Три жизни, три мира. Записки у изголовья. Книга 2

Фэнцзю задумалась и все же решила напомнить:

– Мой отец, кажется, говорил, что он спустился с горы из-за болезни Цзюйно.

Су Мое ее слова, кажется, застали врасплох, и он медленно произнес:

– Си Цзэ действительно выдающийся врачеватель, но, если я ничего не путаю, Цзюйно мучают только сопутствующие беременности «радости»…

Из рук Фэнцзю на пол посыпались ореховые скорлупки. Она удивленно воскликнула:

– Цзюйно еще не замужем, как она может быть беременна? Ваш внушительный возраст уже сказывается на памяти?

Су Мое натянуто улыбнулся, достал флейту и взвесил ее в руке.

– Что там у меня внушительное, говоришь?

Фэнцзю неестественно улыбнулась и почтительно протянула ему горсть очищенных орехов, с кристальной честностью заверив:

– Говорю, вкус ваш внушает уважение, это надо отметить.

Су Мое без всяких церемоний сграбастал орехи. На губах его играла задумчивая улыбка.

– Когда придет время, ты поймешь, говорил ли я глупости о Цзюйно или нет.

Он поднялся и разгладил одежды.

– Время позднее, может, вырубить тебя и отнести к тому лазурному питону?

Фэнцзю вздрогнула и состроила печальное лицо.

– Луна высоко, небо беспредельно. Как можно упустить такую красоту? Дайте мне половину большого часа подышать речным ветерком, а потом бейте.

Су Мое рассмеялся и неспешно ушел с флейтой к себе, оставив Фэнцзю на корме наслаждаться речным ветром в одиночестве.

* * *

Днем ее напугал принц Цин, потом она пережила испуг на пиру. Вдобавок они долго болтали с Су Мое. Сияла луна, дул приятный ветерок. Веки слипались. Чем дольше Фэнцзю сидела на корме, тем сильнее ей казалось, что она уплывает в сон. Судно все мчалось вперед. Пребывая на грани сна и яви, Фэнцзю услышала разговор в нескольких шагах от нее.

Чей-то звонкий голос выговаривал:

– Сестра, ты съела на пиру совсем немного, а теперь тебя вытошнило почти всем, что ты съела. Господин Си Цзэ сам пожарил сладкий картофель и велел слугам тебе его передать. Попробуй, может, тебе понравится? – Девушка продолжила: – Я всегда думала, что такой знатный господин, как уважаемый Си Цзэ, избегает кухни, как все отпрыски высокородных семейств. Не ожидала, что он так хорошо пожарит картофель.

Более мягкий голос ответил:

– С тех пор как достопочтенный Си Цзэ уединился за горой Цинань, он не желает, чтобы другие нарушали его покой, и уже много лет не нуждается в помощи слуг. Разумеется, ему не составляет труда справиться с таким пустяком, как жарка картофеля.

К этому моменту Фэнцзю уже поняла, кто говорит. Без всяких сомнений, это были сестры Аланьжэ. Изначально она вовсе не собиралась подслушивать в углу. Возможно, так получилось, что для задушевных бесед они с Су Мое выбирали уголок поукромнее, да и небо было темным, поэтому сестры не заметили лишних ушей.

Продолжать слушать их было неправильно, но и выходить тоже казалось неверным решением. Пока она колебалась, не зная, что делать, раздался хрустальный смех Чанди.

– Боюсь, ты единственная, кто знает такие подробности о господине Си Цзэ. Насколько я понимаю, достопочтенный спустился с горы только ради тебя. За десять дней, проведенных во дворце, он не удостоил Аланьжэ и взглядом. Похоже, молва не солгала: ему действительно безразлична Аланьжэ. Возможно, ты, сестрица, заметила, что сегодня вечером на пиру Аланьжэ следила за выражением лица господина Си Цзэ. Когда она услышала от отца, что господин спустился с горы из-за вашей болезни, я отчетливо увидела, как ее лицо побелело, что лист бумаги. Она была так зла.

Мягкий голос Цзюйно понизился до шепота:

– Сестра, твои слова неуместны. Не повторяй таких глупостей, вдруг тебя услышат.

Чанди хмыкнула:

– У сестрицы доброе сердце, вот ты и не замечаешь, как заносчиво Аланьжэ себя ведет в последние дни. Думает, что-то изменилось, раз отец позволил ей ехать вместе с нами. Вот еще! Что о себя возомнила эта грязнушка, воспитанная змеями?! Да окажись она сейчас рядом, я скажу ей это в лицо! – Затем она добавила: – Одного только не понимаю. Если господину Си Цзэ она безразлична, почему они не разведутся? Она только пятнает собой его доброе имя!

Эти слова достигли ушей Фэнцзю вместе с ночным ветром. Продолжить слушать или показаться? Фэнцзю больше не раздумывала. Она зевнула и неторопливо вышла из-за угла.

– Какой удачный выдался вечер, – со смешком начала она. – Не ожидала, что, ловя речной ветерок на корме, услышу, как мои родные сестры открыто обсуждают мою семейную жизнь. Неужели теперь драгоценные родичи не боятся говорить бесстыдные слова и совершать бесстыдные поступки, словно позабыв, что и у стен есть уши?

Внезапное появление Фэнцзю застало Цзюйно и Чанди врасплох. Чанди очнулась от ступора первой. Ее губы искривила холодная усмешка.

– Ты навязалась господину Си Цзэ, а теперь завидуешь, что в его сердце есть место только для старшей сестры? Чтобы говорить о стыде, нужно обладать соответствующим положением и образованием. А о каком стыде можешь говорить ты, с твоим-то воспитанием?

Младшая сестра осмелилась так бойко высмеять старшую. С одного взгляда становилось понятно, кому не хватало воспитания. Фэнцзю приучила к уважению весь Цинцю. Хотела бы она повоспитывать еще кого-нибудь, но за столько лет таких счастливцев на ее пути не попадалось. Чанди же так кстати пыталась насадиться на копье ее остроумия. Признаться, Фэнцзю испытала радостное волнение.

Она понимающе покивала и улыбнулась:

– Так, значит, из-за того, что воспитание пока не позволяет сестрице Чанди вести беседы о стыде, она может говорить и вести себя, как последняя бесстыдница. Сегодня ты расширила кругозор своей сестры Аланьжэ.

Чанди задохнулась и закричала с ненавистью:

– Ты!

Однако ее оборвала Цзюйно, негромко проговорив:

– Господин Си Цзэ уже распорядился, что сейчас самое время проверить мой пульс. Возвращайся со мной.

Ее взгляд как бы невзначай скользнул по Фэнцзю, однако слова ее были обращены к Чанди:

– Бывает, ведя бессмысленный спор, мы лишь позорим себя.

С этими словами она развернулась и увела Чанди с собой.

* * *

В узком боковом зале, на вытканным парчой коврике у искусно отделанного золотом стола, Су Мое налил себе чашу вина. На столе мягко поблескивала одна устричная жемчужина, заливая светом все пространство. Птицы-неразлучники были всего лишь земными бессмертными, их богатство не шло ни в какое сравнение с богатством водных владык четырех морей.

Су Мое бессознательно вертел в руках чашку. Все в один голос уверяли его, что Сон Аланьжэ родился из ее одержимости. На самом же деле она сама давно умерла, исчезнув без следа. Что за одержимость? Какой Сон? Жаль, что, услышав эти слова впервые, он позволил сердцу дрогнуть в глупой надежде. Он почти поверил.

В тот момент он почувствовал огромное облегчение. Если, как говорили старейшины неразлучников, Сон родился из одержимости Аланьжэ и едва он в него войдет, как столкнется с ее внутренним демоном, он не мог ждать. Каков ее внутренний демон? Есть ли в мире ее грез место для него, Су Мое? Он не прояснил этого в прошлом, не знал и сейчас. Но он хотел узнать.

Но когда он действительно проник внутрь и осмотрелся, то понял, что этот мир – лишь подделка настоящего, существующая рядом, но никак с ним не соприкасавшаяся. Он не мог сдержать разочарования.

Явившись спасать Фэнцзю, он действительно заботился о личных интересах. Он еще помнил, что сказал ему Лянь Сун, когда обратился за помощью в тот день:

– Если Дун Хуа будет рядом, он, безусловно, обеспечит безопасность Фэнцзю. Насчет этого я не волнуюсь. Дун Хуа наверняка должен быть где-то подле Фэнцзю. Найдешь его – найдешь и Фэнцзю. Твоя первоочередная задача – найти этих двоих.

Найти Фэнцзю оказалось проще простого. В тот день, выпивая в винном доме, он стал свидетелем встречи Аланьжэ и Шэнь Е. Что-то заподозрив, он нарочно отправился к ней на следующий день и устроил представление. Она забрызгала ему лицо чаем, о чем он не мог забыть по сей день. Но насчет Дун Хуа Лянь Сун угадал не совсем верно. Дун Хуа не появлялся до сегодняшнего вечера. Его не оказалось рядом с Фэнцзю.

Нельзя сказать, что он обманул Фэнцзю, рассказывая ей о Си Цзэ. Су Мое действительно никогда с ним не встречался. Из-за сбоя, случившегося при сотворении этого мира, он не мог вспомнить, как выглядел Верховный владыка Дун Хуа, и, возможно, по этой же причине тот не вспомнил его, Су Мое.

Однако несколько дней назад он навестил храм-дворец Разветвления дорог ночью и нашел портрет Си Цзэ в тайной комнате. На этом портрете у Си Цзэ не было ни пурпурных одежд, ни серебряных волос, которые они с Фэнцзю и семьей принцессы Аланьжэ имели честь лицезреть.

Если Дун Хуа решил завладеть личностью Си Цзэ, то ему явно не составило труда задействовать технику выправления и заменить воспоминания неразлучников о внешности Си Цзэ на свою собственную. Техника выправления не относилась к сильным чарам и не вредила этому миру. Воистину, в манере владыки было скорее подправить воспоминания целому народу, чем принять облик Си Цзэ и тем самым завершить это грандиозное представление.

Су Мое нахмурился и вновь воспроизвел в голове всю эту историю от начала до конца. Похоже, Фэнцзю была серьезно ранена, и ее душу, возможно, потребовалось отделить от тела для восстановления. Любой что-то смыслящий в совершенствовании бессмертный знает, что лучше всего душе лечиться в утробе беременной женщины. Неужели… владыка поместил душу Фэнцзю в утробу Цзюйно?

Если так, то это объясняло, почему Верховный владыка Дун Хуа так внимателен к Цзюйно. Но неожиданно что-то переменило ход заклятья, и душа Фэнцзю в итоге очутилась в теле Аланьжэ. Похоже, владыка об этом еще не знал. Это представление становилось все интереснее.

Су Мое улыбнулся. Наконец кое-что прояснилось, но с Фэнцзю и владыкой он своими озарениями делиться не спешил. Ему еще нужна была помощь Фэнцзю, как он мог позволить им воссоединиться? Не то чтобы ему недоставало праведности или он был плохим другом. Путь к бессмертию не имеет ни конца ни края, и любое соприкосновение с багровой пылью мирских страстей всегда в итоге приводит к рождению одержимости. Эта одержимость оплетала его год за годом, и только Фэнцзю могла освободить его от нее.

До встречи с Аланьжэ никто не мог достучаться до его сердца. Он до сих пор помнил тот теплый ветреный день, когда еще совсем юная девушка в темно-красных свадебных одеждах и с красивым макияжем постучала тонким, словно луковые перышки, пальчиком по доске для вэйци и голосом, подобным звучанию древних песен, спросила:

– Что за горестные мысли омрачают ваш ум, наставник? Вас беспокоит то, что я выхожу замуж в столь юном возрасте? Если проблему решить можно – к чему беспокоиться? Если проблему решить нельзя – к чему беспокоиться? Посмотрите, как прекрасен весенний пейзаж. Лучше позвольте сыграть с вами в вэйци, наставник, пока не прибыл свадебный паланкин.

Как могла повеситься та, кто рассуждал подобным образом?

Чаша для вина все сильнее нагревалась от его рук. В бледном свете жемчужины мужчина в белых одеждах отвел взгляд, наполнил чашу, после наклонил ее, как делают, воздавая умершим последние почести, и прошептал:

– Биляньчунь, Изумрудные лотосы весны… вкуснее всего, если пить его чуть теплым после дождя, когда особенно четко слышен аромат лотосов. Попробуй. Это ведь тот вкус, который тебе так нравился?

В его мягком голосе слышалась тоска. За окном нарастал речной ветер. Если прислушаться, в его свисте можно было различить тихий плач.

Глава 4. Не судьба цветам вместе быть с луной

Наутро следующего дня Фэнцзю сидела у изголовья кровати и осмысляла свою жизнь.

К счастью, прошлой ночью Су Мое вырубил ее, и она смогла спокойно провести ночь с принцем Цином на расписной лодке. Ей сказали, что принц Цин всю ночь крутился вокруг ее бессознательного тела, но все зря. Только под утро, когда закричал золотой фазан, он уполз отдыхать к себе.

Фэнцзю радовалась и беспокоилась одновременно. Радовалась она оттого, что сегодня ей не придется встречаться с принцем Цином, это было замечательно. Беспокоил же ее вопрос: неужели к ночи ей придется вновь просить Су Мое ее вырубить? Конечно, Су Мое вырубал ее со знанием дела, и она не приходила в себя всю ночь, однако на следующий день у нее ужасно кружилась голова и болела шея. Если так будет продолжаться, ни к чему хорошему это не приведет.

Ее верная служанка Чача, глядя на задумчивое лицо Фэнцзю, тоже радовалась и беспокоилась одновременно. Радовалась она потому, что в эти дни ее госпожа все больше завоевывала расположение отца-правителя. Вчера вечером он даже приказал господину Си Цзэ чаще проводить с ее высочеством время. Можно было предположить, что ее госпоже после долгих страданий наконец улыбнулось счастье. Но Чачу беспокоило, что вчера господин Си Цзэ не выполнил приказ правителя и не провел с ее высочеством ночь. Может быть, она приоткрыла дверь недостаточно широко? Может быть, сегодня вовсе не закрывать двери, а только опустить занавески? Но на реке дул холодный ветер, вдруг ее высочество просквозит?..

Пока служанка и госпожа терзались каждая о своем, снаружи кто-то сообщил, что принц Цин проспал половину большого часа. Наверняка его хозяйка уже проснулась. Памятуя о том, что они должны вместе позавтракать, он проснулся в приподнятом настроении и теперь ждет снаружи.

Фэнцзю вздохнула: этот дурацкий принц Цин! Помрет, а продолжит надоедать. Но это она произнесла про себя. Для слуг же она с самым озабоченным видом сказала:

– Разве достаточно поспать половину большого часа? Он метался всю ночь, откуда только силы взялись. Пусть отсыпается. Идите, убаюкивайте его. Если мой братик вконец себя измотает, я буду очень-очень грустить.

Чача изумилась:

– Вы уже два дня не виделись с принцем Цином. Обычно ваше высочество зовет принца Цина и позволяет лечь поспать у ваших ног. Почему же сегодня…

У Фэнцзю бешено заколотилось сердце.

Чача внезапно замолчала. На ее лице появился странный румянец. Наконец она робко спросила:

– Неужели… неужели сегодня вы хотели бы провести время с господином Си Цзэ и не желали бы, чтобы ваш обожаемый принц Цин вам мешал?

Она сжала руки в кулаки, ее лицо налилось багрянцем.

– Господин Си Цзэ – ваш муж. Если сравнивать его с принцем Цином, то, конечно… конечно, есть разница.

Она о чем-то задумалась и с красным от смущения лицом проговорила:

– Вы сейчас же идете в покои господина Си Цзэ, чтобы позавтракать вместе? Ах! Конечно, нам нельзя мешкать. Я такая глупая, только сейчас поняла вас. И что за чушь только молола! Ваше высочество, не волнуйтесь. Я сейчас же доложу господину Си Цзэ о вашем приходе!

И умчалась быстрее кролика.

Фэнцзю не успела сказать «нет», как Чачи уже и след простыл.

Фэнцзю немного посидела неподвижно, а затем молча опустила руку, поднятую, чтобы остановить Чачу.

Что ж. Из двух зол выбирают меньшее. Общаться с принцем Цином или общаться с Си Цзэ? Даже если бы она думала пальцами ног, Си Цзэ все равно оказался бы лучшим выбором.

В прошлом ее тетя хлебнула немало горя из-за маленькой змеи. У Фэнцзю было нехорошее предчувствие, что рано или поздно этот беспокойный принц Цин тоже ее доконает. Лисицы Цинцю со змеями несовместимы на звездном уровне.

* * *

Поскольку они находились на судне, выделенные господину Си Цзэ покои не могли похвастаться размерами. Комнату разделяла ширма с написанными на ней озябшими в зимнюю стужу воронами у воды. Фэнцзю замешкалась у порога, нехотя толкнула дверь и увидела, что Цзюйно и Чанди уже сидят за столом из красного дерева и чинно едят кашу. Си Цзэ устроился перед столиком с благовониями в нескольких шагах от них и возился с курильницей.

На входе она подняла немало шума, но Си Цзэ не потрудился поднять голову. Чанди выгнула уголки губ и дразняще посмотрела на Фэнцзю, в то время как Цзюйно скромно продолжала есть кашу.

Фэнцзю приподняла брови. Даже если предположить, что Цзюйно больна и Си Цзэ нужно постоянно присматривать за ней, именно Си Цзэ стоило пойти в покои Цзюйно. Сестры же будто совершенно не заботились о том, чтобы избежать подозрений. Они плевали на приличия с еще большей высоты, чем она сама. Фэнцзю искренне ими восхитилась.

Чанди увидела, что Си Цзэ не обратил на якобы Аланьжэ никакого внимания, и почувствовала огромное удовлетворение. Она ожидала, что сестре станет неловко и она определенно не задержится здесь ни на мгновение. Сердце Чанди билось спокойно: все шло гладко, и она улыбалась все шире.

Но уже через мгновение улыбка застыла у нее на лице.

Чанди действительно недооценила степень бесстыдства Фэнцзю. У нее изначально имелась хорошая основа. Кроме того, в долине Песнопений она училась у самого Дун Хуа и могла своими глазами наблюдать его мастерство. Может, она пока и не достигла такого же уровня непрошибаемости, когда отскакивает даже острый клинок, справиться с подобной ситуацией она могла так же легко и не встречая препятствий, как разделывает тушу нож в руках познавшего дао[19].

Держа себя так, будто рядом никого не было, Фэнцзю невозмутимо отыскала себе стол и сиденье, все так же не обращая ни малейшего внимания на присутствующих, сама наложила себе еды. Отныне все ложка за ложкой ели одну и ту же жидкую безвкусную кашу, и только сидевшая чуть в стороне Фэнцзю без всяких стеснений ела с большим удовольствием, будто завтрак приводил ее в настоящий восторг.

Чанди недоумевала. Аланьжэ так настойчиво приставала к Си Цзэ, наверняка он был ей небезразличен. Но день только наступил, а Си Цзэ уже окатил ее холодным равнодушием, где же ее обида на несправедливость? Где ее недовольство? Где возмущение? Расстроенное лицо, в конце концов? С другой стороны, Аланьжэ всегда умела притворяться. Кто знает, не подделка ли эта ее милая улыбочка? Если так, то следовало немного ее подстегнуть.

С этими мыслями Чанди криво усмехнулась:

– Я слышала, сестрица Аланьжэ пришла позавтракать с господином Си Цзэ. Раз уж ты закончила, тебе лучше уйти, чтобы не мешать господину осматривать сестрицу Цзюйно.

Фэнцзю достала из рукава книгу и ответила:

– Ничего. Лечитесь. Я просто немного почитаю. Не нужно столько церемоний, вы мне не мешаете.

У Чанди на лице и шее резко обозначились вены.

– Бесстыдница! Это кто кому тут мешает?!

Цзюйно тихонько кашлянула и вмешалась:

– Не груби.

Затем она повернулась к Фэнцзю:

– Сестрица, должно быть, не знает, но недавно у меня слегка кружилась голова. Приди ты навестить меня в обычные дни, я бы, конечно, радовалась тебе безмерно. Но в комнате сейчас так много народу…

Она говорила с Фэнцзю, но ее взгляд будто невзначай скользнул к Си Цзэ.

Фэнцзю со всей искренностью ответила:

– Точно! Раз сестрице так нездоровится, ей нужно поскорее вернуться в свою комнату и прилечь отдохнуть. Твои покои, кажется, далеко отсюда, дайте мне мгновение, я пришлю двух слуг, чтобы они проводили тебя обратно.

Договорив, она сделала движение, будто собирается подняться.

Цзюйно была поражена. Чанди с ненавистью стиснула зубы и повернулась к Си Цзэ.

– Только посмотрите на нее!..

– Младшая сестренка, – скромно начала Фэнцзю, – хочешь похвалить меня за предусмотрительность? Ну что ты! Какая же ты все-таки вежливая и почтительная.

Чанди так и проглотила невысказанные неприятные слова, которые собиралась обрушить на Аланьжэ. Высказаться означало выставить себя невежливой девицей. Промолчать означало стерпеть обиду. В голове Чанди все завертелось, младшая принцесса протянула руку, чтобы поддержать стоявшую рядом Цзюйно, и растерянно вскрикнула:

– Сестрица Цзюйно, что случилось?

Сестры мыслили как одна. Цзюйно поднесла руку к виску и ответила:

– Внезапно закружилась голова…

Представление было разыграно превосходно.

Называлось оно «Взывая к сочувствию». Его придумали нарочно для того, чтобы вызвать сочувствие. Фэнцзю узнала сценку с первого взгляда, потому что в детстве, когда она навлекала беду на свою голову, сама всегда любила разыграть это представление. С самого детства и до сих пор она не могла сказать, сколько раз ей случалось исполнить в нем ведущую роль. В глубине души она посетовала на плохую игру Цзюйно и Чанди. И все же старшая принцесса вынудила Си Цзэ взять на себя труд оставить курильницу в покое и сделать к сестрам несколько шагов. Он поддержал Цзюйно, приложил пальцы к ее руке, считывая пульс, а его взгляд, казалось, случайно скользнул по ее животу.

А такое развитие событий означало трудности. Судя по выражению лица «бесценного» мужа Аланьжэ, он действительно заботился о Цзюйно. Неважно, собирается он в самом деле щупать той пульс или нет, он точно попросит гостей на выход. Фэнцзю мысленно простонала. О пресветлые небеса! Если бы принц Цин уснул, конечно, ей не пришлось бы здесь оставаться, но если принц Цин не спит… Стоит ей выйти за двери, как ее окружат заботливые слуги, которые наперебой начнут уговаривать ее поиграть с принцем Цином… Фэнцзю обливалась холодным потом. Может, если она прямо сейчас упадет в обморок, то сможет еще немного побыть в покоях Си Цзэ?

Но Фэнцзю не успела воплотить задуманное. В дверь постучала верная Чача. Служанка полагала, что Фэнцзю обожает принца Цина, поэтому, что бы с ним ни случилось, о том нужно немедленно докладывать госпоже. Поэтому она скоренько наклонилась к ее уху и отчиталась:

– Принц Цин спит, причем очень крепко. Не волнуйтесь, ваше высочество.

Вместе с тем Си Цзэ, слушавший пульс Цзюйно, в самом деле поднял голову и будто между делом сказал Фэнцзю:

– Вы…

Не успел он договорить, как Фэнцзю уже вскочила с сияющим лицом:

– Надо же, запамятовала. Совсем из головы вылетело, что сегодня утром мы с господином Мо договорились насладиться речным ветерком. Вам ветерок противопоказан, так что, пожалуйста, никуда не выходите и хорошенько лечитесь. До свидания, до свидания. Будет время, загляну к вам еще.

В дверях она снова просунула голову, расплылась в широченной улыбке и искренне пожелала:

– Береги себя, сестрица Цзюйно. Лечись, раз больна, вовремя принимай лекарства. Скорее выздоравливай!

У Цзюйно на миг позеленело лицо.

Си Цзэ ненадолго замолчал. Затем он повернулся к Чанди и сказал ей, как будто заканчивая то, что ранее говорил Фэнцзю:

– Вы – донесите сверток с лекарственными порошками до двери.

* * *

Судно хоть и было велико, но искать Су Мое имело смысл только в двух местах. Либо в его покоях, либо на носу судна.

Фэнцзю отправилась к последнему. Ее взору предстали красная глиняная печь, светло-зеленые, цвета листвы тысячи деревьев в горах, чаши для чая и господин Мо, который переливал чай из чайника в чахай, где держат заваренный чай перед разливом в чашки для достижения равномерности настоя. Он посмотрел на Фэнцзю с натянутой улыбкой:

– Пробудившись от весеннего сна, не могу читать книги – мне они теперь безынтересны. Отныне единственная мне отрада – опереться на перила да испить горький чай. Госпожа явно спешила, может, она не откажется разделить чай с этим смиренным Су?

Фэнцзю наконец поняла, почему весь мир называл господина Мо чаровником. Разве он не наивернейший пример ветротекучего господина? К счастью, она постоянно совершенствовалась. У нее всего лишь чуть дернулся глаз. Но разве смогла бы устоять обычная женщина, когда ей предлагал чай столь обходительный мужчина?

Верховный владыка Дун Хуа и Су Мое оба были любителями чая, но с первого взгляда становилось очевидно, что они совершенно разные. Если бы чай заваривал владыка, то, кроме изящной формы, в его речи не осталось бы ничего от той очаровательной велеречивости, что предпочитал господин Мо.

Владыка только скупо бы обронил:

– Будете?

Фэнцзю мягко улыбнулась.

На миг она растерялась. По правде говоря, в последнее время она редко вспоминала о владыке. Сначала мысли ее занимала необходимость украсть плод Бимба. Потом вместе с тем плодом она провалилась в этот мир. Она понятия не имела, что случилось с владыкой и Цзи Хэн впоследствии. Возможно, они разрешили свое недопонимание и теперь были неразлучны. Прямо как сказала Цзи Хэн – на безбрежном пути к бессмертию их ждала вечность.

Фэнцзю со вздохом облегчения подышала на руки. Конечно, еще случались моменты, когда она думала о владыке, – но он, он уже принадлежал прошлому. Ей не нужно было прикладывать усилия, чтобы о нем не думать. Отныне словосочетание «Верховный владыка Дун Хуа» будет для нее всего лишь чьим-то именем и титулом.

Су Мое подвинул ей коврик, приглашая присесть.

– Я просто пошутил, – сказал он. – Неужели я навеял на вас печаль?

Его слова застигли Фэнцзю врасплох.

– Я еще так молода, какая у меня может быть печаль?

А потом, не в силах сдержать любопытство, сдвинула брови и спросила у Су Мое: