Хроники Нордланда. Грязные ангелы

И мечтала… Мечтала, как Гэбриэл придёт в «Золотого дракона», вечером, в дождь, переодетый, конечно, но Алиса мгновенно его узнает, разве может она его не узнать?! – и конечно же, не выдаст его своей радостью, а скажет Иво – она в подробностях рисовала себе эту картину, то так, то эдак, изменяя и добавляя новые штрихи, – и они с Иво тайком проведут Гэбриэла к себе, а там… Там она будет просить у него прощения, пока он не простит её, всё-всё ему объяснит, и он поймёт, обязательно поймёт, как плохо и страшно ей было, пожалеет её, он же добрый, такой добрый, такой великодушный! – и простит, а потом…

А потом было уже не важно. Они будут вместе, и будут счастливы, конечно, будут! Тоска по нему, по его телу, его теплу, его голосу порой до того накатывала, до того охватывала Алису, что она плакала в голос, стискивая себя в объятиях, и молила его с закрытыми глазами: «Приди за мной, пожалуйста, приди сегодня, я больше не могу!!!».

Но он не шёл. Шли и ехали другие, в Гранствилл и из Гранствилла, богатые и знатные, простые и бедные. Ехали странствующие барды, и рыцари, и купцы, и нищие, и монахи, и студенты, и все, как и говорил Нэш, хоть ненадолго, но заворачивали в «Дракона», чтобы выпить сидра, передохнуть, а то и закусить. Иво понемногу начинал ориентироваться в новой жизни, понимать и не опасаться людей; у него появились деньги, он начал выбираться из трактира по поручениям Марты и клиентов то в деревню, а то и в Блумсберри, изучил его улочки, прилегающие к порту и главной площади. Нэш научил его ездить верхом, а Гретель, та просто не знала, как ему угодить и как его баловать: утехи с пылким полукровкой стоили всего. Деревенские девушки, да и не только девушки, заглядывались на красивого синеглазого юношу, и Гретель покоя не знала: того и гляди, бесстыдницы, охмурят её заю! А сам Иво тщательно следил за Алисой – чтобы никто не смотрел на неё, не интересовался ею, заметив уже жадность людей до беззащитных хорошеньких девушек. Даже наличие доступных и весьма охочих до секса девиц не спасало таких, как Алиса, от угрозы насилия. Человечьим самцам вечно нужно было то, что нельзя – и плевать, какой ценой. Но, слава Богу, пока всё шло хорошо. Алиса, маленькая, хрупкая, перевязав грудь, выглядела маленьким мальчиком, и никому в голову не приходило присмотреться к ней – да и времени на это Алиса никому не давала, быстро ускользая из «Дракона» утром и так же незаметно возвращаясь туда вечером.

В один из дней, услышав оклик Марты, Иво пошёл принять лошадей у новых клиентов, но его задержала Гретель, поцеловать украдкой…

– А где эта Чуха, – вдруг услышал он, – которая здесь пиво наливает? Надо бы её раком поставить…

Его словно кипятком ошпарило. Здесь никто не говорил слова «Чуха», вообще не разговаривал ТАК, это был жаргон и интонации Садов Мечты. Иво метнулся к стене, выглянул, и увидел пятерых высоких кватронцев, в чёрной одежде, неуловимо напоминающей ту, в которой они с Гэбриэлом бежали. Бросился к Нэшу, что-то строгавшему на заднем дворе:

– Это они… Которые гонятся за нами… Пятеро!

– Они видели тебя? – Бросил рубанок Нэш. Голова его была повязана тёмно-красным платком, как у пирата.

– Нет! Я успел. Они заберут нас обратно, а потом убьют!!!

– Не суетись. Я всё улажу. Подметай здесь, шапку ниже на глаза надвинь. Не суетись, не привлекай внимания!

– Алиса!!!

– Она на берегу, в безопасности. Не боись, я к вам их не подпущу. – Нэш вышел и сам принял коней у посетителей. Намётанным глазом, сохраняя добродушно – глуповатый вид, очень подходящий к его лицу и фигуре, он оценил вооружение и манеры опасных гостей, и сразу понял, с кем имеет дело: с зарвавшимися, оборзевшими слугами какого-то вельможи, привыкшими к повиновению и страху, обожавшими унижать и мучить. В бою один на один они вряд ли были особенно опасны, а вот в куче были страшны. Четверо были кватронцы, один полукровка. Ростом они не слишком уступали самому Нэшу, все были красивы, только у полукровки был уродующий его шрам по левой щеке. Кони, великолепные тёмно-гнедые кастильцы, проделали долгий путь, но не выглядели ни уставшими, ни изнурёнными. Бело-синие гербы на вамсах ничего не сказали Нэшу; скорее всего, они были нашиты просто для отвода глаз, чтобы не выдавать, кому в самом деле служат эти молодчики. Нэш принёс им пиво и поинтересовался:

– Из каких краёв к нам?

– Твоё какое дело? – Сверкнул красными зрачками полукровка.

– Профессиональное. – Пожал плечами Нэш. – Мы, трактирщики, любопытный народ. Но пусть господа не беспокоятся. Что кушать будете? Есть суп с потрошками, тушёная баранина с молодым горошком, утка с черносливом, уха на курином бульоне, копчёный угорь, раки, каша гречневая со шкварками, сладкие рулеты…

– Тащи баранину, кашу, угря и пива побольше. И раков тащи. Девка почём?

– Что почём?

– Девка. – Кватронец кивнул на Гретель. – На всех?

– Девке я не хозяин. Договаривайтесь сами.

– Чтобы я с девкой договаривался?! – Кватронец сплюнул. – Может, попросить её ещё?

– Попросишь, не развалишься. – Фыркнула крайне возмущённая Гретель. – Только с таким хамлом я не то, что в постель, я срать на одном поле не сяду! С кулачком утешишься!

– Чего?! – Подскочил кватронец, но полукровка пинком усадил его обратно:

– Сядь, сказал! – И зашипел, пока Нэш ходил за едой:

– Ты что, сдурел?! Ты не дома! Хозяин сказал, что здесь надо осторожно себя вести!

– Эта Чуха совсем страх потеряла! Я её…

– Ты её и пальцем не тронешь, понял?! Чтобы все на нас подумали, и мы задание завалили?! Не орал бы и не прыгал, придурок, мы бы её потом тихонько в кусты утащили и всё, что надо, сделали… А теперь даже смотреть на неё не моги, понятно?!

– Да она у меня обосрётся, сука…

– Тихо!

Нэш вернулся с подносами, горшками и тарелками, и ловко расставил по столу снедь.

– Ты здесь хозяин? – Спросил полукровка.

– Вроде того, господин.

– Не видел ли здесь, за последние две недели, нашего приятеля, здоровенного полукровку, черноволосого, с тёмно-серыми глазами? С ним могли быть девка, маленькая, горбатая, и ещё один полукровка, белобрысый, с синими глазами. Они могли в Гранствилл идти.

– Не видел… Но слышал. – Сказал задумчиво Нэш. – Как раз десять дней назад мне рассказывали в порту про эту парочку, черноволосого и белобрысого, ребята-то заметные. Полукровок здесь терпят, но всё равно относятся немного… Настороженно. Только ребята эти не про Гранствилл в порту спрашивали, а про Лисс.

– А кто тебе это рассказал? – Настороженно спросил полукровка, и глаза его сделались холодными и колючими.

– Франтик. – Безмятежно улыбнулся Нэш. Лицо его, почти идиотское, всё расплылось в искреннем добродушии. – Человечек такой, он в трактире «Весёлая свинка» постоянно ошивается. Рыжеватый такой, на крысу похож.

– В Лисс, значит. – Кивнул полукровка. – Ступай. Нужен будешь, позову.

– Ага. – Фыркнул кватронец. – Я же говорил, они в Лисс подадутся. А Хозяин-то прав, Эрот выжил и тоже сбежал. Этот громила, Гор, отвлёк нас, вот и всё. Хитрый, сволочь! Кто бы мог подумать?!

– За десять дней они уже до самого Лисса добрались, поди. – Поиграл желваками полукровка. – Вот сволочь. Но как, а?! Его же собаки порвали, он же с обрыва свалился!

– Силён, чёрт. – Произнёс второй кватронец с невольным уважением.

– Так чё, домой?

– Нет. – Сказал полукровка. – Расспросим Франтика этого и проверим дороги. У них денег нет, и лошадей нет… Они могли и задержаться, или стража на какой-нибудь заставе их прихватила. Шанс есть. А если мы их поймаем, Хозяин нас озолотит. Сам знаешь!

Нэш тем временем вышел на задний двор, потрепал по плечу измученного страхом Иво, свистнул, и из дома выскользнул невысокий рыжеватый человечек, чем-то похожий на крысу. Нэш что-то прошептал ему на ухо, человечек покивал и исчез.

Через полчаса уехали и неприятные посетители. Гретель, убирая их стол, костерила их, на чём свет стоит. Марта соглашалась, возмущаясь такой наглостью. Иво подмёл площадку, отходя от шока. Он уже сбегал на косогор, убедился, что Алиса на месте, спокойно любуется «Гнездом ласточки».

– На этот раз без крови обошлось. – Сказал Нэш. – До Лисса путь не близкий… Ну, а ежели вернутся, придётся топор доставать.

– Надо было сразу их убить! – Воскликнул Иво. – Они садисты, уроды…

– Не люблю я убивать, понимаешь. – Вздохнул Нэш. – Ну, вот не лежит больше у меня к этому душа… Надо бы, да неохота.

Как и обещал Марчелло, Гарет уже через два дня знал, что следующей набегу Дикой Охоты подвергнется деревня Луговая. В тот же день он, Марчелло, двое его оруженосцев и пятеро кнехтов рванули туда. Луговая находилась недалеко, на краю пустоши Злого Глаза, и Гарет со своими людьми добрался до неё меньше, чем за день. И всё-таки не успел: судя по всему, нежеланные гости в деревне уже побывали. Возле крохотной часовни толпились местные; одна женщина плакала навзрыд, остальные пытались утешить её, мужчины стояли поодаль и молча смотрели на женщин. При виде незнакомых, но явно знатных и опасных всадников, люди поспешно сорвали головные уборы и опустили головы, хмурые, настороженные.

– Перед вами сын его высочества, граф Гранствиллский. – Громко сказал Марчелло. – Что здесь произошло?

– Я староста Луговой. – Неохотно вышел вперёд высокий, крепкий мужчина лет сорока, одетый только чуть-чуть получше, чем остальные жители деревни. – Ничего особенного не произошло, просто…

– Ничего?! – Рванулась вперёд плачущая женщина. – НИЧЕГО?!! Пусть знает, граф, что здесь творится! Пусть знает!!!

– Я для того и приехал! – Подняв руку, громко сказал Гарет, выехав вперёд. – Я знаю, что сегодня здесь должна была побывать Дикая Охота. Они здесь были? Куда они отправились?

– Мы ничего не знаем. – Сильно побледнев и опустив глаза, сказал староста. Женщина вновь закричала:

– Они были здесь! Были!!!

– Замолчи! – Закричал на неё староста. – Замолчи… дура!

– Да, я дура! – Женщину била истерика. – Не у тебя, не у тебя последнего сына забрали! Пятеро детей у меня умерло… пятеро… остался один… и его забрали!!! Да, я дура! Да!!!

– Кого ещё забрали? – Повернулся к женщине Гарет.

– Девочек, двух девочек, сиротку, что при церкви жила, и внучку старой Марты, та теперь лежит дома, плохо стало…Они туда поехали, на пустошь! – Женщина бросилась к Гарету, ухватилась за его стремя, запрокинув к нему страшное от слёз лицо с горящими глазами. – Найдите их! Спасите моего мальчика, спасите его, я вам буду ноги целовать, я на смерть ради вас пойду!!!

– Я спасу его. – Гарет оглянулся на мужчин. – Женщины смелее вас, верно?! Я вернусь, и очень скоро. Есть здесь хоть кто-то, кто покажет нам дорогу?

После долгой паузы вперёд вышел парень с длинным, хмурым лицом, по одежде – охотник.

– Я покажу. – Сказал так же хмуро. – Только вы потом заберите меня с собой, а то мне здесь не жить.

– Дайте ему коня. – Приказал Гарет. – Двое останутся в деревне, на случай неожиданностей всяких. Особенно следите за теми, кто вдруг решит срочно покинуть деревню. Пока мы не вернёмся, чтобы все были здесь!

Дорога кончилась сразу за деревней. Остались направления, по одному из которых и повёл Гарета с его людьми охотник, которого, как оказалось, звали Хьюго. Поля закончились лентой деревьев, ивняка и орешника, дальше была пустошь Злого Глаза. Бурьян, сосны, корявые и стойкие, как сорняки, камни, осыпи, овраги и дюны. Следы копыт легко было различить на влажной после недавних дождей земле; и даже там, где они терялись на камнях, их легко было найти вновь.

«Охотники», добравшись до заранее облюбованного места, вытряхнули из мешков запуганных, плачущих жертв, объезжая их вокруг и насмехаясь.

– Вы можете спастись. – Сказал один из охотников. Нижняя часть лица у него, как и у остальных, была завязана чёрным платком, глаза над платком поблёскивали красными искрами. – Вон там – лес. Добежите до него – вас догонять никто не станет. Мы дадим вам фору. – Трое всадников спешились и сорвали с детей одежду. – Ну же! Бегом!

– Стоять! – На гребень дюны взлетел всадник, поднял на дыбы вороного коня. – Расклад поменялся. – Произнес тише, когда конь под ним немного успокоился. – Побежите теперь вы.

– Ты кто такой? – Вепрь вышел вперед, абсолютно уверенный в своей безнаказанности. Ну, рыцарь какой-то. Но они и рыцарей убивали пару раз, и ничего, Хозяин как-то это дело решал. Правда, ору с его стороны было… Но Вепрь давно перестал бояться – еще будучи пацаном в Конюшне. Ни криком, ни оружием, ни болью его было уже давно не удивить и не напугать.

Рядом с вороным жеребцом на гребне холма возник гнедой мерин, и его всадник, с длинной пикой, на которой вился значок с незнакомым Вепрю гербом: лилия, грифон и меч, – произнес:

– Мы тоже охотники. – С акцентом, который Вепрь уже прежде слышал, хоть и не знал, чей он. Да и не хотел знать. Бойцы, тоже въехавшие на гребень, выглядели так, что Вепрь напрягся.

– Мы ничего противозаконного не делаем. – Он был не глуп, и знал, что ни он, ни его подельники с профессионалами не справятся. А это были именно профессионалы, не наймиты какого-нибудь мелкого рыцаренка, как и его люди, привыкшие иметь дело с крестьянами, горожанами или, в худшем случае, с городской стражей. Спокойные, уверенные лица, отличное снаряжение… Не-ет, это был кто-то очень значительный. Один жеребец под главным всадником, кстати, о, диво – полукровкой! – стоил примерно столько же, сколько весь Найнпорт со всеми пригородами. Вепрь о таком коне и мечтать не мечтал, и видел-то впервые. Олджернон, но даже круче, чем белоснежный Туман Хозяина.

– А эти дети? – Спросил всадник. В глазах его горел знакомый Вепрю огонек. Этот всадник без драки не уедет, Вепрь чуял это всей кожей.

– Мы их честно купили. – Сказал, тем не менее, спокойно, отчаянно обдумывая каждое свое слово и каждую возможность. Врассыпную. – Пришла мысль. – Единственный шанс – в рассыпную. Главное, чтобы этот, на вороном, за ним не погнался – от этого жеребца не уйти, да и от всадника его – тоже.

– В Элодисе запрещено покупать и продавать детей. – Полукровка паскудно ухмыльнулся. Играет, куражится. Он уже все решил, на морде написано, и не что-то, а смертный приговор.

– Запрещено?! – Засмеялся Вепрь. – Эй, ты где был последние двести лет, вашество? – Его подельники, в отличие от него, ничего еще не понимающие и уверенные в себе, загоготали.

– У меня здесь запрещенная работорговля, – спокойно, даже ласково произнес полукровка, – насилие над малолетками, содомия, глумление и что еще, Марчелло? – Он глянул на всадника с пикой.

– Дерзость в отношении особы королевской крови, патрон.– Ответил тот.

– Королевской?! – Похолодел Вепрь.

– Слышь, ты! – Неожиданно вылез вперед один из его подельников, Хват. – Здесь главный – наш Хозяин, и если ты…

– Заткнись! – Вызверился на него Вепрь. – Нет у нас никакого Хозяина! Мы сами по себе, и…

– Бродяги, значит! – Перебил хозяин вороного жеребца. – То есть, к общей куче преступлений у нас добавилось бродяжничество… Красота-то какая. – Он перебрал повод, готовясь. – Сами сдадитесь, или как? К примеру, вон там – лес. Только обещаю: фору не дам и догонять – стану.

Чего у Дикой Охоты было не отнять – так это отваги и спеси. Врассыпную не получилось – нападающие это учли и пресекли в первые же мгновения. Тогда Дикая Охота не только приняла бой, но и сражалась, как бешеная… Только тщетно. Они не смоги не только убить, но даже серьёзно ранить хоть одного из напавших, а вот напавшие в первые же секунды боя проредили их ряды, уменьшив десятку до четвёрки. И только когда Гарет крикнул, что ему нужны живые, резня прекратилась, и начались азартные гонки по поляне. Гарет, верно угадав в Вепре главаря, схватился с ним и не сразу, но сумел оглушить рукоятью меча. От его удара, в который Гарет вложил слишком много души, Вепрь рухнул кулём, глаза закатились так, что видны стали одни белки. Гарет позвал Марчелло, который осматривал освобождённых детей, успокаивая их и обещая, что их сейчас же увезут домой. Тот подошёл, согнулся над распростёртым на земле Вепрем, оттянул веко:

– Жив, патрон. Сотрясение мозга. В тенёк его, и скоро придёт в себя, хотя чувствовать себя он будет скверно.

– И всё же лучше, чем Анжелика. – Зло сплюнул Гарет. – К сожалению.

– Ты, чельфяк! – Глянул на Гарета снизу вверх один из кватронцев, которые сидели на земле, связанные попарно спина к спине, все тот же Хват. – Ты хоть пони…

– Как ты говоришь с Хлорингом, свинья! – Армигер Гарета, Роберт Лесли, ударил его по лицу так, что дёрнулась голова. – Перед тобой особа королевской крови!

– А кровь у всех, – кватронец попытался вытереть кровь из носа о плечо, – красная. Ваша королевская кровавость, поди, не знает, что его титул на этой земле – взять и обосра… – Получил ещё один удар и захлебнулся кровью, нагнул голову вниз, чтобы она свободно лилась на землю, потеряв всякое желание разговаривать. Гарет спешился, подошёл к ним, встал, заслонив солнце и похлопывая себя по бедру хлыстом:

– И кому же вы такому служите, – спросил напряжённо, – что так в себе уверены?

Кватронцы переглянулись, но промолчали, опустив глаза в землю. В этот момент зашевелился Вепрь, с глухим стоном приподнял голову, держа её немного боком. Взглянул на своих связанных товарищей, на светлоусого кнехта, который ловко рубил головы мёртвым, скидывая затем эти головы в большой мешок, и его вырвало. Гарет подошёл, скривился, взглянув на него, повернулся к Марчелло:

– Окати его водой, стоять рядом невозможно.

От воды Вепрю стало немного легче, хотя та сторона головы и даже плечо, по которым пришёлся удар Гарета, онемели и болели тупо, но сильно.

– Кому ты служишь? – Спросил Гарет.

– Никому. – Прохрипел Вепрь. – Собрал ватагу, развлекаюсь. А ты кто?

– Тот, кто посадит тебя на кол. – Ответил Гарет. – На котором ты будешь подыхать, учитывая твою живучесть, не меньше недели.

– Судить нас должен местный хозяин, барон Драйвер, а не пришлый…– Получив удар, едва не отправивший его обратно в беспамятство, Вепрь услышал от кого-то рядом:

– Перед тобой сиятельный граф Гранствиллский и Ашфилдский, сын его высочества Гарольда Элодисского, Гарет Агловаль Хлоринг! – И зажмурился, стиснув зубы. Он знал, кто такие Хлоринги, и понимал куда лучше, чем его подельники, что это всё, конец. Даже Драйвер от Хлоринга их не спасёт… Ему почему-то вспомнилась недавняя девчонка на рынке, обречённость и ужас в её глазах, и детское: «Мамочка…». Сейчас он вдруг почувствовал то же самое.

Глава четвёртая: Гэбриэл

Всё самое страшное, что видел Гэбриэл в жизни и что, со свойственным ему терпеливым мужеством, заставил себя похоронить в тайниках души, в бреду, освободившись, вернулось и терзало его. Он был привязан к кольцам в стене, а у него на глазах били и насиловали Кая, его друга… Дрожала и рыдала первая избитая и изнасилованная им девочка, её круглые светло-карие глаза с недоумением и ужасом заглядывали ему в лицо. Сет с выколотыми глазами, из которых по щекам текла кровь, с красным ободранным черепом, хрипел, и изо рта его лезла кровавая пена, а из разреза на животе выпирали сизые окровавленные внутренности, сильнее, сильнее, и с тошнотворным шлепком падали в лужу крови на полу… Козёл насиловал то Лизу, то эльфийку Ол Донна, и Гэбриэл бился и кричал; а Аякс уже тащил за волосы визжащую Алису, швырял её на алтарь и хватал своими лапищами её хрупкие бёдра. Гэбриэла кто-то звал, пытался помочь, но он был во власти кошмаров, боли и ужаса. Жизнь трепетала в нём, как свеча на ветру, готовая угаснуть от любого неосторожного прикосновения, и если бы не самоотверженность Моисея, он не выжил бы. Так прошло почти три недели; наконец, вечером, при помощи Ганса, Моисей в очередной раз разрезал повязку на бедре Гэбриэла и увидел вздувшийся чёрный бугор, неприятно лоснящийся при свете свечи. Вскрыл его, и оттуда хлынул такой зловонный гной, что даже привычного Моисея чуть не вырвало. Тряпки летели в огонь одна за другой, а гной шёл и шёл, сначала зеленоватый, густой, потом розоватый, почти прозрачный, но ещё более зловонный. Когда он иссяк, Гэбриэл ещё целую вечность колебался между жизнью и смертью – боль ушла вместе с гноем, но он был так слаб и так измучен, что ему всё ещё было плохо. Он часто и мелко дышал, напрягшись, и Моисей молился, сжимая его руку… На рассвете, когда запела первая птичка, Гэбриэл глубоко вздохнул, расслабился, и спокойно задышал, погрузившись в спасительный сон. Прослезившись, Моисей произнёс благодарственную молитву, и вместе с Тильдой и Гансом, бодрствующими сегодня вместе с ним, они поменяли провонявший тюфяк, постель и повязки, открыли окна, развесили везде пучки ароматных трав и убрались в комнате. Гэбриэл спал.

Он потратил столько сил на борьбу со смертью, что их не осталось больше ни на что. Три дня он лежал тихий, похудевший, осунувшийся, безразличный ко всему. Ни одной мысли в голове, ни одного желания; его не интересовало, ни где он, ни что с ним, ни даже – кто он. Лёжа по большей части с закрытыми глазами, он чуть слышно отвечал «да» или «нет» на вопросы о том, хочет ли он пить, или о естественной надобности, безропотно позволял ухаживать за собой, глотал то, что лили ему в рот, и хотел только одного: покоя. Его истерзанные болью душа и тело жаждали неподвижности и покоя, и больше ничего. Понимая это, Моисей, Тильда и Ганс вели себя тихо-тихо, оберегая его покой. Тильда затемнила окна, Ганс сложил для неё во дворе временный очаг, чтобы она готовила, не тревожа больного; в башне они ходили на цыпочках и говорили в полголоса. Даже раны его Моисей старался пока не трогать, не тревожить выздоравливающего понапрасну, надеясь, что долго это не продлится… И на четвёртый день Гэбриэл наконец-то окончательно очнулся.

Он проснулся на рассвете, в полном сознании, только очень слабым. Настолько слабым, что не в силах был даже повернуть голову. Всё тело онемело, правая рука была чем-то обмотана и лежала тяжело и неподвижно, но не болела… Ничто не болело. Оставался только фантом боли, память о ней – тело помнило и боялось движения, боялось разбудить эту жуткую боль. Может, та только притаилась на время?.. Гэбриэл полежал с закрытыми глазами, чувствуя, что происходит что-то странное, что-то неправильное. Незнакомые звуки и запахи насторожили его. Пели птицы… Бормотали куры. Позвякивал колокольчик. Гэбриэл открыл глаза. Над ним с потолочной балки свисали пучки травы с мелкими жёлтыми цветами; плясала золотая пыль; пролетела муха.

«Это не Сады». – Понял он. – «Я не в Садах. Где я?».

Помнил он только, как ушёл от Алисы, которая спрашивала: «Ты так и уйдёшь? Не поцелуешь?». Смутно вспоминалось что-то… Мост, лошадь… Собаки! Вспомнив, как эти твари вцепились ему в руку и бедро, он застонал и скрипнул зубами, и тут же над ним склонился бородатый старик с печальными чёрными еврейскими глазами. Сказал с облегчением:

– Ну, уже таки здравствуйте, молодой человек!

Гэбриэл несколько секунд смотрел на него, не понимая, как тот здесь очутился, потом прошелестел чуть слышно, не узнав своего голоса:

– Кто вы?

Старик взял его здоровую руку в свои:

– Я Моисей Левин. – Он говорил со странным акцентом, забавным, но приятным. – Три недели, как я нашёл тебя под скалой, у ручья, всего израненного, и три недели, как ты лежишь тут, между жизнью и смертью.

Гэбриэл прикрыл уставшие смотреть глаза, с трудом сглотнул сухим горлом:

– Так… долго?

– Уже таки да, мой мальчик. И скажу тебе прямо, за то, что ты не очнёшься никогда, я готов был сказать больше, чем за наоборот!

Гэбриэл с усилием взглянул на него:

– Вы знаете, кто я?

– Я знаю, откуда ты. – Моисей погладил его руку. – Но тебе не стоит за это переживать! Здесь тебе ничто не угрожает. Тебя ищут по всей округе, в основном, по дорогам, но сюда так никто и не заглянул. Я связывался со своими соотечественниками, они говорят, что сначала искали тебя одного, а после возвращения барона в замок стали искать и девушку…

– Значит, она спаслась! – Вздрогнул Гэбриэл, сжав руку Моисея. – Слава… – Это усилие оказалось для него чрезмерным, в глаза брызнуло рябью, в ушах зазвенело, и он «поплыл», чувствуя, как его уносит куда-то, прямо вместе с постелью. Моисей накапал ему снадобье в сыворотку, дал выпить, заботливо придержав голову, и долго гладил его руку, приговаривая что-то успокаивающее. Гэбриэл хотел спрашивать ещё, но слабость победила, и он отдался ей, позволив унести в спасительное забытьё, а потом и в сон.

И опять ему ничего не снилось, он просто провалился в черноту. Проснулся после обеда, уже почти здоровым, только всё ещё очень слабым и очень, очень голодным. На этот раз вместо старика с ним была женщина, эмоционально обрадованная его пробуждением:

– Проснулся! Мальчик ты мой! Слава Пресвятой Деве и святому Януарию!

– А где старик? – Спросил Гэбриэл. Голос его всё ещё был слабым, но уже не казался чуть слышным шелестом.