Хроники Нордланда. Грязные ангелы

Почти по самой кромке воды дорога привела их к южным воротам Блумсберри, через которые они попали в порт: шумное, людное место, с деревянными настилами, грудами ящиков, мешков и корзин; у деревянных причалов стояли корабли, большие и маленькие, одни разгружались, другие загружались, грузчики носили товары, кричали, ругались, смеялись. Иво, как ребёнок, жался к Нэшу, по-настоящему напуганный таким столпотворением, пока Нэш, потрепав его по плечу, не сказал весело:

– Да не жмись ты! В городе, чем он больше, тем легче спрятаться. А знаешь, почему? Народа много, и никто не смотрит друг на друга. Ходи по улицам, смотри, радуйся жизни.

Приободрись, парень! Всё хорошо. Эх, давно я здесь не был! Когда я уезжал, это был ещё совсем маленький городок, пара лодок, так, почти деревенька… А теперь, смотри ты, какой здоровенный стал! Я и не ожидал. В сам город не пойдём; с восточной стороны, у заставы, трактир был хороший, «Золотой Дракон» назывался, стоял в дубраве… Надеюсь, он там и остался, больно там была кухня хороша… И хозяйка тоже. Эй, малютка, хочешь чего вкусного?

– Не хочу, спасибо. – Алиса так и ехала верхом, к большому удовольствию коня, которого звали Лаки.

– Ну, в «Золотом драконе»-то я тебя накормлю! А то клюёшь, как воробей, и худенькая такая! – Они миновали порт, и свернули направо, вдоль городской стены, по берегу Ригины, впадающей здесь во Фьяллар. Здесь тоже была дубрава; с каменной набережной два крестьянина ловили рыбу; гуляли куры, козы и телята, гудели пчёлы, пели и свистели птицы. Тропинка привела Нэша и Иво с Алисой к живописному трехэтажному трактиру, стоящему в тени большого дуба. Пел петух, звонко залаяла собачка, встречая незнакомцев. Симпатичная девица лет двадцати двух, с весьма откровенным декольте, встретила их в дверях, и, кокетливо поглядывая на Иво, поинтересовалась, чего они хотят.

– Есть отдельные комнаты наверху, где можно поесть в уединении, а можете остаться в общем зале.

– Спасибо, милая, – сказал Нэш, – нам отдельную комнату.

– Какой хорошенький студентик! – Шепнула девица Иво, словно бы случайно коснувшись его грудью. Он покраснел: он впервые общался со свободной, одетой женщиной, и впервые стал объектом заигрывания, и растерялся. Девица была старше него, но в его вкусе: худощавая, узкобёдрая, с небольшой высокой грудью. А он не привык к долгому воздержанию в Приюте. У него чуть не пропал аппетит, но то, что та же девица принесла им наверх, в чистенькую небольшую комнатку с узорчатым окошком, выглядело так аппетитно, что он на время забыл об этом. Гречневую кашу с грибами согласилась есть даже Алиса, понравились ей и вишни в меду, и брусника с жимолостью, и солёные огурчики с чесноком и хреном. Нэш налегал на тушёную капусту со свиными ножками, похлёбку из гусиных потрошков и крепкий холодный сидр из запотевшего кувшина.

– Скажи-ка, – обратился он к девице, – а хозяин у вас…

– Хозяин умер, царство ему небесное, три года уже как. А хозяйкой у нас вдова, госпожа Марта Ван Штурм, в церкви сейчас, но вот-вот должна вернуться. Вы знакомы с ними, господин?

– Да… Бывал я здесь частенько лет десять назад. Помню, хозяюшка твоя была молоденькая совсем, новобрачная, а хозяину… Лет сорок пять, однако, было?

– Да, он старенький был у нас. Так давно-то меня не было, конечно. Я бы вас запомнила!

– Меня все помнят. – Добродушно усмехнулся Нэш. – Это точно. Ты спроси хозяйку, помнит ли она Натаниэла Грэя, он, мол, кланяется ей.

– Обязательно. – Поиграла ямочками девушка, то и дело стреляя глазками в Иво. Тот совсем растерялся, не понимая этих знаков, но инстинктом верно угадывая их цель и не смея поверить в это.

– А Гранствилл далеко отсюда? – Спросила Алиса, которую волновало только одно.

– День пути. Если утром выйдем, на рассвете, то к темноте дойдём.

– Мы будем здесь ночевать? – Почти испугалась Алиса.

– А что? – Отхлебнул сидру Нэш. – Отдохнём. Здесь хорошо, тихо, спокойно. Ты не волнуйся, маленькая. – Они уже рассказали ему про Гэбриэла и свой договор с ним. – Не мог он нас обогнать. Если только по реке поплыл; я поспрашиваю здесь людишек, и узнаю – судя по вашим словам, парень он заметный, проскользнуть тайком не мог. Все, кто в Гранствилл идёт, проходят через Блумсберри, его не минуешь. За «Драконом» застава, так вот, помимо этой заставы, на Гранствиллскую дорогу не попадёшь. Есть ещё дорога, из Старых Черёмушек, но если он такой же, как вы, он её не найдёт.

– И он вряд ли нас обогнал. – Сказал и Иво. – Если он ранен, может быть, он до сих пор добирается. Он ведь в самом деле очень заметный, ему труднее, чем нам.

Алиса промолчала, опустив голову. Ей было так страшно за Гэбриэла! Иво сейчас задел самое больное место; она так боялась, что его всё-таки поймали и вернули назад! Да, она чувствовала, что он жив; но он мог быть жив, и в плену у Хозяина, и как ей мучительно было думать об этом! Она робко взглянула на Нэша, вновь подумав, согласился бы он помочь им спасти Гэбриэла, если это так, и что они могут предложить ему за это. Ей и в голову не пришло, что она могла бы предложить ему себя – а если бы пришло, Алиса никогда не пошла бы на это. Только Гэбриэла она любила, только ему могла принадлежать. И только он был нужен ей.

Постучав, появилась девушка и сказала:

– Хозяйка вернулась. Я передала ей ваш поклон, и она просит вас к себе, она вас отлично помнит!

Нэш с готовностью встал, вытирая рот платком.

– Вы пока ешьте, – сказал Иво и Алисе, – никого не бойтесь, а если что, зовите меня!

– А вы куда?! – Испугалась Алиса.

– Хочу с хозяйкой поздороваться. И потолковать… О том, о сём. Не бойся ты, маленькая, место здесь приличное, спокойное. Здесь вы одни, никто вас не потревожит.

Он вышел, сильно пригнувшись в дверях, и Алиса с Иво остались одни.

– А ты как думаешь, он уже в Гранствилле? – Спросила Алиса.

– Не думаю. – Ответил Иво. – Он действительно, очень заметный. Нэш прав. Ему сложнее, чем нам с тобой.

– Иво, – Алиса прижала кулачки к груди, – а что, если… Хозяин поймал его, и он там?!

– Я не знаю. – После мучительной паузы признался Иво. – Я думал об этом; но я не знаю. Мы с тобой такие… глупые. Мы ничего пока не можем. Я думаю поговорить об этом с Нэшем. Подождём ещё немного, и будем пытаться что-то делать. Бросить его нельзя; но и погибнуть с ним вместе – не вариант. Ты же понимаешь.

– Если они его поймали, они же его мучают! – Прошептала Алиса, и Иво, помрачнев, отложил ложку. Когда он думал об этом, у него перед глазами вставала Галерея и тамошние ужасы – он видел их только мельком, но запомнил на всю жизнь. Если Гэбриэл там…

– Алиса, мы ничего не можем. Пока не можем. Нам надо подождать, а пока ждём, придумать что-то. – Иво погладил её по руке. – Не мучай себя.

– Я не могу. – Горько прошептала Алиса. – Я всё время думаю о том, как его обидела, как мы расстались. Не вынесу, я не вынесу, если он умрёт… Так нельзя, Иво, так нельзя, это страшно, это несправедливо…

В дверь постучали, и Алиса вцепилась в рукав Иво, сразу побледнев. Вошла девушка с кувшином:

– Я подумала, вам пить хочется. – Близко подошла к Иво и нагнулась, почти прижавшись к нему. – Если захотите ещё что-нибудь, – она откровенно взглянула на Иво, – я внизу, в зале. Клиентов пока нет… Я свободна. – Она понизила голос, и Иво сглотнул, глядя ей в декольте.

– Она такая странная. – Прошептала Алиса, когда та ушла. Иво вздрогнул:

– Почему?

– Она на тебя так смотрела. Словно хотела съесть.

– Да? – Иво, чувствовавший смятение и желание, встал, и Алиса вновь переполошилась:

– А ты куда?!

– По нужде. – Соврал Иво. – Не бойся!

– Боюсь!

– Закройся изнутри. Вот засов. Я постучу и скажу, что это я; Нэша ты тоже узнаешь. Ну же! Перестань, ты же не маленькая.

Он не очень представлял себе, что будет делать, да и не мог представлять; Хозяин промыл ему мозги точно так же, как любому мальчишке в Садах, и Иво до сих пор так и представлял себе женщин: бесправными, покорными существами, безропотно исполняющими любые приказания мужчин. В каждой деревне он убеждался, что это, мягко говоря, не так. Эти женщины, свободные, пугали и озадачивали его. Что он должен был думать, что делать, как вести себя с ними?..

Оказалось, что ничего сложного тут не было. Девушка внизу вытирала стойку, игриво улыбнулась ему:

– Что-то нужно?

– Да, я… – Иво глянул ей в декольте и покраснел. Нехитрая одежда простых горожанок: рубашка, присборенная у горла, корсажик, поддерживающий грудь и подчёркивающий талию, и шерстяная юбка с широкой каймой, – практически ничего не скрывала.

– А ты хорошенький. – Поиграла ямочками девица. – Откуда такой?

– Из… из Ашфилда… То есть, из Гранствилла… Я хотел сказать…

– Какие хорошенькие пареньки живут в Гранствилле! Повезло тамошним девчонкам! Меня зовут Гретель, а тебя?

– Иво.

– Ух, ты! Прямо по благородному! У меня аж мурашки побежали! – Гретель неожиданно схватила руку Иво и прижала к горячей открытой коже чуть повыше груди. – Чувствуешь?– Недвусмысленно глянув вниз, быстро сказала:

– Жди меня на заднем дворе, в пустом стойле, где охапка сена! – И скрылась. Иво, словно пьяный, налетел на стол, на косяк, выбрался на задний двор, нашёл стойло – то, не то?! Его охватила паника. А что, если он просто чего-то не понял?.. Но Гретель быстро развеяла все его опасения: появившись почти сразу за ним, сама прыгнула ему на шею и жарко поцеловала. Поняв, что он не в состоянии ответить, удивилась:

– Ты что, не целованный, что ли?! Ух, ты! Вот повезло… – Сунула руку ему между ног, ахнула:

– Это копьё у тебя такое?! Ну, и повезло же мне!!! – Быстро распустила ворот, и Иво схватился руками за её маленькие, но крепкие груди, совершенно теряя голову. Гретель с тихим визгом повалилась на сено, вскрикнула от наслаждения, вцепилась в плечи Иво, вскрикивая:

– Ой, какой он у тебя… О, какой ты сладкий!!! О, как здорово!!!

– Вот ублажил, так ублажил, сладкий мой зайка… – Выдохнула, когда Иво замер, тяжко дыша.

– А ещё можно? – Спросил он, не очень, впрочем, веря в такую удачу.

– А ты хочешь ещё?! – Поразилась Гретель. – Ах ты, мой зая!!! А как ты хочешь, так же, или по-другому?..

– А можно, я сзади?

– Да конечно!

Они сделали это сзади, и стоя, и ещё, пока Иво совершенно не выдохся, а Гретель не размякла и не пожелала сделать для Иво всё, чего он только пожелает, накормить его всем, что он только хочет, и вообще – чуть ли не облизывала его, вне себя от удовольствия. Иво в целом был не против, и вообще: новая жизнь начала ему нравиться. Вернувшись к Алисе, он не утерпел и рассказал ей, что с ним произошло, добавив:

– А я и не знал, что Чу… прости, Алиса, – девушки, – сами не прочь! И это так здорово!

– Наверное, она влюбилась в тебя. – Решила Алиса. – Как я в Гэбриэла. А ты?

– Я? – Удивился Иво. – Но она же старая, ей лет двадцать пять… Я не знаю!

– Зато тебе хорошо. – Вздохнула Алиса. – А то я стала переживать за тебя. Тебе же нужно. Но я…

– Перестань. – Иво похлопал её по руке. – Ты мне теперь сестрёнка. Я тебя сам не трону, и никому не дам. Ты с Гэбриэлом! А я ему поклялся.

Алиса с тихим вздохом прижалась к его плечу. Она начинала верить, что всё на самом деле переменилось, и этот кошмар уже никогда не вернётся. После издевательств со стороны Локи и Ашура она так боялась мужчин и насилия, что с трудом держала себя в руках при виде чужих. Этот кошмар так глубоко её ранил, что она просто не в состоянии была его забыть и стать прежней. И защита Иво и Нэша была ей жизненно необходима, они спасали её от ужаса и паники. Но не от тоски по Гэбриэлу, усиливающейся с каждым днём. Это начинало превращаться в болезнь: неизвестность, невозможность что-то узнать наверняка, что-то сделать, так угнетали её! Да ещё его обида – Гэбриэл и не подозревал, что сделает его обида с её нежным сердечком! Она не просто чувствовала себя виноватой – она накручивала себя, преувеличивая свою вину, и к этому моменту уже чувствовала себя преступницей, без всяких смягчающих обстоятельств и без всякой надежды на амнистию. Если бы не Иво, не устающий терпеливо утешать её и убеждать, что она ни в чём не виновата и Гэбриэл обязательно её простит, Алиса, наверное, совсем пала бы духом. А так… Прижавшись к Иво, она погрузилась в мечту о том, как Гэбриэл встретит их в Гранствилле, и как она попросит у него прощения, и как он её простит, и как они наконец-то поселятся вместе, как мечтали, на берегу Фьяллара, в прекрасном лесу…

Гарета мучили кошмары. Ему снилось, что собаки вцепляются в его руку и ногу; что он падает, падает с обрыва, и вот-вот умрёт, и это было так жутко, что он стонал и метался во сне. Его мучила боль, терзал жар, он просыпался, пил холодную воду, и не получал облегчения. Падая обратно на постель, он смотрел в темноту воспалёнными глазами и молился. Гарет чувствовал, что его брат стоит на краю могилы, и молился, чтобы тот выдержал и дождался его. Он обращался к брату быстрым, лихорадочным шёпотом, просил держаться, обещал помощь… Потому, что всё, что он сейчас мог – это молиться и просить. «Единорог» быстро обогнул южный берег Острова, под крики чаек вошёл в порт Сандвикена, и здесь встал на якорь: нужно было дождаться вестей о Дикой Охоте, которые обещали доставить знакомые Марчелло. Адольф Феррис, граф Сандвикенский, тут же явился с визитом и приглашением в свой замок, и был чрезвычайно настойчив. Даже отмазка Гарета насчёт своего недомогания его не успокоила. Он настаивал, говоря, что тем более Гарету нужен покой и домашний уход, который они ему обеспечат с радостью и гордостью, так как являются самыми преданными вассалами Хлорингов на этом Острове, во всём мире и во всей Вселенной вообще. Марчелло, как всегда, выручил патрона: мешая свою речь с непонятными латинскими, греческими и арабскими словами, дал гостю понять, что Гарету нельзя не только плыть дальше, пока не полегчает, но вообще вставать, ходить и тем более ехать на чём бы то ни было – и в портшезе нельзя тоже! Гарет, внутренне смеясь, со страдальческим лицом слушал о том, что лимфа – она суть жидкость, аква минерале, которая под этой фазой Луны и Меркурия чрезвычайно уязвима, и любое колебание её в теле молодого герцога – смертельно опасно. Что бы ни думал граф о скорой возможной кончине молодого Хлоринга, которая как раз его-то и устраивала больше всего на свете, ему пришлось удовольствоваться этим и убраться восвояси. Гарет и Марчелло потом почти полчаса хохотали, вспоминая, какую чушь нёс итальянец, и с какой рожей слушал его граф. Последний прислал Гарету в подарок довольно хорошее португальское вино, которое Марчелло проверил на наличие ядов. Как ни странно, ядов там не оказалось, а магия, которой зарядила вино Александра Барр, на полукровку Гарета, в котором текла чистая кровь Перворожденных эльфов Гонна, на него не подействовала ничуть. Марчелло не любил португальские вина, и Гарет, к счастью для остальных своих спутников, наслаждался хорошим вином в одиночку, так и не узнав, что для него было припасено в этом «подарке». Барр, которая находилась тут же, в Сандвикене, с яростью вынуждена была признать: она не может ничего сделать с Гаретом Хлорингом так же, как не могла ничего сделать с Гором в Садах Мечты. Гор часто недоумевал, раздумывая, почему после всех издевательств и пыток неизменно оставался в живых, и почему даже у Аякса его всё-таки забрали и даже вылечили?.. Ему и в голову не могло прийти, что этим он обязан своей внутренней стойкости. Барр хотела сделать из него слугу-зомби, но, не сломив его волю, сделать это она не могла никак, и надеялась, что пытки и боль в конце концов сломают его. Просто отпустить ненавистного сына ненавистной эльфийской луа в смерть и утратить всякую надежду на власть над ним Барр не могла, а Драйвер привык слушать её во всём… ну, почти во всём. Даже сейчас, когда живой Гор стал для него смертельно опасным, он не сказал Барр ни слова упрека. А она, в свою очередь, успокоила его, заявив, что вернёт щенка, нечего и сомневаться.

Пока что она не могла даже найти его. Он был невидим для её магии, и что она только не делала, какие только жертвы не приносила, уничтожив за несколько дней кучу чёрных животных, убив и расчленив трёх девственниц и трёх мальчиков, её магия оказывалась бессильна. Полукровка исчез, словно канул в воду. Но Барр была настойчива и не верила, что её магия и её сила в конце концов не приведут её к закономерному успеху. Кровь Гарета Хлоринга могла бы помочь, но её следовало добыть – и это по её просьбе граф Сандвикенский так настаивал на визите. Нет, убивать его Барр не собиралась – не сейчас и не здесь, не вблизи от Драйвера, которого тут же обвинят в его смерти. Добыть кровь можно было и другими способами, тем более, что нужно-то было всего ничего. Гестен, болван, не смог… Теперь и граф провалился. Барр шибко надеялась на цирюльника, но оказалось, что проклятый полукровка не бреется – у него, как и у эльфов, не было никакой растительности на лице. А время шло… Подослать наёмных убийц – но Гестен сказал, что это бесполезно. Проклятый полукровка дерётся, как дьявол. Гестен, считавшийся на юге непревзойдённым бойцом, не смог его даже оцарапать. Следовало ждать, но не сложа руки – Барр настойчиво искала и другие пути и возможности.

Насчёт своей мужской безопасности Нэш, конечно, приврал, чтобы успокоить Алису. Марта, оказывается, в самом деле помнила его очень даже хорошо, и время они провели весьма приятно, и даже более того. И до того Нэш пришёлся трактирщице по душе, что она настоятельно принялась приглашать его пожить у себя.

– Ко мне многие сватаются, – не без хвастовства призналась она, – но зачем они мне? Все хотят мой трактир, спят и видят, как его и меня к рукам прибрать. А ты мужчина при средствах, одинокий, из себя видный, – он в самом деле ей очень нравился, она вообще любила всё большое: больших мужчин, больших собак, большие дома… – и если что, и за меня постоишь, и хозяйство у тебя под присмотром будет. Я ведь не жениться пока предлагаю! Просто поживи, похозяйничай здесь.

– Со мной детишки. – Сама мысль остаться здесь Нэшу понравилась. – Полукровки, понимаешь.

– Полукровок здесь терпят, если приличные и знают своё место. Места хватит.

– Они, вообще-то, тихие, послушные…

– Вот и хорошо! Старшего определим к лошадям – пусть у постояльцев принимает и обслуживает, – а младшего поставим гусей пасти.

– Тут видишь, Марта, дело какое… Девчушка это. И прехорошенькая; вот мы её и прячем – как бы не польстился кто.

– А сам-то ты? – Тут же насторожилась Марта.

– Побойся Бога! Она ж малютка совсем! Да я и… – Он игриво шлёпнул Марту по пышному заду, – другой калибр и возраст обожаю!

– Ну… пусть тогда в доме убирается?

– Не, ягодка, про гусей это ты хорошо придумала. Пусть пасёт на берегу, и при деле, и посетителям глаза не мозолит. Всем скажем, что детишки это мои, Енс и Юхан.

– Так значит, ты остаёшься! – Черные глаза Марты заблестели от удовольствия.

– А как уйдёшь от такой ягодки?! – Нэш вновь стиснул Марту в своих объятиях. – Десять лет, как в походах…

– А я три года, как вдовая! – Марта жадно поцеловала его. – Что, заставим друг друга старое-то вспомнить?!

Так Алиса и Иво поселились в трактире «Золотой дракон» на берегу Ригины, в километре от восточных ворот Блумсберри, неподалёку от деревни Черёмушки, деревни, названной так по имени ручья, впадающего здесь в Ригину, берега которого в самом деле густо поросли черёмухой. Алиса сначала рвалась в Гранствилл, но Нэш и Иво, которого зацепила своими прелестями Гретель, уговорили её. Нэш пообещал, что обязательно разузнает, не проходил ли уже в город Гэбриэл; а если нет, так даже лучше, если они будут ждать его здесь: это единственная дорога в Гранствилл, и он ни в каком случае их не минует. Сразу за трактиром был мост через Черёмуховый, и застава, обойти которые Гэбриэл ну никак не мог. А если он по реке поплывёт, – говорил Нэш, – то в порту всё равно засветится. И Алиса согласилась. Она и сама понимала, что такие, как она и Иво, без покровительства просто пропадут. А в «Золотом Драконе» было уютно и безопасно. Марта отвела им комнатку под лестницей, почти чуланчик, чистый, с небольшим окошком, где стояли две узкие кровати, стол и стул, и откуда можно было через вторую дверь выходить прямо на задний двор, не попадаясь на глаза посетителям, и это очень нравилось Алисе.

У стен трактира Марта когда-то разбила цветник, но, овдовев и взвалив на себя все заботы по содержанию трактира, забросила его. Ромашки, васильки, маки, мальвы, лаватеры, ноготки и вьющаяся роза росли, как вздумается, среди сорной травы; вьюны цеплялись за уцелевшие жгуты, хмель копной висел на одной-единственной раме. Алиса в первый же день, сняв шапку и сжав её в руках, подошла к Марте, которой едва доставала макушкой до подбородка, и спросила застенчиво:

– Можно мне поухаживать за вашими цветочками?

– А хорошенькая-то ты какая! – Поразилась Марта. – А Нэш-то прав; ты при постояльцах личика не открывай! И знаешь, что… – Она, как и другая Марта, испачкала Алисе лицо сажей, дала ей другую шапку, с полями пошире, почти совсем скрывшую лицо, – Ходи так! На замарашку-то и не посмотрит никто. А ещё руки почёсывай, как кто на тебя внимание обратит, вот так, между пальцами. Все подумают, что чесотка у тебя, и не подойдут лишний раз-то. А цветочки… Да ради Бога. Мне не до них.

Ей в самом деле было не до них, да и не до Алисы тоже; а если бы она посмотрела за последней, то была бы страшно удивлена: Алиса присела возле цветов, гладила их, шептала что-то… И цветы прямо на глазах наливались силой, распрямляли листья, тля и гусеницы осыпались бесполезной трухой… Нэш по просьбе Алисы поставил новую решётку для хмеля, сама Алиса натянула новые верёвочки вьюнам, убрала сорняки, обложила камнями клумбы, и уже на следующий день трактир было не узнать: он был окутан зеленью и цветами, словно по волшебству. Зелень была такой здоровой, сочной и свежей, что на ней останавливался взгляд каждого проезжающего; цветы были ярче и крупнее, чем в деревне. Над цветником вились пчёлы, шмели и осы, и всё дышало таким покоем и удовольствием, что к трактиру потянулись люди не только из Черёмушек, но и из Блумсберри. Нэш вместе с Иво вымостил местным плитняком площадку перед трактиром наподобие тех, что видел в Италии, поставил столы и лавки, и люди начали собираться здесь не только, чтобы выпить и поесть, но и чтобы поговорить о том – о сём, просто приятно провести время. Не смотря на близость воды, здесь никогда не кусались комары и не было слепней и мух. Нэш говорил, что был в Иерусалиме, привёз оттуда святой земли и святой воды, и вот – результат! Люди восхищались, удивлялись, и завороженно слушали его рассказы о святых местах, а Марта, довольная, подсчитывала прибыль. Иво ухаживал за лошадьми, подметал двор и разносил пиво на пару с Гретель, которая по-прежнему дарила ему свою благосклонность и всячески баловала, а Алиса с раннего утра, нахлобучив шапку на самые глаза и вымазавшись золой, выпускала четыре десятка гусей, и шла с ними на берег.

Здесь, на месте слияния Ригины, Фьяллара и Черёмухового, образовался небольшой тихий залив и остров, на котором стоял маленький, но очень красивый замок из местного золотистого известняка, с квадратными башнями, острыми крышами, крытыми когда-то красной, а теперь потемневшей от времени и дождей черепицей. Алиса устраивалась на берегу залива под старой-престарой ветлой, на мелкой кудрявой травке, а гуси благовоспитанно паслись рядом или плавали в заливе, над которым летали чайки и ласточки. Их было здесь видимо-невидимо, они гнездились под крышами и карнизами замка, который так и назывался: «Гнездо ласточки». Марта сказала, что в этом замке никто не живёт, кроме челяди. Этот замок, по её словам, принадлежал Хлорингам, которые жили в Хефлинуэлле, близ Гранствилла, а здесь проводили медовый месяц, и здесь же жили их дети до семи лет, пока не приходила пора девочкам ехать на воспитание в монастырь святой Клары, в Элиоте, а мальчикам – становиться пажами при дворе. Сейчас замок был пуст, но ходил упорный слух, что Гарет Хлоринг, самый завидный жених Острова, наконец-то начал подыскивать себе невесту. Марта очень надеялась, что скоро здесь поселится молодая пара со своей свитой, а свита, естественно, потянется к «Дракону».

Алиса об этом не думала. Замок очень ей нравился; она днями сидела, любуясь замком, рекой, дальним берегом с огороженными изгородью покосами и стеной деревьев, наблюдала за выплывающими из-за замка судами, большими и маленькими, и мечтала… Гэбриэл подарил ей целый мир, безжалостно отнятый когда-то, и она никак не могла ни привыкнуть к нему, ни насладиться им. С раннего утра и до позднего вечера Алиса наслаждалась этим миром, и не чувствовала ни скуки, ни однообразия. Прекрасная картина перед нею была то розово-золотистой на рассвете, то сияющей всем великолепием майского полудня, то жемчужно-расплывчатой в нитях тёплого дождя, то золотой и мягкой в свете заходящего солнца. Алиса просто смотрела, но сердце её было так переполнено тоской, любовью, благодарностью, восторгом, мечтами, надеждами и страхом, что каждую минуту этих дней она переживала на максимуме душевных сил.