хмурых туч, но Света представила, как бы засверкала замерзшая чаша этого почти естественного зеркала от любого сверкнувшего с небес луча.
Мужчины выгрузили из кузова пешни, рюкзаки, сумки с харчами, самые сноровистые с осторожностью спустились на лед с песчаного берега.
– Мужики, место новое, кто-нибудь тут летом рыбачил?
– Далековато от дома! Пошли лунки долбить! Сантиметров десять лед! Выдержит! Главное, близко не кучковаться!
Дядя Саша протянул Свете большую румяную ватрушку с повидлом:
– Замерзнешь, приходи греться в кабинку! Мороз не сильный, но пусть мотор работает! С трудом, моя старушка, заводится!
Рыбаки разбрелись по периметру вдоль берегов. Света с опаской прошла несколько метров по ровненькому катку и пожалела, что коньки остались дома. Ни клочка снега, только темная и страшная глубина подводного мира под тонкой коркой ледяного панциря.
И вдруг прямо под ее валенками с галошами показалась медленно плывущая огромная щука. Света замерла. Она разглядела даже светлые крапинки на ее темной спине, узкий нос, плавники. За щукой следом появился ее эскорт – три щучки поменьше. Они плыли по направлению к высоченным камышам, где папа начал бить пешней первую лунку в пяти метрах от берега.
Света пошла за рыбами:
– Папа! Ты всю рыбу распугаешь! – прошептала она. – Я только что увидела сразу четыре щуки! Вот такие! Они тебя испугались и нырнули! У меня даже ладони в варежках стали мокрые!
– Доставай из сумки удочки! Еще тройку лунок сделаю для нас! А ты разматывай леску!
Папа дома объяснил принцип ловли на мормышку: главное, периодически поднимать и опускать маленькое удилище, обмотанное изоляционной серой лентой, и смотреть за поплавком. Никакой насадки делать не нужно. Варежки не снимать. Если надоест стоять на одном месте, то можно ходить вокруг лунки. И ждать, когда повезет.
Света размотала леску, не удержалась, повесила на острый крючок, впаянный в свинцовый корпус блестящей пули, кусочек ватрушки. Сверху папа привязал над мормышкой четыре красные шерстяные нитки от маминого вязания. Но рыба не клевала.
Да, зимняя рыбалка здорово отличалась от утренней летней зорьки на прудах или на речке, когда спина становилась мокрой от постоянного махания длинным удилищем при ловле карасей. Азарт заставлял забыть о тучах комаров и мошки над головой, о замерзших ногах в резиновых сапогах, о жгучем солнце над головой.
Папа натянул свой полушубок, когда добил пятую лунку, ушел ближе к центру залива, забрав две удочки с блеснами.
Света не удержалась, вытащила леску. Кусочка плюшки не было – размок и свалился. Опять прицепила кусочек, леска ушла на глубину. Размотала вторую удочку с мормышкой и маленькой блестящей пуговицей у крючка. Это все придумал и сделал папа сам. Первый поплавок был красный, а второй – зеленый. Лунки были в метре друг от дружки, рядышком.
И, когда Света занялась второй удочкой, удилище первой вдруг стремительно поползло к лунке, словно живое. Рванулась, споткнулась о замерзшую наледь от выброшенных льдинок, упала на коленку, но успела схватить деревянный удильник. Варежки мешали, сбросила, потянула резко, но там внизу тянули в сторону тоже очень сильно.
– Папа! Скорее! – Света растерянно смотрела, как отец бросил удильник, начал осторожно перебирать леску двумя руками, не давая рыбе опомниться, и уверенно выдернул из небольшой темной проруби узкую извивающуюся щуку.
– Молодец, дочь! Поздравляю! На уху уже хватит! – папа отбросил рыбину подальше в сторону. – Ты, что, решила двумя удочками рыбачить? Ну-ну! Пошел я к своему хозяйству!
Через некоторое время отец вытащил пару приличных окуней.
Свете стало жарко. Она стояла посередине между лунками и по очереди дергала удильники. И опять не уследила поклевку, вдруг не увидев зеленый поплавок на воде.
«Только не сорвись, только леску не порви!» – молила она, старательно перебирая вырывающуюся леску, не успев сбросить рукавицы. Все-таки глубина здесь была приличная, и хорошо, что на помощь подоспел дядя Саша, опытный рыбак. Когда очередная щука высунула огромный нос из ледяной воды, он умело засунул пальцы под жабры и выдернул туловище килограммовой хищницы из узкой лунки.
– Сергеевич! Ты не будешь против, если я к вам переберусь? А то утянет водяной твою дочку, пока ты там окуней у него воруешь! Я не с пустыми руками! У меня насадка знатная – легкое зайца! Не пустит меня бабка моя больше на рыбалку, если пустой вернусь!
А Света рассматривала с испугом добычу: неужели именно эту щуку она увидела под водой? Может быть, как в сказке про Емелю, выпустить ее обратно в воду? Но тогда никто не поверит в ее удачу. А щука желтым глазом смотрела в стылое небо. И впервые Свете стало жаль рыбу.
Подряд она успела вытащить два небольших окуня. И опять пришел азарт – видимо, передались ей гены от мамы, у которой в роду все мужчины были рыбаками. И папа – любитель рыбалки.
Но тут случилось несчастье. Толстый дяденька, которого все звали Пашка-старшина, зачем-то полез через камыши к берегу и провалился под лед по пояс. Выбрался он сам, никого не звал, но, когда увидели, как он у машины выливает из сапог воду, стоя босиком на замороженной земле, а с его ватных штанов льются ручейки, все побросали свои снасти и собрались на берегу. Папа приказал дяде Саше немедленно везти Павла за три километра на центральную усадьбу местного совхоза, чтобы там нашли сухую одежду и обувь. Дядя Саша достал из-под сиденья старенький коврик и сухие носки.
Через десять минут машина исчезла за кустами. А еще через полчаса поклевка у всех закончилась одновременно, словно рыба объявила перерыв.
– Рыба лучше барометра чует погоду! Смотрите, как небо затянуло тучами! Того гляди, снег повалит! – седой агроном Василий Иванович снял лисий малахай, крутанулся на месте. – Ветер переменился, с северо-запада задувает. Надо собираться! Давайте чайку сообразим, обедать пора!
Безопасности ради ушли со льда на берег. Бывалые рыбаки вскипятили в котелке воду, сыпанули заварки, стали доставать, кто что прихватил из дома: хлеб и вареные яйца замерзли, соленое сало было у всех. Хлеб жарили на палочках на костре, яйца кидали в кружки с кипятком. Василий Иванович достал армейскую фляжку с самогоном – поделили по- братски на всех, оставив НЗ для уехавших. Свету угощали карамельками, сами чай пили с кусковым сахаром.
Стало быстро темнеть. Через час машина не вернулась. Решили идти в совхоз пешком.
– Зря я тебя, Светочка, послушал! Наши все войну прошли, нас дорога не страшит! А тебе тяжело придется! – папа подтянул ремни на рюкзачке, где лежали рыболовные снасти, на спине у Светы. Сам надел веревочные лямки холщовой котомки с приличным уловом. Взял пешню в правую руку, а левой – ладонь Светы.
Когда поднялись на возвышенность, началась метель. Ветер дул сбоку, стараясь обязательно пригоршню снежных колючек забросить в лицо. Вдали прорезались редкие электрические огоньки, и страшно было представить, что вдруг там, в селе что-то случится с динамиком, и погаснет надежда, которая манила теплом человеческого жилья.
В здании сельсовета горел свет. Председатель строчил какой-то отчет, не удивился, предупредил, что у машины что-то полетело, ремонтируют в совхозной мастерской за селом.
– Мужики, сейчас я вас разведу по домам – останетесь ночевать. С метелью в степи шутки плохо кончаются. А утром, даст Бог, и поедете.
Свету с отцом приняли на ночевку в семью, где была девочка Светиных лет. Накормили горячей лапшой с утятиной, постелили Свете на раскладушке в узкой комнатке с Машей. Папа долго разговаривал с хозяевами: они оба работали на ферме. Им нужно было рано вставать, но встреча с новым человеком из райцентра продолжилась до двенадцати часов ночи, когда, моргнув два раза, лампочка погасла.
Утром собирались и пили чай с молоком при свете керосиновой лампы. Папа отдал хозяевам два десятка выловленных им окуней. Не удержался, похвалился добычей дочери:
– Пусть мать полюбуется! Замороженные щуки, не пропадут!
Метель за ночь потрудилась добросовестно, завалив таким долгожданным снегом все улицы, дворы и крыши. До мастерской шагали по уже расчищенной юрким трактором «Беларусь» с самодельным грейдером дороге. Директор совхоза после короткой планерки в мастерской распорядился пустить впереди отремонтированной машины самый мощный дизельный трактор для расчистки от снега основной трассы.
Света проспала в кабинке рядом с дядей Сашей почти до самого райцентра. Ей снились какие-то яркие сны: горячий песок под ослепительным солнцем, прыжки с «тарзанки», городские бублики на веревочке и шоколадные конфеты, которые всегда привозили из города.
В школу в понедельник она не пошла.
***
Послесловие.
По прошествии многих лет Света поняла, что именно благодаря своему отцу, в ее душе улеглись нерастворимые кристаллы особого отношения к представителям противоположного пола.
Нет, это не был свод нерушимых правил их поведения, нарушение которых должно было караться презрением и отвержением.
Не существовало и заоблачных грез о заморских принцах и литературных героях, известных артистах и певцах.
И волей судьбы Светлане всегда везло на встречи с настоящими мужчинами: умными, волевыми, целеустремленными, мужественными. Каким-то непостижимым образом на ее жизненной дороге не оказывались подлецы и злодеи, предатели и слабаки, крохоборы и мерзавцы.
Просто устремляясь за своей мечтой, она всегда мысленно сравнивала каждого со своим отцом, и недостойные внимания оставались на обочине ее пути.
Отец прожил долгую и светлую жизнь – 95 лет в полном здравии, работая до конца по мере сил.
Истоки
Рассказ
Мы будем, словно Петр в Гааге,
Учиться – только не отваге,
Не щедрости, не широте,
И мы в духовные холопы
Америки или Европы
Не попадем по простоте.
И русский русским остается,
Пока в нем дух землепроходца.
Благословляю все народы,
все языки, все земли, воды,
все бессловесное зверье.
Все в мире страны мне родные,
Но прежде всех —
Моя Россия, —
ты —
человечество мое!
Евгений Евтушенко (из поэмы «Просека»).
Человек познает сам себя только в той мере, в какой он познает мир.
Иоганн Гете.«Просто был такой лагерный день, тяжелая работа, я таскал носилки с напарником и подумал; как нужно бы описать весь лагерный мир – одним днем. Конечно, можно описать вот свои десять лет лагеря, там всю историю лагерей, – а достаточно в одном дне все собрать, как по осколочкам, достаточно описать только один день среднего, ничем не примечательного человека с утра до вечера».
***
Этот рассказ «Один день Ивана Денисовича» Александра Солженицына, прочитанный тайком от родителей в пятнадцать лет, стал тем магнитом, который незаметно перестроил всю дальнейшую жизнь, притянув другое, более серьезное отношение к действительности, осознанное увлечение литературой и поэзией, заставив пересматривать отношения между людьми с позиции собственных убеждений и идеалов.
Во времена расцвета интернетовского многообразия открылась так тщательно скрываемая правда о том времени, когда приходилось принимать газетную «правду» по многим вопросам. Доподлинно стала известна история создания и появления в печати этого произведения, принесшего его автору, Александру Солженицыну, мировую известность.
По авторскому определению, рассказ его при публикации в журнале «Новый мир» по решению редакции назван «для весомости» повестью.
И много лет спустя, стало известно, что Анна Ахматова, прочитав, сказала Лидии Чуковской:
«Эту повесть о-бя-зан про-чи-тать и вы – учить наизусть каждый гражданин изо всех двухсот миллионов граждан Советского Союза».
***
Конец февраля 1963 года. Взволнованный и непонятный разговор родителей в кухне. Мгновенно замолчали, когда Света зашла и о чем- то спросила. Мама быстро приготовила ужин:
– Так, меня не отвлекать. Я – занята! – и закрыла плотно дверь в спальную.
– Папа, что это она такая колючая? – спросила Света отца. – И ужинать не стала!
– К политзанятиям готовится! – отец никогда не врал. Ему Света верила безоговорочно. – Ты же знаешь, что ее могут в любую минуту, даже ночью вызвать в больницу, если привезут человека на операцию. Пока анализы возьмет, пока операция пройдет, – хорошо, если на машине обратно вернется. Сколько раз уже пешком приходилось нашей маме одной ночью идти. Жаль, что нет возможности телефон провести домой!
Пожала плечами, села писать сочинение. И что-то так расписалась, что легла спать, когда точно по расписанию в полночь выключили свет. На кухне керосиновую лампу зажгла мама, пожелав спокойной ночи.
«Утром перепишу сочинение с черновика, – подумала Света, засыпая.
Летняя привычка вставать рано утром на рыбалку постепенно осталась такой ценной особенностью, буквально чертой характера, когда со «свежей» головой моментально запоминались математические теоремы, целые страницы текстов и спокойно решались задачи по физике и химии.
На кухне продолжала светить керосиновая лампа, слегка закоптилось стекло, а мама не отрывалась от чтения какого-то журнала.
– Ты что, так и не ложилась? – ахнула Света. – А мне можно почитать?
– Светочка, эта история для взрослых. После меня сегодня будет читать папа. Очень серьезная вещь.
«Понятно! „Дети до шестнадцати лет“ – и разговор окончен. Милая мамочка, да я уже давно читаю все твои книжки из взрослой библиотеки, – подумала Света, зажигая вторую керосиновую лампу. – Ясно, что некоторые отношения мужчин и женщин писатели излишне откровенно описывают, особенно в журнале „Иностранная литература“, а, если щеки вдруг покраснели, можно, ведь пропустить полстраницы. Девчонка в девятом классе нашей школы родила ребенка недавно, а книжки вообще не читала».