Летопись Кенсингтона: Кенсингтонский народный фольклор

– Пойти попросить! – радостно предложил он сам себе, после чего постучал сам себе по лбу и важно добавил. – Дать-то дадут, но по шее. Забрать самому? А ну как догадаются кто? Линчуют! – и он затравленно огляделся, как будто его уже окружили и требуют немедленной казни через повешение.

– Ничего, – сказал он через минуту, – они у меня попляшут польку-галопку! Украду!

– У кого? – это открылся люк в полу, и в нем показалась суровая, как будто высеченная из камня, физиономия Дэвида Боуи. – Ты решил ограбить банк? Хвалю. Но, надеюсь, не «Ноттингемск-кредит»? Там мои хрустики!

– Мне плевать и на тебя, и на твой Ноттингемск, и на твои вшивые хрустики!

– Ты мне поплюй! – прорычал Боуи, выдвигаясь из люка. – Плевун!

Еле-еле Фредди запихал его обратно и прилег отдохнуть.

– Может, свалить на Джона? – думал он вслух. – Хотя нет, Джона трогать нельзя, у него скоро третий родится. А, может, на Ринго? Вот смеху будет – Блюститель проблюстился! Ха, ха! – и с таким демоническим хохотом Фредди перевернулся на другой бок.

И заорал.

Рядом на своем собственном половике лежал Боуи.

Завидя, что Фред его, находчивого паренька, приметил, Буй весело попрядал ушами и сказал:

– Я все слышал. Насчет Ринго. Давай вместе украдем. А потом мне из Ноттингемск-кредита еще и неустойку приплатят!

– Боуи, я сейчас за твою левую уху не дам и дохлой мухи! – в сердцах срифмовал Фредди.

– А что дашь? – с интересом приподнялся Боуи. – Очень забав…

В этот момент Фредди и дал ему – по вые. Буй от неожиданности так ошалел, что тихо встал, скатал свой половик в трубку и ушел, естественно, не попрощавшись.

– Так. С этим покончено, – отряхнул штаны Фредди. – Чего гадать? Пойду и всех убью. Тогда они мне как миленькие денежки-то отдадут! Ура! Постой, – сказал он вдруг, – А ведь я тогда буду совсем один. Страшно. Что ж делать-то? Может, их не убивать? Скажем, отравить? Подумаешь, потошнит их денька три, зато, когда очнутся, денюшки – тю-тю!

И Фредди, не откладывая, принялся действовать, действовать и еще раз действовать.

В подвале фреддинского особняка было темно, и тесно, и уныло. Но там не рыдал и не плакал кот Бармалей. И даже Брайан не нарушал покой полупустого помещения своими зубовными клацаниями. Отчего же? Да оттого, что на сей раз Фредди спустился в подвал сам. Он собирался приготовить странное варево, которое должно было бы уложить весь Кенсингтон в кроватку с балдахином, по крайней мере, на три дня.

Для сего он добыл – невероятными усилиями, воспользовавшись шантажом, деньгами, печеньем «Бабаевское», а также своим безграничным обаянием, граничащим с маниакальным упорством – три миллилитра яда кобры, пять плевков Боба Марли, хранящихся в коллекции собирателя знаменитых плевков Сида Баррета, восемнадцать капель редчайшей и смертельнейшей в мире желчи одной маленькой лягушечки, нaзывaeмoй «бaтpaxoтoкcинoм». Также в его копилку пошли: пять зубов летучей мыши, один зуб Джорджа Харрисона, литр жидкого дихлофоса, трехлитровая банка формалину, жбан пива «Гиннес», большая кружка «Двойного мусорка», и для затравки – флакончик шампуня «Жожоба». Фредди тут же, помешивая железным прутом смесь, окрестил ее «батрахомиомахией», что, по его мнению, означало «война батраков и кулаков». Закончив мешать, он вытащил оплавленный остаток прута, вышвырнул его в окно и, вылив «махию» в канистру, злорадно зашевелил усами (чем чрезвычайно перепугал подвальных тараканов), и сплясал «мамушку» (чем довел до нервного срыва единственного обитающего в подполе сколопендру). Старый сколопендра был здорово потрясен, видя, как лихо трясет животом Фредди, время от времени подпрыгивая и вскрикивая что-то вроде «попчики, лопчики, позе-о-вывай, милай!!!».

Так прошел день НАКАНУНЕ. И вот настал День Дэ.

О, что это был за день! Спозаранку, ни свет, ни заря, к кенсам вламывался Фредди, возбужденно размахивающий какой-то тарой и кричащий:

– ДЭзинфекция! ДЭзинфекция! Карантин!

После чего бесцеремонно задирал жителям головы и капал в их носы по пять капель таинственной жидкости, напоминающей одновременно кристально чистую воду и жидкие гвозди. Не проходило и пяти минут, как закапанный кенс терял опору под ногами и валился, как свинья, на пол. Тут же его подхватывали заботливые руки коновала и укладывали на софу, в то время как заботливые знахарские глаза внимательно осматривали каждый закоулок квартирки дезинфицируемого.

Правда, однажды случился конфуз. Когда Фредди прибежал к Мэю, тот ни во что не поверил и принялся клянчить у Фредди каплю лекарства – изучить на предмет. Фредди отказал. Наотрез. Мэй пригрозил пожаловаться властям. Фред пригрозил, что отнимет у него любимого плюшевого осла. Вот это подействовало, Брайан безропотно подставил нос, и через три минуты уже лежал, как старый пень.

Короче, в этот день Фредди потрудился на славу. Он проведал всех, и на текущем счету у доктора Хайда стало густо. Только Боуи Фредди не провел текущее обследование, поскольку тот и так спал, наглотавшись халявного рыбьего жиру, который в тот день давали по талонам в местной аптеке кормящим матерям. Боуи принял сразу несколько бутылочек, и теперь давал такого храповицкого, как будто по его дому проезжала танковая дивизия. Поэтому Фредди просто забрал все его деньги и ушел.

На следующее утро Фредди с замиранием сердца ждал последствий. Но ничего не произошло – никто, стеная и хватаясь за бока, не шел на работу, в магазины или в «Шинок». Кенсингтон был пуст, как вакуумный насос. Фред удивился. Фред возмутился. Фред пришел в ярость и кинулся на поиски пропавших сограждан. Первым делом он пошел, конечно, к Брайану. На стук за дверью неуверенно завозились, и все стихло. Фредди завопил:

– Мэй, открывай! Я слышу, что ты дома!

В ответ – молчание.

– Это я! Не узнал, сохатый? Что, оглох там?

– Кто там? – раздался слабенький голосок досточтимого бакалавра.

– Как это – кто? Тормозило! Это же я, Фредди!

– Нет, я не оглох.

– Тьфу ты, пропасть! Отпирай дверь, сачок!

– Нет, я не тормозило.

– А я говорю – тормоз!

– И не сачок!

– А я говорю – сач!

– Знаете, – робко сказали из-за двери. – Зайдите на том неделе, у меня еще капуста не солена, и воо…

– Воо – что?

И тут Фредди услышал шум падающего тела и вслед за этим – богатырский храп Брайана. Фредди, почесывая в затылке, пошел на угол к автомату и позвонил Джону.

– Алле! Джоб-Джоб! Ты дома, смею надеяться?

– Тевирп!

– Чего еще?

– Амод я.

– Кто, кто? Ну все, товарищи, теперь он еще и комод. А я ведь это подозревал, еще тогда!

– Йытялкорп ноббиг, домок ыт мас!

– Так, так. Хорошо. Мне надо принять мои капли от головы. Нет, для головы. Да что вы там все? Взбесились? Отбой!

Следом Фредди позвонил Роджеру, но тут же, как обжегшись, бросил трубку, едва услышал в нем знакомым и вроде бы роджеровым голосом сказанные слова:

– Джерет Дэвидович Буй у телефона!

– Ладно, хвостыри, – решил Фредди, и позвонил в «Шинок».

Трубку снял Коллинз. Фред узнал его по обязательному чмоканью губами перед началом разговора.

– Привет! – осторожно сказал Фредди.

– Привет, – совершенно обыденно ответил Фил. – Как ты там, Фред?

– Да помаленьку, – облегченно вздохнул Фредди. – «Кенсингтон» варишь?

– Чего это я должен его варить? Я вам что – варвар? – удивился Фил, и строго добавил. – Платить извольте штраф! За поклеп.

– Что? – не поверил своим ушам Фредди, – А «Кенсингтона» что, совсем не будет?

– Не ко мне вопрос, – сообщили из трубки. – Ринго у нас искони шинкарь!

– А ты тогда кто? Хотя постой. Дай-ка его мне!

– У аппарата, – раздался гнусавый голос Ринга.

– А ну, ответь, шинкарь новоявленный, каков состав «Двойного Кенсингтона»?

– Берем два галлона рисового самогона, – начал перечислять Ринго. – Кидаем туда пол-ложки негашеной извести и полкляссера гашеных марок…

– Это и я так могу, – фыркнул Фредди, – Ты вот мне ответь, ЧТО нужно кинуть для крепости и остроты, о чем никто, кроме изобретателя сего коктейля – то есть, Фила ибн Кола – не знает?

– Флакон жидкости для снятия лака и кусок пенопласта, растворенного в кислоте! – отрапортовал Ринго и отключился.

Фредди от неожиданности щелкнул челюстью и положил трубку.

– Нужно срочно найти противоядие, – решил он. – Не желаю жить! С тормозами не желаю жить! С тормозами, ходим мы по краю, ходим мы по краю… – он испуганно закрыл руками рот – видно, успел надышаться, пока всем закапывал носы. Быстрее ветра кинулся он в свой дом и принялся изготовлять противоядие, изредка приплясывая и разражаясь безумным смехом. Хорошенько размешав жидкость, он выкинул остаток оплавленного прута в окно, взял канистру, пипетку и побежал лечить сумасшедших друзей.

К вечеру он перекапал всех, кроме Боуи, который еще не оклемался после рыбьего жира, и начал преступные действия. Первым делом он позвонил Брайану:

– Брай! Как ты там?

– Ух…

– Взаимно! Мэи, у меня к тебе предложение. Я слышал, тебя обокрали, какое горе…

– Ох!

– Согласен. Ты это, хочешь, возьми у меня взаймы? Под проценты!

– Ых?

– Небольшие! Ну, как, по рукам?

– У-ук?

– Как, как! Хочешь, я тебя к Ринго подрабатывать устрою?

– Хра!

– Ладушки!

Потом Фредди позвонил Ринго.

– Хелло, Ринг! Я слышал, тебя грабанули? Нехорошо. Я вот чего. Взаймы брать будешь?

– Спасибо, меня уже ограбили.

– Да не. Я много не сдеру. Я же честный, ты знаешь.

– Я тебе ничем отдать не смогу. У меня ничего нет!!!

– Пс-с, от кого я это слышу? да ты за один день половину штрафами наберешь!

– И верно! По рукам!

Вот так Фредди охмурил пол-Кенсингтона и споткнулся только на Дэвиде Боуи.

– Джонс! Это Фред. Хочешь взаймы?

– Без отдачи?

– Обижаешь! Фирма солидная. Тебя ведь обчистили, верно?

– А ты откуда знаешь?

– Так ведь это, что я – лишний? Меня же тоже ограбили! Все из квартиры вынесли! Только записку оставили: «Жир!»

– Спасибо, обойдусь! Найду денег.

– А откуда ты денюшки возьмешь?

– Места надо знать!

– Да мне тоже надо! Не хватает до мильена! Гррмм…

– До чего?

– Даже лимон, говорю, не могу купить! Авитаминоз у меня.

– Ну ты совсем нищ! Ведь пять штук на десятку!

– Где я тебе выгрызу десятку-то?

– Ну, ладно. На углу Ягуляр и Филхам справа третий столб, постучи и потребуй свое!

Фредди для страховки позвонил Брайану, и они вместе отправились по указанному маршруту. Не доходя до столба, Фредди прошептал Мэю на ухо:

– Брай, друг мой! Пойди к тому столбу, постучи, и что будет – расскажешь.

Брайан послушно подошел к столбу, постучал, в столбе открылось окошечко, оттуда высунулась рука и протянула Мэю пухлую пачку купюр. Брайан потрещал кредитками, махнул Фредди рукой и уплелся куда-то в сторону Оксфорд-стрит. Фредди разинул рот от радости, подбежал к столбу, постучал, и —

– БАБАХ!!!

Согласитесь – досадно, когда вместо денег получаешь по кумполу, да еще с оттяжкой.

На следующий день Фредди приплелся к Боуи, выл и ныл, стонал и вздыхал, пока Дэвид сквозь зубы не проговорил;

– Ладно, пускуля! Слушай и запоминай. И не вздумай записывать, – предупредил он, глядя, как Фредди вынул блокнотик, – съедят. Итак, пойдешь прямо по Стрэнду, через восемнадцать кварталов повернешь направо, там будет овощной магазин. Пройдешь через черный ход и задворки, выйдешь в переулок. Не доходя полквартала до угла, будет большое здание. Ты его обойдешь, за ним будет флигель. В этом флигеле – третий этаж, четвертый сектор налево, триста двадцать пятая комната. Через нее пройдешь в кладовку. Там справа будет окошечко, ты скажешь пароль: «Ринго – гад ползучий», плюнешь туда, повернешься на сто восемьдесят градусов напротив будет другое окошко, оттуда тебе дадут.

Фредди подпрыгнул выше крыши, изрыгнул победный вопль и кинулся по указанному адресу. Он напряженно считал кварталы. Он подрался с продавщицей овощного, не пускавшую его на задворки. Он сражался с крысами у входа во флигель. Он заблудился внутри оного, ища сектор и комнату, нужную ему. И, наконец…

– Ринго – гад ползучий! Тьфу!

– Хрясь!!!

– Уух ты!

Тяжело пошатываясь, тряся головой и невнятно бормоча: «Денежки тю-тю, головка бо-бо», тащился Фредди с третьего этажа с огромным фингалом под глазом. Выйдя из флигеля, он прошел три шага, осмелился наконец открыть второй глаз полностью – и так закричал: «Ма-Га-Дун!», что все, кто был в тот момент посреди Кенсингтонского рынка, обернулись на него, осуждающе поцокали языками и отправились дальше по своим делам. А дело в том, что Боуи, пользуясь Фредовой жадностью и рассеянностью, дал ему точный адрес закусочной, где обычно находился Ринго, и которую все в Кенсингтоне знали. Знал и Фредди. Но такого он от Дэвида не ожидал! Поэтому пошел и сломал Боуи дверь. А когда в больнице отлежался, то со злости забрал у кенсов их же денежки, да еще и с процентами! Во как!

/ картинка №12 – / Постирушки, или СМС – не в смысле сообщения, а в смысле порошка /

А однажды Кенсингтон был ошарашен Видением. Видение было такое: каждое утро, часов в семь, по району, крадучись, проходили две сутулые фигуры с огромными тюками. Что было в этих тюках, никто не знал, да и сутульцы казались незнакомыми. Проверить же было невозможно, поскольку на работу всем было к восьми, а выходить раньше, чем без пятнадцати восемь, каждый считал унижением собственного достоинства. Ночной Блюститель же Джо Кокер вообще уходил спать в шесть утра, и тоже был не ослик дожидаться еще час. В общем, личности так и остались бы тайной, а их таинственные тюки вместе с содержимым «Скандалы и ужасы Кенсингтона через черное зеркало» объявили бы «загадкой сезона», если бы не одно случайное объявление. Однажды на доске в центре рынка оно и появилось. Объявление гласило:

«ДОРАГИЕ САГРАЖДАНЕ! У НАС В РАЕНЕ АТКРЫВАИТЦА ПРАЧИШНАЯ! НИКАДА ТАКОЙ НИКДЕ НИ БЫВАЛА! ПРИНАСИТИ СВАЕ БИЛЬЕ ТОКА К НАМ! И ТАГДА ВАШЕ БИЛЬЕ БУДЕТ АТЛИЧАЦА ОТ БИЛЬЯ ВАШИХ ГЛУПЫХ САСЕДЕЙ ПО ПАДИНКТОНУ! Па парученейу прачишников – Б. Г. Мый».

Ниже был указан адрес новой прачечной. Заинтригованные кенсингтонцы бросились по указанному адресу с пакетами грязного белья. Прибежали же они на самую окраину района, где увидели маленькую турлучную хатку, из которой колобком выкатился милейший «Б. Г. Мый» и пригласил всех войти. Вот эдак:

– Прошу!

Клиенты с трудом протиснулись в маленькую, похожую на наперсток, комнатку, где их приветствовали двое сутулых молодых человека – блондин и брюнет, причем у брюнета, как отметили абсолютно все, пасть была ненамного меньше, чем у известного губастика Мика Джаггера. Брайан, дождавшись, пока смолкнут звуки и прекратятся тыканья пальцами, заголосил:

– Слушайте сюда! Это – новая прачешная! Это – новые прачешники! Стивен Тайрле!

– Тайлер, – хмуро поправил губастый.

– Разумеется, – не смутившись, продолжил Мэй, – а вот это – Саймон Гиббон!

– ЛеБон! – ощетинился блондинистый.

– Лично по мне – хоть слоновий передник, – выступил вперед Боуи. – Меня, как честь и славу района, интересует – смогут они мне постирать мое знамя? – и он сунул под нос прачешникам тряпку, на которой с трудом угадывалось что-то, похожее на маленького крокодила.

Бравые работники центрифуги в унисон закивали и стали умолять Дэвида принять уверения в совершенном нашем к вам. Боуи сухо кивнул, откланялся и ушел. Вместе с тряпкой. Его побежал догонять ЛеБон. А Боуи, завидя, что за ним бегут, встал в позу орла и навешал Саймону таких оплеух, что ЛеБон еле успел разъяснить, что к чему, после чего мешком хлопнулся на землю. Пришлось самому же Боуи и тащить его обратно на закорках.

Тем временем кенсингтонцы сделали заказы, узнали, что вернут им белье в следующую пятницу, и с гордостью за свою страну удалились.

А вот дальше произошло что-то непонятное. Вешать для просушки белье прачечники отнесли почему-то на рынок. С раннего утра они понатянули поперек торговых мест каких-то веревок, тросов и канатов, после чего развесили на них белье. Никто не мог понять, что же напоминает это белье с первого взгляда – танковые чехлы, мастичные тряпки, холщовые штаны Вани-пастушка или же пижаму дедушки Джорджа Харрисона, такой расцветки и такого покроя, что смотреть, как она сохнет, выбегал весь район.

Короче, кенсам, вышедшим в тот день на работу на рынок, предстало странное, если не сказать страшное, зрелище. Повсюду болталось нечто. Оно было разных размеров, цветов, и самое необычное было не то, что все было по размеру слонам. И не то, что абсолютно у всех предметов одежды были рукава. И не то, что белье было в таком состоянии, будто его дали пожевать бегемоту, а после – Питеру Габриелу. И даже не то, что оно было перекрахмалено до такой степени, что казалось – в город пришли оккупанты и перевешали всех мирных жителей прямо в исподнем. А больше всего кенсингов поразило то, что они – ОНИ – ярые неприятели каких бы то ни было запретов, законов и казенщины, узрели на каждом предмете одежды огромную, да что там огромную – ГРОМАДНУЮ! – зеленую, похожую на тавро на ляжке динозавра, ПЕЧАТЬ. Она изображала поле из кактусов, на котором пасся салатового цвета печальный бык. Як.

– А! Знамя мое, знамя! – донесся из будки рев Боуи.

Все обернулись – и окаменели. Да, знамя висело и сохло. Ранее это был огромный флаг, шелковый с бархатной окантовочкой. Он, не потеряв ни единого сантиметра в размере, и не получив ни единой дырочки, мирно развевался на веревке. Но всех потрясло бесстрашие прачков. Герб Боуи – мощная рука с дубиной, высовывающаяся из венка ромашек – был намертво заключен все в ту же печать. А само знамя поменяло цвет. Теперь оно было не синим с красным гербом, нет. Оно стало одноцветным – ядовито-желтым с прозеленью, а герб – почему-то именно он! – стал густо покрыт фиолетовой сыпью, отчего стал выглядеть – по мнению большинства кенсов – просто омерзительно и кощунственно.

Боуи мягко шлепнулся на землю в очень, очень глубоком обмороке. А жители молча, построившись в колонну, направились, печатая шаг, на окраину. Там они расступились, к двери хатки поднесли Боуи, и тот слабою рукою постучал. Дверь открыл мокрый, в мыльной пене и грязном фартуке, Тайлер.

– Нет, – сказал он кротко, – еще рано. Пусть повисит еще пару дней.

И он уже хотел захлопнуть дверь, но кенсы сунули в щель ноги и постепенно просочились вовнутрь. Последним внесли Боуи. Тот величаво посмотрел сверху, сказал: «Спасибо, я уже могу сам», и, поставленный на пол, тут же рухнул. Его опять подняли и понесли. А из дальней комнаты – самой прачешной из всех – уже неслись жуткие вопли ЛеБона.

– Да что же вы делаете? Да за что же? Ой, помогите! Да что ж это они, прусаки, вытворяют-то? Ми-ли-ци-я! Козлятушки-ребятушки, отопритеся-отворитеся! Не толкайся, подлец, слезай с подножки! Я тебе покажу, твою мать…

Когда, наконец, Боуи внесли в комнату, и он увидел ЛеБона, из целой одежды на том оставались только очки, которых ЛеБон, как помнится, не носил никогда.

– Галстух, – плакал Саймон, – галстух-то хоть верните!

– А где второй? – небрежно поинтересовался Боуи.

Ему указали в угол. Там, сложенный в три погибели и, всунутый в тазик, смирно лежал Тайлер и вращал глазами, не в силах выплюнуть кляп.

– Где платок такой большой достали? – лениво поинтересовался Боуи.

– Эт` простынь, – небрежно ответили ему.

– А где третий? – безразлично поинтересовался Боуи.

– Какой – третий? – лениво ответили ему. – Ентот? Али вон тот? – и ему указали на лежащего в углу Брайана, связанного чьими-то подтяжками и с запиханным в глотку париком, и на Фредди, качающегося вместо абажура под потолком.

– А его-то за что? – удивился Боуи.

– Так это ж он, каналья, у нас денюшки-то стырил, – безразлично ответила стая. – Сам сознался.

– В горячечном бреду, – свесил голову Фредди. – Я был невменяемый. Посему снимите.

– А чего это мы тебя должны снимать, когда ты нам хрустики не вернул, – пожал плечами Боуи.

– А я брал? – пожал плечами Фредди. – Не пойман – не вор.

– Пойман. – сухо сказал Боуи. – Вор. Давай фунты.

– На, – сказал Фредди и показал большой шиш.

Боуи приказал включить свет. После того, как он вдоволь насладился зрелищем сияющего Фредди, он приказал выключить свет и сходить за мешком.

– Денег не дам, – покачал головой Фредди. – И не проси. Кончилис.

– Неужто пропил? – ужаснулась общественность.

– Понимаете, иду я по ночному Лондону, – стал рассказывать Фредди, – вижу – стоит дракон. Я, понятное дело, не перепугался…

– Хы, – сказали в толпе, – небось, полные штаны наложил.

– Заткнитесь, чувырла, – попросил Фредди. – Я ему и говорю – не ешь меня. Он мне – не съем, если отгадаешь три загадки. И стал я гадать…

– Ага. не разгадал, и дракон его съел, а потом он в ейном пузе развел костер…

– Это другая байка, – разозлился уже Боуи. – Не мешай говорить, дышло! Что дальше?

– А дальше вот, – продолжал рассказывать Фредди. – Я ему говорю – давай свои загадки. Ну, он и говорит – «Что на рынке дешевле, чем ботинки»?

– Цветы! – восторженно сказал Боуи.

– Кости, – прохрипел кто-то из толпы.

– А я и говорю – один ботинок, – хитро прищурился Фредди.

– Да где ж ты видел, чтобы на рынке по одному боту продавали? – не поверил Буй.

– Но ведь один ботинок дешевле, чем ботинки! – сказал Фредди кошачьим голосом. – Вот, и.

– Ну и что, и что, и что, и что! – сгорал от нетерпения Маис.

– А дальше так. Спросил дракон – «Кто на рынке всех умнее, всех прекрасней и белее?».

– Я, – скромно сказал Боуи.

Кто-то зааплодировал.

– Может, Ринго, – робко сказал кто-то.

Боуи гневно развернулся, но говорящий уже спрятался под свою тачку.

– Ну а я ответил так, – сказал Фредди. – Ну, конечно, ты, чудак!

Боуи напряженно выдохнул, а потом потребовал:

– Ну, ну, ну! – и от нетерпения запрыгал на одной ножке. – Говори!

– А третья загадка была такая – «Кто на рынке так приятно раздает товар бесплатно»?

Воцарилась напряженная тишина, только слышно было, как у Боуи в голове ворочаются жернова. Из него даже мука посыпалась, когда он, наконец, сдался.

– Не знаю такого, – нехотя сказал он, – Выкладывай разгадку быстрее!

– Вот и я сказал, – неожиданно упавшим голосом заключил Фредди, – что не знаю. Но те две я же отгадал, поэтому дракон меня не съел, а только отнял деньги!

– Ты, сказка дядюшки Гриммуса, – недружелюбно промолвил Дэвид. – О деньгах мы с тобой после потолкуем, с глазу на глаз! А сейчас, – продолжил Боуи, указывая на стиральцев, – ты мне подробно растолкуешь, откуда они взялись, зачем полощут и кто будет возмещать?

Фредди вместо ответа вытащил из кучи грязного белья в углу пару джинсов с большим подозрительным пятном на известном месте и многозначительно покачал ею перед глазами Маиса. Тот покраснел и загрыз пальцы.

– Сказать – чьи? – ясным голосом вопросил Фредди.

– Господа! – заорал Буй. – Попрошу всех разойтись, а то хуже будет!

Недовольно ворча, кенсингтонцы расползлись по рабочим местам. Боуи же, наклонившись к Фредди, доверительно сказал:

– Отдавай штаны сейчас же сволочь.

– Пошел ты, – покачал головой Фредди. – Может, мне самому пригодятся?

– Ну зачем они тебе? – упрашивал Дэвид.

– Как – а старый добрый шантаж вы сбрасываете со счетов? Ладно уж, отдам, но при одном условии!

– Пшенную кашу есть не буду, и не проси. И газовые зажигалки я чинить не умею. И газетку за твоими кошками выносить не буду!

– Песец! Я не о том. Ты мне просто скажи, где ты денежки прячешь?

– Я же тебе говорил! Пойдешь по Стрэнду…

– Ага, ага! Слышали уже. Говори давай, а не то присвою и всем растреплю!

– Ладно. Уломал. В моем матрасе. Только ты его не трожь, а не то заломаю!

– Могила! Ты ж меня знаешь! И вот тебе твоя чушь прекрасная.

Фредди кинул Бую его джинсы и ушел, посвистывая. Боуи же вытащил из кармашка-пистончика штанов бумажку с каким-то телефоном, покрыл ее сотней поцелуев и побежал звонить. Ему уже давно пора было починить скороварку. Как – чего? Как – чего? Телефон-то был мастера-скоровастера! А где сейчас найдешь хорошего лудильщика? Сами же джинсы Дэвид небрежно кинул опять в общую кучу. Как – чего? Как – чего? А, пятно… Да Боуи давно не заморачивался на эти вещи – с кем не бывает, верно?

А Фредди за руку попрощался со стиральцами, пожелал им всего самого, и ушел домой. Пересчитывать неправедно нажитые фунты. Ему все же удалось обдурить всех кенсов, и теперь он радостно взвизгивал и купался в луже бумажек.

Но не будем о грустном. Поговорим о еще более трагичном – о Боуи. Дэвид, вспомнив о знамени, вернулся с полдороги, разгромил всю прачечную и обломал рога стиральцам. Прачечники же обиделись за обломанные рога и собрались уходить.