Летопись Кенсингтона: Кенсингтонский народный фольклор

Выглядело это весьма трогательно. Даже жители района их поняли и простили: по главной улице с оркестром шли Тайлер и ЛеБон. Шли они не только с оркестром, но и с узелками, в которых было сложено все их нехитрое имущество, грубо говоря, скарб. А сзади, понурившись, брел Брайан, хотя он лично никуда выезжать не собирался. Он шел за стиральцами и изредка, когда они проходили мимо дома какого-нибудь клиента прачечной, швырял тому в окно заказ. Заказы все прачи перевыполнили, и теперь каждый, кто отдал в прачечную хотя бы старый платок, получал его обратно выстиранным, выглаженным и даже кое-где подштопанным и оверлоченным. Это так всех умилило – в особенности Элтона Джона – что кенсы высовывались из окон и кричали: «Браво! Браво! Гиль!»

А Элтон, заливаясь слезами, вопил из мансарды:

– Уходят наши герои! Господи, да на кого ж вы нас покидаете? Судьба разлучает нас, но в наших сердцах вы будете жить вечно!

Тут из ниоткуда прибежал Боуи и так наподдал сзади ЛеБону, что тот вместе с Тайлером в две минуты добежал до кенсингтонской границы.

Тут уже всерьез принялись за гневливого Маиса. Для начала его сурово отчитал Ринго как за превышение полномочий, так и за недозволенное выгоняние с территории района почетных гостей последнего. Расплатившись, Дэвид тут же попал под обстрел критики. Злтон Джон, Рон Вуд, Фил Коллинз и редактор новой газеты Кенсингтона «Через розовые очки» Стив Хауи нацелили на него объективы своих камер, после чего разбежались по редакциям. Брайан Адамс же, как известный воротила, выворотил детские футбольные ворота и попер с ними на Боуи, вращая глазами и дико пища под подбадривающие возгласы кенсингтонцев:

– Всыпь ему! Всыпь ему!

Боуи развернулся и всыпал, да так, что Адамс всерьез почувствовал себя плохо и даже больше – как куль, повалился на землю. Ну, тут бедному Боуи оставалось разве что помолиться – здешние жители, уже успевшие привыкнуть к экзистенциальным выходкам сумасброда Адамса, выскочили из своих домов, И Боуи не смогла помочь ни его знаменитая дубина, ни даже матрас, с которым он шел в то время по улице. Дубину разломали на восемнадцать щепок, Бую смазали хорошенько, так, что он повалился рядом с Адамсом, а злосчастный матрас так рванули, что он разошелся по швам. Тут же раздался ликующий рев из многие десятков глоток:

– НАШИ БАБОСЫ! ВОРЮГО!

И Боуи получил еще и на орехи, причем достаточно сильно. Матрас был разорван на клочки, а деньги по-братски поделены между экзекуторами. Боуи угостили еще пару раз и пошли по домам, волоча за собой Адамса.

Боуи очнулся спустя два часа. Было темно и холодно, не было дубины, а от горячо любимого им матраса осталось три клочка и четыре соломинки. Буй закричал – злобно и страшно – затем проклял все на свете чистки пера и пуха, в одну из которых он как раз и направлялся вместе с матрасом, потом он громко сказал пару слов в адрес кенсингтонцев, за что был вознагражден огромной гнилой грушей, вылетевшей, как он мог поклясться, из окна Пола Маккартни, а потом пошел домой.

На следующий день началась травля. С утра всем в почтовые ящики кинули по два номера каждой кенсингтонской газеты, в которых находились такие фотографии Боуи и такие комментарии к ним, что все жители просто поразились, как такого человека вообще могли в Кенсингтоне прописать? Ну, а после появление на улице Брайана Адамса в отнюдь не лицеприятном виде, общественность возмутилась окончательно. Боуи в кальсонах и линялой майке выволокли из дома, прогнали по Кенсингтон-Хай-стрит, загнали на колонну Нельсона, расселись вкруг нее и с высунутыми языками стали ждать, недобро поглядывая на трясущегося от страха и холода Боуи.

Ждали до вечера. Потом ушли, оставив дозорного. Дедушка Джорджа Харрисона бодро нес службу до трех утра, после чего сладко уснул. Боуи тихохонько слез со столба и дунул вон из района. Остановился он перевести дух только после того, как подбежал к торчащей посреди дороги деревянной балясине, на которой было вырезано: «ВЫ ВСТУПАЕТЕ НА ТЕРРИТОРИЮ РАЙОНА КЕННИНГТОН! МЫ ВСЕГДА ВАМ РАДЫ?»

– Так это же ура! – крикнул Боуи. – Выпивка! Закуска! И да сгинут злостные хвостатые кенсы! Вперед! На штурм!

И он ринулся вперед на штурм нового района. Но по мере углубления в него физиономия Дэвида все больше и больше напоминала выжатый лимон. Или даже хуже – шкурку от банана. К тому же он стал кое-что припоминать. Он вспомнил, что местные, то бишь кенсингтонские, жители рассказывали, будто бы неподалеку от их района есть еще и другой, называемый Кеннингтоном. Там жили люди, ни в чем не уступающие кенсингтонцам. В конце концов, последние их всех переманили к себе, а заброшенный рай остались населять лишь бедняки и больные. Больные повымерли (не пугайтесь, им раз в неделю доставлялись продукты и питье, да и больные-то были безнадежные, и поэтому гуманные кенсы вместо лекарств, которые все равно не помогали, присылали им на бешеные деньги разносолов, так что больные не обижались). А «бедняками» считались люди, у которых было меньше двух миллионов фунтов наличными, и поэтому эти самые бедняки, оставшись в меньшинстве, вскоре перебрались в более популярные районы – в Паддингтон, Хаммерсмит, и всякие там Челси, Патни и Степни с Хайборо.

– Нет, мне тут не место! Тут темно и страшно. И телевизора нет, – решил Боуи и пешком ушел в Паддингтон.

Там его встретил суровый Кози Пауэлл и сказал следующее:

– Здесь тебе не место.

– Отчёж? – задал встречный вопрос Боуи.

– Оттож, – продолжил суровый Кози Пауэлл, – что твое место в дырявом Кенсе. Давай, ступай туда.

– Не хочу! – выпятил грудь Боуи. – Ты что – не знаешь, что я по происхождению паддингтонец?

Кози не знал. Боуи рассказал ему, да и всем уже столпившимся вокруг них паддингтонцам душераздирающую историю о том, как его мама спуталась с паддингским дворянином, и как он, Боуи, сбежал в грязный Кенсингтон, но теперь его, Боуи, просто тошнотворно влечет на историческую родину, а еще если учесть и то, что его, Боуи, двоюродная бабушка поглухела и онемела в аккурат после переезда из Паддингтона в Кенсингтон, а еще если присовокупить тот факт, что…

Дэвида выслушали, кротко покивали, поняли, рассмотрели, подумали, прикинули, вычислили, в конце концов сделали вывод и вынесли вердикт – «Боуи за проживание и пользование всеми льготами паддингтонского гражданина уплатить…» – и была названа такая астрологическая сумма, что Дэвид, как был, без штанов и в бумажной пилотке, поскакал обратно. В родной и любимый.

Подбежав к границе Кенсингтона, Боуи несколько умерил свой пыл, завидя возле шлагбаума, видно, недавно поставленного, дедушку Джорджа Харрисона с винтовкой Андрея Мисина, к которой был, понятно, примкнут штык. Боуи подошел поближе.

– А! Арестант! Во! Вот он! Арестант! – обрадовался дед.

– Дедан, погоди, это же я, Дэвид!

– Я тебя узнал! Ты – арестант! Щас Ринго позову!

– Нет! Погоди! Лучше слушай, что скажу!

– Не желаю! И Ринго все-таки позову! Или сам справлюсь. Не перелезай через шалагбам! Не перелезай! Я вот тебе! Коли круп-но!

– Ай-я-яй!

– Коли мел-ко!

– Ох, помогите! Убивают! Штыком!

– Вот-вот! И зарежу еще. Понял?

– Р-р-роберт Харрисон!

– Я!

– Отвечайте на вопрос!

– Есть!

– Что вы со мной хотите сделать?

– Ар-рестовать и пр-репроводить!

– Куда?

– В коллектор! На пожизненное без права смотреть видео и звонить по телефону!

– И кто же это такой строгий?

– Харрртия!

– Забавно! А меня они спросили?

– Говорят – пока не вернешь стиральцев…

– Еще чего!

– Да, и не попросишь прощения у некоего Брайана Адамса…

– ЧТОООО?

– Лишь тогда – просим пардону.

– А деньги вернут? Бабоски-то?

– Наши бабоски?

– Да это мои! Ваши – Фред зажилил!

– А доказка? Где доказка? Без доказки не верим!

– Будет вам доказка, будет и свисток! Как пропустишь.

– Прощения просишь?

– Деньги вернут?

– Еще чего!

– Так не вернут? Тогда никакого вам прощения! Вот! Какой я хороший!

– Ну и пошел вон отсюдова!

– Эй, дедан, я пошутил! Ну пропусти, а там посмотрим.

– Неча глядеть! Иди и проси прощенья, а потом веди прачков!

– А где они?

– Да в Челси. Живут там на птичьих правах, а им на гастроли ехать. А денег-то нету!

– Кстати! Я знаю, как взять Фреда за жабры! Иди-ка!

И зашептал.

– Ловко! Эх, гляньте, – молодой, а как все рассчитал!

– Ну, это же я! Самый разноглазый в мире!

– Разник! Чмок! Глазик! Чмок! Проси скорее прощения, а то тут Ринго нас совсем штрафами замучил, продохнуть не дает! Да и выпить не с кем – Фред помирает, ухи просит, говорит – никакой водки. Мэй вот тоже…

– А что Мэй?

– А ты не слыхал? С женой разводится!

– И давно?

– Дня три!

– И чего они не поделили?

– Да до сих пор делят! И еще, говорят, будут делить десять лет!

– Да-а, порядочки!

– А Джон-то целыми днями все вяжет, вяжет ползунки и чепчики!

– Шо, опять?!!

– Дело ихнее, хозяйское. Ладно, веди давай прачников. Устроим большую стирку.

– А без них никак нет?

– Не положено!

Дэвид что есть духу побежал в Челси, но там его настиг злой рок – ЛеБон со своей группой «Duran Duran» и Тайлер с «Aerosmith» уже укатили на гастроли, насобирав денег за стирку с челсийцев и развесив по берегу Темзы все их кальсоны и подштанники. Поняв, что с пустыми руками соваться в Кенсингтон нечего, Дэвид махнул рукой и уехал в Швейцарию, где у него был домик.

Такой подлой и целенаправленной травли обманувший ожидания дедушки и, как следствие, кенсов, Боуи не ожидал. Мстительные соседи настигли его и здесь. Аккурат каждое утро в каждой комнате его дома в Монтре появлялось дикое количество коровьих лепешек, свежих и ароматных, как иерихонские розы. Боуи остаток дня посвящал изощренным ругательствам и уборке помещений, но на следующее утро все повторялось снова. Дэвид ставил ловушки и устраивал засады, но таинственные осквернители ловко их обходили. Отчаявшись, Дэвид привязал к шее кирпич, и булькнул с берега в Женевское озеро. Из озера его тут же вытащили хохочущие кенсы, отвязали кирпич, обтерли махровыми полотенцами, угостили «Мусорком» и вручили новую дубину, невредимое знамя и матрас с купюрами.

– Не стыдно? – бранился Маис, плюясь водорослями. – Довели человека!

– Да мы бы и не вытаскивали, друг мой! Фред во всем признался и деньги вернул! – заорал с берега Ринго. – Мы расторгаем все!

– Прощаем! – гудели, обнявшись, ЛеБон, Тайлер и Брайан Адамс.

– А меня бить нельзя! – объяснял Фредди плачущему от счастья Боуи. – Поелику я смертельно болен. А тебе мы возвращаем гражданство, матрас и тайну вклада!

Вот так воссоединилась дружная семья кенсингтонцев. А причем тут Фред, который лопнул? А при том, что хоть замысел Фредди и с треском провалился, все чуть не лопнули от смеха. Вот и все. Глупо, но ни капли не смешно.

/ – стих №5 – / Очень вкусный бешбармак, или Элтонджоновый башмак /

Однажды Боуи досталСебе большой котел,Сварил отменный бешбармак,Похавал и ушел.А мимо Элтон Джон бежал,И увидал котел,И тут же Элтон Джон взалкал,Вдруг – глядь! – бежит осел.Тогда зловещий Элтон взялСвой верный ослорезИ быстро-быстро поскакал,Как молодой скворец.Печальный зверик увидалБлестящий нож, и вотОсел несется, как шакал…Или наоборот?А наш добрейший Элтон ДжонЗащелкал челюстями,И тут узрел наш Элтон Джон —Идет мешок с костями.А это был ужасный дед,Пежачек был дедан.И стало плохо Элтону,И он полез в карман…В кармане же лежал осел!Как он туда попал?И вмиг очкарик поседел,Как дряхлый аксакал.Но тут же Элтон догадался,Снял с ноги башмакИ в зубы деду запихал,А сам взял бешбармакИ скрылся он из глаз осла(как он туда попал?)И дедушки, который вылИ кашлял, как шакал…*(*Заметьте – это был стих без единого примечания! – прим. авт.)

/ – легенда №3 – / Лот номер 249, или Мумие мое /

Однажды – начало у этой легенды отнюдь не легендарное, согласитесь? – Дэвид Боуи вышел на кухню прогуляться. Он всегда погуливал в кухне размером два на два с половиной, чтобы отвлечься от неприятных мыслей. Сейчас же, в три часа ночи, Боуи просто обсели неприятные мысли – он должен был в семь утра пойти с бабушкой к врачу-натуропату, а дело в том, что этому самому натуропату – Джонни Роттену – Боуи вчера настучал по морде за публичное снимательство штанов в его, Боуи, адрес. Роттен очень обиделся и наплевал на будочку, вырезав на ней же ножом неприличное слово и добавив: «Лекции – плесень». Боуи же, как знали все, мог сколько угодно терпеть измывательства над собственной особой, но над продуктом своей мозговой деятельности не позволил бы смеяться даже Бобу Марли. Марли и не смеялся. И Боуи его не трогал. А вот Роттен осмелился. Вот теперь Боуи и думал – как же ему отвести бабушку к врачу, обследовать ее там, и, получив рекомендации, не сорваться и не отметелить натуропата в репчатый лук. Гулял Боуи по кухне, гулял, и вдруг, прогуливаясь как-то мимо окна, мимоходом поглядел в него. И мгновенно покрылся липким, мерзким и противным потом – он увидел две темные личности, которые, злобно пыхтя, что-то тащили по ночному переулку.

– Грабят, – шепотом сказал Боуи. – Последнее уносят.

Но с места сдвинуться и не подумал, еще плотнее приникнув носом к стеклу. Яснее не стало. Боуи притащил бабушкин прибор ночного видения и с удовлетворением заметил, что личности оказались вовсе не темными, а просто одетыми в малиновые пижамы и халаты, и что звали этих малиновых личностей – Брайан и Фредди, и тащили они, бедные и потные, громадный ящик, надпись на котором Боуи без труда прочел – «Лот-249».

– Чего? – вскричал Боуи. – Огого! – и он кинулся к холодильнику, быстро его распахнул, покопался в нем, выбрасывая оттуда такие мелочи, как баранья нога или гроздь бананов, но ничего похожего на продукт под названием «Лот-249» он не обнаружил.

– Все забрали, – тоскливо сказал Дэвид. – Наверное, что-нибуфь экзотифеское! Оф! – и он, что-то вспомнив, проковылял в спальню, взял с ночного столика свои вставные челюсти, вставил их в пасть, побежал обратно на кухню и сиганул в окно. Затем он короткой дорогой прокрался к дому Фредди и стал в немом бессилии подпрыгивать перед огромной каменной стеной, огораживающей его. Это Фредди придумал. Специально, чтобы к нему не залезли грабители. Стена теперь надежно охраняла дверь и окна от посягательств на грабеж. Хотя отдельные личности в дом Фредди забраться могли безо всякого труда. Как? Это уже второй вопрос…

А тем временем Брайан и Фредди распаковывали лот, то бишь приобретенную на аукционе в Хаммерсмите мумию. Полдня они добирались пешком до Хаммерсмита, там весь вечер яростно торговались за каждую мелочь, и только к самому закрытию купили себе мумию. На кой? Фредди, собственно, еще толком не знал, на кой. Лишь недавно он поделился с Мэем с грандиозным планом – он решил науськать мумию на Дэвида Боуи, чтобы вернуть свои алмазные челюсти, которые Боуи одолжил у него намедни, и до сих пор не вернул. И каково же было удивление и разочарование друзей, когда, распаковав мумию, они узрели на ней знакомую соломенную шляпу, очки и роскошные брюки с бахромой, покроя фирмы «Бонс и Джонс». Мумией подрабатывал конечно же злосчастный Элтон Джон, что друзья отметили долгим и страшным воем. Фредди встал на колени и еще немного повыл, а потом схватил Элтона поперек живота и, невзирая на его отчаянные вопли, вышвырнул в окно.

– Фарух несчастныыыыыыыыый! – кричал Элтон, летя к земле.

– Уж кто тут несчастный, – в сердцах выругался Фредди, – Чтоб тебя черти взяли и раки съели!

Тут они с Мэем услышали короткий всхрюк, шлепок, а затем такой леденящий душу вопль, что у Фредди по коже побежали маленькие мурашки. Побежали, и убежали, и нашел он их только спустя два месяца в носках, которые снял для того, чтобы надуть их, как воздушные шарики, и полететь на них далеко-далеко…

Но это все чушь чепуховая, а вот у Брайана парик встал дыбом, а Фредди сказал ему во всеуслышание, что он похож на птавва в бане, на что Брайан ему посоветовал держать свой поганый язык при себе, а не то он, Мэй, ero выдернет и вывесит сушиться. Фредди хотел пустить в ход руки, но Брайан сказал: «Пст» и пустил в ход ноги, то есть показал пальцем ноги вниз, на улицу. А там какая-то темная личность уже тащила за угол отчаянно кричащего Элтона Джона.

– Да это не черт. Это Буй, – строго указал Фредди. – Это же шутка. Ха-ха.

Они немного похихикали, и оттого не услышали, как крышка ящика заскрипела, и оттуда вылез кто-то еще.

– Ты-то кто? – закряхтел от смеха Фредди. – Сантехник-сан?

– Не! – подняло гнутый палец высохшее коричневое существо, замотанное в обрывки бинтов. – Лот 249!

– Тогда уже 250! – хрюкнул от смеха Брайан. – Того-то уже утащили! А ты скорее похож на чрезвычайно худого Бона Скотта! Знаешь такого?

– Имхотеп! – сказало существо, протягивая к хохотунам длинные узловатые руки.

– Харашо, харашо, имхотеп, – закивал Фредди, а потом взял мумию поперек живота и выбросил ее в окно. – Оп-ля! А теперь вылезайте все, кто там еще есть, и мы здорово повеселимся!

За окном раздался громкий хруст, и все стихло. Но друзья, наплевав на всех паданцев в мире, засунули носы в ящик и с неодобрением отметили, что в нем больше никого нету! И квины, малость разочарованные, разошлись по домам спать. Вернее, разошелся только Брайан, так как Фредди, уставший от разочарований и смеха, улегся спать прямо в ящике.

Наутро Джеймс Хетфилд, проезжая с тачкой по району, сгреб в одну кучу под окном Фредди бинты, кости, пыль, разбитые очки и новенькую алмазную челюсть. Подумав, он тщательно обтер челюсть грязным рукавом и, воровато оглянувшись, сунул в рот. Так что Фредди сам виноват, что остался без алмазов пламенных в лабазах каменных – ведь очередь подметать Кромвелл-роуд была сегодня за ним. Вот. Все! Конец легенды! Музыку, пожалуста.

/ – картинка №13 – / Совсем короткое, или Произведение искусства /

Однажды Фредди купил фланелевый жилет. Такой, симпатичненький, в общем-то, жилет. Недорогой. Можно даже сказать, дешевый. Почти совсем ничего не стоил. Ничего не стоил. Фредди стянул его с лотка Элтона Джона, когда хозяин отвернулся. Вот. А еще он купил эскимо. Правда, купил. Честно! Чего смеетесь? Купил, сказано! Почти что за свои деньги! У мороженщика. Дина Кунца. Как это – «Кунц не мороженщик!». А кто? Пи-са-тель? Видали мы таких писателей. Не, как писатель, он ничего, но как мороженщик – вообще загляденье! Такие завитушки делает на мягком! Такие гадкие слова ногтем выкорябывает на твердом! Просто загляденье… Ну, это совершенно неважно. Купил Фред у него эскимо, пришел домой, да и говорит сам себе:

– Вот сейчас съем эту эскиму, заболею – и помру! Жить некогда.

И в этот миг в комнату к нему ворвался… Элтон Джон собственной персоной! Фредди вмиг позеленел, сказал: «Я уже умер», и сполз с кровати. Но Элтон наклонился к нему и визгливо сказал в самое левое ухо:

– Товарищ! Воспряньте! Я с вас сейчас буду скульптуру лепить! В одну шеренгу становись!

– Не встанусь, – душевно сказал Фредди.

Душевно – это потому, что Элтон схватил его за горло и потащил.

– Вставай! – орал Элтон. – Я сейчас тебя увековечу!

– А я тя искалечу! – ощетинился Фредди, встав на дыбы. – Мыш!

Противники долго ходили по кругу, примериваясь вцепиться друг другу. А, в общем, если честно, зла они друг на друга никогда не держали. Пошто?

– Глупый, – нежно увещевал Элтон, примериваясь пнуть Фредди. – Я с тебя скульптуру лепить буду!

– Сам глупый, – ласково посмеивался Фредди, ударяя друга слева в бок. – Посмертную маску при жизни делать не дам!

Подумав и посмотрев на лежащего, он сказал:

– А дырочки проковырять не забудешь?

– Какие еще тебе дырочки? – прохрипел Элтон с пола. – Хулиган!

– Как, то есть – какие? – удивился Фредди. – Вроде ты меня хотел гипсом обмазать? А я задохнуться не хочу, у меня еще кошки не кормлены.

– Вы пшивый дизавнер! – презрительно сказал Элтон, вставая на карачки. – Ежели бы я и проковырял где-нибудь дырочку, то только в твоей голове. Хотя она и так дырявая.

– Нет, не дырявая, – надулся Фредди. – Я ее изолентой залепил – во, как крепко держится! И вообще – я сам ученый, сами когда-то бюсты лепливали.

– Когда это? – не поверил Элтон.

– Это уже преданье старины глубокой, – махнул рукой Фред, – Если хочешь, расскажу.

– Не хочу, – отказался Элтон.

– Ну, тогда слушай, – и Фредди стал рассказывать.

…Однажды Фредди решил слепить бюст. Если бы он только знал, как это сделать! В колледже, конечно, были занятия по скульптуре, но Фредди сбегал с них на свидания и репетиции. А как приспичило, так и пожалел! И тогда Фредди пошел за советом к своему ближайшему другу – Мэри.

– Мэричка, мне бы это… – сказал он робко, – Бюстик.

Мэри в один момент налетела на него и попыталась выцарапать глаза и вырвать кадык.

– Ага! – рычала она, – Вот ты и признался, мердяй! О, я давно подозревала, что ты такой! Людей бы постыдился! Мало того, что фальцетом поешь, теперь еще и бюст захотел?

– Мэри! – пищал Фредди, заслоняясь. – Я все объясню! Мне бы твой бюст.

Мери быстро сбросила комбинацию.

– Слепить! Только слепить! – струсил Фредди.

Мэри уселась на стул и уперла руки в боки.

– Лепи, шалун! – игриво сказала она.

Фредди не выдержал столь мощной пропаганды, и полез, и выполз в вентиляционный люк. И пошел к своему – не ближайшему, но близкому – другу Брайану.

– Брай, ты вот у нас астролог?

– Не астролог, а астроном.

– А какая разница?

– Разница, как между филовыми сушками и боновыми вафлями – вроде из теста, а вкус разный. Ну, и что? Хочешь в телескоп посмотреть?

– Я похож на человека, который хочет посмотреть в телескоп? Нет, я хочу бюст слепить. А что это такое?

– Где? Вот это? Это я утром яичницу ел.

– Я спрашиваю – что такое бюст?

– А я тебе что, Британская Энциклопудия?

– Ясно. Не подмажешь – не поедешь. Мэй! Знаешь, чего? Пивком угощу! Что такое бюст?

Брайан выпятил грудь, смерил Фредди взглядом лысого орла и провозгласил:

– Сначала пиво.

– На, – Фредди вынул ему из холодильника банку пива.

– По пояс! – сообщил Брайан между бульками.

– Что? Чтобы пива было по пояс? Нет, у меня денег не хватит.

– Я! По пояс! Это бюст!

Фредди молча кивнул, притащил глину, размял ее, пошебуршал руками, заунывно напевая: «О-о-о, ма-ай ло-о-ов, май да-а-арлинг…» и тому подобную хрень, и глядь! – вот уже красуется бюст Брайана!

– Такой? – спросил Фредди, вытирая руки о скатерть.

– Ага! – заплясал Брайан. – Вот уж спасибо! Как похоже-то!

Фредди еще раз кивнул, вытянул ногу – и глядь! – вместо одного большого бюста уже большая куча мятой глины! Брайан завыл и принялся собирать маленькие грязные комья в кулек. А Фредди пошел делать свой бюст, но дошел только до угла.

– …Ну так чем же дело закончилось? – подскакивал от нетерпения Элтон Джон.

– Понимаешь, – трагическим голосом сказал Фредди. – Помню только поднимающийся и падающий молоток, и все темнеет в глазах… А потом кое-какие носатые об этом падающем молоте песенку сляпали!

– Я не ляпал, – трусливо задрожал Элтон.

– От тебя дождешься! – фыркнул Фредди.

– Тогда продолжим, – скупо сказал Элтон Джон, нацепил взявшийся откуда-то грязный фартук, открыл ящик с инструментами, вынул оттуда глину и мастерок и стал творить.

Фредди, забыв о своих намерениях отлупить Элтона, сгонял в другую комнату, вернулся в новеньком жилетике и клетчатых штанищах, встал в командорскую позу и устремил свои очи в потолок. Элтон сурово отказал Фредди в жилете, заставил разоблачиться, мотивировав сие чистотой формы (Фредди покраснел). Затем он забегал вокруг заготовки, прилаживая по кусочку глины то здесь, то там. Пришедшие в это же время Брайан, Джон и Роджер не стали вмешиваться в процесс, а сели поодаль, перешептываясь и неприлично громко хохоча, чем отвлекали внимание творца. Творец уже хотел разозлиться и надавать пришельцам по мордасам, но передумал – процесс шел как нельзя лучше.

Вскоре Элтон облегченно вздохнул, схватил со стула какую-то тряпку, вытер ей лицо, мастерок и руки, и только после этого возгласил:

– Готово!

Фредди сорвался с места и вместе с друзьями подбежал поглядеть. В следующую секунду он издал протяжный скрип и рухнул на пол.

– Разве это он? – искренне удивился Джон.

– Не совсем он, – критически окинув взглядом фигуру, сказал Мэй. – Лучше скажу – совсем не он. Нет, это очень плохой портрет.

– Это скульптура! – визгливо закричал оскорбленный Элтон.

– И все равно нос великоват, – скептически отозвался Роджер, рьяно отрывая кусок глины от скульптового носа.

– И зубы не его, это я вам как спец говорю, – сказал Джон.