Отсроченный шанс, или Подарок из прошлой жизни

Утром Алиса смущалась необычайно своей ночной, чуть ли не детской откровенности, хлынувших совершенно неуместно слез, того, что вдруг прорвало ее выказать слабость, что случалось с доцентом Ельской настолько редко, что можно по пальцам одной руки пересчитать за все ее годы в науке.

Не добавило уверенности в себе и то, что разбудил ее Кедров полностью одетый и готовый к выходу из дома, выглядевший в добротном, дорогом прикиде основательно, чрезвычайно серьезно, больше походя на уверенного в себе бизнесмена, а не государственного служащего. А Алиса, резко подскочив от неожиданности, когда мужчина потряс ее за плечо и сообщил, что ему пора уходить, вдруг обнаружила, что сидит перед ним с голыми ногами, а ее аккуратно сложенные штанцы лежат на диванном подлокотнике. И стушевалась, сообразив, кто их с нее снял ночью.

Но Кедров торопился и, разбудив гостью, убедившись, что та окончательно проснулась, вышел из комнаты, чем освободил Алису от необходимости, отчаянно смущаясь, судорожно натягивать штаны при нем.

– Ёлкина, давай быстрей! – прокричал уже из прихожей он, поторапливая. – Или тебе помощь нужна?

– Нет, нет, не нужна! – заверила его Алиса, испугавшись этой возможной помощи, из-за которой он точно осерчает пуще прежнего и изворчится на нее.

Но он все-таки ей помог, только уже в прихожей: подал куртку, поддержал, пока Алиса надевала кроссовки.

И бегом, бегом – на лифт, в его машину, доехали до ее дома, и Кедров, поддерживая под локоть, довел Алису до квартиры и убежал, только махнув рукой.

Как там у Карлсона? «Он улетел, но обещал вернуться». Этот вернуться не обещал и ничем не напомнил про их вчерашний разговор, не подтвердил своего обещания помочь. Махнул, и привет – улетел. Ах да! Не совсем чтобы улетел-улетел и привет: пишите письма! Перед этим достал из кармана и протянул ей чудодейственный гель, неизвестного состава и происхождения, но творящий настоящие чудеса. Успев утром, перед тем как бежать, мельком посмотреть в зеркало в прихожей Кедрова, Алиса поразилась явным изменениям в своей внешности: буквально за ночь синяк потерял сиреневый окрас, переменив цвет на заживающий зелено-желтый, да и отек заметно спал.

– Намажешь два раза: утром и вечером, – дал наставление Кедров, – это хорошее средство от ушибов.

И, пообещав нечто туманное: «Свяжемся», – махнул рукой.

И вот тогда улетел, торопливо спускаясь по лестнице, проигнорировав лифт.

А Алиса осталась стоять в прихожей, сжимая тюбик с чудодейственным гелем в руке и глядя недоуменно вслед мужчине, только сейчас сообразив, что он снова не дал ей номер своего телефона. И промаялась все утро, в непонятном смятении, в раздрае душевном, в раздумьях и воспоминаниях.

Да господи боже ты мой! Эти воспоминания!

Когда Алиса уведомила семью о выбранной ею профессии и о том, куда именно и на какую специальность собралась поступать, родственники прореагировали по-разному. Мама… ну это понятно, той всегда глубоко пофиг, что там делает и выкаблучивает дочь, она была целиком поглощена своей семьей и сыном.

Папа поддержал выбор Алисы, но как-то без особого энтузиазма и с некоторой долей сомнения. Мамины родители выказали всяческую поддержку, а вот бабушка с папиной стороны…

Виктория Ильинична, мама Юрия Аркадьевича, отца Алисы, была дама исключительная и неординарная во всех отношениях. Вот кто на самом деле являлся, без всякой игры и фальши, по-настоящему, Женой ученого, пожертвовавшей своей карьерой ради достижений и продвижения мужа в науке, – так это она. Мудрая, имеющая весьма своеобразный взгляд на многие вещи и житейские ситуации, разбиравшаяся в людях, словно видела тех насквозь, с легким налетом цинизма, иногда безжалостно жесткая в своих оценках и суждениях, позволявшая себе говорить правду там, где большинство предпочли бы промолчать.

Про выбранную профессию старшей внучки Виктория Ильинична высказалась однозначно отрицательно.

– Геолог – это совершенно мужская профессия. Они таскаются по своим экспедициям бог знает где, в непроглядной глуши, в тяжелейших походных условиях, в грязи, съедаемые мошкой и комарами.

– Я климатологом буду, бабуль, – напомнила Алиса.

– Еще того не чище, – махнула на нее раздраженно бабушка. – Все та же грязная каторжная работенка, да еще и на ледниках впахивать придется. Ты же не бабища какая дебелая, про коней с избами, ты хрупкая, щуплая и нежная девочка, сама с нормальный туристический рюкзак весом.

– Я крепкая, бабуль, – смеялась Алиса.

– Да-а-а, – тянула бабушка, глядя неодобрительно на внучку, и вынесла вердикт: – Дурь такую придумала, призвание себе нашла, что и стыдно сказать. Расстраиваешь ты меня, Алиса. – И вздыхала, сокрушаясь: – М-да, вижу, не выйдет из тебя путевой старухи. Не выйдет.

– Это почему? – веселилась еще больше Алиса.

– Запомни, деточка: для того чтобы у женщины была хорошая, достойная, спокойная и благостная старость, надо очень постараться и позаботиться об этом в юности. Правильно выйти замуж, родить и правильно воспитать детей, заработать определенное имя в профессии, не отдавая при этом своей работе всю себя и свою жизнь. Заботиться с молодости о здоровье и женской красоте. И еще много чего следует помнить и делать. А о какой красоте и здоровье ты будешь заботиться в непроходимой тайге, искусанная гнусом таежным и провонявшая дымом от костра? И какую семью можешь создать, шастая по экспедициям наравне с дюжими мужиками? – И вздохнула: – М-да, беспокоюсь я о тебе…

И она же, Виктория Ильинична, когда подходил к концу первый год учебы Алисы в университете, разъяснила внучке кое-какие моменты их с Денисом будущего.

– Я смотрю на твою увлеченность учебой и понимаю, что ты, наверное, все-таки нашла свое призвание, – признала бабуля очевидный, как казалось тогда Алисе, факт и уточнила для полной ясности: – Хоть и не одобряю твой выбор. Только, детка, для того, чтобы стать гениальным, настоящим мэтром, специалистом, одной страсти и увлеченности мало. Мало, – подчеркнула голосом она. – В первую очередь требуется бесконечно напряженная работа, «чугунная поясница», как говорят в науке. Придется проштудировать, выучить, по-настоящему усвоить колоссальное количество учебной и профильной литературы, работ известных ученых, методического материала. И это требует времени, усидчивости и максимальной загруженности ума. Второе – это терпение и умение отдаваться своему призванию на все сто процентов, жертвуя очень многим, по крайней мере, на первом этапе становления, в том числе и семьей.

– Я это понимаю, ба, – согласилась Алиса.

– Понимаешь, да не совсем, – уверила ее бабушка. – Я говорю про ваши отношения с Денисом. Насколько я знаю этого молодого человека, он так же, как и ты, чрезвычайно одарен, и нашел свое призвание, свою жизненную стезю, и занимается не менее усердно, чем ты.

– Да, он очень талантливый, – расплылась в улыбке Алиса, нахваливая любимого.

– О том и речь, – вздохнула бабуля и повторила: – О том и речь. Вы хотите учиться, отдаваясь полностью своему призванию, и при этом сохранить свои чувства и отношения. А это невозможно, поверь мне. Понимаете вы или нет, но вам обоим придется выбирать: любовь или дело всей жизни. В вашем возрасте, когда не наработано еще никакой душевной мудрости, силы-умения, способности по-настоящему любить и быть преданным своей любви, находясь в постоянной разлуке и преодолевая препятствия, иначе попросту невозможно. Молодость эгоистична и требует все здесь и сейчас. Поэтому, если вы выберете любовь, кому-то из вас придется жертвовать своим призванием. Кому? Ты готова отказаться от профессии климатолога, перевестись в его бауманку на какой-нибудь схожий с твоей специализацией факультет и стать кем-то другим, зато быть всегда с Денисом вместе? А он готов к таким жертвам? – спросила Виктория Ильинична и повторила жестко, но с тенью сочувствия в голосе: – Готова выбирать? А он?

И вздохнула, увидев, как задумалась и растерялась Алиса.

– Но даже если ты или он все же сделаете такой непростой выбор и кто-то из вас откажется от дела, к которому стремится и уже предан, то очень скоро из этого выйдет обычная житейская трагедия, когда красивая, светлая детская любовь превращается в отношения, в которых один любит, а другой терпит. И вы начнете обвинять друг друга в том, что испортили или усложнили тому жизнь, а потом и возненавидите друг друга за ту самую испорченную жизнь, карьеру и отказ от своей мечты. Не потому, что вы слабые и любовь ваша не настоящая, а только потому, что слишком молодые и не накопили еще силы духовной, мудрости, умения прощать и делать осознанный выбор. Так что подумай, детка, на что ты готова ради вашей любви с Денисом. На какой выбор.

Как выяснилось, выбирать Алиса была не готова. Точнее, готова, но не любовь. Тогда она решила – или скорее убедила себя, – что любовь у них настолько необыкновенная и сильная, что она подождет их с Денисом, пока они закончат учебу, и не потребуется никому ничего выбирать.

Вот такая вот рябина жизненная, которая на морозе дозревает.

Резко, словно выстрелив в тишине квартиры, прозвенел дверной звонок, выдергивая Алису из прошлого, заставив от неожиданности вздрогнуть всем телом, на что сразу же «радостно» и дружно отреагировали все ее боевые раны, хоть и гораздо легче и менее болезненней, чем еще вчера.

«Сказывается общее лечение или чудодейственный гель? Или все в комплексе?» – успела подумать по дороге в прихожую Алиса, прислушиваясь к своим ощущениям и приятно удивляясь.

Открывать она не поспешила, благоразумно опасаясь всякого-разного, возможного и опасного. Расплющив нос о деревянную панель, прикрывающую стальной дверной лист, громко посапывая от неудобства позы, она внимательно всмотрелась в глазок и идентифицировала в человеке, топтавшемся за дверью, следователя Гринца. Памятуя об их прошлой, не самой приятной встрече, пускать в дом товарища майора Алисе совсем не хотелось. Но, понимая, что по-любому деться от тесного общения с органами внутренних дел в стране ей некуда, тягостно вздохнув, она принялась все же отпирать замки.

– Как я понимаю, вы мне не сильно рады, – усмехнулся Петр Федорович, собравшийся уж было уходить, не дождавшись реакции на его звонок. И пожурил почти по-дружески: – А зря, Алиса Юрьевна. При тех делах, что вокруг вас происходят, с представителями власти надо дружить и сотрудничать.

– Дык я ж со всем почтением, Петр Федорович, но в прошлую нашу встречу вы почти впрямую обвинили меня в убийстве, – напомнила зловредно Алиса.

– Не преувеличивайте, Алиса Юрьевна, – пожурил майор. – Всего лишь предположил возможность вашей причастности. На то оно и следствие, чтобы подозревать и разбираться. – И спросил: – Пустите или так на меня осерчали, что предпочтете беседовать на пороге?

– Проходите, – отступая на шаг, пригласила Алиса.

– Благодарю, – учтиво кивнул Гринец.

– Чай, кофе будете? – предложила Алиса, отмахнувшись, чтобы тот не снимал обувь, и приглашающим жестом указав в сторону кухни.

– Не откажусь, – принял предложение следователь, пожаловавшись, как всякий измученный делами-беготней служивый: – Замотался сегодня.

Из предложенных напитков Петр Федорович выбрал чай, как только узнал, что хозяйка заваривает настоящий, черный, с добавочкой сушеных ягод. Сел-устроился за импровизированный из фанеры и ящиков, но устойчивый и крепкий стол, положив рядом кожаную рабочую папку на молнии, откинулся на спинку стула, явно позволив себе немного расслабиться.

Алиса выставила перед ним большой чайник, полный свежезаваренного чая, солидную, объемную кружку, вазочку с печеньем и кексиками, плетенку со свежим бородинским хлебом, нарезанным кусочками-треугольниками, масленку с чуть подтаявшим маслом и тарелочку со щедро выложенной на нее нарезкой сыра и колбасы. И гостеприимно предложила следователю угощаться.

Гринец кивнул благодарно и принялся не торопясь, основательно и вдумчиво намазывать масло на хлеб, не забывая про «застольную» беседу.

– Должен вас официально уведомить, Алиса Юрьевна, что все подозрения с вас сняты. Предварительное расследование установило вашу полную непричастность к убийству, то есть ваше алиби.

– Душевно вам признательна, – не удержалась от легкого сарказма Алиса и спросила: – А вам удалось что-то прояснить об этом убийстве?

– Вы знаете… – начал отвечать Гринец, прервавшись, чтобы хлебнуть чайку, который заботливо налила ему в кружку хозяйка, – Алиса Юрьевна, что существует тайна следствия, которую я не имею права разглашать.

– Вот как, – сделала чинное выражение лица Алиса.

– М-да, – кивнул следователь и откусил смачный кусок от сооруженного им многослойного бутерброда: хлеб-масло-колбаса-сыр.

Прожевал, запил, посопел с довольством, еще разок запил глотком чая и только тогда продолжил.

– Да, – подтвердил он. – Тайна следствия. Но дело в том, что слишком много странного в этом следствии происходит. В связи с чем у нас возникли некоторые вопросы к вам.

– Ну давайте ваши вопросы, Петр Федорович, – предварительно демонстративно безысходно вздохнув, разрешила Алиса.

– Дам, – пообещал майор, позволив себе легкую понимающую улыбку, и вздохнул показательно в ответ. – Для чего мне все же придется приоткрыть некоторые детали этого уголовного дела.

И, видимо, чтобы сгладить свою печаль от сего прискорбного факта, быстренько расправился с бутербродом и занялся сооружением второго.

– Личность убитого мы установили сразу, – не прерывая своего увлекательного занятия, приступил к повествованию майор.

И рассказал Алисе то, что она уже узнала от Кедрова: про убитого Леонида, сына Владимира Золотарёва, про связь этого папаши с бывшей владелицей квартиры и про то, кем Золотарёв-старший был в девяностые.

Алиса внимательно слушала, кивала, подливала чай и задавала кое-какие уточняющие вопросы.

– Кто вас избил? – вдруг неожиданно спросил Гринец, отпивая чаю уже из третьей по счету кружки и поглядывая на хозяйку цепким взглядом поверх края.

Третьей, что называется: вдогонку. Под нарушение служебной инструкции и изложение некоторых фактов следствия гражданскому лицу Гринец «заточил» четыре бутерброда, съел пару кексиков и теперь вот «лакировал» это дело третьей чашкой крепкого чайку к полной своей душевной и физической благости.

– Вы знаете, – скорее утвердила, чем спросила Алиса.

– О произошедшем с вами? – уточнил следователь и кивнул: – Знаю. В связи с чем хотел бы поинтересоваться, почему вы, Алиса Юрьевна, не подали заявление в полицию о факте нападения на вас?

– Однажды, – начала свое объяснение с предыстории Алиса, – у моей коллеги украли сумку. Выхватили прямо посреди тротуара, практически в центре Москвы. Хорошо хоть она паспорт, телефон и ключи от дома держала во внутренних карманах куртки и не пришлось восстанавливать документы, всю начинку смартфона и взламывать замки. Так вот она, как сознательный гражданин, отправилась в отделение полиции, чтобы написать заявление, и провела там около пяти часов. Пяти, Петр Федорович, – подчеркнула Алиса, надавив голосом. – Сначала она три часа ждала в очереди, чтобы ее принял оперативник и записал показания, потом больше часа ждала следователя, который составил протокол происшествия. И что? Кто-то извинился за такую проволочку? Да с чего бы? Оказывается, это обычное дело для всех полицейских участков. Знаете, мне крепко досталось, и сидеть не то что там пять часов в околотке, а и даже час, чтобы об этом заявить, у меня никаких сил и здоровья не хватит.

– Да, есть еще недоработки в нашем ведомстве, это правда, – согласился с ней Гринец. И пожаловался: – Людей не хватает, кое-где штаты не доукомплектованы. Да и специфика своя.

– Вот из-за этой вашей специфики я и не заявила, – заключила свое объяснение Алиса. И спросила: – А откуда вам стало известно о нападении на меня, раз не поступило заявления о происшествии? И вообще, к Следственному комитету это имеет какое-то отношение?

– Да в том-то и дело, что имеет. – Пришло время Гринцу тягостно вздыхать и объяснять без всякой охоты. – Видите ли, один из напавших два дня назад на вас был вчера убит точно таким же ударом ножа, как и тот, кого вы обнаружили у своей двери. И что еще хуже: он оказался родным младшим братом Леонида, Виктором Золотарёвым.

– Хреново, – дала совершенно искренний комментарий Алиса.

– Куда как, – согласился с ней майор.

– А удалось узнать: зачем вообще они на меня напали? – зашла осторожненько, как бы сбоку, к интересующему ее вопросу Алиса, уточнив на всякий случай: – Или это тоже тайна следствия?

– Тоже тайна, – подтвердил Гринец, но объяснил, не сильно на эту самую тайну и упирая: – Нам удалось точно установить причину нападения на вас. – И усмехнулся вдруг, спросив: – А вы, Алиса Юрьевна, часом, никакими единоборствами не владеете?

– Да спаси Господь! – театрально испугавшись, уверила его Алиса, понимая, к чему тот клонит.

– Однако вы лихо им наваляли, – хмыкнул Гринец. – Мы смотрели с оперативниками на видеозаписи, прямо любовались.

– Вот честное слово, Петр Федорович, – как на духу призналась Алиса, – со страху и тупо повезло. – И не забыла напомнить: – Мне они тоже наваляли не скупясь.

– Это да, – кивнул майор и указал пальцем на ее скулу: – Синяк у вас, прямо скажу, смотрится жутко.

– Да вы что-о-о, – отмахнулась Алиса, – это уже красота, видели бы вы меня вчера.

– Хорошо, что не видел, – отказался от такого зрелища следователь, – наблюдать побои на такой симпатичной девушке – не самое приятное зрелище.

– Так что про причину нападения? – напомнила свой вопрос Алиса.

– Да как-то странно получается, – задумался следователь и попросил: – Вы можете подробно рассказать, как все произошло?

Алиса рассказала как можно подробнее, чему в немалой степени способствовал сам Гринец, знающий, как и что спрашивать. Прав был Денис: этот майор крутой профи, въедливый, цепкий, хитрый, соображающий очень четко и быстро. Он вытащил из памяти Алисы мельчайшие подробности нападения, и как она удержалась, не признавшись в сотрудничестве с товарищем Кедровым и в том, что ей уже известна личность нападавшего, и не поведала, практически добровольно, о своих подозрениях про второй клад – большой вопрос.

Смогла вот как-то удержаться.

Закончив свой опрос-допрос, Гринец почти сочувственно, с мягким нажимом уведомил Алису:

– Заявление, Алиса Юрьевна, написать придется.

– В околоток не пойду, – предупредила та безапелляционно.

– Я почему-то так и подумал и бланки для заявлений и протоколов прихватил с собой.

– Тогда ладно, – согласилась Алиса. – В онлайн-режиме с помощью специалиста-добровольца написать заявление согласна. – И спросила о самом главном, от чего так старательно уводил ее Гринец: – Так вы выяснили, зачем они на меня напали-то?

– Охо-хо, – показательно тяжко вздохнул Гринец, досадуя не то на необходимость что-то объяснять, не то на тупость гопников. – Мы допросили двух остальных участников нападения. Это некто Олег Гоноренко, он же Гонор, кстати, лежит в больнице с ушибом позвоночника и еще какими-то повреждениями от падения. И второй – Сергей Борищ. Тоже сынки богатых родителей, но у них папаши богатством поплоше и рожами попроще, чем Золотарёв-старший, да и зависели в кое-каких делах от Владимира Артемовича, потому и ходили их сыновья у Виктора на побегушках в качестве шестерок. Так вот оба дали похожие признания, подтвердив тем самым показания друг друга. Мол, Виктор сказал, что есть некая баба, которая ему чем-то там насолила и что-то задолжала, и надо бы с ней разобраться. Что сделала и чем обидела, не конкретизировал – обидела, да и все. Впрочем, их это мало интересовало. Виктор объяснил, как именно он собирается с ней разбираться: они придут к этой тетке домой, парни ее подержат, а обиженный с ней «поговорит» а когда закончит, они тоже смогут с ней поразвлечься. Этим придуркам только в кайф поиздеваться над кем-то, к тому же все трое любители покурить марихуану, выпить крепкие напитки, а иногда и чем посерьезней побаловаться. Отморозки на всю голову.

– Это я заметила, – согласилась с ним Алиса.

– Но когда они приехали «на адрес» и проникли в подъезд, оказалось, что тетки той дома нет. Виктор распорядился: будем дожидаться, сели на подоконник, достали по косячку, а тут соседка ваша поднимается по лестнице. Спрашивает: чего, мол, они тут расселись? Те ее сначала обложили по матери, шуганули и оборжали, но зачем-то сообщили, что пришли в гости к Жанне. Бабка и донесла до них информацию, что Жанна здесь больше не живет. И, как утверждают Борищ и Гоноренко, Виктор ужасно расстроился, бушевать принялся, ругался, чем еще пуще напугал соседку. Та было собралась утекать да прятаться от богатеньких придурков, но тут Золотарёв-младший о чем-то крепко призадумался своими прокуренными мозгами и пристал к бабке с вопросом: как выглядит новая соседка. Та поначалу отнекивалась, мол, знать не знаю, издалека один раз только и видела. Тогда он ей сунул денег, и бабка мгновенно вспомнила все в подробностях: и во что приметное одета, и как выглядит, и по какому маршруту обычно возвращается домой. Мы сняли показания с соседки, та все подтвердила.

– И почем нынче информация у старушек? – усмехнулась Алиса.

– У кого как. Екатерине Трофимовне, например, свезло необычайно, – хмыкнул в ответ Гринец. – У Виктора никаких купюр, кроме пятитысячных не было, вот и сунул красненькую.

– В старую, сморщенную лапку, – задумавшись, продолжила за ним предложение Алиса и спросила: – А он объяснил своим кунакам, на кой ляд я-то ему сдалась?

– Объяснил, а как же, – кивнул Петр Федорович. – Сказал, что просто так уходить не намеревается, он уже настроился на возмездие и покуражиться. И если нет Жанны, то они и с новой хозяйкой с удовольствием «пообщаются», – объяснил майор и заключил свою речь, тягостно, безнадежно вздохнув: – Вот так, Алиса Юрьевна. Такие вот детки повырастали. Наш контингент, которого за яй… – он осекся, стрельнув на нее взглядом, и исправился: – за задницу не ухватишь. Ни их, ни их папаш с мамашами.

– Тяжело вам, – посочувствовала ему Алиса. И спросила: – Так получается, Петр Федорович, что и Леониду, и этому Виктору что-то понадобилось от Жанны? Зачем-то они к ней приходили?

– Получается, что так, – кивнул Гринец.

– А еще, Петр Федорович, выходит, что оба не знали, что Жанна продала квартиру.

– Выходит, что так, Алиса Юрьевна, – подтвердил он ее соображения.

– И что, – размышляла вслух Алиса, – можно рассчитывать, что теперь мне ничего не грозит?

– Предположить-то можно всякое, а что на деле будет, это посмотрим, – привычно тягостно вздохнув, не обнадежил ее следователь.

– Да, посмотрим, – согласилась Алиса.

– Ну что, – переключаясь на деловой, бодрый тон, спросил Гринец, расстегивая свою рабочую папку, – заявление составлять будем?

– Будем, – смиренно вздохнула Алиса.

После ухода дотошного следователя, с которым они стали пусть не друзьями, но проникшимися друг к другу симпатией почти товарищами, Алиса отчего-то поймала устойчивое, бодрое настроение и засела за работу, полностью погрузившись в процесс, забыв на время обо всех напастях и дурацких детективах.

И «вынырнула» из погружения, только почувствовав, как подсасывает в желудке от голода. Глянула на часы – однако! Заработалась она всерьез, аж до девяти вечера.

Есть хочется, пить хочется, да и поважнее дела имеются, чем поздний ужин. Например, принять лекарства и обработать раны, чем она и занялась.

А еще хотелось бы знать, где товарища Кедрова носит и как с ним связаться? Не бегать же каждый раз к нему домой и тарабанить в дверь, требуя очного общения. А как еще? Ни электронной почты, ни номера своего телефона он Алисе не оставил.

Проведя все долженствующие целебные процедуры, приготовив незамысловатый, простецкий ужин, который возможно было сделать, минимально нагружая пострадавшую, забинтованную левую ладонь, и наскоро поев, Алиса призадумалась.

И что, на самом деле снова идти в гости?

Как-то настораживали ее эти несанкционированные посещения старого друга, превращавшиеся прямо-таки в тенденцию с элементами наезда: звоним-стучим-кричим.

Прерывая ее размышления на столь актуальную тему и сомнения в методах ее реализации, пискнул сотовый, оповещая о пришедшем СМС. Открыла, прочитала… подзависла на пару секунд от странности письмеца и перечитала еще раз.

Сообщение пришло с неопределяемого номера – какая-то непонятная аббревиатура из буквенной последовательности: ABCD – и носило телеграммно-сокращенный характер оповещения:

«Чего-то нового и интересного не выявил».

Тянуло спросить: кто, чего не выявил? И какого такого интересного?

Возникли у Алисы подозрения, которые тут же подтвердились следующим входящим сообщением с того же загадочного номера:

«Соседей тревожить в мое отсутствие не надо».

Понятно. Вариант трезвоним-стучим-кричим на сегодня отменяется.