Без чувств, без эмоций, выжить

Он помолчал, уткнувшись носом в руку.

– До пятницы у вас выходной. Думаю, вам хватит. У вас по пятьдесят евро за спецзаказ, плюс тридцать за выбор актёра Марии, также ещё за онлайн. – Он сделал паузу. – Поздравляю, из-за красивого финала вам прямо посыпались бонусы. Вы сняли редкий куш. Двенадцать тысяч токкенов.

– По триста евро на человека? – Так, быстро я никогда не считал.

– Всё верно. Итого, – подсчитал директор. – Николай плюс триста пятьдесят. Мария плюс триста восемьдесят. Общий… – он промолчал, сколько ушло насчёт студии. – И на завтра отменяю твою съёмку Николай, отдохни. В пятницу вы работаете в паре.

– Никита, срочно на монтаж материал. Сейчас Оксана, а через два часа пусть приходит Сергей и следующие три трансляции отработает. Мне нужно будет уйти. Так, а вы оба свободны. – Кивнул он, покачивая ногами на барном стуле.

– Так ты помнишь про кактус? – Я снова завёл всё тот же разговор.

– Помню, – улыбнулась она, обтирая руки полотенцем.

Я много раз представлял, как она воодушевлённо скажет, вот бы пойти, но её реакция оказалась иной.

– Давай пойдём. – Шепнул ей на ухо. Она молча посмотрела мне в лицо, помолчала. Я уже понял, что все мои мечты развеялись придорожной пылью на трассе «реальность».

– Хорошо, давай. Но…

Не дав ей договорить, как обычно, её постоянные аргументы «почему это невозможно».

– Я всё организовал. Дверь будет открыта в пять тридцать, просто нажми кнопку за столом. Ключ у меня есть.

Она чуть округлила глаза, начала оглядываться:

– Ты уверен.

– Да, – кивнул с такой решимостью, что сомневаться перестал даже сам.

Выменяв ключ на бутылку виски у Сергея, пообещал купить ему сигарет, и вооружившись заветным ключом, мечтами, ощущением счастью, отправился собираться.

«Сбежали в среду»

Для вечера я аккуратно разложил на кровати новое поло Lacoste и кеды, наконец-то срезал бирку с новых джинсов Calvin Klein, которые порывался надеть несколько раз, но откладывал до более серьёзного случая. Случай наступил. Ощущение, что ты прорвал пелену неудач и вывернул на светлый путь жизни. У тебя свидание с девушкой, которая тебе очень нравится, кстати, с которой ты занимался сексом пару часов назад, хоть и при обозрении пары человек и камеры, и даже сценарий был прописан, а ещё за это получил весьма неплохой гонорар. Но неважно. Игнорируя всё это, ты ощущаешь себя счастливым.

Важно, что я в столице Австрии, иду на свидание с красивой девушкой, которая мне безумно нравится, могу себе позволить, оплатить ужин, не подсчитывая, хватит ли мне денег, если мы закажем ещё один бокал или лучше отказаться.

Вот он, светлый путь в моё счастливое настоящее.

Подкараулив её на кухне, шепнул, что буду ждать на выходе в шесть вечера, предупредил чтобы выходи́ла, чтобы никто не знал.

– Я уже сказала Оксане, – Подёрнула она плечами. – В экстренном случае она напишет сообщение на Wats’app.

– Хорошо, но больше некому.

Во мне зарождалась ревность, что кто-нибудь увяжется следом. Всего можно ожидать, а видеть кого-то ещё и превратить свидание в обычную прогулку друзей очень не хотелось.

Облачившись в подготовленные вещи, стараясь не привлекать внимание, прошмыгнул в холл к входной двери. За эти месяцы мы все знали, где внутренняя кнопка двери и код, при помощи которого можно было открыть дверь снаружи.

Приметив цветочный, не стал покупать готовый букет, который показался слишком уж не уместным. Я даже перестал мыслить штампами. Ещё полгода назад собираясь на свидания имея бюджет в триста евро на этот вечер, я бы прикупил внушительный букет, обёрнутый гофрированной бумагой и целлофаном. Сегодня пройдя определённый этап жизни вкруг иных людей, приобретая иные ценности. Сейчас я выбирал между крупными и́рисами и розами нежного цвета. Остановился на розах, это было универсально. Хотя очень хотелось купить и́рисы.

Сомневаясь в выборе цветов, я чуть опоздал, и в пять минут седьмого, моя дама переминалась с ноги на ногу возле угла нашего дома.

Она была в длинном, простом, синем платье, туфли были в тон на высокой шпильке, помню, как-то раз она в них снималась в сцене секретарь с боссом, её начальником, к сожалению, был не я, а Егор. Это я про роли.

Волосы были закреплены высоко на затылке, беспорядочными локонами спадая на плечи.

– Привет, – поцеловал её в щеку, и моё лицо полыхнуло багрянцем смущения. – Прости, опоздал.

Она улыбалась накрашенными губами, что было так неестественным вне съёмок.

– Пошли? – Вручил ей розы, она откинулась носом в цветы улыбаясь.

Я представлял, что, как обычно, она будет в джинсах и клетчатой рубашке, максимум сменит рубашку на футболку и джинсовый жакет.

– Нужно было брать и́рисы, – неожиданно сказал вслух. Пришлось объяснять, что я выбирал между розами и и́рисами, выбрал розы.

– Они красивые, – кивнула она разы.

– Подожди, – и я под руку поволок её к тому самому магазинчику. Купив охапку и́рисов, вручил цветы для чего-то, согнув колено. Когда я волнуюсь, мой мозг уменьшается вдвое.

Она с благодарностью приняла и́рисы, и даже по её взгляду было понятно, что эти цветы ей нравятся больше. Но мою попытку выбросить розы в урну, она очень властно пресекла.

– С цветами так нельзя. – и мы стали дарить встречным дамам по одному цветку. Женщины улыбались и что-то мило лепетали на австрийском или немецком, я так и не понял, насколько эти два языка схожи между собой или разняться. Для меня они были одинаково непонятными.

В кактус мы пришло после семи, людей было уже достаточно, а наш знакомый хозяин-бармен, завидев нас на входе, уже мчался навстречу, усадив, как почётных гостей за маленький, круглый столик в углу.

Концерт был так себе. Пели долго и однотипно, чуть подвывающим голосом. Фронтмен группы, парень лет так тридцати, с крупными золотистыми кудрями и чернильно-чёрными глазами. Я впервые слышал, чтобы так пели, он словно играл своим голосовым аппаратом, периодически издавая вибрирующие звуки.

– Это потрясающе, – она склонилась над нашим заставленным столиком, чтобы сказать именно это.

– Тебе нравится?

– Очень! – Маша подчёркнуто, проговорила очень, вытягивая первый слог слова демонстрируя всю силу своих эмоций. – Я впервые на живом концерте. Она поёжилась на стуле, и мы проложили слушать, поедая карпаччо из говядины, что было для меня пробой. Я ем сырое мясо, да раньше бы меня стошнило от одной мысли, но теперь я другой, более современный, прогрессивный.

Мясо было практически сырым и тонким словно папирусная бумага, но с тем самым австрийским вином из графина, которое мы дегустировали накануне, всё было сносно. Я старался не думать о том, что мясо сырое. Главное, это не сырая рыба.

– Как же восхитительно, – прощебетала моя спутница, а её глаза блестели неподдельным азартом. Такой блеск может быть лишь у человека, который счастлив на сто процентов. – Это же настоящее кантри. – Продолжала она, когда был перерыв и все высыпали на улицу курить.

– Ты любишь кантри? – Я поддерживал разговор, насколько мог.

– Не особо. Да, я, собственно, видела подобное лишь в европейских фильмах. Знаешь, когда показывают обычных европейцев, которые ведут обычный образ жизни, работают обычными служащими, ходят в обычные бары и слушают вот такую музыку. – Она так много сказала слово «обычные», что ничего не оставалось, как переспросить:

– Ты хотела бы быть обычной европейкой?

– Точно лучше, чем нелегальная иммигрантка, снимающаяся в фильмах для взрослых. – Мы курили возле входа на небольшой террасе с металлическими пепельницами, а вокруг стоял гул голосов местных жителей, преимущественно здесь были мужчины, и лишь несколько женщин этакого байкерского стиля. Честно, не знаю, как правильно сформулировать стиль этих дам. Узкие джинсы на очень уж внушительных по размерам телах, и точно не предназначенных для гардероба с низкой посадкой. Но дамы это игнорировали или делали вид, что игнорировали, а сами то и дело одёргивали размашистые футболки и теребили кожаные небольшие сумочки через плечо, что были у каждой.

На фоне все этой публики мы выделялись, особенно моя спутница в длинном мягком трикотажном платье облегающим фигуру и открытой спиной, а бархатные туфли на высоких шпильках, были явной претензией.

Вечер холодал, мы допивали по второму бокалу на террасе и курили. Накинув новенькую джинсовую куртку Levi’s ей на плечи, я уже перешёл из друга-коллеги в статус парня. По крайней мере, мне так хотелось думать. Ну а как иначе это воспринимать? Она стояла, прижавшись к моему плечу, я обнимал её за талию.

– Всё время хочу бросить курить, но меня сразу разнесёт. – В её голосе ощущались нотки счастья восторга и алкоголя.

– Куда разнесёт? – Усмехнулся, понимая, о чём она говорит, но я же флиртую.

– Вширь.

– Тебе это не грозит, а даже если и так, то это придаст тебе шарма, абсолютно не испортив.

Она выразительно посмотрела мне глаза, взгляд кричал, что внутри бушевал кураж, но она рассмеялась и томность сие минутного азарта и страсть сник.

– Ты очень красива. – Фраза была банальной, но искренней и я понимал, что другого раза может не быть. Мне и сейчас далось это не легко, хотя сейчас всё…

Наши губы встретились.

Да, наши губы встретились в поцелуи.

Вот, казалось бы, они встречались несколько часов назад в поцелуи и не только, и не раз и не только сегодня, но поцелуй, секс, да и просто прикосновения к любимому человеку, это выходит в микроток. Когда внутри что-то полыхает и взрывается, малейшее прикосновение, а тебя парализует напрочь.

– Походу… – Начала было она, и я понимал, что она может сейчас сказать, поставив всё под такой большой знак вопроса, а то и шлёпнуть громадную точку.

– Ничего не говори, – я прижал ей губы своей ладонью. – Если бы ты знала как мне хорошо сейчас, здесь, с тобой. – Я пожал плечами. – Я влюбился в тебя давно, но сейчас могу об этом сказать.

– Это всё, – она подбирала слова.

– Неправильно? – Перебил снова. – Не нужно?

– Наверное.

– Я не прошу любить меня, я прошу, позволь мне быть рядом.

Она подёрнула бровями, пытаясь разогнать то ли хмельные мысли, то ли порыв сопротивления, но какие-то процессы в ней шли очень бурно.

– И что это за жизнь? – Наконец, изрекла она.

– Всё будет хорошо. Да, ситуация хреновая. Каждый раз, когда я вижу тебя на съёмках с другим, то сначала просто завидовал ему, твоему партнёру, а последнее время меня выворачивает от гнева и желания разбить голову ничем не повинному человеку. Давай накопим денег и всё решим.

– Но у меня сын. – Она подкурила сигарету и отвернулась, выпустив клуб пахучего дыма.

– Ты считаешь его проблемой?

– Для многих мужчин, чужой ребёнок, это проблема. – Она выпалила со столь ровной интонацией, словно репетировала эту фразу.

– Для меня это не проблема! – Я был очень уверен в своих словах. – Главное, чтобы для него и его отца это не было проблемой.

– У него нет отца.

– Я буду ему отцом.

Она промолчала, просто уставилась куда-то в точку. Тяжело быть не любимым, когда ты влюблён. Хочется кричать, бежать, всё крушить и возвращаться.

– Ты не представляешь, что это.

– Я хочу этого. Пусть я не представляю, но хочу. Хочу, чтобы у нас были ещё дети, может, ещё один, а может, и два, но позже. Хочу открывать утром глаза и видеть тебя, закрывать глаза и снова видеть тебя.

– А ты готов просто жить, ну… ну, просто… без этого. – Она разводила руками, опрокинув содержимое третьего бокала на пол.

На этом мы рассмеялись.

– Да готов! Ради того, чтобы быть с тобой, – вовремя исправил пришедшую в голову фразу с «ради тебя», вот на этом точно бы погорел. Мозг стал работать гораздо лучше, когда появилась цель. – Я готов быть водителем, шофером, шахтёром, слесарем, кем угодно. Конечно, накопить немного денег для старта и начать всё с нуля.

– Разве водитель и шофер, это не одно и то же? – Она усмехнулась, повернув голову набок.

– Мне всё равно. – Я уже глупел от вина. – Я люблю тебя. Серьёзно.

Она снова замолчала, смотрела мне в лицо и молчала.

– Я не прошу любить меня или говорить мне об этом. Позволь лишь быть рядом. Ты другая.

– Какая? – Она улыбнулась. Выдохнув дым от сигареты в сторону.

– Другая. Ну, не такая, как многие. Ты…

– Стен. – Сказала она, и я замер. Она, это Стен? Она любит Стена, он стоит, между нами. Кто? Стен? Да, ладно. Как это? – Вон там, это же Стен?

Я повернулся в сторону дома напротив, людей там не было. Она показала пальцем, и я увидел два силуэта на третьем этаже, один из них сидел на подоконнике и это действительно был наш директор. Я сфотографировал силуэты и попытался рассмотреть фото. На светлом фоне комнаты два силуэта были просто два тёмных пятна, включив вспышку, я осветил почти половину района. Силуэты тут же скрылись в темноте, выключив свет, но смазанный кадр всё же давил схожестью. Мы пожали плечами, но момент откровений был упущен.

Мы докурили и вернулись в зал. Переминаясь жестами, пожимая плечами, заказали десерты, ещё вина и нас спало продолжение концерта. Нет, ничего тяжелей, чем мысли после недосказанного момента, хочется то ли исчезнуть, то ли умереть, как минимум встать, уйти и не возвращаться.

Недосказанность повисла грозовой тучей в моём настроении и уже начинало метать молнии, наконец закончился концерт очень бурными аплодисментами и возникшей из неоткуда громкой музыки. Кивнув, мигнув и всё же помахав рукой, я оплатил счёт, они о чём-то поговорили и вместе со сдачей нам принесли ещё два кофе навынос.

Мы уже были на террасе, когда она вдруг заговорила:

– Коля, ты, правда, хороший. – Вот вам стандартная фраза отказа, за которой следует «но…». – Но, всё сложно.

– Можно просто сказать: «нет, извини», я всё пойму. – Горечь разочарования становилась всё отчётливей, но даже просто этот вечер уже был ярким моментом. И достаточно…

– Ты мне нравишься. – Выдавила она, – я считала тебя другим, но каждый раз ты меня удивляешь, и приятно удивляешь. То картинная галерея, то парк аттракционов, то этот концерт. Честно, прости за то, что я скажу, но я считала тебя тем человеком, который очень проблемный и живёт только для себя и одним днём, которому всё равно, ну… ну, прости ещё раз, считала тебя пустым.

– Я и был пустым. За эти три-четыре месяца я повзрослел на свой возраст, вырвавшись из подростковых обид на родителей, семью, учителей, себя. Знаешь, у меня мало целей. Точнее, их не было, равно слову «совсем». Проигрывая ряд ролей, я каждый раз примерял не только личину по сценарию, но и думал, а что будет после с этим персонажем? И… – я подёрнул вопросительно плечами.

– И? Что?

– И меня тошнило от них. Мы столько раз имитировали людей, которые изменяют друг другу, идут на поводу похоти, что меня тошнит от этого. Я стал думать о том, хотел бы я иметь ребёнка, жену, семью. Да, хотел бы. Что я могу дать? Пока ничего. Тогда я подумал, что нужно дать. Коплю.

– Им нужно дать любовь.

– Её тоже коплю.

– Я не понимаю, как это… всё, это…

– Просто скажи, ты хочешь быть со мной или просто коротко нет, не могу.

– Хочу, – выдавила, выждав какую-то мучительную паузу.

– Это всё, что нужно было. – Мне трудно скрыть улыбку. Мне кажется, мой подбородок подтянулся к носу, настолько широкой была моя радостная улыбка.

– А дальше что?

– Давай копить деньги, больше брать парных онлайн и по возможности заказники. Нужно отработать минимум два с половиной месяца, потом либо мы уходим, либо зарабатываем ещё. Посмотрим, сколько соберём к этому момент у и решим.

– Чем мы будем заниматься потом?

– Заберём твоего сына и будем просто жить, может, откроем маленький магазин или вот такой бар. Может, купим квартиру. Решим. – Мой повелительный и уверенный тон удивил даже меня самого. Это всё говорил я? С этим австрийским вином что-то явно не так.

– Может, переедем в Австрию и организуем экоферму? Будем также производить вот такое же вино. – На этом она рассмеялась в голос.

На часах было уже одиннадцать, когда мы спустились по ступенькам с террасы.

Укрывшись в ветвистых кронах деревьев, мы снова целовались, удерживая бумажные стаканчики с кофе. Несмотря на июль, ночи в Вене оказались холодными, и мы прижимались к друг другу.

Внезапно вспыхнула лампа над дверью, кто-то выпорхнул из двери, и ещё один. Это точно был наш директор. Он о чём-то перешёптывался с парнем. Они подошли к машине, обнялись, и Стен сел во внедорожник.

– Я думал он со студентом. – Я вглядывался в отъезжающую машину и оставшийся силуэт.

– Я тоже. – Пожала она плечами.

– А парень-то симпатичный. – Я прошептал даже не задумываясь.

– Да и Стен тоже. – Она улыбалась, с очень интригующей улыбкой.

– Но студент, симпатичней этого парня.

– Прекрати, – смеялась она.

– А что?

– Ничего.

«Перевернув страницу»

Когда шесть дней ты заперт внутри помещения, лицезря глухие стены за исключением сорока – пятидесяти метров пространства, обрамленного бетонными стенами, со столь же бетонным полом, которое хотя бы уводит твой взгляд навстречу небу, хоть как-то разбивая монотонность времени на интервалы, когда есть день и ночь, когда солнце или дождь. Твоё каждое утро – это хроническое дежавю, но вот у тебя произошло событие, и ты мурлыкаешь себе поднос невнятный кусок песни, который и сам разобрать не можешь.

Моё похмельное утро четверга, это тот рубеж, который как гильотина, отсёкшая было от сейчас. Вооружившись разговорником: «немецкий для туристов за три дня», коротал утро и завтрак, вооружившись экспресс-курсом по фразам.

Маша появилась молчаливо и, поджимая губы, мерещилось в этом что-то недоброе, но глазами она улыбалась. Мы оба не знали, как себя вести. Привычная модель поведения невозможно, перечёркнутое взаимной тайной.

Мучительный завтрак с вымученными разговорами со всеми и обо всём, и вот я решился.

За эти несколько месяцев жизни здесь, я был несколько раз на втором этаже, не далее лестничной площадки, где друг против друга были деревянные двери. Справа Сергей, слева Стен.

Робко постучав, молниеносно пожалел о содеянном, о приятном решении, осознав глупость…

– Да? Кто там? – Голос властно требовал ответа.

– Николай.

– Входи.

Стен сидел за столом и что-то печатал в ноутбуке, надев очки. Впервые видел его в очках.

–Что случилось? – Спросил он, монотонно не поднимая глаз.

Была не была:

– У меня просьба.

– Говори. – Вот как говорить, если игнорируют даже твоё присутствие.

– Я, мы, и – местоимения межевались с союзами и прочими звуками.

– Что случилось? – Лицо директора изменило направление в мою сторону.

– Мы должны сниматься с Машей в паре.

– Вот даже как? – Он стянул очки, небрежно бросив их на стол. – А что ещё вы должны? Уместней будет спросить: «соизволите потребовать?».

Моя план рассы́пался так же грандиозно, как и возник двадцать минут назад, когда я увидел график съёмок.

– Нам нужно сниматься вместе. Мы… – И вот здесь что-то перемкнуло, я начал что-то сбивчиво говорить, пока не завершил фразой, – я видел вас вчера с тем парнем.

– Что? – Он сдвинул брови, откинувшись на спинку кожаного кресла.

– Я вчера видел вас в отеле, и потом в машине. – Это придало мне сил, я выпалил на одном дыхании. Он побеждён. Я…

– Когда же это? – Он ухмыльнулся, поджав свои подкаченные губы. Вроде рыжая сказал, что у него губы, накаченные филёрами.

– Вчера! – Я был горд собой, хотя внутри что-то чуть подрагивало, эдакое пограничное состояние между скрытым волнением и внешним довольством своим поступком.

– Вчера? В отеле? – Повторил он.

– Да. – Я одержал победу 1:0 в мою пользу.

– Получается, что вчера вы были в каком-то отеле, где якобы видели меня? – Он запрокинул голову, глядя мне прямо в глаза. Вот она настоящая схватка.

– Я был в баре напротив. Напротив этого отеля, когда выходи́л, видел… – Слова иссякали под его испепеляющим взглядом.

– Вы были в баре напротив отеля, потом видели якобы меня там в машине?

– Садящегося в машину.

– А что вы делали среди недели за периметром студии? – Вот, тут я осознал промах своей позиции. – Николай, что вы делали вне этого здания? Мне повторить вопрос? – Его голос зазвенел агрессивными нотами.

Я лишь поднял глаза, как рыба, молча моргая.

– Я могу выходи́ть за периметр этого здания в любое время и находясь вне этих стен никому и не в чём не отчитываясь. Вы же обязаны быть внутри здания все дни, за исключением, лишь воскресения и то в интервале с десяти до двадцати трёх часов.

Он сделал паузу, у меня внутри всё клокотало.

– Вы нарушили соглашения между вами и студией, всё это прописано в контракте. Помнишь? – И вот тут он впервые перешёл на «ты». – Пункт два, обязанности. Выход за пределы студии в неурочное время, грозит преждевременным расторжением контратака и штрафом в две тысячи евро. То есть, сейчас ты собираешь вещи и должен выплатить за паспорт штраф. Ну, так уж и быть, плюс текущая зарплата, в минусе ты евро так на семьсот.

Нокаут. Победа 0:10 в его пользу. Чёрт! Нет.

Вот так мечты могут рухнуть в одночасье.

– Пошёл вон! – Рявкнул он, нацепив очки и снова уткнулся в монитор.

– Но, я… У меня… – Я хотел что-то возразить, но мне в горло вонзили острый кол.

– Пошёл вон! – Громко повторил он.

Я проиграл, я проиграл, проиграл. Чёрт!

Несколько человек меня спросили о том, что случилось. Судя по моему внешнему виду, было понятно, что я морально убит.

Не с первой попытки, уже к вечеру я рассказал Маше, о своём разговоре с директором, и о том, как я промахнулся, пытаясь шантажировать его. Она потёрла глаза пальцами, лишь спросила: «зачем? Мы же решили просто ждать?» и больше мы этой темы не касались.

Мы молча курили, весь вечер и почти не разговаривали. Нет, она не обвиняла меня в глупости и тупости, не обвиняла и не критиковала, просто периодически поглаживала по плечу или тайком обнимала меня за спину, пока никто не видел и сразу убирала руку, как только кто-то появлялся на горизонте курилки.

Всю ночь я барахтался в кровати без сна, крутя произошедшее накануне, мысленно исправляя этот разговор, думая ото, как бы было вне этого разговора. Хотя не спалось, наверное, не только мне.

На ближайшие три дня не было ни одного заказника, только онлайн-заработки. Если в эпоху первых сценариев, все только молчаливо переглядывались и, перекидывались шутками, привыкали друг к другу вне съёмочной площадки, то в период ванили, мы разбились на группки, которые находили о чём и о ком поговорить при заказниках, всё было очень даже весело и не принуждённо, сейчас же что-то молчаливо депрессивное повисло в воздухе.

«Убежавший из деревни»

В тот вечер все молчали глухой ёмкой для размышлений тишиной под отголоски постукивающей посуды, шорох шагов и томные долгие вздохи. Постепенно все стекались на террасу, вооружаясь тарелками, кружками, контейнерами с едой, к десяти собрались все за исключением Наташи, которая была по графику с девяти до полуночи. Не было за столом и Стена с оператором.

Пребывая в нервном ожидании думая о том, что он, вот-вот появится, отправит меня за ворота, заставив выкупать паспорт за шестьсот евро. И моим остатком будет чуть больше тысячи. А она? Только мы все выяснили и тут такое. Зачем я…

– И что? – голос разрезал лёгкий гул голосов, вышвырнув мои мысли за пределы самобичевания.

Наш балагур, Павел, взревел тоном подстреленного лося.

– Успокойся, Паша! – Рыжая хлопала ресницами, хотя крик явно был адресован не ей.

– Я спокоен. – И он закинув в себя больши́м глотком, ещё одну порцию разбавленного виски. – Я очень спокоен.

– А что в этом такого? – Валентин ёжился чем-то уязвлённый. – Я тоже из деревни. Ничего в это такого…

– Меня задолбали уже с этой фразочкой «девушку из деревни вывезти можно, а вот деревню из девушки».

– Ты же не девушка? – Хохотнула Оксана.

– Да, я, – он вставил пару очень нецензурных слов, – не про девушку, я про то, как меня всё это достало. «Деревня, деревня», «ты что из деревни». Что плохого в деревни?

Его прорвало потоком откровений, и никто даже подумать не могу, что под личиной юмориста такое изъеденное самолюбие будто его происхождение, это бич всей его жизни.

Казалось бы, перед нами парень, который следит за своим внешним видом гораздо тщательней многих девушек. Он единственный кто делает маникюр не сам, а идёт в салон. Ходит подстригать волосы каждые две недели, ещё удаляет волосы на груди и животе. Мажет лицо кремом, а гардероб – и вовсе целое достояние. Только на наших съёмках, мы почти все побывали в его одежде или как минимум аксессуарах.

И вот перебрав с алкоголем, он выворачивает наизнанку самое сокровенное. И это самое сокровенное то, что он стесняется собственным происхождением. Мне показалось, что не только я удивлён, судя по лицам, фразам, утешительным и приятным словами звучащим с меланхолично-слащавыми отголосками, ситуация была щекотливой.