Портрет убийцы

Кристофер Джонс подошел вплотную, уперевшись бедрами в металлический поддон, и склонился над покойником, поравнявшись с ним лицом к лицу.

– Почему же ты не мог спать по ночам, Крейг? Неужели такого ублюдка как ты могло мучать чувство вины?

Слова детектива падали прямо на безжизненные губы мертвеца, опаляя их своим горячим дыханием. Это невесомое соприкосновение со смертью дарило детективу ощущение власти над ней, напоминало, что его время еще не пришло.

– И еще… – вспомнила ранее неозвученный факт Оливия Бренсон, – В ночь убийства Крейг Питерсон находился в состоянии сильного алкогольного опьянения. Врач, который выписывал ему рецепт на таблетки, должен был предупредить его о том, что их строго запрещено смешивать с алкоголем. На самом деле при такой убойной дозе он запросто мог не проснуться и без посторонней помощи. И вообще, у меня есть предположение, что он довольно часто пренебрегал этим правилом. Но учетом того, что это не успело свести его в могилу, могу предположить, что медикаментозное лечение он начал не так давно.

– То есть можно предположить, что незадолго до смерти в жизни мужчины начало происходить что-то, что спровоцировало сильный стресс и как следствие отсутствие сна. Интересно, что же могло расстроить человека со столь высокими моральными принципами!? – воодушевленно, почти радостно, произнес детектив, распрямившись.

– Даже у монстров бывают дни, когда они чувствуют себя побежденными, – загадочно улыбнувшись прокомментировала Оливия Бренсон.

Озвученая женщиной мысль оказалась весьма по вкусу Кристоферу Джонсу. Все таки его работа заключалась в том, чтобы монстры как можно чаще чувствовали себя побежденными. И видя обреченность в их глазах при аресте, он испытывал истинное наслаждение. Для таких памятных моментов у него даже была отведена отдельная «коробочка» в сознании, задвинутая на самую дальнюю полку, но, к несчастью, довольно часто используемая. Он открывал ее лишь в двух случаях: когда необходимо было сохранить новое воспоминание и когда нужно было напомнить себе, что ему все еще есть ради чего жить. Забавно, что в этой же коробочке Кристофер Джонс хранил все воспоминания и о самом себе.

– Есть что-то общее с предыдущими жертвами? – продолжил расспрашивать судмедэксперта мужчина.

– Никаких прямых сходств между жертвами или способом их убийства я не вижу. Метод и время различаются, как и место обнаружения тела. Во всех случаях отсутствуют какие-либо следы ДНК и биологических материалов на теле. У всех жертв разное телосложение, рост, вес, возраст, единственное, что их объединяет, как вам уже удалось выяснить, это семейное положение и социальный статус.

Кристофер Джонс ненадолго подвис, анализирую полученную информацию и пытаясь сопоставить ее с уже имеющимися фактами. Тем временем Оливия Бренсон задвинула мертвое тело обратно в ящик и направилась к своему рабочему столу в противоположном конце комнаты.

– Насколько сложно нанести такое ранение? Все такие это не самый тривиальный способ убийства, – опомнившись прокричал ей в догонку детектив.

Женщина остановилась и, обернувшись к детективу лицом, произнесла, не секунды не раздумывая, точно на любой его вопрос у нее уже был готов ответ:

– Попасть ножом в сердце, безусловно, сложно и требует определенных базовых знаний человеческой анатомии. Даже если цель статична, нужно точно знать расположение сердца и угол удара, чтобы пройти между ребрами и другими структурами грудной клетки и поразить сердце. В данном случае нельзя на сто процентов назвать удар точным и анатомически грамотным. Убийце потребовалось приложить больше усилий, чем оно того требовало. Осмелюсь предположить, что кто бы это ни был он обладал лишь теоретическими познаниями в этой области.

– Профиль убийцы не изменился? Высокий мужчина в хорошей физической форме.

Судмедэксперт кивнула, подтверждая сказанное.

– Если это все, Кристофер, то мне нужно возвращаться к работе. Официальный отчет вышлю тебе на почту сегодня вечером.

– Спасибо, Оливия. Я твой должник.

Кристофер Джонс направился к выходу. Но даже после его ухода, его тяжелые шаги еще какое-то время висели мертвым грузом в пространстве полупустой комнаты, вытесняя собой давящую тишину, нарушаемую лишь периодическим потрескиванием потолочных ламп.

Глава 4

Эмилия могла бы позабыть о существовании некоего мистера Мора, однако на протяжении всего вечера этот загадочный мужчина никак не выходил из ее головы. Каждый раз, когда очередная «увлекательная» светская беседа подходила к концу, девушка невольно искала его глазами, и неизменно находила изучающим ее стройную фигуру или черты лица.

У Эмилии не было шансов устоять перед магнетизмом Майкла Мора, она не могла не поверить в это влечение, в эту связь между ними, когда все ее существо так откровенно откликалось на каждое его фантомное прикосновение.

Взгляд мужчины не был пристойным, сдержанным в демонстрации своих чувств. Его взгляд был полон неоспоримой решимости, словно девушка уже давно принадлежала ему, и мужчина имел полное право смотреть на нее так пронизывающе и неуместно жадно.

Когда основная масса посетителей покинула галерею, Майкл подошел к Эмилии и, осторожно приобняв девушку за талию, мягко спросил: «Ты готова?». Это лишенное всякой дистанции «ты» очень понравилось Эмилии. После стольких бесстыжих молчаливых диалогов между ними, вежливое «Вы» казалось абсолютно неуместным.

Мужчина взял девушку за руку и увлек за собой. Эмилия не стала задавать никаких вопросов, ей было совершенно не важно, куда и зачем он ее вел. Она думала лишь о том, что он поступил именно так, как ей бы того хотелось.

Они прошли пешком несколько кварталов, многозначительно улыбаясь и впитывая пульсирующую энергию ночного мегаполиса. Никому из них не требовалось объяснение происходящего или заполнения тишины бессмысленными словами.

Они оба с детским восторгом рассматривали город, о существовании которого совершенно позабыли, погрязнув в рутине. Ослепляющие автомобильные фары, шумные клубы и бары, окна небоскребов, стремительно таящие в темноте ночного неба. Дерзкие рекламные лозунги, манящие обещанием новой реальности, люди в ярких нарядах, заполнившие улицы бурлящим миксом культур и стилей.

Эмилия удивленно застыла перед входом в ресторан с искрящейся неоновой вывеской «Soulmates». Это было одно из ее любимых мест.

– Как ты узнал? – спросила она.

Майкл изогнул бровь в лукавой усмешке, любуясь озадаченным выражением лица своей спутницы.

– Некоторые тайны должны оставаться неразгаданными, – игриво ответил мужчина, пропуская девушку внутрь.

Интерьер заведения погрузил пару в атмосферу цветущей бамбуковой рощи на закате. Превалирующие холодные темно-серые оттенки в интерьере повсеместно смешивались с теплым оранжевым цветом посуды и кожи дубовых кресел. Бамбуковые стебли врастали прямо в пол, вздымались между столиками пышными охапками, подсвеченными у основания лампами сочного апельсинового оттенка. В центре зала возвышалась стеклянная полусфера, имитирующая переливы заходящего солнца. Зеркальный потолок, словно волшебная линза, умножал все яркие акценты, скрывая в своих тонированных отражениях границы внутреннего пространства зала.

Их разместили за столиком у окна, официант принял заказ и преподнес вновь прибывшим гостям фирменные закуски.

– Почему живопись? – спросил Майкл.

Это был обыденный вопрос, на который Эмилия отвечала уже сотни раз, но почти никогда правдиво. Тем не менее, сегодня что-то изменилось в ней, ложь казалась ей чем-то неестественным рядом с ним.

– В шестнадцать, после нескольких попыток суицида, родители отправили меня в психиатрическую лечебницу, – начала девушка, – Там меня почти ежедневно накачивали транквилизаторами и приковывали к постели, чтобы я ничего с собой не сделала. Я была слишком агрессивна, неуравновешенна и до чертиков напугана. Мне тогда казалось, что с такой болью внутри человек просто неспособен жить. Все изменилось, когда я попала в класс арт-терапии к Далорес Флетчер. Эта женщина буквально изменила мою жизнь. С тех пор я уже никогда не расставалась с кистями и красками.

Девушка замолчала. Она ожидала увидеть осуждение или разочарование в глазах, сидящего напротив мужчины, но неожиданно столкнулась в них с пониманием. В этот момент Эмилия почувствовала внутреннее уродство и черноту Майкла Мора так же остро как и свои собственные.

– Я до сих пор помню выражении лица Далорес, когда она впервые увидела мою работу. Это было нечто похожее на смесь отвращения и благоговения, – девушка тихо посмеялась, – Она тогда сказала, что за всю свою жизнь не видела ничего более ужасающего и восхитительного одновременно.

– Ты сохранила тот рисунок?

– Да.

– Где он сейчас?

– В спальне, напротив моей кровати. Это первое, на что я смотрю по утрам, когда просыпаюсь.

Эмилия не знала наверняка, но почему-то была уверена, что у Майкла Мора тоже имелся свой трофей из прошлого.

– Разве это не причиняет тебе боль?

– Не картина источник моей боли. Люди. Так почему же я должна ненавидеть искусство за то, чего оно не совершало?

Эмилия стала прокручивать хрустальную ножку пустого бокала между пальцев. В глубине души она понимала, что сказанное было лишь отчасти правдой. Боль уже давно стала неотъемлемой частью ее самой – источником ее жизни и причиной истощения.

– А боль… – с горечью в голосе добавила Эмилия, – Ее уже не стереть. Она навсегда осела толстым слоем высохшей грязи внутри.

– Ты говорила об этом с кем то? – как можно деликатнее уточнил мужчина.

Эмилия отрицательно покачала головой. Она всерьез задумалась о том, что за свои двадцать шесть лет она ни разу не позволяла никому по-настоящему узнать себя. В восемнадцать она сменила имя и переехала в другой город, оставив прошлую жизнь позади, словно ее никогда и не существовало.

– Не все люди желают знать о чужих странностях, обычно это пугает и налагает лишнюю ответственность.

В уголках ее губ проглядывались тонкие намеки на скорбь или тоску, но они быстро растворились в объятиях неловкой полуулыбки.

– Что на ней изображено? – поинтересовался мужчина.

– Ты сможешь увидеть ее… чуть позже, – голос Эмилии прозвучал томно, чарующе, мелодично, словно она была сиреной, искусно завлекающей моряков в свои сети, – Если конечно захочешь, – как можно мягче добавила девушка.

В одно мгновение два незнакомца неожиданно оказались наедине, обузданные общей эротической фантазией, которую оба жаждали как можно скорее воплотить в жизнь. Казалось, между ними окончательно исчезла всякая дистанция, они могли говорить открыто и на равных. Их взгляды проникали сквозь маски и фасады, погружаясь в глубину, вытаскивая обостренные чувства наружу и призывая друг друга откликнуться на откровенность искренностью.

Майкл придвинулся ближе, насколько это вообще было возможно, сидя по разные стороны обеденного стола, и произнес слегка осипшим голосом:

– Мне бы очень хотелось увидеть ее.

Это были обычные слова, произнесенные на несколько тонов ниже, но они прозвучали так чувственно, чарующе, словно это было древнее заклинание на богом забытом языке, снимающее печати запрета с женского тела. Эмилии никогда прежде не приходилось слышать такого, чувствовать такого.

Несколько официантов приблизились к столику, неожиданно оборвав интригующую сцену. Один откупорил бутылку вина и разлил дорогой напиток по бокалам, второй – расставил перед гостями заказанные блюда, после чего они оба удалились. Нарушенный интимный момент повис в воздухе, словно невидимый фрагмент, искажающий атмосферу.

– Прекрати так смотреть на меня, – прошептала Эмилия, хотя ее взгляд и мимика говорили совершенно об обратном.

– Как? – уточнил мужчина и слегка наклонил голову на бок, всеми силами сдерживая рвущуюся наружу издевательскую ухмылку.

– Ты знаешь как…

Эмилия поднесла к губам сосуд из плавленного стекла. Она отпила немного вина, не разрывая при этом зрительного контакта с бесстыжими горящими огнем глазами напротив. Затем она медленно слизала языком оставшуюся на влажной розовой коже каплю и лукаво улыбнулась. Ей определенно нравилось дразнить его.

– Что наполняет тебя смыслом? Что поднимает тебя с постели каждое утро и заставляет двигаться вперед несмотря ни на что? – она спросила это легко, почти небрежно, словно ее совершенно не волновало то, что в этот момент они оба продолжали раздевать друг друга глазами.

Мужчина слегка улыбнулся, давая понять, что принимает правила ее игры.

– Полагаю, сама жизнь, – не задумываясь ответил он, – Мы все приходим в этот мир беззащитными и напуганными. Мы не выбирали свое рождение и не выберем свою смерть. Мы лишь существуем в отмеренном для нас отрезке, в надежде что конец не наступит слишком рано… У нас есть лишь один гребаный отрезок… неизвестной длины и ценности. Но мы готовы бороться за него до последнего вздоха, даже если считаем все это бессмысленным.

Эмилию поразила та откровенность, с которой он это говорил.

– Знаешь, подростком я изо дня в день мечтал умереть или вовсе никогда не рождаться на свет. Но однажды, оказавшись на грани жизни и смерти, я не задумываясь выбрал первое. Автоматически. Инстинктивно. Еще тогда я для себя понял, что человеческая жизнь единственная существующая ценность. Осознание этой простой истины и сделало меня тем, кто я есть.

– И кто же ты?

– Я тот, кто использует любую возможность, которую предоставляет жизнь. Тот, кто понимает, что каждый день может стать для него последним, и другого шанса кроме «сейчас» может уже просто не быть.

– Хочу заметить, ты очень неплохо пользуешься предоставленными возможностями. В свои тридцать два года ты много добился.

– Ты наводила обо мне справки? – ехидно усмехнувшись, спросил Майкл.

– К твоему сведению, это оказалось довольно трудной задачей, – парировала Эмилия.

– Я неплохо умею заметать следы… Что тебе удалось узнать обо мне?

– На самом деле не много. Ты основал компанию, которая на сегодняшний день является одним из самых крупных игроков на рынке в сфере информационной безопасности. Ты инвестируешь огромные суммы в благотворительные проекты, редко появляешься на публике, много путешествуешь, любишь искусство и женщин.

– Что ж, многообещающее начало… Правда пока это больше напоминает портрет таинственного любовника-миллиардера из какого-нибудь женского романа.

Они одновременно разразились смехом, словно двое музыкантов, неожиданно нашедших общий ритм. Такой чуткий контакт все еще казался слишком неправдоподобным для двух незнакомцев, но они приняли его с открытым сердцем и осознали, что скучали по чему-то подобному.

– Ты мог бы дополнить свой портрет деталями или начать рисовать все с нуля, – предложила Эмилия.

– Предлагаю равноценный обмен, – с деловым видом произнес мужчина, – Один твой вопрос взамен моего.

– Договорились, – ответила девушка, улыбнувшись так, точно это была самая выгодная сделка в ее жизни.

– В таком случае, первый ход за тобой.

Эмилия поставила локти на стол, подперев ладонями подбородок, и стала сосредоточено вглядываться в анфас сидящего напротив мужчины, будто бы выискивая в его глазах секреты, о которых никто не должен был знать. Прошло не меньше минуты прежде чем она наконец решилась задать свой первый вопрос:

– Представь, что тебе нельзя рассказывать о своей профессии, о том, откуда ты родом, о своих увлечениях и обо всех прочих поверхностных вещах, о которых люди обычно говорят при первой встрече и продолжают говорить в течении всей жизни. Что в таком случае ты мог бы сказать о самом себе, что-то отражало бы твою истинную сущность?

Каждый ее вопрос бил точно в цель, даже если девушка еще сама того не осознавала. Своей непосредственностью и глубиной она невольно разжигала мужской интерес. То как Эмилия двигалась, как улыбалась, то как и что она говорила, доставляло Майклу Мору редчайшего сорта наслаждение.

Она увидела, как что-то темное и тяжелое вдруг задышало, задвигалось в нем, а затем пристально посмотрело на нее сквозь ироничную полутень в глазах.

– Порой я могу казаться дьявольски безжалостным и злым существом, но это не так, я человек, который ужасно страдал и продолжает страдать.

Он не пытался показаться лучше, чем он был. Не прятал темноту за масками и не смягчал углы. Он говорил спокойно и открыто, будто не только точно знал, кем является, но и не чувствовал нужды извиняться за это. И именно эта выдержанная внутренняя зрелость будоражила сильнее любого прикосновения, задевала что-то очень тонкое внутри Эмилии.

– Злость и безжалостность не рождаются из пустоты, – заметила девушка, – Они вырастают из незащищенности. Зачастую они лишь маски, которые люди надевают на себя, чтобы выжить. Обычно они не имеют ничего общего с тем, что скрыто внутри.

Они обменялись молчаливыми взглядами, и в этом безмолвии было что-то настоящее, тонкое, сотканное из взаимного понимания.

– Кажется, теперь твой черед задавать вопросы, – напомнила она ему об их маленькой, невинной игре.

Майкл улыбнулся. Его улыбка была достаточно сдержанной, но в ней чувствовалось уважение, которое мог проявить лишь достаточно опытный и зрелый мужчина, способный по-достоинству оценить женскую силу и мудрость.

– Что по-твоему самое ужасное способен совершить человек?

– Предать себя, – ответила Эмилия с той внутренней ясностью, будто эти слова уже давно жили у нее под кожей, – Когда притворяешься, что тебе все равно. Соглашаешься на меньшее. Проглатываешь ложь. Оправдывавшие то, что тебя разрушает. Молчишь, когда что-то внутри тебя кричит. Это всегда тихая и медленная смерть. Ты вроде бы дышишь, живешь, улыбаешься, но твой внутренний голос постепенно стихает. А спустя время ты окончательно теряешь всякую связь с самим собой, – Эмилия запила внутреннюю горечь изысканным вином, а затем продолжила, – Тишина внутри. Разве может быть что-то страшнее? Понять, что ты остался один. Беззащитный. Отвергнутый. Брошенный. Совершенно один в этой темной комнате внутри себя.

– Мне нравится, что ты смотришь на вещи вне привычных рамок, – подметил мужчина, – Это редкость. И это восхищает.

Время превратилось в вязкий эфир, двигающийся с почти гипнотической грацией. Они говорили часами, открывая для себя новые уровни близости, словно в игре. Это было одно из тех приятных чувств, когда правда выливается из тебя неконтролируемым потоком и ты с первым минут знаешь, что можешь доверить ее родному незнакомцу.

Они покинули ресторан последними, уже глубоко за полночь. Дождь не переставая лил несколько часов, превратив улицу в одно огромное сверкающее зеркало. Черный мерседес ожидал их у выхода. Эмилия и Майкл переглянусь, чувствуя первые капли дождя на своих лицах, и словно по немому согласию ринулись к машине. У них не было ни малейшего шанса остаться сухими.

Майкл торопливо приоткрыл заднюю дверь, приглашая девушку укрыться от непогоды, но Эмилия вопреки его ожиданиям осталась стоять под проливным дождем. Словно озера в дремучем лесу, ее зеленые глаза утопали в темном облаке мокрых волос. Крупные бусины дождя стекали по ее лицу, шее, ложбинке между грудей. Ее платье насквозь промокло, но девушка продолжала стоять и смотреть на него снизу вверх из под опущеных густых ресниц.

Мужчина стихийно притянул ее к себе и поцеловал. Его губы были прохладными от влаги, требовательными и горькими на вкус. Это был именно то сочетание, которое Эмилия так любила.

Глава 5

Бюро особых расследований состояло из семи департаментов, каждый из которых занимал отдельное здание из красного кирпича в центре города. Никаких опознавательных признаков нахождения в нем государственного учреждения не имелось, даже крохотной таблички у двери на входе, что сообщала бы прохожим о функциональном назначении или ведомственной принадлежности дома. Помимо прочего, все строения находились по соседству с полицейским управлением, отчего работники Бюро с легкостью всегда могли затеряться среди толпы снующих повсюду полицейских.

На четвертом этаже одного из таких непримечательных зданий Кристофер Джонс стоял у окна с чашкой черного кофе, задумчиво наблюдая за суматошным движением людей и машин внизу. Дверь за его спиной время от времени приглушенно хлопала, сообщая о прибытии одного из членов команды. Но этот звук как и прочий фоновый шум был не способен пробиться сквозь плотный туман его мыслей.

Детектив прокручивал в голове детали каждого из пяти совершенных убийств. За последние семь месяцев пятеро мужчин в возрасте от тридцати до пятидесяти лет, в их числе и Крейг Питерсон, были найдены мертвыми при странных обстоятельствах.

Дэрэк Стэнтон, первая жертва, был застрелен в собственном доме. Дуло пистолета все еще торчало изо рта мужчины, когда его обнаружила супруга. Поверх приоткрытого рта на его лице крест накрест была налеплена красная клейкая лента.

Вторая жертва, Джонатан Смит, был найден с перерезанным горлом в свежевскопанной могиле на городском кладбище. Надпись на деревянном надгробии гласила «Никто не полюбит тебя так как я». Сбоку от нее на окровавленный нож было прибито свиное сердце.

Третья жертва, Эрик Фрост, был забит до смерти. Его тело нашли на заброшенном складе в черте города. Мужчина был связан и подвешен на веревках в технике Шибари.

Предпоследняя жертва, Оливер Харт был пойман в ловушку прямо на сцене драматического театра. Стальные челюсти схлопнулись вокруг шеи мужчины, подвесив его обмякшее тело на капкане словно часть театральной декорации.

Дело по своему разумению было довольно резонансным. Каждый из убитых относился к так называемым «индивидам привилегированного порядка», как любил говорить Кристофер Джонс, что означало наличие у каждого из них них высокого социального статуса, колоссальных ресурсов и влиятельных друзей.

Поэтому каждое новое убийство, сопровождаемое публикацией в сети интернет компрометирующих материалов на жертву, уносило с собой в могилу не только одного бизнесмена, но и репутацию нескольких связанных с ним высокопоставленных лиц.

Кристофер Джонс не осознавал где и как долго он находился, пока голос криминалиста Джулии Рейнальдс, доносящийся откуда-то извне, не выдернул его из размышлений:

– Кристофер, все на месте, можем начинать.

Кристофер Джонс посмотрел на наручные часы на своем левом запястье. Без четверти восемь. Что ж, кажется на этот раз он «отсутствовал» не больше получаса.

Мужчина развернулся и подошел к длинному прямоугольному столу в центре комнаты, за которым уже разместились все члены команды: Джулия Рейнальдс – криминалист, Сэмюэл Томпсон – технический эксперт, Дэвид Нельсон и Феликс Гейтс – детективы.

Детектив удобно устроился на свободное место рядом с Джулией Рейнальдс, и поставив пустую кружку из под кофе на стол, взял в руки рабочий планшет.

– Пятая жертва – Крейг Питерсон, – начал Кристофер Джонс, рассматривая фотографии с места преступления на экране, – заколот ножом в сердце в собственной квартире. Трупу посмертно придана специфическая поза, так называемая «Баддха Конасана» или по-простому поза бабочки, довольно активно используемая в йоге или медитациях. Вокруг тела в форме крыльев были выложены визитные карточки с адресом сайта, на котором был размещен компромат на покойного. В качестве дополнительного символизма убийца использовал ветку белой орхидеи, прикрыв ей половые органы убитого, а так же распространил по комнате запах благовоний, – лицо детектива непроизвольно сморщилось от воспоминаний об этом запахе, – Я бы даже сказал, он слегка перестарался с атмосферой, в помещении было не продохнуть.

Детектив обвел взглядом всех присутствующих, остановившись на детективе Дэвиде Нельсоне. Это был мужчина среднего роста, с крепким, мускулистым телосложением и военной выправкой. Несмотря на еще довольно молодой возраст, тридцать девять лет, почти все короткие темные волосы на его голове уже были седыми.

– Итак… Что нам известно о жертве? – задал свой вопрос Кристофер Джонс, обращаясь напрямую к мужчине.

– Крейг Питерсон родился 28 июня 1978 года, – вступил в диалог Дэвид Нельсон, его голос как и всегда был спокойным и уверенным, а манера речи краткая и по существу, – Получил степень в области финансов в престижном университете, и почти сразу же после выпуска основал инвестиционную компанию «Либерти Хейвен Инвестментс», которая довольно быстро стала успешной благодаря связям его отца. Родители Крейга, Эдвард и Маргарет Питерсон, владеют внушительным портфелем недвижимости, более 150 объектов в крупных городах по всему миру, таких как Нью-Йорк, Лондон, Токио и Дубай.

– В общем, наш мальчик родился с серебряной ложкой во рту… – прокомментировал услышанное Кристофер Джонс.

– Именно так, – согласился Дэвид, – В 2016 с фирмой «Либерти Хейвен Инвестментс» был связан крупный скандал. Один из директоров компании Стивен Смит привлекался по статьям финансовые махинации и вымогательство. Собственно, сам Крейг и подал на него иск в суд. Стивен Смит несколько лет судился с предприятием, пытаясь доказать, что его подставили, но из этого ничего не вышло. Деятельность компании тогда проверили и не нашли никаких нарушений, а сторона обвинения так и не смогла предоставить веские доказательства в суде, поэтому дело против «Либерти Хейвен Инвестментс» закрыли, а директора посадили.