Три жизни, три мира. Записки у изголовья. Книга 2

После небольшой паузы она продолжила:

– А, нельзя сказать, что никто не приходил меня спасать. Например, в этот раз меня спас Шэнь Е, пусть он и бросил меня на полпути. Но поначалу я думала: ничего страшного. Большинство не выдержало бы в клетке Цзюцюй пять дней, верно? А я выдержала и даже домой сама вернулась. Первое время я чувствовала себя счастливой, очень собой гордилась.

Су Мое взял чашку, выплеснул остывший чай, подлил горячего и протянул чашку Фэнцзю.

– А потом?

– А потом?

Она на мгновение задумалась, прежде чем медленно ответить:

– Когда я вернулась, то увидела, как господин Си Цзэ перевязывает рану Цзюйно. Честно говоря, я не думала, что рана Цзюйно настолько серьезна, но господин Си Цзэ так осторожно ее перевязывал, что мне вдруг стало немного грустно.

Она поднесла руки к глазам.

– В тот момент мне показалось, что я и есть Аланьжэ. В то же время мне было жаль ее. Если бы она увидела ту сцену, то наверняка опечалилась бы еще сильнее меня. И мне стало грустно, потому что я увидела, как выглядит девушка, о которой хорошо заботятся. Я презираю Цзюйно, у которой и ран-то всего ничего, а она строит из себя невесть что. И все же я ей завидую.

Она подняла руки, чтобы прикрыть глаза.

– Владыка… Почему его никогда нет рядом, когда я особенно нуждаюсь в нем? Вот что я думала. Когда мне грозила опасность, а он не появлялся, я говорила себе: это оттого, что мы не связаны с ним судьбой. Но если честно, я тогда в это особо не верила. Я думала: я ведь прикладываю столько усилий, рано или поздно мои старания растрогают небеса. Но сейчас я верю. Если бы Шэнь Е не спас меня, я бы умерла. Прежде я не верила в то, что нам с владыкой не суждено быть вместе, возможно, потому, что еще не до конца разочаровалась.

– Значит, ты его ненавидишь? – спросил Су Мое после долгого молчания.

Фэнцзю опустила ладони, посмотрела, как лунный свет расплескивается по цветущим абрикосовым деревьям, и с усилием моргнула.

– Наверное, нет. Просто я устала. Владыка замечательный, просто нам с ним не судьба быть вместе.

– Ты еще очень молода, – мягко сказал ей Су Мое. – Ты еще встретишь кого-то получше.

Фэнцзю рассеянно кивнула.

– Вы правы, я еще встречу кого-то получше.

Су Мое поднял уголки губ в улыбке:

– Какого мужчину ты хочешь встретить?

Фэнцзю на миг задумалась.

– Хотя я не настолько хрупкая, чтобы умереть на месте, если кто-то не придет и не спасет меня от опасности, я надеюсь встретить того, кто бросится спасать меня, когда я попаду в беду. Того, кто, вызволив меня, не бросит потом. И утешит, когда мне будет больно.

Су Мое понизил голос:

– Неужели ты даже не думала о том, что встретишь того, кто не позволит тебе страдать, кто не позволит тебе попасть в беду?

Она промолчала.

Су Мое продолжил:

– Ты вечно запрокидываешь вот так голову, шея не болит? Кто сказал тебе, что, если запрокинуть голову, слезы не будут капать? Тебе солгали, ты не знала? Зачем ты пытаешься сдержаться?

Подул прохладный ветер. Фэнцзю все еще смотрела в небо, будто находила луну крайне интересной. Прошло много времени, прежде чем из ее глаз потекли две струйки слез, а затем раздались тихие всхлипывания. Спустя, казалось, еще целую вечность она разрыдалась так безутешно, будто сердце ее рвалось на части.

Из ниоткуда налетел сильный порыв ветра. Цветы абрикоса посыпались вниз и закружились в безумном танце, словно бесчисленное множество снежинок, грозящихся заслонить небо и солнце. В разлетающихся лепестках Су Мое снова увидел пурпурную тень. Значит, то был не обман зрения.

В нескончаемом дожде лепестков бог, закутанный в пурпур, был смертельно бледен, у его ног валялась опрокинутая чаша с лекарством. Пальцами он крепко впился в ствол старого абрикосового дерева. Он не сводил глаз с Фэнцзю. Фэнцзю ничего не замечала, только плакала все сильнее и сильнее. Он хмурился и молча смотрел на нее. Казалось, он хотел подойти, но не мог сдвинуться с места.

* * *

Из-за пожара во дворце десятидневное покаяние Аланьжэ окончилось ничем. Фэнцзю не стала поднимать шум из-за попытки Чанди похоронить ее. Как справедливо заметила Чанди, в ситуации с Аланьжэ, даже если бы она предала происшествие огласке, младшая принцесса отделалась бы пустяковым наказанием. К тому же, пусть никто об этом и не знал, Фэнцзю все же смогла выкарабкаться из ямы. Если Чанди снова ее туда толкнет, она сможет выкарабкаться вновь. Посмотрим, кто в итоге останется погребенным и чья яма окажется глубже.

После Небесного огня загородный дворец лежал в руинах. Пострадала большая часть горных камелий, и место для празднования дня рождения повелительницы теперь представляло собой удручающее зрелище. Повелитель гневался, но небесный огонь – это гнев небес, огонь, начавшийся, быть может, от молнии, и поскольку виновника найти не представлялось возможным, ему некуда было выплеснуть гнев, а вид обвалившихся стен только сильнее портил его настроение. Решив, что если он чего-то не видит, то этого нет, отец Аланьжэ приказал за ночь снарядить драконью лодку и поспешил вернуться с семьей в главный город.

* * *

Над рекой Сысин стоял густой белый туман, на мачте горели фонари, на посветлевшем небе мерцали последние звезды. Светало.

Фэнцзю лежала под мягким одеялом и слушала, как волны разбиваются о нос судна. Приятный аромат благовоний растекался из курильницы в виде цилиня, успокаивая. В голове у нее медленно крутился вопрос: что делают обычно, проснувшись в кромешной тьме и обнаружив у кровати знакомого незнакомца?

Разумно ли было закричать, натянуть одеяло, забиться в угол кровати и дрожащим, но строгим голосом крикнуть:

– Бесстыжий распутник! Что ты задумал?

Но того, кто оказался перед ней, нельзя было назвать распутником – он уделял ей внимания не больше, чем деревянному столбу. Пусть вокруг царила кромешная тьма, можете ли вы представить себе, чтобы кто-то решил развратничать с бревном под прикрытием темноты?

Подумав так, Фэнцзю резко почувствовала облегчение. Она медленно села в постели, прислонилась к изголовью и зажгла свечу. Поднеся свет в сторону сидевшей на ее постели фигуры, она с удивлением убедилась, что ее лицо действительно принадлежит тому, о ком она подумала.

– Господин Си Цзэ, вы… ошиблись комнатой?

При свете свечей оказалось, что Си Цзэ выглядит не лучшим образом. Он долго молчал, изучая ее взглядом. Казалось, он хочет раствориться в ее глазах. Но за все время Си Цзэ не двинулся ни разу, и она не знала, о чем он думает.

Фэнцзю понятливо откинула тонкое одеяло, чтобы встать с кровати, и сказала:

– Я достаточно выспалась. А вот вы, похоже, очень устали, досточтимый. У вас не было сил искать свою комнату и вы пришли посидеть в моей? Тогда я пойду, подышу свежим воздухом. Будете уходить, не забудьте оставить мне дверь…

На самом деле, она сказала так, потому что хотела избежать подозрений. Пусть Аланьжэ и Си Цзэ звались мужем и женой, она Аланьжэ не была, им нечего было обсуждать с Си Цзэ. Сейчас ночь, и, если можно чего-то избежать, лучше избежать.

Она успела откинуть одеяло лишь наполовину, прежде чем Си Цзэ твердо уложил ее обратно. Набросив ей на плечи плащ, господин Си Цзэ нахмурился и протянул ей чашку с подслащенной водой, от которой еще поднимался пар.

– Боль прошла? Выпейте это.

Хотя ни один мускул не шевельнулся на его лице, в голосе Си Цзэ все же слышалась забота.

Фэнцзю со смешанными чувствами взяла протянутую чашу. Разве он не должен был припасти такое лицо и заботу в голосе для пострадавшего мизинчика Цзюйно? А он почему-то сидит с ней и даже пытается о ней позаботиться. Уж не одержим ли он злыми духами?

Фэнцзю поднесла подсвечник к лицу Си Цзэ и с искренней заботой спросила:

– Досточтимый… вы не ошиблись? Я Аланьжэ, а не Цзюйно. Или… вам, одержимому, наверное, кажется, что я Цзюйно. Но я все же Аланьжэ. Вы видите во мне Цзюйно только потому, что вы одержимы…

Си Цзэ долго молча смотрел на нее.

– Я не одержим.

Фэнцзю после этих слов засомневалась еще сильнее и забросила пробную удочку:

– В таком случае вам стоило бы сейчас заботиться о Цзюйно.

Взгляд Си Цзэ остановился на ее лице.

– Разве плохо то, что я забочусь о вас?

Фэнцзю на мгновение задумалась. И тут ее осенило.

– А, так это Цзюйно попросила вас присмотреть за мной, чтобы загладить вину Чанди, которая велела заточить меня в клетку Цзюцюй? Как же сестрицы заботятся друг о друге. Так вот, я и не думала доводить это дело до сведения повелителя. Раз уж вы потому так мной озаботились, то не смею принять такую честь. Вообще-то, Чача подает мне и воду, и чай, и все остальное. А если Чачи нет, то я и сама справляюсь, не нужно, чтобы вокруг меня еще кто-то хлопотал.

Она вернула ему чашу с подслащенной водой и, тщательно взвешивая каждое слово, произнесла:

– Я знаю, что мы с вами не настоящие муж и жена, но ты, Си Цзэ, всегда так помогаешь им двоим. Мне кажется, это несколько… неуместно.

Она сказала «несколько неуместно», но на самом деле подобное отношение вовсе не лезло ни в какие ворота. Ей было невероятно обидно за Аланьжэ, но, учитывая обстоятельства, она могла выразиться только так.

Фэнцзю спокойно перевела взгляд на Си Цзэ и с удивлением обнаружила, что он, замерев, смотрит на чашку с подслащенной водой в ее руках. Наконец он ответил:

– Они тут ни при чем.

Затем поднял голову и посмотрел на нее.

– Теперь ты даже не хочешь выпить воды, которую я тебе налил?

На лице Си Цзэ по-прежнему ничего не выражалось, но, когда эти слова донеслись до ее ушей, Фэнцзю почувствовала, будто на нее навалилась некая тяжесть. Поначалу она отказывалась потому, что не хотела, чтобы он возвращал ей таким образом долг Чанди, но, раз уж он сказал, что это с той не связано, отказывать дальше было уже некрасиво. Еще подумает, что она ломается. Поэтому она взяла чашу и медленно проговорила:

– Раньше не хотела, да, а теперь хочу. – После чего осушила всю чашку залпом.

Вода определенно была сладкой, но на языке почему-то сразу раскрылся привкус крови. Она не знала, не испортилось ли ее восприятие вкусов из-за пыток, перенесенных несколько дней назад.

Кстати говоря, о пытках: от лекарства Шэнь Е боль уменьшилась только наполовину. Прошлой ночью, пока Фэнцзю разговаривала с господином Мо в абрикосовом саду, боль ощущалась во всем теле. Теперь же, как будто безо всякой на то причины, во всем теле появилась необыкновенная легкость. Конечно, говорят, что в молодости кости крепки, но не мог же обычный сон вылечить все недуги?

Пока она размышляла, Си Цзэ взял у нее из рук фарфоровую чашку и поставил на стол. Затем помог ей лечь, подоткнул одеяло и сказал:

– До рассвета есть время. Поспи еще.

После выпитой воды Фэнцзю действительно немного клонило в сон, но действия Си Цзэ не давали ей покоя. Когда он склонился к ней, она ощутила от него слабый аромат сандалового дерева, который показался ей очень знакомым. Но если Си Цзэ не был одержим и не пытался заступиться за Чанди, то как объяснить его сегодняшнее поведение? Голову дверью прищемило?

По комнате плыл нежный и легкий аромат благовоний, помогающих уснуть, что сейчас для Фэнцзю было очень полезно. Хотя у нее еще остались вопросы, поиск ответов на них явно уступал необходимости поспать. Она уже почти задремала, как вдруг услышала голос Си Цзэ:

– Той ночью ты сказала, что когда-то любила кого-то?

Пауза.

– Он очень сильно тебя разочаровал, да?

Сердце Фэнцзю учащенно забилось. В тот вечер она приняла Си Цзэ за Су Мое и повела его любоваться лунными цветами. Она рассказала ему, что кое-кого любила, но ее любимый оказался просто ужасен.

С тех пор прошло более десяти дней, и теперь она понятия не имела, почему этим вечером Си Цзэ вдруг поднял эту тему. Да и совсем не в его манере было задавать подобные вопросы. Досточтимый Си Цзэ был возвышенным бессмертным, воздух рядом с ним так и дрожал от божественной ци. Не то что среди птиц-неразлучников, но даже среди знакомых ей суровых старейшин было бы трудно найти кого-то настолько же отстраненного от мирских забот, как досточтимый Си Цзэ. Позже, когда Фэнцзю узнала, что ему нравится Цзюйно, она все еще сомневалась в искренности этих чувств. Ей всегда казалось, что от этой так называемой любви господина Си Цзэ надежно отделяет стена его божественной силы. По правде говоря, его любовь даже не походила на любовь мира багровой пыли. Так что она никак не ожидала, что досточтимый Си Цзэ задаст такой обычный вопрос с привкусом беспокойств простых смертных.

Хотя он уверял, что не одержим злыми духами, она опасалась: а вдруг все-таки одержим, а?

Видя, что она долго молчит, Си Цзэ сказал:

– Он и впрямь сильно тебя разочаровал.

Фэнцзю вздохнула, кутаясь в одеяло, и несколько смущенно поправила:

– На самом деле неважно, разочаровалась я или нет. Просто иногда любовь нуждается в предопределении. Я потратила немало времени, поставив на судьбу, но так и не выиграла. Только недавно я осознала глубину трагичности попыток настоять на судьбе, которой у нас нет. Мне многое открылось. Если вам не открылось, мы можем обменяться опытом.

Ночь была тиха и темна, но она чувствовала, что взгляд Си Цзэ прикован к ней. Он спросил:

– Если он сейчас появится перед тобой, ты поверишь, что вам все-таки суждено быть вместе?

Фэнцзю рассмеялась. Она правда очень устала, бороться со сном становилось все трудней.

– Между нами никогда не существовало слова «судьба». Я так долго делала ставку на себя, что пора об этом забыть. Так что нет никакой разницы, появится он теперь или нет. Пожалуй, ему лучше не появляться: я не очень-то хочу его видеть.

Прошло немало времени, прежде чем Си Цзэ коротко сказал:

– Вот как.

– Вот так, – спокойно ответила Фэнцзю.

Затем она повторила:

– На самом деле я понимаю, почему вы завели об этом деле разговор сегодня вечером. Хоть мы и поженились, я знаю, что вы всегда были против этого брака и боялись, что я не буду давать вам прохода. Так что вы надеетесь, что я как можно раньше налажу с кем-нибудь хорошие отношения, да? Тут уж вы не волнуйтесь, у каждого есть судьба. Сейчас мне очень хочется спать, если вы желаете обсудить что-то еще, давайте сделаем это завтра. Когда будете уходить, закройте, пожалуйста, двери.

Си Цзэ больше ничего не сказал. Фэнцзю показалось, что он смущен оттого, что она разгадала его мысли. Сегодня ей вдруг подумалось, что она действительно способная – людские сердца прочесть ей на один зуб. Но почему-то в комнате царила такая печаль, что у нее перехватило дыхание. Си Цзэ сидел у ее кровати до тех пор, пока она не уснула. Она не слышала, как закрылась дверь после его ухода. По воздуху сквозь ладан плыл запах сандала и не думал развеиваться.

Фэнцзю проспала до тех пор, пока время не перевалило за полдень. Она была так голодна, что уже не могла выносить голод. Очень кстати за дверью Чача получала устные указания Су Мое, приглашавшего ее на нос лодки отведать жареной рыбы. Сонливость Фэнцзю как рукой сняло, стоило только ей услышать про рыбку.

Прежде чем закрыть дверь, она оглянулась и увидела, что кровать, столы и стулья в ее комнате приведены в порядок. Маленькая вышитая табуретка, которую Си Цзэ вчера придвинул к кровати, стояла в изножье. Чашка с подслащенной водой, из которой она вчера пила, пропала без следа. Похоже, прошлой ночью она не просыпалась и разговор с Си Цзэ ей приснился.

* * *

Она подошла к носу лодки и огляделась. Су Мое держал в руках прутик с насаженной на него рыбиной, стоя у сломанной печки, и, весь перемазанный в саже, смотрел на нее.

Ветротекучий господин Мо лучше всех умел заваривать чай на мелких углях. Похоже, он полагал, что запекание рыбы и приготовление чая мало чем отличаются – знай себе только огонь разведи. Разумеется, он не знал, что печка для заваривания чая совершенно отличается от кухонной.

Когда любящая вкусно поесть Фэнцзю увидела, какой беспорядок учинил господин Мо, она поняла, что про обещание ее покормить можно забыть. Ту сценку нужно было переиграть. Ее не пригласили поесть жареной рыбки, ее пригласили приготовить жареной рыбки и накормить пригласившего.

Господин Мо указал на стоящий рядом ящик из красного дерева. Смущенный и покрытый сажей, он, однако, сохранял изящные манеры.

– Я знал, что ты голодна, так что поспешишь сюда, поэтому нарочно приготовил для тебя каши.

Фэнцзю порадовалась, что у господина Мо сохранились остатки совести, и бесцеремонно взялась за ложку. Это была сладкая каша, вязкая и ароматная, но почему-то всякий раз, когда она попадала в горло, на кончике языка ощущался привкус крови. Если не считать его, в остальном каша вышла замечательной.

Су Мое проследил, как она доедает кашу, затем указал на бадью у своих ног, все еще улыбаясь очаровательной улыбкой.

– Раз доела, научи меня, пожалуйста, жарить рыбу. Такую рыбку нелегко достать. Господин Си Цзэ особо уточнял, что ее нужно пожарить, только тогда она будет тебе полезна. Жаль только, я, конечно, мастер кисти и меча, но жарщик рыбы из меня…

Услышав имя Си Цзэ, Фэнцзю поперхнулась последней ложкой каши. Господин Мо быстро протянул ей воды. По вкусу она напоминала ту же подслащенную воду, что в нее влили прошлой ночью. Фэнцзю выпила воду, с трудом проглотила кашу и, смаргивая выступившие слезы, посмотрела на Су Мое.

– Эту рыбу тоже принес господин Си Цзэ? Вчера вечером мне показалось, что с ним что-то не так, он будто одержим. Похоже, его и правда сильно чем-то приложило, если он до сих пор не оправился. Однако вместо того, чтобы отдать рыбу поварам, он с чего-то оставил ее вам. С каких это пор вы с ним так подружились?

Су Мое на мгновение растерялся, что с ним редко случалось.

– Господин Си Цзэ ничего не сказал тебе после того, как принес тебя на лодку прошлой ночью?

Фэнцзю растерялась еще сильнее него. Она уставилась на чашку с водой в своей руке и ответила:

– Прошлой ночью на меня что-то нахлынуло, и я плакала в абрикосовом саду… Разве не вы отнесли меня в покои, когда я наплакалась и уснула?

Су Мое спокойно вручил ей рыбу на палочке:

– Ну, скажем так, нет.

* * *

Так вот, прошлой ночью.

Прошлой ночью действительно произошло немало событий. Как только Фэнцзю безудержно разрыдалась, в тихий абрикосовый сад ворвался порыв ветра. Су Мое не был уверен, отражение ли это настроения скрывавшегося за деревьями Верховного владыки Дун Хуа или просто случайность. Накатившее смятение сменилось холодом. Может, беззаботный принц Западного моря и нечасто посещал Девять небесных сфер с визитом почтения, однако прекрасно знал, что о Верховном владыке Дун Хуа ходит слава бессмертного, обладающего сильными духовными корнями и при этом не имеющего ни страстей, ни желаний. Впервые он обнаружил, что у некогда правившего небом и землей тоже есть чувства.

А Фэнцзю плакала, вкладывая в слезы все сердце и душу. Постепенно ее рыдания начали затихать. Прислонившись к дереву, совершенно измотанная девушка закуталась в верхние одежды Су Мое и уснула. Он уже собирался действительно отнести ее в дом и уже вставал с каменной скамьи, как бог в пурпурном подошел к абрикосовому дереву, наклонился и подхватил Фэнцзю на руки. Казалось, все это время он ждал момента, когда она уснет.

Еще в детстве Су Мое встречался с владыкой Дун Хуа, но только единожды. Смертные жили в нижнем мире багровой пыли, бессмертные – в иллюзорном мире Трех Пречистых. Тогда ему показалось, что этот недосягаемый владыка давно выше и мира смертных, и мира бессмертных. В его глазах отражалось безразличие, будто все сущее для него действительно было не более чем пустотой.

Тогда он подумал: может, так и должен держать себя всевладыка неба и земли?

Оказавшись в этом мире, он понял, что увиденный им владыка отличается от прошлого, но из-за того, что их всегда разделяло расстояние, он не мог понять, в чем разница. Теперь же, когда Дун Хуа стоял прямо перед ним, держа на руках спящую Фэнцзю, и в его глазах легко читалась нежность, Су Мое понял, что изменилось. В глазах владыки пустота сменилась миром.

Что до того, когда он успел, как сказала Фэнцзю, подружиться с Си Цзэ… Владыка только спросил перед уходом:

– У Аланьжэ был учитель по имени Су Мое. Вы не Су Мое из этого мира, а из долины Песнопений. Вы пришли и заменили прежнего?

Раньше он мог что-то утаить от Дун Хуа лишь потому, что беспокойство путало его мысли. Теперь же, когда Фэнцзю раскрылась прямо при владыке, таиться дальше не имело смысла, поэтому, естественно, он ответил «да».

Владыка уточнил:

– Это Лянь Сун попросил вас прийти сюда, чтобы отыскать меня и Сяо-Бай?

Разумеется, сначала Су Мое пришлось притвориться, будто он не знал, что господин Си Цзэ на самом деле сам Верховный владыка Дун Хуа. Затем он рассказал, что к нему действительно обратился Лянь Сун с просьбой помочь им выбраться из сложившейся ситуации.

Раньше Су Мое делал все возможное, чтобы Дун Хуа и Фэнцзю не узнали друг друга, что было продиктовано заботой о собственных интересах. На этот раз, увидев, что они вот-вот узнают друг друга, он не стал их останавливать, потому что ему было жаль Фэнцзю. Ничего страшного, если Дун Хуа пожелает немедленно забрать Фэнцзю. Искать правду о смерти Аланьжэ он просто будет другим путем.

И внезапно за душевный порыв его вознаградили. Владыка долго смотрел куда-то за деревья, а затем сказал ему:

– Это я первый утаил от нее правду. Духовной силы здесь, может, и немного, но она чище, чем во внешнем мире, так что Сяо-Бай сможет восстановить силы. Мы пока не уйдем, вам также нет нужды возвращаться. Присмотрите за ней, когда меня не будет рядом.

На этом их «дружба» с Верховным владыкой и заканчивалась.

Звук чихания выдернул Су Мое из воспоминаний. Фэнцзю потерла нос и продолжила их беседу:

– Вы спросили, не сказал ли мне что Си Цзэ, когда отнес на лодку. Я долго думала, и, похоже, он болтал какую-то чушь, я ничего не запомнила. Он сказал что-то вам?

Су Мое задумался, потом многозначительно улыбнулся и ответил:

– Ничего.

Глава 6. С господином Си Цзэ что-то не так

На восток текла широкая река, что звалась Сысин. К востоку от нее стоял главный город. Поскольку на этот раз они плыли вниз по течению, обратный путь прошел гораздо более гладко. Всего за три или четыре дня они уже добрались до горы Дуаньчан.

Залив Минси, что у горы Дуаньчан, – как могла Фэнцзю забыть те тонкие чувства, что связали ее там с Си Цзэ, когда они вместе любовались лунными цветами? Тем не менее шел третий день, когда Си Цзэ не показывался с тех пор, как они разговаривали ночью в ее покоях. Фэнцзю считала, что редко поступает вразрез со своей совестью; после того как съела данную им рыбу и выпила присланную им воду, она хотела выразить благодарность лично и поинтересоваться, избавился ли Си Цзэ от терзавших его злых духов. Она не видела его, и сердце сжимало легкое сожаление.

Заботами господина Мо Фэнцзю ела, спала, потом, после пробуждения, снова ела. В общем, жизнь ее текла неспешно и приятно. Раны, полученные в клетке Цзюцюй, не просто зажили – от них не осталось и следа, зато появились две жировые складочки. Теперь у Фэнцзю прибавилось дел – она могла грустить и пощипывать себе живот.

Верную Чачу очень беспокоило то, что она видела.

– Ее высочество, кажется, скучает по принцу Цину, – обеспокоенно сообщила она господину Мо. – Она каждый день держится за живот и без конца вздыхает. Возможно, она узнала, что принц Цин спит не просыпаясь с тех пор, как его перед рассветом навестил господин Си Цзэ. Ее высочество всегда так заботилась о принце Цине, однако она не спрашивает у меня о его состоянии из опасения, что я начну винить себя, ведь я отвечала за принца Цина, а с ним стряслось такое несчастье…

В глазах Чачи блеснули слезы.

– Наша добрая принцесса всегда так обо всех заботится.

Су Мое выглянул в окно и подумал про себя: ваша добрая принцесса сейчас ответственно бездельничает. А о принце Цине она беспокоится столько же, сколько о какой-нибудь отвалившейся ветке на Небесами забытом холме. Ее печалит лишь то, что она поправляется во всех смыслах.

Вслух же он вежливо заметил:

– Неудивительно, что ты, Чача, самая верная служанка Аланьжэ. Толковая и сметливая, сразу все скрытые намерения госпожи разгадываешь. Если ты уже знаешь, чего она хочет, тогда следуй ее желаниям, как и полагается верному слуге. Если ей будет неудобно спросить тебя, она всегда может спросить у меня, и тогда я подробно ей все растолкую.

Успокоенная столь высокой похвалой, Чача восторженно поблагодарила его и убежала, оставив Су Мое наедине с собственными мыслями. Владыка, как всегда, был тщателен в делах. Перед уходом он даже вспомнил, что Фэнцзю боится змей, и позаботился о принце Цине. Неудачливый бедняга принц Цин. Неизвестно, проснется ли он от того сна…