Без чувств, без эмоций, выжить

К этому моменту появилась Настя, которая работала параллельно со студентом на втором ноутбуке.

– Три сто, – гордо заявил Сергей приволокший ноутбук.

– Зачем ты снял ноутбук? Мы настраивали его минут сорок, так чтобы в кадре был только фон. Ты можешь подумать хоть раз, прежде чем делать?

– Ну, поставим, – виновато бубнил администратор, переквалифицированный в оператора.

– Настя, плюс сто пятьдесят пять долларов. – Стен снова записал, теперь уже понятно, что он скрупулёзно фиксировал выплаты.

Я немного воодушевился услышанным, если у меня было пару заказных съёмок, то это было около шестидесяти или максимум ста евро, если в корзину заказа отправят меня как выбороненного актёра. Сейчас, на моих глазах, точнее, мои уши слышали сто тридцать и сто пятьдесят долларов, это же почти сто евро, плюс оклад. Все расписаны на два дня, получается, съёмки через день и это три съёмки в неделю. Вот, же блин, это триста – четыреста евро и оклад… Полгода, и я смогу купить квартиру в Москве.

Не знаю, откуда у меня взялась эта мечта, но здесь вечерами звучали задушевные беседы, и у многих была именно такая идея. Насколько она близка мне, но я принял эту мотивацию и уже сжился с ней. Ну, честно, ведь сдав квартиру в Москве, можно уже получать среднюю зарплату в региональном городе.

Мечты рухнули.

Рыжая вышла очень расстроенная, её заработок был прямо девятьсот девяносто девять. Оказалось, что там ставят ставки, после которых нужно выполнять заявленное. Они указали девятьсот девяносто девять, чтобы раздеться. И в итоге чего бы она потом ещё на протяжении двух часов ни ставила, дальше этой ставки не ушла.

Пашка и вовсе сник, его ставка не была достигнута, шестьсот токенов. Бонусы оказались токкенами. Это тридцать долларов. В принципе, это было неплохо. Результат тот же что и при заказных съёмках, но после предыдущих результатов, было как минимум неприятно.

Записывая результат, Стен был явно обескуражен, поэтому на мою съёмку пошёл он.

Там, где ещё два дня назад были фотофоны, сейчас был небольшой диван, напротив, стол, ноутбук. И телевизор из холла, подключённый к ноутбуку оператора.

– Николай, периодически смотри на экран телевизора. Там будут подсказки. Выполняй только подсказки, которые адресованы тебе. Там будут сообщения ещё и Наташе. Но ты Николай. – В голосе директора чувствовалось раздражение.

Меня подключили к чату, вошла Наташа, она сидела в соседнем кубе, за импровизированной стеной, из-за которой я не мог видеть, что происходит там.

– Сейчас инструкция вам обоим! – Стен сделал долгую, глубокую паузу. – Внимательно. Очень внимательно. Я молчу, меня нет. Но за вас писать ответы буду я. Когда вы видите своё имя, наклоняетесь вперёд, делаете вид, что вы пишете. Николай, я напротив тебя. Наташа, ты в паре с Сергеем. Далее. У каждого ставка будет девятьсот девяносто девять токкенов. Ставка на раздевание, но даже если вы видите в монитор, что ставка состоялась, раздеваетесь только по команде. Там, порой можно выжать ещё немного. Понятно? Если да, то киваем.

– Далее, – продолжил директор. – Вы должны импровизировать, флиртовать, интриговать, вы должны транслировать, что вы одни дома, думайте о том, что вы флиртуете с человеком, с кем-то определённым. Посылайте воздушные поцелуи, изображайте возбуждение.

– Итак, Николай, запускаем тебя в эфир. Наташа, у тебя семнадцать минут. Пытаемся развести в разные стороны, чтобы не было даже мысли о том, что вы в какой-то взаимосвязи. – Стен, перевёл дух. – Никита, дай, пожалуйста, воды, и начнём отсчёт. – Директор сделал пару глотков, что-то написал в телефоне и стал отсчитывать, – три, два, один. Включай.

«Николай: шевелись» – высветил экран.

«Николай: наклонись вперёд, пишу за тебя приветствие».

«Николай: сними футболку».

Я округлил глаза. Раньше была инструкция, что раздеваемся после закрытия ставки, но я выполняю задание. Стягиваю футболку, швыряю на пол.

«Наташа: четыре, три, два, один, запускаем».

«Наташа: ты занята, что-нибудь делай, не смотри в камеру. Совсем. Имитируй. Просто, типа сижу, крашу ногти, читаю журнал».

«Николай: у тебя первая ставка, скажи: Thank you, Piter»

Я не понимаю, как это прочитать, смотрю, моргаю.

Оператор, что-то написал вместо Стена.

«Николай: если ты не понимаешь, покажи палец типа КРУТО»

Показываю.

«Николай: скажи: Фенкью Питер»

Говорю: «Фенкью Питер».

«Николай: задай вопрос: ду ю вонт шоу май дик?»

Повторяю, почти по слогам.

«Николай, расстегни ширинку, чуть приспусти джинсы, но остановись и скажи токкенс плиз».

Делаю.

«Наташа: скажи фенкью и медленно расстёгивай пуговицы на блузке. Тебе упало пятьсот токкенов. Бюстгальтер не снимай!»

Что мне делать с расстёгнутыми джинсами? И сколько мне отправили?

Минут пять кисну, смотрю, как Стен строчит указания Наташе, у неё прямо пошёл клёв. Вот уже ставка закрыта. Пишет, что поднимаем. Поиграть сосками, потрогать промежность, поиграть с промежностью. Показать, что возбуждена, запрокинь голову.

«Николай: не спи. Снимай джинсы, будем качать. Просмотров много, но денег не кидают. Отлично. Теперь приспусти плавки в край. Ещё… ещё… стоп! Улыбнись, покрутись немного. Вот, так».

«Наташа: импровизируй, прямо заводи, тут фанат тебе прямо кидает токкены, муж жене свою зарплату».

Я услышал, как Наташка смеётся.

«Николай: раздевайся. Медленно. Играючи. Улыбайся. Ставку закрыли и ещё кинули триста».

Я подсчитал, что мой бонус шестьдесят пять долларов. Мало.

После того как я стал мастурбировать, мои ставки стали расти, я понял, что жёлтые строки в чате, это ставки. Окончил я под поток сообщений, на ставке тысяча восемьсот двадцать пять токенов. Мой бонус девяносто два доллара. Это почти восемьдесят пять евро. Неплохо.

Наташа, закрыла съёмку, так мы теперь называем это, на ставке две четыреста с небольшим. Её превзошёл Валентин, ещё чуть больше было у Маши. Егор всех заткнул за пояс, перейдя почти за четыре тысячи. Вот, он остался доволен. И совсем перестал бубнить, что когда шёл сюда, то не соглашался на онлайн. Теперь же он только и говорил об этом.

Было уже почти два, когда Стен отправил всех по комнатам, вывесив график на завтра. Все были распределены на два дня, кто-то во вторник, кто-то в среду. Мой эфир был вечер вторника. Машка утро среды. Я помнил нашу договорённость вырваться на концерт в среду вечером. Честно я не помнил, где находится тот бар Кактус, но прикинул, что он недалеко от того собора с разноцветной крышей, куда я ходил в первый свой выходной.

«Ещё раз»

Утро вторника встретило двадцатью четырьмя градусами, так что даже с утра настроение было уже каким-то словно помятым и выброшенным в мусорное ведро, как вчерашний лист. Вечно грустный Валентин вдруг повеселел и наяривал один тост за другим, а вот извечный шутник с несмешными шутками Павел сник как тот никем не политый цветок в углу террасы. Ну, как сник, он был раздражён и агрессивен, одно лишь слово могло вызвать в нём бурную реакцию, так что наш местный балагур превратился в угрюмого соседа, который чуть что обнажал кулаки. Метафорично, конечно, но иногда его агрессия намекала на то, что это может стать реальностью.

Наталия вдруг расцвела хорошим настроением, более тщательным и сложным макияжем, отчего она прямо затмила рыжую. Я и сам расслабился, то и дело размышляя о том, что планы с квартирой вполне реальные и я смогу себе это позволить, это придавало уверенности в себе.

Первое время съёмки давались мне настолько тяжело, что каждый раз я уже был на грани принять тот факт, что меня вот-вот выдворят за ворота. Если бы не пункт контракта, по которому при самостоятельном выходе, я должен был возместить две суммы от полученного дохода. Да, в нашем контракте был такой пункт, как прокомментировал его продюсер: «мы не благотворительный центр для желающих иммигрировать». Так, чтобы отсечь эти мысли, у нас забрали паспорта, которые стоили теперь полученное за всё время и ещё раз столько же. Конечно, можно было сбежать, но никто не сбегал и даже мне, которому очень тяжело давались первые съёмки.

Когда мы снимали групповые изнасилования, я просто был тем, кто есть и есть, что-то близкое к тому, что я троечник среди отличников. Выгонять причины нет, хвалить не за что.

Потом началась ваниль, и я выровнялся в своём положении среди присутствующих, я не был звездой, а был лишь тем, кем, кто просто был здесь. Получал конверты с оплатой, старался не косячить, имел своё место в команде и свой набор шуток. Например, шутка с резинкой от денег.

В то время, когда у меня совсем всё было плохо и не получилось, и это был уже второй или третий промах, режиссёр что-то гавкал на своём языке, затем орал Стену, а его кривоватый палец указывал в мою сторону. Да, это было ещё на испытательном сроке, как же это было давно. Так, вот:

– Что кучерявый орёт? – Спросил у студента, который хорошо говорил на нескольких языках.

– Он говорит, что ты тупой импотент, ты деревянный и он не понимает, что с тобой делать. – Рома, так сухо и без эмоций протараторил всё это, что я не понял, было ли этой правдой. К тому же он из тех, кто очень часто шутил к тому же с абсолютно ровным выражением лицо, что, казалось, нереальным отличить шутку, от реальности.

– Шутит или действительно он именно так сказал? – Переспросил его.

– Дословно не могу перевести, но примерно так и сказал. – Маша, пожала плечами и мне стало очень некомфортно.

– Николя, – и дальше какое-то улюлюкающее кваканье.

– Николай, – выдохнул Стен. – Чтобы не было осечки в следующий раз, вас будет трое. Если вы не будете справляться, будете переведены в массовку, ролей давать вам не будут.

Я пожал плечами.

– Доход уменьшится в два раза, массовка не стоит таких денег, которые платят вам. – Проговорил директор и меня бросило в жар. Хотя на тот момент, мне ещё не заплатили ни цента, не считаю тех пятидесяти евро, которые он дал мне на кастинге.

Меньше всего мне хотелось даже думать об этом, а тем более участвовать в этом.

– А кто третий? – Вырвалось само собой.

– Не знаю. – Пожал плечами Стен. – Возможно, он сам и будет… Чёрт! – Капнул на себя розовой жидкостью, которую втягивал в себя из стакана.

Кучерявый что-то прогавкал.

– Ты у студента попроси резинку для денег, ему же Стен обещал. – Как обычно, пошутил Пашка, и все рассмеялись, отчего, потом нас ещё лишних минут сорок отчитывал кучерявый, требуя от Сергея, чтобы тот переводил. Вообще, сейчас вспоминаю кучерявого и словно это было в прошлой жизни. Тихо, спокойно, без агрессии и криков.

А после той шутки про резинку, меня потом ещё неоднократно то и дело говорили, например: «Коль, а где резинка от денег?». Я отвечал: «У студента».

Или была шутка: «Нужно у Кольки попросить резинку для денег, у него их много», иногда было жёстче «Коль ты опять резинку от денег не по назначению использовал. Сними, а то вся кровь от головы ушла». Ну, это говорили, когда пытался пошутить. У меня получалось с шутками ещё хуже, чем у Пашки.

Потом пошла эпоха заказников, и я стал звездой распутных мечтаний педагогов, и у меня появился следующий набор шуток, про то знаем мы этих учителей, учат все прямо как Колька. Или «а ты нашего препода попроси объяснить, хотя не надо, знаешь, что всё сексом заканчивается».

Если в первый месяц, который мы провели здесь, как мы называем в эпоху кучерявого, я не заработал ничего, кроме, как несколько наборов одежды и обуви, то после заказников я уже отложил и неплохую сумму, хотя в тратах я себя особо не ограничивал. К тому же стал покупать не футболки в H&M, а купил свитшот Levi’s в бутике распродаж, там же купил кеды Lacoste по совету Егор, и перекупил пару поло у Пашки, потому что у него оказался уже этот цвет, а мы были почти одного размера.

А теперь новый виток в моей порно карьере.

«Онлайн»

Дальше был ещё, раз, ещё и ещё. Уже никто не сопротивлялся, никто не высказывал сомнений, не задавал вопросов. Дни понесись почти так быстро, стремительно, что несколько недель онлайн-трансляций, где выход в эфир каждому был раз в 36 часов, мы практически не останавливали процесс. В студии чередовались Стен, Сергей и Никита, который, казалось, теперь стал просто бессменный. Уходил спать на несколько часов и возвращался снова. Высказав это как-то вслух за столом, рыжая подёрнула плечами:

– Тоже боится потерять работу. Кому нужен оператор, который ничего не снимает. – Все промолчали, больше к разговору не возвращались.

Для меня онлайн-трансляции стали не просто спасением, я ожил. В мою вторую трансляцию начальную ставку перебили через минут двадцать. Да, конечно, не обошлось без странных моментов, например, мне пришлось показывать то пальцы ног, то ступни, показывать зад это уже норма, раздвигать ягодицы, прямо все процедуры медицинского осмотра в военкомате. И не думать «такой», «не такой», руками никто не лапал, проблем с тем, чтобы раздвинуть ягодицы, наслюнявить соски́ и сказать, кстати, я даже выучил пару фраз. Например: Thanks guys.

Платили обычно мужчины, я был не против, главное, что платили, а кто платил, меня абсолютно не волновало.

Ещё выучил фразу, которая останется со мной навсегда: «Tokkens pleas».

В ту вторую трансляцию, Стен поднял вторую ставку до тысячи девятьсот девяносто девять токкенов, написав:

«Ай вилл кам иф ю гивми токкенс». «I’ll cum if you give me tokens».

Я прочитал фразу, и жёлтые строки понеслись по экрану сопровождаемые мерзким звяканьем монет.

«Николай: твоя ставка две тысячи сделана, мы повышаем. Покрутись и покажи спину, зад, ещё раз раздвинь ягодицы. Постой напротив камеры».

Я выполнил всё.

«Николай: сделай вид, что сейчас «выстрелишь», но потом остановись, потерпи и просто наслаждайся процессом, любуйся собой, своим членом…»

Пока он писал на листе, я нервно ждал, дёргая гениталии, но, когда прочитал чуть не впал в стопор, ощущая, как эрекция начинает спадать. Но облизав пальцы, продолжил делать, то, что делал. В этот момент жёлтые строки посыпались прямо лавиной снега по весне.

«Николай: скажи «thank you Седжиун». Он только что накидал тебе ещё тысячу. И ещё раз повтори то, как ты облизал пальцы».

Я потянулся к ногам, дотянулся губами и обхватил большой палец. Стен стоял, напротив, застыв с листком в руках, по его круглым глазам и открывшемуся бесславно рту, понял, что получилась «какая-то фигня». Он что-то чиркнул маркером на листе:

«Пальцы рук».

А я сижу с пальцем ноги во рту, абсолютно голый и с пальцем во рту, ну, прямо неандерталец. Смотрю на него и звук монет просто разорвал пространство. Оба смотрим в монитор. Стен показывая уже замызганный листок:

«Наклонись вперёд, будто печатаешь».

Стен что-то набрал и махнул рукой обратно.

«Николай: снова оближи пальцы ног»

Снова звон монет и жёлтые строки.

Стен показывает палец вверх, типа круто. Что-то пишет, показывает лист, где круглым размашистым почерком написано:

«Засунь поочерёдно каждый палец РУКИ и мокрыми пальцами размазывай слюни по груди и животу».

Мне казалось, что у меня уже слюней не осталось, эрекция-то и дела спадала, я чего только не фантазировал, в итоге подняв ещё ставку, Стен написал:

«Николай: залезай с ногами на диван, и кончай как сможешь. Лучше так, чтобы было видно»

Давно у меня не кружилась голова после финала и не трясло в процессе, но я настолько бурно завершил процесс, что жёлтые сроки устремились в чате и звон был пронзительным и долгим, словно столкнулось три-четыре велосипедиста и теперь звенят в свои колокольчики.

– Поздравляю! – Стен снял громадные наушники, – Ты сделал восемь тысяч шестьсот токенов.

Я поставил личный рекорд и перебил рекорды всех своих коллег актёров на тот момент, но меня интересовали не рейтинги, а больше интересовали заработанные деньги. На часах было почти два часа ночи, то есть за три часа онанизма, мой заработок составил четыреста тридцать долларов. Воспользовавшись телефоном, я просчитал, что это почти триста пятьдесят евро и чуть больше тридцати тысяч рублей. То есть месячную зарплату своего отца я сделал за три часа онанизма.

Мы сидели втроём на террасе. Я, Стен и Никита.

– Четыреста тридцать долларов, – продиктовал Стен записывая. – Лучше сильно не распространяйся о подвигах. Не у всех получается, к тому же это могла быть просто фортуна. Повезло, что был любитель размазывания слюней по телу, но всё же попробуем и в следующую трансляцию ещё раз, может это твоя фишка.

Я кивнул.

– Так, что перед съёмкой не ешь и много пей, слюны будет больше. – Ухмыльнулся директор, оператор едва слышно хихикнул. Я поперхнулся чаем.

– Чёрт. – Стен развернул ноутбук к оператору. – Срочный заказник. Плата за срочность. Оплата за выбор актёра. Марта, это кто? – Директор говорил вслух, постукивая по клавишам.

– Мария. – Оператор говорил так редко, что его голос каждый раз казался не знакомым, словно звук инопланетянина.

– Вот же жадные извращенцы, выбор актрисы оплатили, а вот актёра на роль бармена не выбрали. Главное, чтобы именно её, а кто неважно. Ну, понятно, что себя будет представлять.

– Опять, наверное, фанат. – Оператор уткнулся в монитор. – Вроде ничего сложного.

– Чёрт, график на завтра расписан почти без запаса, срок сутки. Нужно снять за день, а тебе ещё это нужно собрать в ролик минут на двадцать.

– Соберу, – он пожал равнодушно плечами.

– Когда Мария на трансляции? С утра. Можно сразу после. А может, даже в кадре. Сразу и онлайн, и сценарное, типа трансляция из бара. – Говорил вслух директор. – Извращение, но всё же. Так, ещё нужно с кем-то из актёров договориться. – Он что-то набирал в ноутбуке. – Потом я буду на трансляции, а ты смонтируешь…

– Я могу.

– Что? Монтировать ролик? – Стен поднял лицо от ноутбука в свете монитора, его глаза были угрожающе тёмно-синими.

– Нет, я могу быть барменом.

– Ты сегодня уже неплохо заработал.

– Много никогда не бывает, и к тому же потом я только вечером в четверг.

Стен откинулся на спинку стула, смотрел на меня несколько минут молча, отчего становилось неловко, затем, сказал:

– Хорошо. Давай завтра заказник про бармена, но ты слышал, мы сделаем его в онлайн-трансляции. Попробуем, может, получится. Никита, давай подумаем, как это всё объединить! И нужно будет отключить Австрию и Германию от просмотра в онлайн. Это, где-то в настройках…

– Я в курсе, – улыбнулся долговязый оператор.

– Тогда иди спать Николай, у тебя съёмка в одиннадцать утра.

Во мне снова запорхала буря из бабочек в животе, так что едва не разбил кружку, запихивая в посудомоечную машину.

«Проснуться влюбленным»

Проснулся я влюблённым в жизнь, пересчитал заначку в тысячу евро, суммировал ещё тысячу за эту неделю, на душе стало очень приятно. На часах было десять минут одиннадцатого. Болото воды из душа уже стекло, но оставило следы пены и волос, по этой причине мы все мылись в пляжной обуви. Выпив кофе с абрикосовым кексом, я пошёл в студию.

Оператор монтировал лапу для звука на штатив, директор настраивал ноутбуки для запуска. Маша нервничала, покачивая ногой, я же пил кофе, довольно созерцая происходящее. Шаг за шагом я, проходя через перипетии, шаг за шагом начал верить в себя, в то, что я могу, и смог. Теперь мне казалось, что могу здесь практически всё. Ну, за исключением, чего-то принципиального, как секс с мужчинами или введение в меня силиконовых предметов. Сейчас предстоял секс на барной стойке без остановок на дубли… Пауза, мысль «это не так просто», тут- то, мне стало не по себе. Знаете, что делает человека, когда ему становится не по себе и он не хочет об этом думать? Он начинает говорить без умолку и несёт всякую чушь.

– Маш, ты помнишь сегодня среда?

– Помню.

– Сегодня какой-то концерт в том баре, который Кактус.

Она лишь пожала плечами.

– Мы собирались пойти.

– Давай об этом потом, сейчас будет съёмка, нужно хоть постараться настроится.

– Да, а как ты думаешь, он сам будет петь?

– Кто?

– Ну, тот Бармен.

– Сейчас давай обсудим не тот бар, а этот.

– Что его обсуждать, секс как секс.

– Ты самоуверенный смотрю. -Усмехнулась она.

– Да, что тут такого.

И я уже было продолжил про погоду, жару на террасе и прохладу внутри студии, вкусный кофе и заткнулся лишь под её пристальным взглядом.

– Что-то наш герой явно нервничает, – ухмыльнулся обычно молчаливый оператор.

– Сергей, принеси коньяк в студию. Что значит не знаешь, где он. Нет твоих запасов. – Директор сбросил звонок и улыбаясь самой ехидной улыбкой.

Вместо, привычного виски или коньяка из запасов администратора директор налил нам по несколько бокалов розового вина.

– Венгерское, – улыбнулся он, тоже сделав глоток. – Люблю именно этот сорт.

Мы допили вино уже в кадре. Самое парадоксальное, чем сильнее нравится партнёр, тем больше оплошностей допускаешь. Пытаешься быть нежным и обязательно стукнешь партнёршу головой о столешницу, проявляешь нежность, а она бьётся в конвульсиях, потому что не может терпеть щекотки, целуешь интимные места, а твоя партнёрша изгибается, потому что, ты надавил ладонью на её бедро так, что на следующий день проявится ярко-синий кровоподтёк на коже.

«Хватит играть в порно, делай просто секс», – директор написал на двух листах, демонстрируя поочерёдно.

Просто секс.

Просто секс.

И опа, та самая мужская сила испаряется, улетучивается.

Думай о сексе, представь… представь…

Я думал о том, кого я могу представить, покрутил любимых актрис, или певиц, обычно возбуждают не именно они, а то самое осмысление секса, то есть их тела, интимные места, процесс входа, выхода, движение, по сути, возбуждение приходит оттого, что тело вспоминает приятные моменты, то есть мозг запускает память, когда ты получал удовольствие и снов устремится получить то самое удовольствие. Мы привыкли потреблять видеоконтент, когда динамика словно это не секс, а игра в теннис, с теми же рывками и вскриками, а ведь иногда сам процесс может быть мягким, нежным, потным, томным. Даже когда мы снимали ванильные сцены, Стен говорил, что потребителю обычный любовный секс будет скучным, все ждут динамики. Но мне так хорошо, от одного прикосновения к её коже, к её губам. Представил, что мы не в имитированном баре внутри пропахшей сыростью, потом и семяизвержением в студии. А в нашей с ней спальне, с большими панорамными окнами, белой прозрачной органзой и шоколадного цвета занавесками, белое постельное бельё и высокая громадного размера кровать. Мой роковой для этого процесса о́рган набух, мне захотелось ещё и быть там и тем, что я представил.

Тут партнёрша застонала, оттого что, моя сила возобновилась, и я понял, что впервые ощущаю, что мне хорошо с ней. Не в сексе, не в стремлении финала и ощущения полуминутной конвульсии, а вот сам процесс. Я и она, её кожа, её дыхание, запах, голос, вздохи, мои руки по её плечам и ногам скользят пальцами, моя пах соприкасается с её, я раскалённый от напряжения в ней, успокаивает меня своей влажностью и движением. Я мечтал об этом.

Влюблённость – это желание обладать, любовь – это желание, чтобы этот человек был счастлив. Я перешёл от влюблённости к любви.

Ещё в прошлое воскресенье, я думал о том, что меня привлекает её недоступность, отстранённость, барьер, который она возводит выше головы, сейчас осознаю, что мне просто хорошо и хочется поставить этот момент на паузу навсегда, загрузив…

Она щипает меня больно вбок, указывая в сторону камеры. Стен сложил руки крестом «заканчиваем».

Я усилился, думая о том, что очень люблю её, во мне проснулась жадность, прямо алчность быть единственным мужчиной, и вот снова любовь перешла в эгоистическое, только я и больше никто другой.

В ней увлажнилось всё настолько, что, казалось, мы просто барахтаемся в воде, утопая в собственном поте, и тут я понял, что раз, два, вынимаю, три, четыре и прямо как в лучшем ролике, обильно, хаотично, громко.

Она взвизгнула и изобразила оргазм.

И тут мы уже хотели встать и уйти в душ, но Стен так замахал руками, что мы замерли, осев на баре.

Машет руками, мы остолбенели. Не понимаю, что за аэробика, или он мельницу изображает. Нет, это галстук. Нет, это декольте.

«Демонстрируйте тело, брызги». – Шепчет Маша, Стен утвердительно кивает.

Мы словно очнулись оба.

«Мы же ещё и онлайн».

Минут сорок мы ещё вымучивали эту историю, демонстрируя капли.

– Поздравляю. Закончили. – Стен был недоволен или просто устал. – Поздравляю вас, выдохну он. – Вы сделали рекорд.