скачать книгу бесплатно
–Так Отто или Олав? – переспросил старче, с любопытством глядя на блондина.
–Мать звала Олавом… мне говорили, что я из данов… здесь стали звать Отто. Я был помощником у патера, ну, во время служб. А так мы с Питером по хозяйству больше…
–В церкви прибираться, по дому тоже – пояснил оттаявший Петька, бывший, по ходу, тем еще электровеником – и потом, патер других языков не знал, а у нас тут кто с Руси, кто только на местном…
–А вы и местное наречие знаете? – заинтересовался Ефим – и язык данов? – он посмотрел на Отто-Олава. Тот снова покраснел:
–Нет… Мать, она… в замке… на кухне работала… отца я не знаю… местное знаем оба.
–Конечно – снова встрял Петька – по деревням-то, считай, половина на нем балакает, из старых. А кто новые, так те или с Руси, или литвины, или из купленных немцев.
Тут живот у кого-то из парней снова выдал руладу, и Седов принял решение:
–Михайла, будь добр, сходи с ними на поварню, пусть накормят. Скажите только, у вашего патера бумаги какие были ли, и церковь как открыть?
–Все бумаги на полке, а церковь открыта. Малый вход – теперь первым успел Олав.
–А ларец ваши вчера забрали – снова влез под руку Петька.
–Идите уже – Николай Федорович вздохнул.
Парни, прихватив хлеб, накинули верхнюю одежду (стало видно, что у Петьки она неоднократно была перешита и имела разнообразные заплатки, а у Олава – тоже с чужого плеча, но все-таки получше) и ушли с Михайлой в усадьбу. Ефим с Седовым, аккуратно сняв с полок пергаменты и бумаги, стали разбирать их под окном, на свету. Бумаги покойного патера можно было разделить на две части: касающиеся церковной службы – списки молитв на отдельных листах, и даже что-то вроде тетрадки, листов на двадцать, сшитых вручную, а также парочка описаний порядка богослужений, выходов, рукоположений и тому подобное, и переписка, как понял Седов, с кем-то из церковной ветви Ордена, в которой (сохранились черновики) патер докладывал о количестве вновь крещенных в истинную веру и о численности паствы вообще. Мелких заметок хозяйственного типа, по понятным причинам, не было, как не было и никакой личной переписки. Хотя, надо было поинтересоваться, что за ларец забрали вчера наши…
Отдельно хранилось то, что Николай Федорович, после прочтения нескольких листов, признал прообразом будущих приходских книг. Или, может, они уже были в виде книг в более богатых местах?… Здесь же это был небольшой деревянный ящик, в котором без всякой подшивки хранились отдельные листы (бумага была разного качества, а в начале были даже куски пергамента) с записями о рождениях, крещениях и смертях. Стопка их была совсем небольшой, пара десятков листов от силы, а вот почерк у патера оказался разборчивым. Последний лист содержал записи о смертях и рождениях примерно один к одному, а вот на предыдущем сразу несколько строк подряд были записями о крещениях. «Видимо, пригнали партию православных или каких-нибудь язычников – сообразил Седов – вот их и оформили сразу, оптом».
Разложив бумаги, опять же, на две кучки, Ефим с Седовым пошли в церковь. Маленькая дверь в боковом притворе оказалась незапертой, на ней и засова-то не было, и они легко прошли внутрь. Света от открытой двери и от четырех небольших окошек в башенке было немного, но достаточно для того, чтобы разглядеть ставни – простые деревянные щитки, которые они и пошли снимать, один по одной стене, второй по противоположной. Солнце, хотя и склонялось на запад, светило еще хорошо, так что, когда они сняли засов с основных дверей (как раз на запад и выходивших) и распахнули их, света оказалось более чем достаточно, чтобы разглядеть все внутренности церкви. Правда, разглядывать-то оказалось и нечего – она была… пуста. Ну, почти. Четыре скамьи, стоящие сейчас под стенами, два подпорных столба под возвышением (где была башенка) с местами для икон, видимо, и подставками для свечей (все пустое), простой алтарь, сбитый из досок, с небольшим крестом на передней стенке, и деревянная же конструкция типа ширмы, сейчас сдвинутая к одной стенке. Да, еще большое, больше полуметра в высоту, деревянное же распятие на торцевой восточной стене, над алтарем, но вырезанное грубо, где контуры тела Христа едва угадывались. «А чего я хотел, собственно – подумал Седов – церковь для завоеванных дикарей, в глуши, одна на несколько деревень, ладно, что священник свой. Это не богатый пригород Пскова, к примеру. По сути, убери сейчас распятие, ширму эту и алтарь, и можно здесь устроить… что?…». Тут он задумался, Ефим тем временем ходил и что-то рассматривал в алтарной части, прикидывая что-то свое. Так прошло минут пять, и через открытые главные двери в церковь влетел… конечно, Петька, поевший, и, значит, зарядившейся энергией. За ним более спокойным шагом шли Олав и Михайла.
–Здорово тут, да?… А у нас еще есть покровы для алтаря, и для перегородки, вышитые, и чаша для святой воды, и распятие, и свечи, и… – Петька был, похоже, намерен выложить все, что знал.
–Петр!… – Николай Федорович все-таки был отцом. А еще он долго был начальником в молодежном коллективе. Не всегда, но в большей части случаев это помогает выработать то, что называется «командным голосом», после включения которого даже до самых отмороженных молодых людей доходит, что дело может кончиться поротой жопой. В обоих случая, причем. Но до такого доводить не пришлось, Петька заткнулся и притих, а Седов сказал уже обычным голосом:
–Давайте закроем тут все и пойдем, покажешь ваши… сокровища.
Вместе они справились быстро, а потом Олав (Петька больше мешался) достал хранившиеся в сундуке вещи. Несколько покрывал, действительно, с цветной вышивкой (кресты, в основном), медная широкая чаша, похожая на маленький тазик, небольшое распятие – меньше десяти сантиметров в длину, из плохого, потемневшего серебра. Фигура Христа на нем тоже была оформлена (отлита, видимо) очень грубо, так что Ефим, хмыкнув, сказал:
–Да уж, старче, с твоим не сравнить.
Тот только кивнул, но проныра Петька успел, пока они все складывали обратно, выспросить, что за такое распятие у них, и Ефим сдал старца с потрохами. Михайла просто ухмылялся, глядя на весь этот цирк. Вообще, похоже было, что Петьку из дома сплавили специально, ибо он в больших дозах утомлял. Но… он все же выпросил, и Седов достал из-под свитера свой крестик и показал ребятам из своих рук. Петька просто раскрыл рот, а Олав, хоть и был сдержаннее, но тоже, по виду, на время выпал из реальности.
–Видал, какое красивое?… А ты говорил, враки, про будущие времена – сдал Олава громким шепотом отмерший через пару минут Петька.
Тот снова начал краснеть. Тем временем все церковные принадлежности были сложены, а хранившееся отдельно церковное облачение патера они и смотреть не стали. У Николая Федоровича появилась пара идей на тему использования здания церкви, но для этого нужно было посоветоваться с князем. Правда, оставалось еще одно дело…
–Вы вот что скажите. Вам, если что, есть куда пойти? Твои родители здесь живут, я так понял, Петь, а у тебя, Олав?
Ребята оба поскучнели. Петька уже без своей кипучей энергии пояснил, что, как отца в ополчение забрали по осени, так вестей от него и не было, а мамка с мелкими тут, конечно, но живет бедно и вообще… Олав снова мялся, но прямо сказал, что патер Бенедикт забрал его сюда уже после смерти матери, а так он такой же холоп Ордена, как все.
–Понятно. Сделаем тогда так: пару дней еще живите тут. И не забывайте за едой ходить! А мы пока решим, куда вас пристроить.
И здесь варианты у Седова были, но снова надо было решать с князем и десятниками. Оставив ребят хозяйничать, они уже собрались было уходить, но Олав, видимо, все же пересилил себя и спросил:
–Можно ли будет нам попрощаться… с патером?
Николай Федорович не знал, куда вообще дели тела, и замешкался, но, оказывается, в курсе был Михайла:
–Завтра похороны, сегодня на погосте могилы копают. Проститесь, будет время.
Олав кивнул, и они распрощались. На улице уже темнело, и на коротком пути к основной усадьбе Седов замедлил шаг, вспомнив, что там опять будет душно.
–Вы, смотрите, Петьке про мой телефон не проговоритесь – с усмешкой сказал он идущим рядом Михайле и Ефиму – он же с меня не слезет, живые картинки!
Все посмеялись, и Ефим продолжил тему:
–Он тебе и машину твою разберет. Не знаю, как они его не прибили, правда. То, что мелкий, может…
–И среди орденцев могут быть разные люди – уже без смешков отозвался Николай Федорович – детей, там, любят, или вот веру свою несут диким племенам, ну, как считают правильным. Но вот все вместе эти орденцы – захватчики и убийцы здесь три сотни лет уже…
Тут уже смешков не было. И историю они знали, и его рассказы, во что это выльется дальше, помнили. Так что до усадьбы дошли в молчании и решили сразу зайти выпить взвару. Им повезло – ужинать еще никто не начал (хотя пахло с поварни вроде как пирогами), а взвар, как оказалось, был. Подала им его та самая фигуристая хозяйка кухни, Магда, как выяснилось, которая сама решила вынести им взвар и какое-то печенье. Похоже, что беспроволочный телеграф уже довел до всей обслуги, кто теперь новые хозяева, или как их считать. Так что она на довольно приличном и понятном немецком сообщила, что взвар они постоянно держат, как велено, чистоту блюдут, сменную посуду кипятком обдают – все, как сказал господин «Симеон», и вообще рады услужить. «Похоже, что обслуга решила остаться, кухня, по крайней мере – подумал Седов – да и то, и место хлебное, и столько мужиков. Было-то тут них не то шестеро, не то семеро, да и среди них – рыцарь и священник Ордена, а у них, вроде, обет безбрачия. Хотя, сейчас на такие вещи смотрят проще» – вспомнил он рассказы, как тут семьи у холопов создаются.
4
После взвара Николай Федорович пошел искать князя, спросив прежде у дневального – в усадьбе ли он вообще. Оказалось, здесь, в том самом каминном зале. Он сидел с Семеном и Степаном, Семен что-то рассказывал, а Степан довольно улыбался. Седов молча пристроился у стола, мотнув головой на вопросительный взгляд князя, мол, ничего срочного, и стал слушать. Речь шла про деревенских.
–Вуйка-то они выбрали? – спрашивал князь.
–Вроде, да – ответил Семен – то ли кузнец, то ли был кузнецом, я не понял. Ну, я поговорил кое с кем, кто по нашему знает. У них оружие под строгим запретом было, так что – только топоры, да и то, не у всех.
–Луки? Рогатины?…
–Говорят, ничего нет. Если, мол, зверь был, так орденцы сами его брали. У них, оказывается, охота по уставу разрешена.
Услышав про устав, Седов встрепенулся, но был остановлен жестом князя, мол, не сейчас.
–Ну, а сами они как тебе показались?
–Да мнутся пока – подумав, ответил Семен – мы только, считай, пришли… хотя парочка прямо рвалась посчитаться с орденцами, из наших мест не так давно угнанные. А вообще – Семен продолжил после небольшой паузы – я прошелся, спокойно глянул… они тут гораздо хуже живут, чем наши. Последнюю шкуру с них сдирали. И домишки хуже, и вообще… да вы сами видели.
–Значит, оружия у них нет… – теперь после паузы сказал князь – ладно. А что в усадьбе нашли?
–Семь наборов брони – Семен оживился – три кожаных, четыре кольчужных, даже укрепленные есть. Оружие… разное. Копья есть, самострела два, эти их короткие тесаки… Шлемы, щиты… еще небольшой запас наконечников для стрел и копий в оружейке нашелся. Она тут, внизу – он ткнул рукой в пол – в порядке содержали.
«Но это им не помогло» – подумал Седов.
–Надо было нам и с той усадьбы, что первую взяли, забрать, что там было. Тоже ведь две-три кольчужки, да из оружия что, набралось бы – продолжил Семен – но это уж, если Ефим, или кто там, поедет, заберет.
Как раз зашедший Ефим хотел было уточнить, куда и зачем он поедет, но князь остановил его, как Седова, жестом, а Семену покивал, мол, продолжай.
–В конюшнях у них, княже, пять коней верховых. Так что с тем, что мы там забрали, шесть получается. Вон, Степан готов хоть сейчас в седло – Семен кивнул на десятника, тот, и так сидевший с довольной рожей, улыбнулся еще шире и сказал:
–Добрые кони. Порода не пойму какая, видать, что-то от немцев есть, не для долгой гонки, конечно, но под седлом ученые. Нам бы, правда, пересесть?…
–Можно – князь явно имел на этот счет мысли – тогда вам к гридиным разведчикам надо добавляться, в дозоры. Конных рубок у нас пока не предвидится, а вот земли под рукой помаленьку увеличиваются… Давай вечером, что ли, и это обсудим.
Степан с удовольствием согласился, но тут Семен, добавив, что седла и вся сбруя, конечно, есть, вспомнил еще кое-что:
–Да, и отдельно доспех этого… рыцаря. Я глянул, ничего так, средне. Поножи с наручами пойдут Черному, на усиление первой линии. Верх… может, себе посмотришь, княже?
Князь махнул рукой, мол, не стоит.
–И еще меч его – добавил Семен – вот тут я даже не знаю. У нас под меч никого не готовили, а так все со своим уже…
Мозг Николая Федоровича отреагировал мгновенно:
–Семен, а можно посмотреть? И это, я слышал, у них такая форма… ну, специальная одежда, с символами орденскими должна быть?
–Сейчас принесу – Семен поднялся – и накидку эту я видел, белая такая, с красным мечом. Только… тебе-то зачем меч?…
–Идея одна есть – сказал Седов – я сейчас как раз из церкви их, ты принеси, я расскажу.
Пару минут, пока Семен вышел, все смотрели на старца, но он молчал. Тут Семен принес меч в ножнах и накидку. Накидка была явно не новой, но изначально прочное беленое полотно еще держало белый цвет. Николай Федорович ожидал, что это будет простая вещь, типа мешка с дырками для головы и рук, но нет, это оказалось сложное изделие, с обработанными проймами и, видимо, подогнанное по фигуре. С двух сторон на нем красной нитью были вышиты эмблемы Ордена – на груди крест и меч, на спине только меч, крупнее. Сам же меч оказался не очень большим, меньше метра (но тяжелым), с прямым, немного сужающимся к острию лезвием, рукоятью с яблоком противовеса, оплетенной кожаными полосками, и чуть загибающимся от руки перекрестьем. Посредине лезвия, примерно на две трети длины, шел неширокий дол. Меч был заточен и смазан и вообще содержался в порядке. Пока Николай Федорович все это рассматривал, все остальные с интересом смотрели на него. Он закончил, вложил меч обратно в ножны (обычная кожа с медными заклепками) и сказал:
–Давайте мы его… сломаем?…
В последнее время старче не выдавал князю и десятникам ничего такого, чтоб у них отвисали челюсти и захватывало дух. Но, как оказалось, резервы его были в этом неисчерпаемы, и князь раньше других пришел в себя и задал витающий в воздухе общий вопрос:
–Зачем?!…
Седов объяснил. Все замолчали снова, но теперь уже – обдумывая его предложение. Оно было… неожиданным, но как раз в духе того, что старче рассказывал раньше, называя это символами и рекламой. Да и было в этой идее что-то такое, что все присутствующие считали… правильным, что ли. Верным. Старче как-то говорил, что работу с людьми надо строить именно на таких вот основаниях, которые большинство людей примет, не раздумывая, принимая вместе с тем и другие мысли, которые в такие моменты надо постараться людям вложить и разъяснить. Да и, все-таки, первая настоящая победа над Орденом, хоть и не крупная (в других условиях смешно было бы упоминать – десяток врагов), в их ситуации однозначно стоила того, чтобы… как-то выделить это дело, отметить. Так что со старцем все согласились, и стали уже обсуждать, как лучше это… так сказать, оформить. Но и тут Николай Федорович сразу рассказал, как он это видит, и всем понравилось, так что дальше и обсуждать не стали. Меч и накидку забрал Семен, пообещав, что все будет готово сегодня же.
Тут в комнату с небольшой охапкой дров для камина зашел боец из дневального десятка и передал, что на поварне все готово, и они там спрашивают – куда подавать. Десятники собирались ужинать со своими десятками, благо, размер столовой залы позволял, а князь попросил принести сюда на… четверых. Как раз подошел и Михайло, так что Седов и Ефим составили компанию князю. Довольно быстро одна из кухонных девушек (и тот же дневальный) на двух подносах принесли небольшой горшок с похлебкой, миски с нарезанными пирогами и все, что полагается. За едой Николай Федорович осторожно уточнил, как планируются похороны, и своего, и орденцев (на всякий случай, вдруг сейчас за столом такие вещи обсуждать нельзя). Оказалось, можно, и Михайла, которого попросили заняться этим, рассказал, что все готово, тела обмыли, обрядили, как полагается. Для своего бойца сделали домовину, для орденцев сшили саваны. Могилы тоже готовы, кстати, очень помогла лопата из будущего. А вот насчет самой церемонии похорон Михайла затруднился дать ответ, вместе или по отдельности, допускать ли местных, и вообще…
–Да и помянуть бы рабов Божьих не помешало – сказал он, посматривая на князя.
Так-то Михайла неплохо прижился в отряде, отлично поладил с Ефимом, уважал старца, но вот десятников и особенно князя несколько опасался, по старой привычке. Князь собирался что-то сказать, но тут вскочил Ефим:
–Не рабов!… Не рабов, а… детей?…
Он на самом деле вылез из-за стола, отошел к окну и стал шептать что-то себе под нос, невидящим взглядом смотря через мутную слюду в темноту за окном:
–Извратили слово божье, создания его, по его же подобию сотворенные, превратили сначала в паству, имея смыслом обережение народов, потом в овец, которых уже и стричь можно, и на мясо, а потом и в рабов, и на лжи той построили свою религию…
Остальные, поняв, что все в порядке, продолжили ужин, да и Ефим отошел минут через пять. Вернувшись обратно за стол, он сказал, обращаясь ко всем сразу:
–Вот когда говорил старче, что они за сотни лет просто привыкли бога поминать, хоть и давно не верят многие, я ему как-то не особо поверил. Ну, как можно такие вещи, не подумав, говорить, или вообще по привычке?… А тут, простое слово у Михайлы выскочило, сам сколько раз повторял, и как осветило все – говорим, не думая… Оно, значит, и на пять сот лет так сохранится…
Седов подтвердил, напомнив, что потому и просто было в его время вернуться церкви к людям, что слишком глубоко это все сидело, во многих поколениях. Правда, воспользовалась этой памятью церковь его времени в основном для наживы, да для упрочения своего влияния, но тут уж время такое было – если все люди на это нацелены были, так и те, кто в священнослужители пошел, тоже… ну, а потом так и пошло. Развивать тему не стали, о том уж было говорено раньше, только Михайле кое-что пояснили, про занятия церкви в последние годы перед переносом старца, да решили, что после похорон небольшие поминки все же организуют.. Так и закончили ужин. Уже под взвар Седов, заметив, что князь мало говорит и как-то похрипывает, поинтересовался, что случилось. Оказалось, на утреннем выступлении в селе он слегка перестарался и все же простудил горло. Николай Федорович, чтоб не доводить до таблеток, напомнил простой способ – теплый чай (ну, взвар) с молоком, а хорошо бы и с медом. Средство было известное, от бабушек с мамами, народ еще пошутил, что простых вещей уже не помним, и князю по заказу принесли с поварни в отдельном кувшине молочного напитка. Как он сказал, сразу полегчало, так что он потихоньку прихлебывал его, пока со стола была убрана посуда и стали подходить десятники. Отряд устраивался на отдых, до ночи было еще далеко, но сумерки давно превратились в полную темень, и на улице никому, кроме дозорных, делать было нечего. Так что через полчаса после ужина, не позже, возле камина собралось все руководство.
Седов с Ефимом за это время провели перевязку у раненых, пришлось еще поймать того, у кого ранена была рука – он пытался сопротивляться, говоря, что само заживет, чем напомнил Николаю Федоровичу Гридю во время их первой встречи. Средство против таких капризов было известно, Черному (а оба раненых были из его десятка) было объявлено, что у него два вечера будут внеплановые занятия по оказанию первой помощи. Боец перестал трепыхаться и дал промыть и перевязать рану. Рука была левая, разрез – только по мягким тканям, так что опасности на самом деле не было, конечно.
А вот второй раненый пока лежал. Сидел, точнее, полулежа, в небольшой комнатке. Рана у него тоже была не опасной (внутренняя сторона бедра, но не затронула артерии и вены), но в пылу короткой схватки, когда уже сбитый на пол, но не добитый орденец скорее ткнул, чем разрезал, его ногу своим кошкодером, он не заметил кровотечения и потерял приличное количество крови. Сама рана, очищенная и промытая, как полагается, не загноилась, и воспалилась-то слабо, но лежать ему еще с неделю надо было точно – разрез был глубокий. Ему обновили мазь и оставили хрумкать морковкой со свеклой да запивать сладким – слова старца про то, что полезно для восполнения крови, хорошо запомнили все бойцы отряда…
Седов успел еще найти Гридю и спросить у того, что за ларец забрали у священника. Тот притащил небольшую плоскую деревянную шкатулку и повинился, что про бумаги-то и забыл, а серебра там, считай, и не было, одна медь. В шкатулке, рассматривать содержание которой он вернулся в каминный зал (там зажгли свечи в подсвечниках, и удобно было разобрать текст) лежал свернутый пергаментный свиток, в котором некий епископ (подпись была совершенно неразборчива) направлял патера Бенедикта в Везенбергскую комтурию Ордена. Кроме него, там было еще несколько бумаг, оказавшихся письмами патеру с родины, от отца, как понял наскоро просмотревший их Николай Федорович. Он не стал вчитываться, все же чужие письма (хотя какое сейчас-то уже это имело значение), сложил все бумаги обратно и стал слушать, что говорит князь.
В зале собрались все десятники, Петр, Седов и Ефим с Михайлой. Князь, все еще похрипывая, дал слово Петру. Тот, со своей улыбкой, начал:
–Вести у меня разные, начну с хороших. Кто-то из вас уже знает, но я все же повторю: оказывается, Орден воюет с Литвой. Точнее, летом они сцепились на своем рубеже – вроде, крестьян угнал Орден у литовцев. Но это не точно, а точно то, что по осени, как все урожай собрали, со всех орденских земель ушло ополчение, небольшое правда, на южные границы.
–Своих воинов они тоже отправили туда? – спросил Семен.
–Отправили – кивнул Петр – но совсем немного, только ополчение сопроводить, главными, видать, будут те рыцари, что на юге правят. Но тоже хорошо. Дальше!
Петр продолжал улыбаться, так что, видимо, хорошие новости еще не кончились.
–Оказывается, дважды в год Орден проводит собрание своего руководства, капитул. Один раз – летом, когда там им удобно. А один раз зимой… как раз сейчас – сказал он после небольшой паузы и улыбнулся снова.
Первым сообразил Ефим:
–Это что же, все набольшие Ордена сейчас уехали?…
–Ага – безмятежно подтвердил Петр.
Гридя, тоже улыбаясь, добавил:
–За седмицу до того, как мы зашли, проехало тут десятка полтора орденцев. Два комтура, здешний и наревский, ну, и при них там, помощники да слуги.
Пока народ молчал, следующий вопрос задал Седов:
–Здешний – это… Везенберг, да? Мы в бумагах нашли. Он далеко вообще?
–Везенберг – подтвердил Петр – верст сорок-пятьдесят на полночь, по этой дороге. На карте он есть, большой замок, под сотню орденцев.
Достали карту, нашли Везенберг с цифрой «100».
–А он, получается, не на побережье? – уточнил Николай Федорович – а почему?
–Тут такое дело – стал объяснять Петр – на самом берегу городов вообще мало. Крупные только, где бухты удобные и защита хорошая. Тут же с моря постоянно свеи, даны, норги и прочая… погань всякая набегала, людоловы да морские разбойники…Так что на самом берегу рыбаки только селятся. Да и – добавил он – там пески, вдоль берега-то. Неудобья. А вот верст 10-15-20 от берега – уже и земли получше, и опаска не та.
Николай Федорович вспомнил про прибалтийские дюны и кивнул, благодаря, а продолжил расспросы снова Ефим:
–А куда они уехали-то? И когда обратно будут?
–Проходит этот капитул у них аж в Риге. По времени – когда как, но не меньше месяца у нас есть, думаю.
–А то и больше – добавил Семен – ну, если у них там заварушка с Литвой случится все же…
Все согласились, что да, если заварушка, так кого-то отправят по домам, сообщить, а основная масса скорее всего останется на юге, в местах боевых действий.
–А вот, кстати, старче – теперь уже спросил Петр – ты не припомнишь, у вас там про войну меж Литвой и Орденом что-то известно было?
