Портрет убийцы

– Оказалось, нарушения все таки были, просто на них все предпочли закрыть глаза, – высказался детектив, – А что сейчас с этим Стивеном Смитом? У него имелся отличный мотив для убийства.

– Он точно не мог убить Крейга Питерсона, – ответил Дэвид Нельсон, – Стивен Смит уже пять лет как мертв. В 2019 году мужчина совершил суицид в тюремной камере.

– Что ж… Одним подозреваемым меньше, – сказал детектив, – Ты уже просмотрел документы, слитые в сеть убийцей?

– Еще в процессе. Я подключил ребят из отдела по экономическим преступлениям, чтобы дело пошло быстрее. Но пока ничего конкретного сказать не могу.

– Удалось выяснить, кто был на том снимке вместе с Крейгом Питерсоном?

– Личность девочки установить не удалось, а вот мужчин опознали. Первый, 50-летний Джонатан Харрисон, политик среднего звена, борец за права детей, что делает его участие во всем этом особенно шокирующим. Второй, Ричард Миллер – 45-летний адвокат, работающий исключительно с элитарной прослойкой общества. И последний, но не по значимости, 42-летний медийный магнат, Томас Рэймонд.

– Хорошо. Прежде чем побеседовать с ними лично, нужно собрать как можно больше информации, второго шанса у нас может уже не быть. Что с личной жизнью покойного?

– В настоящий момент в браке с Глорией Питерсон, девичья фамилия Пэмбрук. Дочь нефтяного магната Чарльза Пэмбрука. Для Крейга Питерсона это третий брак. У них двое общих сыновей четырех лет. Также у Глории Питерсон есть шестнадцатилетняя дочь от первого брака Мелиса Уотсон, – Дэвид мельком заглянул в рабочий планшет, сверяясь с информацией, после чего продолжил, – Второй брак Крейга Питерсона продержался чуть меньше года, детей супруги не имели. Первая жена Крейга Питерсона, Анджела Невилл, скончалась в возрасте тридцати семи лет от рака. У них осталась дочь, которой на данный момент должно уже быть двадцать восемь лет. Но никакой информации о ней я не смог найти. Никаких данных об образовании, работе, месте жительства, счетах в банке, будто она уже давно мертва. Я попробую пробить ее через свои старые каналы, может что-то и всплывет.

Кристофер Джонс поднял указательный палец в воздух, словно бы поймав ускользающую от него мысль на кончик пальца. Он остановил детектива Нельсона и произнес:

– Нужно будет вызвать на допрос Глорию Питерсон. Постарайся назначить встречу с ней на завтра, желательно в полдень. И я бы хотел, чтобы она привела с собой дочь, поэтому следует пригласить детского психолога для проведения допроса. Ребенок вполне может что-то знать о нашем чудо-папаше.

– Понял, – отреагировал Дэвид Нельсон и, сделав несколько пометок в рабочем планшете, продолжил, – Любовницы у Крейга Питерсона менялись на регулярной основе, в основном задерживались не больше чем на пол года, Сьюзан Браун скорее исключение из правил. Подбором девочек занималось одно и тоже модельное агентство. Запрос всегда был на стройных молодых девушек, студенток, не старше двадцати лет, и по понятным причинам с довольно инфантильными внешними данными. Пожалуй, это все, что мне удалось узнать.

– Алиби Сьюзан Браун подтвердилось? – уточнил детектив у мужчины.

– Да.

– Отлично. Спасибо, Дэвид.

Кристофер Джонс пробежался глазами по списку вопросов на экране своего планшета, расставляя галочки напротив пунктов, которые они только что обсудили. Не то, чтобы детектив был педантичным человеком, нет. Просто в последние время мужчина все чаще стал замечать, как реальность начинала ускользать от него, оставляя его в зыбком, смутном состоянии, где время и пространство теряли свою четкость. В такие минуты детектив казался самому себе призраком, не имеющим ни якоря, ни точки опоры.

И хотя его забытие обычно было кратковременным и довольно редким, оно могло серьезно навредить тому единственному, что Кристофер Джонс по-настоящему любил в своей жизни. Его работе. Тщательно составленный план помогал оставаться сфокусированным, несмотря на усталость и хаос, творившийся в его голове.

Кристофер Джонс развернулся вполоборота и обратился к сидящей слева от него Джулии Рейнальдс:

– Анализ улик с места преступления уже готов?

– Да, – быстро отреагировала девушка, – Отпечатков в квартире немного, и все они принадлежат Сьюзан Браун, Крейгу Питерсону и женщине по имени Патриша Суонсон, она работает горничной у мистера Питерсона уже более трех лет.

– Феликс, мы допрашивали эту мисс Суонсон? – перебил девушку детектив, обратившись к Феликсу Гейтсу.

– Нет, но я уже договорился о встрече с ней.

Детектив одобрительной кивнул и произнес:

– Извини, продолжай, Джули.

– Орудие убийства – самый обычный разделочный нож, – продолжила девушка, – Такой можно купить в любом премиальном магазине посуды или на маркетплейсе. Нож соответствует набору режущих предметов из квартиры убитого. Пальчики на орудие убийства отсутствуют. Аналогичная ситуация с благовониями и цветком.

– А визитные карточки? – уточнил детектив, – Кажется, их было достаточное количество, для того, чтобы хоть на одной убийца мог оставить свое ДНК.

– Увы… – Джулия сочувственно пожала плечами, – Кто бы это ни был, он был очень острожен. Анализ чернил и бумаги тоже ничего не дал. Подобной марки краски и расходные материалы используют почти в каждом копировальном центре.

– Спасибо, Джулс. Мы знаем как убийца проник в квартиру? – задал свой следующий вопрос Кристофер Джонс, не обращаясь ни к кому конкретно.

Детектив Феликс Гейтс как всегда с легким, чуть надменным выражением на лице, непринужденно вклинился в беседу. Его каштановые волосы, зачесанные назад с идеальной точностью, блестели на свету, а ледяные голубые глаза, всегда чуть прищуренные, казались выискивающими любую возможность продемонстрировать свои важность и превосходство.

– Осмотр помещения не выявил следов взлома, исходя из этого следует предположить, что вероятнее всего у убийцы имелся свой экземпляр ключа для доступа в помещение, – отреагировал Феликс Гейтс, – Попасть в подъезд можно тремя путями: через центральный вход со двора, со стороны улицы или через парковку. Есть еще четвертый, запасной выход, но он разблокируется только в случае включения сигнала тревоги автоматически, обычным ключом его не открыть. Согласно общедомовому реестру на квартиру покойного было зарегистрировано всего три электронных ключа, один находился у Крейга Питерсона, второй – у Сьюзан Браун и третий – у Патриши Суонсон. Временных пропусков Крейг Питерсон в ночь убийства не заказывал. Я отправил официальный запрос в управляющую компанию на предоставление данных из системы контроля и управления доступом, но ответа от них пока не получил.

– Опрос свидетелей нам что-то дал?

– Никто ничего не видел. Большинство соседей либо спали, либо отсутствовали в момент убийства. Консьерж находился на рабочем месте, отлучался лишь несколько раз в туалет. Сказал, что ближе к полуночи приходило лишь пару курьеров и жильцы дома. Посторонних не наблюдалось.

– Что с камерами видеонаблюдения? – продолжил Кристофер Джонс.

– Камеры есть, но в ночь убийства ближе к полуночи произошел массовый сбой. Все камеры в радиусе нескольких кварталов вышли из строя, в том числе и дорожные.

– Очень удобно, не находишь? – заметил Кристофер Джонс.

Детектив посмотрел на Сэмюэла Томпсона, беззвучно сидящего напротив. В своей обычной манере технический эксперт был молчалив и задумчив. Длинные волосы, завязанные в тугой хвост, и густая борода, придавали ему какой-то животной дикости, а пирсинг в носу и забитые татуировками рукава и вовсе выглядели весьма нетипично среди строгого и официального антуража Бюро. Однако в первый же день работы Сэмюэл Томпсон сумел перевести фокус внимания своих коллег со своей внешности на профессиональные навыки, и больше вопрос уместности его нахождения в Бюро никогда не поднимался.

– Сэм, проверишь, действительно ли это был технический сбой или кто-то намерено отключил все камеры?

– Будет сделано, – отозвался мужчина.

Детектив встал из-за стола и подошел к передвижной магнитно-маркерной доске в конце комнаты. Белое полотно было поделено синим маркером на пять равных секций, каждая из которых была обозначена соответствующим номером и содержала в себе фотографию жертвы и прочие заметки по делу.

– Итак… У нас пять убийств, но… Ни улик… Ни свидетелей… Ни четко сформулированного мотива… – детектив поочередно стал загибать пальцы на левой руке, при этом расставляя драматические паузы, – Все жертвы обеспеченные бизнесмены. Все они были убиты разным способом, в разное время и в разных местах. Каждая из пяти жертв была скомпрометирована. Каждая из пяти жертв подвергала насилию женщин и детей. Внимание вопрос! Неужели мы настолько глупы и некомпетентны, что до сих пор не смогли отыскать убийцу?

Глава 6

Нежный шелк заскользил по оголенной коже. Гладкая иссиня серая ткань упала мягкой лужицей на кровать, выпустив девушку из своих объятий и оставив легкий след утренней прохлады на ее коже.

Эмилия поднялась на ноги и обернулась посмотреть, не разбудила ли мужчину, мирно спящего в ее постели. Она не смогла сдержать глупую улыбку, когда Майкл, пробурчав что-то нечленораздельное, перевернулся на живот и потянулся рукой к месту, где еще несколько секунд назад лежала сама девушка. Мужчина притянул к себе ее подушку и, удобно утроившись на ней, вернулся к размеренному, глубокому сну.

Эмилии не хотелось уходить, но она понимала, что уже не сможет вновь заснуть, даже если ей удалось поспать лишь несколько часов. Поэтому она подняла с пола рубашку, натянула ее на голое тело и на цыпочках вышла из комнаты.

За пределами ее спальни развернулась странно притягательная картина. От двери к центру зала тянулась вереница вещей: кружевное белье, чулки, шелковое платье, брюки и прочие предметы гардероба. Повсюду были разбросаны кисти и пластиковые баночки с красками, некоторые из которых перевернулись, а их содержимое, вылилось наружу, застыв разноцветными кляксами на паркете. Эпицентром всей этой творческой вакханалии был холст, лежащий на полу.

Лавируя между предметами одежды и художественными инструментами, Эмилия подобралась к полотну и впервые посмотрела на бесформенное цветовое месиво, которое они оставили после себя.

Текстура картины была очень живой и ощутимой. Глубокие, почти осязаемые вмятины и бугорки от прикосновений пальцев добавляли произведению ярко выраженного объема и движения. Каждый неровный мазок был наполнен энергией, буйством и страстью.

Кадры прошлой ночи стали вспыхивать в памяти девушки, будто светлячки в темноте пещеры.

«Я хочу видеть, как ты рисуешь» – звучали Его слова в голове.

Эмилия стояла на четвереньках перед картиной, изогнувшись дугой, пока Майкл прокладывал дорожку поцелуев от ее ягодиц вверх по спине. Мужчина умело направлял женское тело, побуждая откликаться его на каждый посылаемый им импульс, в то время как его рука не спеша выписывала пируэты между женских бедер.

Эмилия изо всех сил пыталась сохранять ясный рассудок и продолжать рисовать что-то внятное, но с каждой минутой похоть все сильнее застилала ее разум, запрещая концентрироваться на чем-либо, кроме ощущений от его прикосновений.

– Теперь каждый раз, когда я буду смотреть на нее, я буду видеть лишь это… – с придыханием произнес мужчина, когда его взгляд невольно коснулся картины под их возбужденными телами.

Майкл разогнулся, оставаясь стоять на коленях позади Эмилии. Его сильная рука нежно обхватила девушку за талию и притянула к себе, мучительно медленно соединив два возбужденных тела внутри и снаружи. Краска выплеснулась из банки на белый лист. Дрожащие пальцы суматошно заскользили по полотну, размазывая липку массу, смешанную с каплями пота. Это уже был не рисунок, а часть их сношения.

Ногти со всей силы впивались в холст. Голая грудь погружалась в вязкую текстуру, слой за слоем снимая с поверхности краску. Гортанные стоны рикошетили от стен, сталкиваясь со своими последователями, пока разгоряченные тела бились друг о друга в бешеном темпе.

Эмилия тяжело сглотнула. Ее щеки слегка порозовели, а зрачки заметно расширились, обнаруживая отголоски чувств, что плескались на глубине.

Мужчина вызывал в ней нечто, превышающее простое физическое влечение. В каждом его прикосновении она ощущала глубину, будто ее тело уже давно знало его и хранило память о том, что между ними было. В его объятиях она словно возвращалась к своим истокам, открывала доступ к самой сексуальной и чувственной части своей женской сущности. Уже тогда она поняла, что он станет для нее не просто любовником, но источником духовного экстаза, что преобразит саму ее суть.

Эмилия поднесла запястье к своему лицу. Ткань все еще хранила его запах. Аромат был едва уловим, но все еще достаточно живой, чтобы все внутри нее сжалось, и она ощутила тоску по его прикосновениям.

Это чувство было чем-то новым для нее. Ей хотелось насладиться им, запечатлеть этот чуткий момент в своей памяти. Единственный способ, который она знала, чтобы сделать это – нарисовать его.

Эмилия подошла к мольберту и опустилась на высокий табурет. Она провела ладонью по рукаву рубашки и медленно закатала сначала один, потом второй, затем взяла в руки кисть и краски и начала рисовать.

Творческий процесс моментально поглотил ее, отрезав от внешнего мира. Время перестало для нее существовать. Отныне значение имели лишь цвет, форма и хаотичный поток мыслей в голове.

Эмилия всегда верила, что утро обладало своей особой магией. Сознание еще не было охвачено суетой и заботами, оставаясь кристально чистым и ясным, словно новый холст в ожидании первых мазков. В это время она могла смело размышлять о красоте и сложности жизни и находить ответы на вопросы, которые прежде казались ей неразрешимыми.

Руки девушки плавно скользили по холсту, огибая невидимые контуры и создавая новые формы, постепенно обретающие жизнь. Кисть служила проводником, передающим на полотно все оттенки ее чувств и эмоций. А этим утром, как и полагается, их было достаточно много.

Она не слышала, как он вошел, но кожей почувствовала его присутствие. Несколько бесконечно долгих минут она продолжала рисовать, зная, что он находится там, за ее спиной, позволяя ему наблюдать за собой. В очередной раз коснувшись кистью холста, девушка слегка подалась вперед и раздвинула ноги, так, что рубашка оголила ее бедра. Услышав напряженный, тяжелый вздох за своей спиной, она наконец обернулась.

Майкл стоял, облокотившись плечом о дверной проем, мокрый, в одном лишь полотенце, низко повязанном на бедрах. Его кожа, все еще влажная после душа, слегка блестела, подчеркивая все достоинства его атлетичной фигуры. Он был настолько красив, что Эмилия даже подумала, не попросить ли его позировать ей.

– Как так вышло, что с утра ты стала выглядеть еще более привлекательно? – произнес мужчина слегка осипшим голосом и улыбнулся.

Из взгляды встретились, будто бы заново знакомясь друг с другом при свете дня. Эмилия и Майкл на собственном опыте знали, что с восходом солнца вчерашние любовники могли выглядеть и ощущаться совершенно иначе. Но ни в этот раз.

Мишура свойственная ночи спала с их обликов, оставив лишь живой естественный образ во всем его великолепии. И в этом естестве не было какой-либо жеманности, притворства, завышенных ожиданий или неловкости. Они увидели друг друга ровно такими, какими они были при их первой встрече.

Майкл подошел и встал сзади. Эмилия почувствовала тепло его тела даже сквозь плотную ткань рубашки. Его руки опустились на ее талию. Мужчина обнял девушку сзади и чмокнул в макушку. Этот был настолько интимный и в тоже время уютный и теплый жест, что Эмилия ощутила себя по-настоящему дома в этот момент.

– Над чем ты сейчас работаешь? – спросил мужчина, посмотрев на картину перед ней.

– Ничего определенного. Просто упорядочиваю все свои мысли и чувства.

– Весьма изысканный подход к самоанализу, – прокомментировал услышанное Майкл.

– Я вообще довольно утонченная личность, – игриво ответила Эмилия.

Девушка медленно повернулась на стуле и посмотрела на него снизу вверх. От его взгляда по ее коже пробежали мурашки.

Мужчина источал собой такое спокойствие и уверенность, что рядом с ним Эмилия, пожалуй, впервые ощутила желание покориться мужчине, довериться, зная, что он приведет ее именно туда куда ей нужно.

– Мне нравится смотреть, как ты рисуешь.

Майкл нежно провел ладонью по ее щеке, а затем, нагнувшись, мягко коснулся ее губ своими. В этом поцелуе не было спешки или страстного порыва – только нежность и желание оказаться как можно ближе.

Его взгляд еще ненадолго задержался на ней, а затем скользнул по комнате – медленно, внимательно, с тем особым интересом, с каким мужчина может разглядывать женское тело после близости.

– Я приготовлю нам кофе, – предложила Эмилия, вставая со стула, – А ты пока можешь осмотреться вокруг. Вряд ли ты успел разглядеть что-то прошлой ночью… кроме меня конечно.

Девушка лукаво улыбнулась и направилась к кофемашине, оставив мужчину наедине со своим миром.

Ее квартира не была домом в обычном его понимании. В ней не было кухни, обеденной зоны или зоны отдыха с диваном, кофейным столиком и телевизором. Из прихожей можно было попасть в три комнаты: первая дверь слева вела в гостевой санузел, чуть дальше справа был расположен вход в хозяйскую спальню с большой гардеробной и собственной ванной комнатой, а путь прямо вел в так называемую гостиную комнату, которая больше походила на художественную студию, нежели какое-то жилое пространство.

Творческая мастерская была довольно просторным и светлым помещением с панорамными окнами, из которых открывался вид на центральный городской парк.

Правый угол был оснащен стеллажами для хранения необходимых в ежедневной работе инструментов и оборудования, а также передвижной тележкой с различными художественными принадлежностями. Рядом у окна стоял мольберт и высокий табурет.

Слева, в центре комнаты находился чертежный стол примерно полтора на полтора метра с массивной деревянной столешницей, кучей выдвижных ящиков и дополнительным открытым пространством для хранения.

У противоположной от окна стены расположилась лаундж-зона с дизайнерским зеркалом искривленной формы, элегантным консольным столиком и мягкими креслами.

Самым крупным предметом интерьера являлся угловой шкаф, простирающийся от пола до потолка и разделенный на несколько секций. Та, что была ближе к зоне отдыха, имела открытый фасад и встроенные раковину, кофемашину и стеклянный мини-холодильник. Оставшаяся часть угловой конструкции была скрыта под гладкими темно-серыми фасадами. Расположение мебели было спроектировано таким образом, что между задней панелью шкафа и дальней стеной оставался узкий проход примерно метр в ширину.

Эмилия издалека наблюдала за тем, как Майкл неспешно бродил по комнате, касаясь взглядом и телом ее вещей, как бы невзначай, сдержанно, но с тем интересом и вниманием, которое свойственно лишь тем, кто по-настоящему хочет узнать тебя.

Девушка вдруг поймала себя на мысли, что за последние три года никто, кроме ее близких друзей, не переступал порог ее дома, не касался ее вещей, не вдыхал аромат ее простыней. Обычно, все романтические встречи проходили на территории мужчины: в его квартире, среди его вещей, в пространстве, где легко было сохранить дистанцию, даже в близости.

Однако сейчас Майкл стоял посреди ее мастерской и выглядел так, будто всегда здесь и был. И в этом было что-то невероятно притягательное и абсолютно естественное. Возможно, все дело было в его спокойствии и умении смотреть на вещи так, словно в них содержалось гораздо больше, чем другие способны были видеть.

– Что там? – спросил мужчина, остановившись у прохода.

– Нечто средне между складским помещением и картинной галереей, – пояснила девушка, – Хочешь взглянуть?

Майкл кивнул.

Девушка взяла со столешницы две кружки и подошла к мужчине. Они вместе зашли за угол, оказавшись в узком проходе позади шкафа. Пространство было довольно хорошо освещено, благодаря проникновению солнечных лучей. По обеим сторонам на стенах висели картины, а в конце небольшого коридора скрывалась дверь, ведущая в потайную комнату.

– Это все твои работы? – спросил мужчина и принял чашку из ее рук.

– Да, – ответила Эмилия и отхлебнула немного кофе.

Приложив палец к сенсору на дверной ручке, девушка отворила дверь и пропустила мужчину внутрь.

Комната с белыми стенами напоминала зал забытых или сломанных игрушек. Старый деревянный стол весь залитый краской, парочка обшарпанных мольбертов, этюдник, набитые кистями и красками контейнеры, несколько скульптур в духе современного искусства, укрытых пластиковой пленкой, и полотна, бесчисленное множество полотен. Часть из них расставлена ровными рядами на деревянные стеллажи, вторая аккуратно в несколько рядов приставлена к стене, остальные же выложены неровными стопками прямо на полу.

На первый взгляд все это выглядело ужасающе хаотичным и разбросанным без всякого порядка, но даже в таком хаосе соблюдалась четкая структура и иерархия.

– В основном здесь доживают своей век работы, что не удостоились чести быть представленными широкой общественности. Есть также картины, которые я сейчас подготавливаю для выставок. Ну и конечно что-то предназначенное строго для личного пользования, – провела краткий экскурс по содержимому склада Эмилия.

– Я могу…? – спросил разрешения на раскопки Майкл.

– Конечно.

Эмилия удобно устроилась с чашкой кофе на полу, а Майкл, оставив кружку на деревянном столике, подошел к стеллажу и принялся вынимать произведения искусства с полок одно за другим. Он внимательно изучал содержимое каждой работы, а затем аккуратно возвращал ее на своем место. Его глаза блестели от восхищения и интереса, каждый раз когда он брал в руки очередной сюжет, пока все его внимание не поглотила одна единственная картина.

– Расскажешь ее историю? – спросил мужчина, подойдя к Эмилии с холстом в руках.

Он поставил картину на пол и повернул ее лицевой стороной к девушке, аккуратно придерживая за края. В его глазах уже читалось понимание, даже если он еще толком ничего о ней не знал.

– Полагаю, это одна из тех работ, что предназначались для личного пользования, – добавил мужчина, – Если бы кто-то увидел ее, она уже давно была бы не здесь.

Эмилия взглянула на до боли знакомые силуэты. Прошло уже больше пяти лет с тех пор, как она писала это произведение, но она до сих пор помнила каждый мазок, нанесенный поверх льняной ткани.

На картине мужчина и женщина стояли посреди кладбища рядом со свежевскопанной могилой. В глубокой яме были захоронены семейные фотоснимки, кулон с надписью «Best Friends Forever», неоконченная картина, награда за лучшее художественное произведение, ярко красное платье и туфли на высоком каблуке.

Мужчина выглядел элегантно и дорого, являя собой утонченный лоск. Его белоснежная рубашка сидела точно по фигуре, темные брюки были идеально отглажены, лакированные туфли блестели в свете ночной луны, а волосы волосинка к волосинке были зачесаны назад. Девушка на его фоне могла сойти разве что за оборванку или того хуже наркоманку. Ее босые ступни тонули в сырой земле, длинное бежевое платье висело на худощавом теле словно смятый мешок из под картошки, а сальные волосы сухими паклями неаккуратно стекали вниз.

Мужчина крепко держал девушку за волосы, вынуждая слегка запрокинуть голову. К ее горлу он приставлял острый нож. Девушка смотрела на мужчину с благоговейным трепетом. Она протягивала ему свое окровавленное сердце, только что вырванное из груди, а он лишь надменно улыбался, празднуя свою победу.

Атмосфера произведения была по-настоящему жуткая и пугающая, но реальная история имела гораздо более прозаичный мотив.

Кровь отхлынула от лица Эмилии. Ее плечи слегка опустились под тяжестью воспоминаний, и в этом движении было что-то трагически прекрасное – признание того, что жизнь полна не только сладостных мгновений, но и болезненных уроков, и лишь вместе они способны создать нечто целостное и прекрасное.

– Томас несколько раз пытался обманом вынести ее из студии, но как видишь, у него ничего не вышло, – с печальной улыбкой на лице, попыталась пошутить Эмилия.

– Что ж я очень хорошо его понимаю, – предпринял попытку приободрить ее мужчина.

– Почему именно она? – всерьез озадачилась этим вопросом Эмилия.

– В ней яростно фонят отголоски пережитой боли. Так чувствительно можно рассказывать только о чем-то глубоко личном, – честно признался Майкл.

– В искусстве люди обычно находят отражение того, что хорошо им знакомо, – озвучила свои мысли девушка.

Эмилия внимательно посмотрела на него. Она все еще не понимала этого извращенного чувства близости и взаимопонимания между ними, но всем сердцем жаждала глубже познать его.

– Отец, – коротко пояснил Майкл.