Без чувств, без эмоций, выжить

Теперь я изучал всё!!! Меню, афиши, куски газет и надписи на стенах.

Мы были в музее бабочек. В музеи Сиси. В парке Сиси среди кустарников роз и накрапывающего дождя. Были в музеи шоколада и музеи кофе. Обедали в маленьком, уютном ресторанчике, а на ланч устав от музеев и выставок, конечно, завернули в Кактус. Теперь это будет точно для нас знаковым местом.

Хозяин радушно поприветствовал нас, вместе со своим напарником, не стесняясь проявлять нежные чувства друг к другу прилюдно.

Салат был отменным, Маша рассказала, что расспросила его про культуру вафель в Вене и была удивлена, что это больше для туристов.

– Он сказал, что они любят вафли, но не больше, чем все другие, для них это как для нас блины. – Она когда переводила, очень жестикулировала и заулыбалась.

А за окном припарковалась уже знакомая машина и за рулём был Стен. Кучерявый парень, тот самый, которого, мы видели пару дней назад, сел на соседнее сидение, они уехали.

К счастью, наш конфликт был абсолютно исчерпан. Стен делал вид, будто бы ничего не произошло, я никогда не был в его любимчиках, но он и не третировал меня, что в принципе устраивало. Конечно, он мог мне мстить, но он продемонстрировал своё полное безразличие.

Например, на прошлой неделе, мы отработали три сессии с Машкой вместе, конечно, я был доволен, но на среду её поставили с Егором, который обычно был её партнёром по сценарным съёмкам и, по-моему, в ванильных съёмках они тоже частенько были вместе. Конечно, ревновать было глупо, но чувство собственности было потеснено. А вот мне в пару определили рыжую. Ужас!!! Но оказалось, Стен явно имеет продюсерское чутьё, наш тандем с ней сделал мега рекорд за всё это время. В общей сложности почти за четыре часа и два захода на секс, мы заработали двадцать шесть тысяч токенов. Это тысяча триста на двоих, и шестьсот пятьдесят долларов на каждого. Это пятьсот пятьдесят евро или сорок восемь тысяч рублей. Ровно в два раза выше зарплаты моего отца за месяц и в четыре раза пенсии бабушки.

Переключившись со Стена, и его парня на деньги, ощущал умиротворение и неподдельное счастье. Заказав ужин в ресторане, где мы обедали абсолютно, не комплексуя в выборе, и всё вышло на двоих в восемьдесят евро. И я даже не пересчитал, сколько остаётся после оплаты, что было для меня не привычно.

В целом зарабатывать на трансляциях стали всё, главное было – слушать комментарии Стена, он часто подпал в точку. В итоге все, кто поначалу провисал на заработках в трансляциях, вышли на хороший уровень. Как-то Пашка сказал, что, если выполнять распоряжения Стена всё будет ок. Он был прав и это знали все.

По моим подсчётам к вечеру субботы я отработал восемь сессий, две слабоватые, остальные обычные и одна рекордная, теперь конверты выдавались уже поздно вечером в субботу, так что мы уже знали сколько можем позволить кинуть на вечер.

В моём конверте было три тысячи четыреста семьдесят евро. То есть ещё пара таких недель, и я куплю квартиру в родном Аткарске. У Машки было две тысячи восемьсот евро.

– Долбанные Кубинцы, – выругался Сергей вечером за столом. – Всю кассу перебивают.

– Есть такое, – в этот момент Стен как раз раздавал конверты.

– Что они повылазили?

– То же есть хотят. – Усмехнулся Стен. – Мы и так нарастили оборот за три недели, так…

И тут он замолчал. Все взгляды устремились в его сторону, ожидая ещё информации, он замолчал, обвёл глазами присутствующих и понял, что внимание к его словам было самое что ни на есть серьёзно, и как только он умел, сменил тему:

– До окончания контракта два месяца, используйте весь своей ресурс для заработка. Ещё можно хорошо заработать.

– Контракты не будут продлевать? – Рыжая пилила ногти и спрашивала, вроде так между делом. Хотя думаю, каждого из нас это очень волновало.

– Будут – подёрнул он плечами, вручив последний конверт. – Ближе к сроку всё будет известно. Как видите, ситуация менялась несколько раз…

Даже я заметил, что в его словах есть какой-то подвох или он просто не хочет говорить, или он не хочет говорить о контрактах. Мне кажется, всё же он что-то скрывает, но тут все стали заглядывать в конверты, рассматривать расчётные бумажки, пересчитывать купюры, не вынимая из конверта, всем было не до него и каких-то там контрактов.

Я уже отложил почти шесть тысяч евро. Нет, с учётом частой покупки одежды и расходов в выходные, в сухом остатке чуть больше пяти тысяч евро. Но то же, неплохо. Это больше, чем я рассчитывал, когда мы начинали онлайн-трансляции.

Прошла ещё неделя и я снова отложил под матрац несколько заветных купюр. Мы уже свыклись со своим положением пары и не афишируя, даже забавлялись тем, что скромно протискивали руки к друг другу под столом. Прижимались к друг другу, когда курили за углом в одиночестве. Судя по взглядам и ухмылкам, всё и всё понимал, но оставили нас спокойно отыгрывать свой спектакль. Вот и в тот вечер было всё так же. Всё было тихо, спокойно, какой-то умиротворено, почти ленивый курортный вечер. Стен вместе с Настей снова ушли. Студент ушёл в его комнату, что теперь он делал почти ежедневно. Интересно, он знает о кучерявом парне? Хотел было задать этот вопрос Машке, но она очень не любила обсуждать других. И я решил не раздражать её и промолчал о своих измышлениях. К тому же вечер был настолько приятным, тёплым и ленивым, так что мне было безразлично, что происходит во круг. Ему на смену пришло такое же солнечное утро и обещало жаркий день, в предвкушении мы уже собирались уходить, как душераздирающий крик с террасы догнал нас в спину.

Жуткий звук похожий на крик и рыдания, громкие, не стихающие. Все начали метаться по дому, холл и кухня были пустыми. На террасе никого. За домом возле двери в прачечную рыжая сидела на земле, подогнув ноги и громко всхлипывая, зажимала рот собственной рукой. Мы оба остолбенели, вскоре появились ещё люди, почти все стали стекаться, застывая в исступлении. Рыжая билась в истерики. Точнее, она рыдала, зажимая себе рот. Словно из неё вот-вот, что должно вырваться.

– Что с ней? – Наташа, последнее время недолюбливающая её, впрочем, это у них это было взаимным.

– Не знаю, – автоматически подёрнул плечами.

Сергей попытался приподнять её, но она отпихнула его и снов разразилась громким рёвом.

Для нас, проживших вместе почти полгода в одном доме, под одной крышей побывавших пусть и сценарных, но всё же интимных ситуациях, каждый из нас был по-своему ценен.

– Что за вопли? – Настя вышла в бордовом тонком халатике на террасу, явно заспанная.

Все молчали, пожимали плечами и не уходили, но ничего не делали.

Через некоторое время рыжая сдалась и стихнув и позволила довести себя до дивана в холле. Снова алкоголь, панацея ото всего. Влили почти половину бокала мелкими глотками и позволили расслабиться, расступившись.

– Оля, что случилось? – Оксана попыталась быть самаритянкой, хотя рыжую мы недолюбливали все.

И тут снова рыдания и всхлипы.

Хотелось сказать да ну её. Постоянно эти её экспрессивные выходки, но сейчас было уже слишком крутое представление, и я молчал и смотрел, как и все.

– У меня мама умерла, – как-то внезапно прохрипела она притихнув.

Так, скорбно и подавленно голосом, что практически без шанса на безразличие.

– Что случилось? – Маша была поражена до дрожи пальцев, присев на корточки поглаживая её ногу.

– Мы уже больше пяти лет боролись с раком, и всё оказалось так… – развела она руками. – Я и сюда поехала, чтобы денег накопить, чтобы лекарства покупать недешёвые, к тому же малоэффективные. Пыталась дать всё, что смогу. Не смогла. – Всхлипнула она. – Я так надеялась её спасти. Ма-мо-чка. – Зарыдала она, кинувшись на диван.

– Что случилось? – Стен пришёл с улицы, хлопнув дверью. В руках была подставка с четырьмя стаканами кофе, хотя мы все знали о его отсутствии со вчерашнего вечера. Не стоило деньги тратить на кофе.

Пока ему вкратце передали случившиеся, рыжая всхлипывала обнимаемая кем-то, но теперь и Маша в слезах. Крупные капли покатились, прочерчивая поблескивающие борозды по лицу. Она не могла даже отмахнуться, просто замерла, роняя слёзы.

Стен о чём-то переговаривался с Сергеем, я понимал, что он просил одеть и увести её куда-нибудь из дома. Сегодня воскресенье. Прямо зверство какое-то, человеку плохо, а его выставляют на улицу, потому что так надо.

Я не стал дожидаться, когда и нам укажут на входную дверь и мы пошли.

После того как мы ушли достаточно далеко, устав шагать, к тому же молча, я выбрал скамейку на берегу Дуная, сбе́гал за кофе и небольшой бутылочкой лимончелло. Разделив миниатюрную бутылочку лимонного ликёра по два глотка на каждого, запив порцией крепкого кофе без сахара и молока, я прижал свою сентиментальную подругу к плечу, ожидая умиротворённого молчания, и тут она начала что-то рассказывать про свою семью отрывистыми фразами.

«Воскресение откровений»

Отец очень давно ушёл от них и не давал о себе знать. А когда у неё был выпускной класс в школе, мама внезапно заболела. Она и до этого чувствовала себя не очень, но не было времени на походы к врачу, не было денег на анализы, копили на поступление в ВУЗ, а у её мамы оказалось онкология, да ещё и уже не впервой стадии. Почти всю зиму мать провела в больнице, то диагностика, то химиотерапия, то лучше, то хуже, совсем быстро подошли к операции, и потом долго восстанавливалась после. Оплата больничного листа была мизерной. В целях экономии девушка не пошла на выпускной и уже не мечтала о поступлении в ВУЗ. Даже на бюджетном некто не отменял спонсорский взнос собрать который не хватило бы и полностью всех денег, что получали они на жизнь. А ещё есть и пить никто не отменял, нужны лекарства, витамины, и питание, на хорошее питание. Так, сразу после школы наступили взрослые трудовые будни, сначала в продуктовом магазине, затем ещё и посудомойкой в ресторане по вечерам и в выходные дни.

– Мама, так сильно мечтала для меня о лучшей жизни, которая не только откладывалась на бессрочности, а и вовсе сходила на нет. Мы тогда много мечтали. Обе мечтали. О чуде, о каком-то моменте, когда вдруг раз и всё расцветёт, пройдёт само собой.

Сквозь слёзы она улыбнулась искренне, по-детски.

– Время шло, желание и силы учиться уменьшались, жизнь затягивала рутиной и безысходностью. Я встречалась с молодым человеком, он был вполне серьёзным, с принципами и планами на жизнь, какими-то общими планами, но всё выровнялось, и мы повстречались чуть меньше года, но, когда я узнала… – Резко умолкнув, она посмотрела в глаза, – дай сигарету, пожалуйста.

– Мы же бросаем.

– Можно не сегодня, – она прямо взмолилась.

Накануне мы решили обоюдно бросать курить и выкинули сигареты, зажигалки освободив себя для новой жизни. Пришлось бежать за сигаретами.

Так и крутилось в голове, что же она узнала? Он женат, или не хочет жениться. Может что-то с её матерью, мысли теснились одни экстравагантней других. Пяти минут, которые нужны, чтобы сходить за сигаретами и вернуться обратно, хватит чтобы написать краткое описание целой мелодрамы. Мне не пришлось спрашивать, что она узнала. Растерев слёзы и успокоившись, она сразу выпалила:

– Я узнала, что беременна. – Она выдохнула струёй дыма. Молчаливая пауза была очень длительной, под шум вздохом затяжек сигаретой. – Аборт запретили делать, если когда-нибудь хочу иметь детей, то есть либо сейчас, либо никогда. Выбор, который я сделал, ты знаешь.

Молча кивнул, понимая, что скажу опять какую-нибудь глупость, пусть лучше длинная пауза, чем ещё она нелепость, способная разрушить наше мирное существование.

– Мать меня удивила, она начала присматриваться, когда живот уже был явно заметен и просто спросила: «Может, хоть скажешь, какой у тебя срок?», я и рассказала, ну так в своей манере, – улыбнулась она. – Кусками эмоций, просто крикнула ей: «да беременна и уже поздно делать аборт». А она обняла и сказала, что очень рада. Да, рада, потому что, когда её не станет, я не буду одна, и мне будет ради кого жить. Я ревела тихо в подушку всю ночь. Разве об этом я мечтала, разве об этом я мечтала для неё. Я мечтала, что она поправится, я найду хорошую работу, хорошего мужа и ей никогда не придётся работать, и будет happy end9.

– У тебя хорошая мама.

– Да, – размазала она слёзы по лицу, – и классный сын, которому скоро четыре года.

– А тот? Ну, папаша. – Не удержался я.

– А тот? А как в той старой песне: «папы есть не у всех».

– Муд… – Вырвались ну, очень неприличная фраза, – я бы никогда не бросил сына.

– Вот будет ситуация и проверишь. Ребёнка мало называть сыном. Это сразу жизнь меняет, прямо очень сильно.

Через полгода пошла работать, потому что на пенсию матери пусть и с инвалидностью, не то, что выжить, даже представить, как это сделать трудно. Так вот, я днём на кассе, вечером и в выходные официанткой в ресторане. Два года. Приходишь, когда уже рассвет, а через четыре часа нужно на другую работу. Постепенно ни друзей, ни подруг…

– Маш… – Не смог удержаться и не погладить её по голове.

– Всё нормально. Это жизнь, и у каждого она вот такая, своя и оригинальная.

– А тот, что не хотел ребёнка?

– Он потрахаться хотел, а не ребёнка. – Ухмыльнулась она. – Там всё сложнее.

– Простого, я и не ожидал. – Ну вот и ещё одна глупость, сказанная мною.

Она улыбнулась, наконец.

– История не из приятных.

– Я тебе попрошу об одном, хорошо? – Я собрал всю серьёзность и театральность для этой фразы. – Никаких тайн, секретов, умалчиваний во благо. По мне, лучше горькая правда, чем сладкая ложь.

– Ты где взял эту фразу? – Она рассмеялась.

– Не помню. – Я заулыбался в ответ. – Возможно, это было у нас в фильмах.

А может, я прочитал в тех книгах, которые студент периодически оставлял на столе в холле. То Фицджеральда, то Достоевского, то рассказы Чехова, последний раз это были рассказы Сорместа Моэм, прочитал книгу за три дня в ожидании своих трансляций, но больше всего мне нравились романы Достоевского. Не замечал за собой этого ранее, особенно в школьные годы, но Достоевский был мне очень по душе, а «Норвежский лес» Мураками и вовсе прочитал за день, но так и не дочитал его «Страна чудес».

– Пойдём куда-нибудь, а то опять дождь. – И мы спрятались в уютном кафе в современном стиле, где много стекла и металла, много пространства, но странные дешёвые столы и очень минимальное меню с явно завышенными ценами.

Кофе, например, раза в два дороже, чем в мелких кафе вокруг собора.

Сейчас было всё равно, любопытство прямо грызло меня.

– Ты рассказывала про него.

– Него?

– Отца твоего сына.

– Мы встречались недолго. Я училась на третьем курсе. Приходилось работать, поэтому училась на заочном отделении, приходилось на сессии ездить в Томск. Мы там и познакомились. Мама уже чувствовала себя сносно, хотя все эти ремиссии, просто бомба с замедленным действием. Вроде лечения не нужно, но в любой момент может рвануть.

В такие моменты она запрокидывала голову, смотря куда-то в потолок.

– Но мне-то хотелось жить. Вот, я и жила на два города. А когда поняла, что беременна, сначала потерялась, потом не знала, как подобрать слова, всё ждала. Когда я всё же приехала, у него не было времени встретиться, а когда я всё же выпалила, он разорался и ушёл. Больше мы не виделись, а через две недели увидела «ВКонтакте» его свадебные фото. Всё это время он уже встречался с девушкой и судя по фотографиям в её анкете, встречаться они начали ещё до нашего с ним знакомства.

Она выдавила саркастичную улыбку, настолько, что она казалась злой гримасой.

– И что потом? – Я удивился, услышав интонацию собственного голоса.

– Потом? Потом, через пять месяцев я родила ребёнка.

– Понятно.

– Я… Я… – Её голос задрожал. – Потом. Я…

– Не нужно, если не можешь.

– Только родила, сыну два месяца, то присыпка, то пелёнки, памперсы, подкормка, денег не то, что не хватало, их просто не было. Ну, кто-то как-то помогал из знакомых, родственников. Давняя знакомая, Ира, она жила, точнее, её родители живут в соседнем доме, поэтому мы знакомы с самого детства. – Рассказ был очень сбивчивы, мне едва удавалось сосредоточиться и собрать воедино её рассказ. – Вот, та подруга встретила меня во дворе с коляской, поболтали, о том о сём, об общих друзьях, чужих успехах и неудачах. Моем академическом отпуске, её отчисление из техникума, и тут она сказала: «Это образование совсем сейчас не в тренде, когда можно зарабатывать гораздо больше сейчас, чем ждать, когда состоится карьера». Я из вежливости спросила, где она так зарабатывает, и она ухмыльнулась и рассказала.

Я подозвал официанта и, руководствуясь картинками, заказал два салата, по виду Цезарь.

– Может, выпьем? – предложил, понимая, что время начало второго, а эмоций пережито на неделю вперёд.

– Нет. – Она мило улыбнулась, понимая, что я дал ей передохну́ть, и она замолчала. Продолжила, только приступив к салату. Как говорят, будучи сытым, грустить невозможно, так же как невозможно радоваться, будучи голодным.

Передохнув, она всё же продолжила, но уже сама:

– Я попала в эскорт. Ну, представь, что такое эскорт в городе, где жителей чуть больше пятисот тысяч человек. Это чуть приличней, чем проституция. Я согласилась только на раз. Чтобы рассчитаться со множеством мелких долгов, чуть вздохнуть финансово, а влипла по полной. Не знаю, была ли Ирка в этом замешана или её отработали по той же схеме, хотя, судя по её характеру, она могла и сразу согласилась на всё это.

– На всё это? – повторил я эхом.

– Меня сняли на видео. Здесь можно курить?

Оказалось, что можно. И мы закурили.

– Потом прямо как в дешёвом сериале. Они шантажировали меня, прощупав, что я поведусь на это и так я стала эскортом в Томских отелях, в основном для командировочных, ну и местной бизнес-элитой. Сами «мальчики» – она выпалила это с очень гневной интонацией, – пользовалась нами, как резиновыми куклами. С клиентами было легко, но с этими ублюдками…

Она нервно сглотнула, отпив глоток кофе.

– Фух, какой крепкий. – Наши откровения межевались с эмоциями, напоминая, что мы далеко, и всё это уже в прошлом. – Я терпела, наверное, я бы терпела долго и долго, но в маме что-то сломалось. Я виновата. Мне тогда было так плохо, она это видела. Она чувствовала, ничего не говорила, смотрела за внуком, терпела мою агрессию, сарказм, злость. Я злилась на всё по поводу и без. Точнее, я просто была мегерой и злилась на всё. Малейший повод и я прямо срывалась на крик. Нет, хлеба, кричу, мне не нужен хлеб, но я кричу. Ребёнок плачет, я ору. Она его убаюкивает, а я запираюсь в ванной, злюсь на всё это и рёву. Я не замечала, что с ней, я замечала только себя. Эти ублюдки изводили меня, а я изводила её. Мою мамочку. – И слёзы хлынули.

Успокоившись, она завершила историю коротко.

– Она не говорила, что ей плохо и началось обострение… Буквально год и она уже едва вставала. Я просила этих козлов дать мне передышку, но они угрожали позвонить и рассказать всё моей матери. Я пыталась её беречь, но она сгорела почти за месяц. Две недели почти не вставала, неделя в коме и её нет.

Говорить что-то, конечно, было глупо, все эти «я сочувствую», просто взял её за руку.

– Я впервые говорю об этом.

– Понимаю.

– Я поклялась, что никогда этого не скажу, но это же как бумеранг. Я уехала к тётке в Нижний Новгород, но даже там боялась оставаться. Оставила сына ей и все деньги, что наскребла, продала всё золото, сдала квартиру за копейки и вот я в Москве. Встретилась с одной из девчонок, мы вместе работали на этих упырей, вот она, то меня и отправила к этому агенту. Вот и мой путь сюда.

Я поцеловал её солёные от слёз губы, и ещё долгое время мы сидели молча.

Солнце выкарабкалось из-за туч, поблёскивая отсветами в утренних лужах. Пять часов после полудня, в такое время очень чувствуется переход сезона, ощущение лёгкого ветра намекало на близость осени.

– Люблю вечер воскресения, в этом есть что-то семейное. Это время чаще посвящают близким, чем тусовкам.

– А ты романтик. – Она, наконец, улыбнулась, кутаясь в свою тонкий объёмный кардиган, приятно было прижать её к плечу и просто стоять никуда не торопясь.

– Это плохо? – Я уже знал её реакцию, сейчас она пожмёт плечами и скажет: «нет».

– Нет, – пожала она плечами, отпив кофе из бумажного стаканчика без крышки. Она всегда снимает пластмассовую крышку с бумажного стакана, я, наоборот, предпочитаю оставлять его закрытым.

Мы оказались между тремя магазинами, двухэтажной Zara, H&M и магазин с детской одеждой. Она не отрывала взгляда от витрины.

– А сейчас, где твой сын? Но, если не хочешь не отвечай. – Пришлось тут же изменить вопрос, под её чуть остекленевшим взглядом.

– С двоюродной сестрой мамы. Она, правда, не особо этому рада, но она очень любит деньги. Поэтому я регулярно отправляю ей переводы. Положу деньги на карту и отправляю.

Она затянулась сигаретой так долго, как могла.

Мне пришла идея в голову, но мы пошли уже прогуляться по Рингштрассе, побродили в Бурггартен, переулками вышли к Штефансплатц и уже ориентируясь в центре Вены, как в родном городе, вывел к тому самому месту, где мы были пару часов назад. В этот детский магазин затягивал её почти насильно, если бы не её рефлекто́рное: «не люблю привлекать к себе внимание случайных прохожих», мне бы и не удалось этого сделать. Она пыхтела и огрызалась.

– Я не буду ничего покупать! – Жёстко заявила она.

– Тебя никто и не заставляет ничего покупать. Сколько ему? Ты говорила четыре?

– Неважно.

– Маша, давай серьёзно уже.

– Ты сейчас очень неправ. Я против.

– Маш, я куплю, тогда просто наугад, а там уж как совпадёт… Угадаю тогда отлично, нет, значит, зря выброшенные деньги. – Она ещё злилась и огрызалась минут десять, но сдалась.

– Я говорила, ему три с половиной года.

Она хмурилась и отмахивалась, я выложил три размера джинсовых костюма, она ткнула в самый большой. Ещё я не удержался и купил смешную кепку с «Миньонами», покупать для детей оказалось очень даже интересно. Ещё купил пару футболок и смешной костюмчик дракона, оказавшийся домашней пижамой. В ней не спят, в ней дети ползают по полу.

– Думаю, ему будет приятно. Если бы у меня был костюм, купленный в Австрии, я бы хранил его всю жизнь и говорил, мои родители познакомились в Австрии.

– Когда снималась в порно, – выпалила она.

– Этого ему знать не обязательно. – И внутри что-то переключило и моё настроение стало сдуваться. Я пошёл оплачивать покупки.

– Прости, я не хотела. – Это она сказала уже, когда мы вышли на улицу. – Но я всё время думаю, что этого не скрыть.

– К тому моменту, когда он вырастет и будет смотреть порно, наши фильмы будут такими устаревшими, что он их точно смотреть не будет. Особенно где я с вилами на сеновале, или ты йог в спортзале.

Она чуть хихикнула, и я потащил её покупать мороженое.

«Мой рай»

Жизнь состоит из мгновений. Радостных и грустных, ярких и монохромных, эмоциональных и спокойных, собственно окраску этих мгновений мы придаём сами. Сегодня я, стоя посреди улицы со стекающим по пальцам, подтаявшим мороженым, смотря, на то, как улыбающаяся брюнетка с опухшими от недавних слёз глазами, с детской непосредственностью поедает непослушно стекающие по вафельному рожку капли, осознал, что этот момент окрашен той самой радостной эмоцией, которую я так редко испытывал. Мне хочется вот так и жить. Радоваться таким простым мелочам, когда тепло и комфортно о того, что нет проблем и забот, оттого что ничего и никто не угрожает, в том, что ты уверен в себе, в завтрашнем дне, в своей безопасности, в достатке. Выйти в выходной вот на такую прогулку, не думать о счёте в ресторанчике, заказать ужин навынос, купить мороженое, дурачится. Жить вот так просто. Просто. Просто.

Мне захотелось быть влюблённым подростком, испытывать то, чего у меня не было. Чуть замедлив шаг, удалось быстро шмыгнуть в небольшой магазин то ли сувениров, то ли подарков, но плюшевые медведи там водились. Купил!

Она уже озиралась посреди улицы, ища меня глазами, но вот я вынырнул сияющий и с медведем в половину меня ростом. Немного раздражённая моим внезапным исчезновением, она не стала ликовать при виде громадного медведя.

«Зачем?», «Куда мы его денем?», «Что с ним делать?»

В общем, это сюрприз. Оказался не сюрприз. Наверное, после двадцати романтичное уступает место практичному, балансируя в рамках здравого смысла. Съесть разноцветное мороженое посреди улицы, обнимая друг друга, это романтично, поужинать с видом на реку или центральную площадь, заказав ужин из авторского меню, укрыв ноги пледом и удерживая винный бокал за тончащую ножку и это романтично. А прикупить громадного плюшевого медведя – это уже зря потраченные день.

Медведя мы утрамбовали в коробку и вместе с детской одёжкой отправили посылкой по почте, отдав за эту мою прихоть ещё без малого двадцать евро. Австрийский медведь улетел в Нижний Новгород, и тут мне пришла очередная идея. Так, моя романтичная идея стала очередным шагом в установление хороших отношений с родственниками, которых я ещё не знал.