Три жизни, три мира. Записки у изголовья. Книга 2

– Вы и Аланьжэ так же на чай приглашали, как меня только что?

– Аланьжэ?

Су Мое нахмурился.

Фэнцзю продолжила:

– И как Аланьжэ вам ответила?

Рука Су Мое, разливавшая чай, дрогнула. Словно наяву, перед ним предстала юная девушка. Она свела брови, а потом улыбнулась и, подмигнув ему, поманила рукой танцовщиц.

– Наставник всех зовет разделить с ним чай. Сестрицы, чего же вы ждете?..

И отошла в сторону, чтобы полюбоваться, как наставника обступила толпа девиц, зажав его у чайного столика так тесно, что у него не было ни шанса ускользнуть или хотя бы позвать на помощь.

Су Мое перестал разливать чай и дерзко улыбнулся:

– С чего бы мне вам рассказывать?

Фэнцзю некоторое время изучала выражение его лица, а потом буркнула:

– Ну и ладно. – Немного подумав, она продолжила: – На самом деле я пришла к вам за помощью, у меня есть одна просьба. Вы вырубили меня прошлой ночью, но так продолжаться не может. Я слышала, что сегодня вечером мы причаливаем. Там есть место с прекрасными пейзажами, которыми я бы очень хотела полюбоваться. Но если появится А-Цин, будет уже не до веселья. По дороге сюда придумала идеальное решение. Послушайте.

Су Мое с сочувствием произнес:

– Вы, конечно, очень стараетесь сбежать от принца Цина.

* * *

Фэнцзю и правда очень постаралась придумать толковый план.

Принц Цин не очень хорошо видел. Он всегда отыскивал хозяйку по запаху.

Вечером их драконья лодка должна была пристать к берегу у горы Дуаньчан. У горы располагался утес с тем же названием, а у его подножия – залив Минси.

Этим вечером Фэнцзю собиралась в залив Минси, чтобы полюбоваться лунными цветами. Она уже подумывала обсыпаться порошком, скрывающим запахи, чтобы сбежать от принца Цина, но с учетом его характера он наверняка бы метал громы и молнии, не найдя ее. Тогда он вполне смог бы проглотить всю драконью лодку.

Фэнцзю много размышляла. Прекрасно было бы найти кого-то, кто надел бы юбку с ее запахом и подменил ее в покоях принца Цина. И все же, когда она вспоминала устрашающую морду змея, у нее не поднималась рука отправить кого-то ему на откуп. Но, как говорится, Небеса не разочаруют усердного. Как раз в миг ее самых что ни на есть усердных размышлений перед ней явилась Чанди…

Фэнцзю сказала Су Мое:

– Насколько я могу судить, Чанди, похоже, питает тайные чувства к Си Цзэ. Сегодня вечером я оставлю ей письмо от имени Си Цзэ и приглашу встретиться у реки. Господин Мо, телосложением вы не слишком отличаетесь от Си Цзэ. Если переоденетесь, никто не заподозрит подмены.

Она сделала паузу, затем вдумчиво добавила:

– Мы заранее выкопаем яму в нескольких шагах от вас на берегу, наберем в нее немного речной воды, а затем накроем ее заклинанием. Когда Чанди подбежит к вам, она непременно упадет в яму. Я подготовлю одежду на расписной лодке. Когда вы выловите мою сестренку из воды, то отведете ее на лодку переодеться. Как дело будет сделано, вы будете считаться моим величайшим благодетелем и я поведу вас смотреть на лунные цветы.

Су Мое понаблюдал, как Фэнцзю окунает палец в чай и совершенно серьезно рисует для него карту местности. Он рассмеялся:

– Ваш четвертый дядюшка часто говорил, что вас, как единственную внучку Цинцю, слишком избаловали. С таким мятежным нравом вы постоянно нарываетесь на неприятности. Раньше я ему не верил, но теперь вижу, что ваша слава появилась не на пустом месте.

Фэнцзю вспыхнула от возмущения:

– Друг отца младшего дяди во всем ему потворствует, так что этот дядя сам только и делает, что нарывается на неприятности. Еще хватает наглости меня ругать! – И обиженно добавила: – На самом деле, когда мы с тетей впутывались в неприятности, мы трижды все взвешивали. – Она горестно вздохнула. – Но сейчас тетушке во всем потворствует ее муж, поэтому она может расслабиться. А вот мне все еще приходится все трижды взвешивать.

Су Мое поперхнулся чаем и воскликнул:

–…это полезная привычка!

Затем он потер лоб меж бровей и продолжил:

– Ваш план, конечно, хорош, но вы собираетесь втянуть в дело господина Си Цзэ… – Лицо его приняло сложное выражение. – Достопочтенный Си Цзэ не из тех, кого легко обмануть. Если он узнает, что вы его использовали, боюсь, вас будут ждать неприятности.

Фэнцзю с серьезным лицом задумалась. Потом подумала с еще более серьезным лицом. Наконец она очень торжественно и важно произнесла емкое:

– Его проблемы.

* * *

К ночи Фэнцзю нацепила на лицо маску, затаилась в прибрежных густо-зеленых камышах и приготовилась во все глаза наблюдать за происходящим.

Уперевшись в гору Дуаньчан, река Сысин медленно разливалась, образовывая спокойный залив. В его водах плавало множество запущенных жителями горы речных фонариков с записанными на них желаниями. Фонариков было так много, что казалось, будто в залив упали все звезды небосвода.

Сегодняшний вечер совпал с праздником в честь дня рождения Нефритовой девы, который с размахом отмечали местные жители. В день рождения Нефритовой девы, по тысячелетнему обычаю, мужчины и женщины находили свои половинки. В ночь праздника незамужние юноши и девушки надевали маски, наряжались и выходили гулять. Меж молчаливых трав и полевых цветов они кто песней, а кто танцем признавались спутнику в чувствах, и эти сердца образовывали крепкие и счастливые союзы на целую жизнь.

По слухам, из-за такого грандиозного события гора Дуаньчан закрывалась для посещений.

Фэнцзю потеребила маску на голове и хмыкнула про себя. Хвала врожденным задаткам и ее проницательности: если бы она не взяла с собой этой ночью маску, кто знает, проскользнула бы она к горам так же просто?

С реки подул ветер, вырвав из Фэнцзю предательский чих. Она нащупала в рукаве платок, вытянула парчовую ткань и вытерла сопли. Когда она подняла голову, то увидела, что Су Мое в пурпурных одеждах, исполняя роль Си Цзэ, уже занял свое место перед ямой с водой, которую она подготовила днем.

Как написал один смертный поэт:

Под ивами и полною лунойМы свиделись, укрывшись темнотой[20].

Через мгновение на сцену, грациозно ступая, вплыла дева в лазурных одеждах и, дойдя до самого края скрытой заклятием ямы с водой, остановилась. В свете фонариков и огней рыболовных лодок встретились их с Су Мое взгляды.

Фэнцзю сжала кулаки и беззвучно взмолилась:

– Еще один шаг, ну же, еще один…

Но Чанди не пошла дальше. Со стыдом и смущением она слабым голоском попыталась выразить свои чувства:

– Господин Си Цзэ прислал мне письмо, и я его прочитала. Вы написали, что давно и страстно меня любите, и часто мысли обо мне лишают вас покоя, и ночь напролет вы не в силах сомкнуть глаз…

Фэнцзю заметила, что Су Мое слегка дрожит на ночном ветру.

Чанди застенчиво подняла глаза.

– Ваше превосходительство также сказали, что днем вокруг слишком много людей и вам не пристало останавливать на мне слишком долгий взгляд. Оттого, что вы никак не можете на меня насмотреться, вы и пригласили меня сюда, чтобы облегчить тоску, но боялись, что ваше приглашение может меня задеть…

Су Мое дрогнул вновь.

Чанди бросила на него нежный взор, надула губки и проворковала:

– Но вот я и пришла, отчего же вы только смотрите на меня, не одарив и словом? Вы так смотрите на меня… М-мне п-правда очень неловко…

Фэнцзю проследила за тем, как Су Мое вновь покачнулся и отступил на шаг. Беспокоясь, Фэнцзю про себя подбодрила его: «Держись, господин Мо!»

Чанди так и впилась глазами в Су Мое. Ее обольстительный взгляд ласкал его, как нежнейший шелк. Она мягко улыбнулась.

– По правде, вам незачем бояться того, что ваше приглашение может меня задеть. Я тоже вас…

Не в силах сдержать чувств, она шагнула вперед, и…

– А-а-а!

Чанди угодила прямо в яму с водой.

Фэнцзю на миг застыла, потом пришла в себя и вытерла выступивший на лбу холодный пот. Увидев, что Су Мое так и замер перед ямой, она стремительно выскочила из камышей и жестом показала ему, что, мол, их красавица уже пожаловала в котел[21]. И хотя красавица пожаловала в котел с запозданием, Су Мое пора было уже отмереть и нырнуть следом, чтобы спасти ее. Заметив ее, Су Мое на мгновение замешкался, а затем превратил свою флейту в шест длиной в два чжана и начал простукивать пространство в яме.

Из ямы раздался обиженный голос Чанди:

– Ваше превосходительство, вы бьете меня по голове…

Су Мое поспешно замедлил тычки и ответил:

– О, простите-простите. Забирайтесь по шесту. И почему вы не смотрите под ноги? Я отведу вас переодеться.

Присев на корточки, Фэнцзю созерцала сквозь камыши мокрую Чанди, которая выбралась по флейте Су Мое и, всхлипывая, побрела за ним к причаленной расписной лодке.

Да, случились заминки, едва не поставившие предприятие под угрозу срыва, но сейчас заговорщики все равно оказались на полпути к успеху. Вот только после случившегося господин Мо вел себя как-то неуверенно. Фэнцзю задумалась. Неужели она выбрала слишком смелые слова, когда, подделывая почерк Си Цзэ, писала любовное послание Чанди? Настолько смелые, что даже господина Мо, далеко не скромника, они покоробили? Интересно, как же скрутит Си Цзэ, если он узнает, что писали от его имени?

Фэнцзю протяжно выдохнула. Как раз в миг, когда она набирала воздух для вдоха, рядом с ней прозвучал чей-то приятный голос:

– Что вы здесь делаете?

Фэнцзю обернулась. Когда она разглядела, кто к ней подошел, то улыбнулась и сказала:

– Вас жду, разумеется. Разве я не обещала после всего отвести вас полюбоваться на лунные цветы?

Она бросила взгляд на маленькую лодку вдалеке.

– Быстро же вы обернулись. Неужели только проводили Чанди до лодки и сразу вышли?

Затем, оглянувшись, она спросила:

– Почему вы все еще в облике Си Цзэ? Меняйтесь обратно, никто не видит.

Отойдя от камышей на пару шагов, она вернулась, вытащила из-за пазухи кипарисовую маску и протянула руку к красивому лицу Си Цзэ.

– Чуть не забыла. Если собираемся пойти в горы смотреть на лунные цветы, придется надеть маски. Я и для вас приготовила. Вы дорогу не знаете, так что держитесь рядом.

Затем похлопала его по плечу.

– Кстати, если незнакомая девушка будет завлекать вас песней, держите в уме следующие слова: первоначало береги и корни духа защити. А если незнакомый паренек захочет увести меня, вспоминайте такие слова: никаких церемоний, вбить наглеца в землю. На пути у нас, что называется, спереди волки, а позади – тигры, другими словами, полно трудностей. Нужно держаться друг друга! Заботиться! Кхе-кхе, но вообще, конечно, больше вам обо мне заботиться придется.

Су Мое только вздохнул.

– Ладно.

Фэнцзю наклонила голову:

– Почему ваш голос так похож на голос Си Цзэ? Разве я не просила вас сменить облик?

Но тут она посмотрела на небо и заторопилась:

– Ладно-ладно, поздно уже, надо торопиться, а то не успеем.

* * *

Как только они углубились в горы, свет постепенно угас. На ночном небе не зажглись звезды. Фэнцзю достала жемчужину Ночи, чтобы осветить дорогу. Вдоль нее очень кстати росли деревья и стройный бамбук, что само по себе составляло изумительный вид.

О таком прекрасном месте в заливе Минси Фэнцзю узнала из древней книги, найденной во дворце. Тот, кто ее написал, подошел к делу с душой, даже сопроводив записи подробной картой. Эту карту Фэнцзю и держала в руках, выбирая дорогу.

* * *

На горе Дуаньчан устроили веселое празднество, но Лунный старец[22], кажется, не пожелал дополнить пейзаж. Небосвод будто накрыли огромным черным колпаком, за которым и спрятался Старец – даже усов не казал! Его стараниями Фэнцзю и спотыкалась всю дорогу.

Чем глубже они уходили в горы, тем тише и пустыннее становилось вокруг. Изредка до них доносилось рычание тигров и вой волков. Фэнцзю тяжело вздохнула. Все же мудро она поступила, захватив с собой Су Мое, в котором изначально видела не более чем обузу.

Чистые голоса певцов остались далеко позади. Когда путники добрались до залива Минси и остановились, их взглядам предстала сплошная темнота, а ушам – мертвая тишина. Безмолвная пустота эта совсем не походила на праздник жизни в начале их пути.

Фэнцзю спрятала жемчужину в рукав, легла на покрытую ночной росой траву и позвала Су Мое прилечь рядом. В нескольких шагах от нее послышался негромкий шум. По-видимому, господин Мо последовал ее совету.

Сегодня ночью он хранил какое-то мрачное спокойствие. Сперва Фэнцзю решила, что причина тому любовное письмо, которое озвучила ему Чанди. Однако по дороге сюда она услышала песню без музыки, доносившуюся из лесной чащи. Фэнцзю расслышала только начало и конец, вместе образовавшие четыре строки:

Как волосы сплели, был брак свершен,И на двоих жар сердца разделен.Коль буду жить, всегда вернусь к тебе,А коль умру, то вечной быть тоске[23].

Едва эта протяжная песня достигла ушей Фэнцзю, как ее будто озарило. Только сейчас она все поняла.

Кто таков господин Мо? Он тот, кто «прошел сквозь заросли тысяч цветов, но к телу его не пристал ни один лепесток»[24], чаровник и сердцеед. Неужели какое-то излишне смелое любовное письмо могло выбить его из колеи настолько, что он не нашел в себе сил вымолвить и слова за весь их путь? Господин Мо молчал, потому что, встретив множество счастливых пар в этот приятный день и такую прекрасную ночь, он вспомнил об ушедшей Аланьжэ и онемел от боли.

* * *

Как друг, Фэнцзю не могла оставить господина Мо наедине с его горем, поэтому поспешила как можно скорее найти тему для разговора, чтобы отвлечь его от печальных мыслей.

Вглядываясь в безмолвную темноту, Фэнцзю прочистила горло и нарушила тишину, обратившись к господину Мо:

– В книге пишут, что лунные цветы не цветут до конца часа Собаки. Возможно, нам придется подождать еще немного. Есть одна народная песня о лунных цветах, вы когда-нибудь слышали о ней?

С этими словами, она, отбивая себе ритм пальцем о траву, тихонько запела:

Есть цветы, словно снег —Миг сиял, вмиг поблек.Тех цветов краток век.Тщетно к небесамРвались за мечтой,Не судьба цветамВместе быть с луной.Им бы в миг успетьЖить и умереть.

В юности Фэнцзю часто ленилась. Она плохо успевала по всем основным предметам, отчего у Верховного владыки Бай Чжи постоянно болела голова. Зато у нее был талант к пению и танцам. Ребенком она обожала покрасоваться. Лишь позже, прочитав в тетушкиных книгах о том, что петь и танцевать для кого-то – путь певиц и танцовщиц, Фэнцзю бросила это дело. Сегодня же она без колебаний пошла по этому неприличному пути, чтобы утешить Су Мое. В конце концов, ради друзей она бы и нож себе между ребер вонзила. Такой она была – отважной и преданной.

Та народная песня выражала печаль, и Фэнцзю хорошо передала ее чувства, но Су Мое, послушав ее, лишь негромко заметил:

– Ты неплохо поешь.

И больше ничего. Этой ночью понять господина Мо представляло определенную сложность. Но раз он так себя вел, значит, еще больше нуждался в ее утешении. Вглядываясь в ночь, Фэнцзю продолжила как ни в чем не бывало:

– Мне всякие цветы не так уж интересны, но лунные цветы так красочно описаны в книге, что мне захотелось взглянуть. Вы, возможно, не знаете, что, по легенде, лунные цветы распускаются только на праздник Нефритовой девы. Когда они распускаются, не видна луна, поэтому каждый год в этот день всегда темно. На самом деле, словно лунные цветы, вы с А…

Фэнцзю вовремя остановила себя.

Имя погибшей принцессы чуть не слетело с ее губ. Господин Мо печалился, и причиной тому была Аланьжэ. По опыту, в такие моменты лучше не упоминать имен. Подумав, Фэнцзю решила заменить ее имя неопределенным «она». Мысленно похвалив себя за сообразительность, она сказала:

– Уже очень хорошо, что у вас есть с ней общие воспоминания. Взгляните на лунные цветы. Говорят, их мечта – увидеть лунный свет. Но когда луна восходит, не цветут цветы. Когда цветы распускаются, не видно луну. Им так и не суждено встретиться, а их любви не суждено случиться. Разве это не печально?

Су Мое не ответил. После недолгого молчания Фэнцзю собралась заговорить снова, но ее голос растворился в постепенно разгоравшемся свете, а глаза на мгновение расширились.

Постепенно усиливающееся сияние залило окружающий пейзаж. Казалось, поток воды огибал безбрежное цветочное поле. Меж деревьев крошечные двойные соцветия лунных цветов собирались в гроздья, испуская неяркий белый свет. Они легко отделялись от ветвей и уносились в небо, отчего пустота казалась наполненной лунным светом, сверкающим, словно иней. Цветочное поле будто обратилось частичкой небосвода, где парящие в воздухе цветы разлились, точно ослепительный Млечный Путь.

Вот как, оказывается, распускались лунные цветы. Такого великолепия Фэнцзю не видела ни в Цинцю, ни на Небесах.

Фэнцзю взволнованно повернула голову и посмотрела на Су Мое. Господин Мо, подложив руку под голову, по-прежнему хранил тишину, и молчание его можно было трогать рукой. Фэнцзю не могла не вздохнуть. Чтобы закаленный множеством любовных сражений сердцеед так горевал даже спустя два столетия… У Аланьжэ определенно имелся талант.

Фэнцзю не могла смотреть на такого безучастного, молчаливого и одинокого господина Мо. Она придвинулась поближе, оказавшись от него на расстоянии чайного столика, и указала на лунные цветы, скользящие в воздухе, словно хлопья снега. Она заговорила, желая довести спасительное дело утешения до конца:

– Посмотрите, почему лунные цветы так красивы, когда распускаются? Потому что сегодня больше ничего нет вокруг, и только они ярко светятся во тьме. Мы видим только их, и оттого для нас они воплощение совершенства.

Повернувшись, она посмотрела на скрытое под маской лицо Су Мое и искренне посоветовала:

– Столько лет прошло, а вы не в силах ее забыть оттого, что не оставили в памяти ничего, кроме нее. Вы своими руками отмели все иное, как пыль, и только ее светлый образ все глубже пускает корни в душу, терзая все сильнее. – Она взмахнула руками, пытаясь добавить словам весомости. – Но по правде говоря, это неправильно. Кроме нее, полно других людей, других вещей. Иногда одержимость застит нам глаза. Господин Мо, дело не в том, что вы не видите очевидного. Вы просто не хотите видеть.

Если до господина Мо, с его-то проницательностью, не дойдет и после этих слов, значит, она выполнила свой долг и может с чистой совестью умывать руки.

Внезапно господин Мо взял слово. Лунные цветы распускались и исчезали один за другим, словно медленно уносящийся вдаль поток света. Под этим потоком господин Мо холодно сказал:

– Разве плохо хранить в памяти кого-то одного? Разве стоят другие того, чтобы я обратил на них внимание?

Если честно, то, что господин Мо оказался способен на такие речи, заставило Фэнцзю преисполниться к нему искренним уважением. Но с уважением пришло сострадание, и она не могла не смягчиться:

– Такая верность, как ваша, – большая редкость. Но вместо того чтобы мучиться от боли, вспоминая о ней…

Господин Мо прервал ее, и в голосе его сквозило нечто невыразимое:

– Когда это я мучился от боли?

Фэнцзю понимала, что господин Мо упрям. Он не мог допустить, чтобы другие увидели его уязвимость, поэтому с пониманием ответила:

– Я знаю, знаю. Пусть это боль, но это не обычная боль, а сладостная. Я понимаю, правда. Но сладостная боль сокрушает сердце еще вернее. Ни в коем случае нельзя закрывать на нее глаза, потому что такая боль, стоит ей добраться до сердца, и даже смерть…

Господин Мо снова перебил ее:

–…Не думаю, что ты действительно понимаешь.

Фэнцзю нахмурилась:

– Ай! Ну больно и больно, вы ж мужчина, чего спорить, просто признайтесь!

Внезапно она вспомнила, что утешать нужно все же ласковее. Так что она постаралась не хмуриться и с прискорбием заключила:

– Ну, вы просто все отрицаете. Если вам не больно, то почему за сегодняшний вечер слова мне лишнего не молвили?

Господин Мо бросил на нее взгляд, затем отвернулся и больше ничего не сказал.

Сердце Фэнцзю бешено заколотилось. Неужели она настолько догадлива? Уж не заглянула ли она в самое пламя? Уж не залезла ли мимоходом в глубины его души, отчего господин Мо прикрывает смущение вспышкой гнева?

Ну что ж, раз он уже разозлился на нее, не стоило больше осторожничать. Кое-что давно не давало ей покоя. Она слышала множество историй об Аланьжэ, но до сих пор не поняла, какой Аланьжэ была на самом деле. Почему бы не подловить его в момент злости и не добиться пары правдивых слов?

Не меняясь в лице, она будто бы между делом поинтересовалось:

– Вы сказали, что хотите сохранить в памяти только одного человека. Что же она за человек?

Тишину ночи прорезала долетевшая откуда-то с переднего склона горы песня, смутная и едва различимая. Когда Господин Мо наконец заговорил, голос его был тих, но Фэнцзю различила каждое слово.

– Очень красивая, – сказал он, – а когда вырастет, станет еще красивее.

Он сделал паузу и добавил:

–…Чудесного нрава, – он помедлил, будто припоминая, – ладная. И все у нее ладится. – И наконец заключил: – Само совершенство.

А после добавил, говоря уже будто с самим собой:

– Я ее выбрал, разумеется, она совершенство.

Фэнцзю задумалась над словами господина Мо. Красивая, нрав чудесен, талантливая – неудивительно, что Аланьжэ умерла совсем юной, а душа ее скорбит, как души тех, кто льет слезы на Небесах Скорбящих в разлуке. Есть старая поговорка: Небеса завидуют выдающимся женщинам. Таких женщин небеса всегда изводили. К счастью, и она, и тетя, хоть и были хороши собой, не отличались ни чудесным нравом, ни особыми талантами.

Однако господин Мо так искренне и откровенно говорил об Аланьжэ, что нехорошо было бы просто отмахнуться. Правда, она не знала, как вернуть ему что-то столь же личное. Поэтому негромко сказала то, что первым пришло в голову:

– Я тоже кого-то любила. Мне кажется, он был очень красив и очень ужасен. – Затем она добавила: – Так что он определенно проживет долгую жизнь.

Господин Мо рассеянно ответил:

– Со мной она прожила бы очень долгую жизнь.

Фэнцзю вздохнула про себя. Хотя в голосе господина Мо не слышалось и следа боли или сожаления, но как же должна быть сильна боль, что ее уже не распознать, лишь взглянув на чье-то лицо? Будь господин Мо рядом в тот год, с его-то способностями, он смог бы уберечь Аланьжэ. Воистину, происки злого рока. Как, наверное, винит себя господин Мо, раз говорит такое.

Как же ослепила господина Мо любовь. Как же он несчастен.

* * *

На их глазах лунные цветы уносились по ветру и пропадали, словно падающие звезды. Расцвели на миг – и тут же погибли. Вот уж правда: «Им бы в миг успеть жить и умереть».

Су Мое поднялся и сказал:

– Пойдемте.

Фэнцзю тоже встала и расправила юбку. Но когда она подняла голову, то замерла в отсвете увядающих лунных цветов. Лежа на траве, она не слишком приглядывалась к собеседнику, но сейчас, оказавшись с ним лицом к лицу, с удивлением обнаружила, что, хотя лицо Су Мое скрыто искусно украшенной маской, пряди волос за маской по-прежнему отливают лунным серебром.

Догадка обрушилась на нее как удар грома. Фэнцзю вздрогнула.

Она долго молчала. Потом в мягком сиянии, напоминающем рассветную дымку, потянулась к лицу мужчины в пурпурном и дрожащими руками распустила завязки маски. Следуя ее движениям, маска спала.

Отблески цветов превратились в пятна света и окутали деревья, травы и их двоих. Когда мерцание погасло, Фэнцзю глухо, будто голос отказывался ей подчиняться, спросила:

– Господин Си Цзэ?

Он не ответил, и она снова спросила:

– Зачем вы меня обманули?

Мужчина поймал рукой соскальзывающую маску и спокойно ответил:

– Я никогда не называл себя вашим наставником, господином Мо.

Глава 5. У правившего небом и землей тоже есть чувства

Хоть Фэнцзю и умудрилась ошибиться спутником для любования цветами, она была рада, что ей хватило ума не ляпнуть чего-нибудь неподобающего, что могло бы выдать Си Цзэ ее личность.

На первый взгляд господин Си Цзэ напоминал ледяную гору, но кто бы мог подумать, что его чувства к Цзюйно настолько глубоки. Недаром у смертных есть поговорка: каждому любимая – как Си Ши красивая.

Однако, засыпая, Фэнцзю немного беспокоилась за Си Цзэ. Насколько же ослеплен был этот мужчина, что нашел в Цзюйно чудесный нрав и какие-то таланты? Такой красивый мужчина – и с таким кошмарным вкусом. Достойно сожаления.

Повздыхав, она закрыла глаза, предвкушая сладкий сон, но стоило ей смежить веки, как заорал возвещающий рассвет петух. Пришлось вставать и умываться.

Прошлой ночью она подло оставила Су Мое в одиночку разбираться с Чанди. Теперь Фэнцзю гадала, с какими трудностями довелось тому справиться. Возможно, сегодня рано утром он явится для расправы, поэтому она, как благовоспитанная девушка, уселась его ожидать, надеясь, что ее умильный вид смягчит сердце Су Мое и он не сильно ее поругает.