скачать книгу бесплатно
– И тут ты его с собой путаешь. Не надо ему этого, он тебя спасать бросился, хотя даже я его о том не просила, – подчеркнула она.– А тебе нужно быть осторожным с Люцифером, если произойдет еще одна стычка, и он покинет нас, то от тебя почти ничего не останется.
Если бы у Аполлона была в руках молния, то он бы метнул ее в Артемиду, Пана и всех, кто поблизости находился, хорошо, что руки его в тот момент были пусты.
И хотя Люцифера не было на небосклоне, но он видел и слышал, и понимал, что этот мир нравится ему все меньше. И какой уж тут свет, когда становится понятно, что чем меньше светишь, чем темнее будет, тем лучше и спокойнее для тебя самого.
Он хватался за последнюю соломинку, чтобы как-то переменить свое мрачное настроение, но плохо это у него получалось.
Еще какое-то время по привычке светил для них Люцифер. Но теперь и Аполлон все реже к нему свой взор обращал, а уж когда непонятно как оказалась на небесах Кассиопея, та самая гордая царица, которая чуть свою дочь не уничтожила, похваляясь перед Посейдоном, что она краше всех будет, тогда совсем не стало житья на небесах Люциферу.
Правда, к тому времени все уже установилось, и он видел, как по приказу Зевса был освобожден Прометей. Но это для Люцифера и стало последней каплей, переполнившей чашу его гнева.
Прометей вернулся назад и оставался помощником своего палача, словно и не переживал всех тех страданий, которые с ним приключились. Это казалось невероятным, и Светоносный понял, что никогда ни у кого, ни о чем не будет просить, а уж у Зевса в последнюю очередь.
– Да лучше пусть исчезнет свет совсем, лучше пусть эти боги остаются в полной тьме, чем я с ними рядом встану.
Говорил он это Пану, который слушал его молча. Он мучительно старался понять, что им делать, как быть, чтобы не лишились они света. Все время он готов был спасать этот мир, и даже упрямца Аполлона, который лично ему был не приятен, но это не меняло сути дела
.
Глава 23 Что делать?
Не в силах ничего придумать, Пан бросился к Артемиде и рассказал ей о последнем разговоре с Люцифером. Она сама не решилась к нему обратиться, а бросилась к своей матери, ведь Лето тоже была Титанитой, и если уж он кого-то послушается, то именно ее.
Лето не разделяла уверенности дочери, но к Люциферу все-таки обратила свой взор, как только он появился на небесах.
– Не лишай их света, они глупы и безрассудны, они ничего не понимают, но нуждаются в тебе.
Усмехнулся Сияющий:
– А ты, отчего так добра к ним, что-то мне это не понятно, или забыла, как гнала тебя Гера по всему миру, и не рвался твой возлюбленный за тебя заступаться.
Сколько не пыталась уговорить и сдержать его Лето, ничего у нее не получалось. Она могла успокоить себя только тем, что она пыталась это сделать, но у нее ничего не вышло.
И разозлился еще больше Люцифер, он никак не мог понять, как и почему защищают тех, кто принес им столько бед, унижений, несчастий. И тогда в запале и бросил он отцу своему Астрею:
– И не говори ни о чем, не проси меня, да лучше я в подземный мир подамся, говорят Аид из всех братьев Олимпийцев хоть и темен, но приятнее остальных.
– И там посветить не мешало бы, тем более что там ты будешь один, а здесь и без тебя света хватит.
Отец бросал ему вызов, а ведь прежде он был добр и терпим, и хотя минуту назад еще не думал Люцифер о подземном мире, но теперь уже точно знал, что туда он и отправится, особенно если там получит желанное одиночество.
№№№№№
В ту же самую ночь исчез с небосклона Люцифер. Замер от ужаса Аполлон, поняла Артемида, что все их усилия были напрасными. Затосковал Пан, ведь ему так нравилось беседовать с Хранителем света в темные ночи, когда другие звезды не решались появляться на небесах. И стали они гадать, вернется ли он оттуда, появится ли, и, вспоминая о его гордости, понимали, что не вернется он из тьмы, как бы там плохо и одиноко ему не было (а почему одиночество, это обязательно плохо), он не придет к ним, и никого ни о чем просить не станет.
Для Аполлона наступили мрачные времена, зато в подземном мире больше не было той кромешной тьмы, то там, то тут появлялся ослепительный свет.
Помня об ошибках тех, кто был с ним на земле, Аид и Персефона были приветливы и ласковы. Они не уставали повторять, как он необходим им, как все переменилось с его появлением. А уж когда богиня ночи Никта устроила шумный праздник в честь него, то понял Хранитель Света, что это и есть то самое место, которое ему необходимо было отыскать в мире.
Злые языки придумали сказку о его падении, о его первенстве в подземном мире. Первым, кто готов был о том рассказывать, оказался, конечно, Аполлон, да и как история Люцифера без него могла обойтись? Но что им оставалось делать, если они навсегда потеряли то, что имели, и хорошо понимали, что никогда им Люцифера назад не вернуть.
Можно говорить что угодно в свое оправдание, но Светоносный без них спокойно обходился там, а вот им было очень плохо без того света, который он им еще недавно так щедро дарил
Если он был там богом света, то, как же здесь мог стать он Повелителем тьмы, что такое произошло тогда в этом мире, что происходило потом, чтобы такое вдруг случилось?
Фауст понимал, что многое еще остается укрытым мраком тайны, он должен был как-то и что-то осмыслить и понять, и для этого у него были веские причины, ему казалось, что если он приблизится к разгадке, тогда можно будет хоть что-то в этом мире изменить. Мире, который уже провалился в бездну, в тот лабиринт, из которого никак не выбраться. Они зашли слишком далеко. Ни от бога, ни от Люцифера больше не будет никакого спасения, как бы они не стремились с их помощью спастись.
Часть 3 Спасти Властелина Тьмы
Глава 1 Между мирами
Маргарита незаметно появилась на пороге комнаты, он попросил ее распахнуть окно.
– Я видел их, – говорил он, – они были здесь, они никогда не поймут эту адскую боль. Легко быть молодым и сильным, а если ты смертельно болел и немощен.
Он оглянулся вокруг, а потом отвернулся к стене.
– Но ты не можешь оставить меня и свою комедию, – услышал он голос Марго.
И он понимал, что именно потому еще и жив, что не может ее и комедию оставить.
Какой прекрасной, какой восхитительной была эта женщина. Но может ли он так коверкать ее судьбу. Как мучительно больно было принимать такое решение.
Но Фауст верил, что они обречены быть вместе. Он знал, что ни в этой жизни, ни в какой другой никогда с ней не расстанется. Несколько веков их встреч и жизней доказал это и еще докажет.
Огромная и черная тень нависла над постелью его, и где бы он ни появлялся, чем бы ни занимался, она все время была рядом и следовала за ним. Но откуда в этом плешивом карлике такая невероятная сила, откуда взялся этот Черномор проклятый, и почему они совпали во времени и пространстве. Как ничтожны и неказисты теперь все Феликсы и палача более мелкие, священники исчезли совсем, одних убили, других сослали, но о них он сожалел меньше всего, стоит ли защищать тех, кто за себя постоять не может?
Зато появился Демон смерти во всей своей зловещей красе. Он мелькал и раньше, а теперь устроил тут дежурство и не уходит никуда. Так что же такое происходит в мире, если все здесь подчиняется такому ничтожеству, как этот Феликс и его подручные.
Фауст встал и медленно подошел к окну.
И в тот момент, когда он неподвижно стоял в черном провале окна, из-за туч неуклюже выползла луна.
И он понял, что воспоминания о Феликсе не обманули его. Это вечный страдалец заставил его пробудиться среди ночи. Он должен был дотянуть до ХХ века. Он останется с ним до конца.
Он услышал голос Марго в соседней комнате, но ничего ей не ответил. Его душа устремилась на лунную дорожку, туда в бесконечное, звездное небо. Он шел навстречу своему кумиру, чтобы поговорить с ним о вечном, оторвавшись в полете своем от серой невзрачной реальности.
Он знал, что там встретит того другого вечного его спутника, к которому и приблизиться страшно, хотя почему страшно?
Бояться он должен палача и жертву в одном лице, а не спасителя. Но палача на самом деле не боялся, а вот того, от кого отрекся, боялся страшно.
Но кто сказал, что он спаситель? Если взоры его все время в другую сторону направлены. Все перепуталось в этом мире в первой половине ХХ века. Он так далеко ушел от него в это время, его окружали совсем иные тени. И самое страшное, что нет возможности вернуться назад. А Феликс – он из тех, кто если не ближе, то понятнее. О нем было столько всего сказано, столько раз он вел беседу с ним и ы реальности и во сне. Он просто стал частью души Фауста.
А разве не отдали они себя в руки тех, кто был в десять раз хуже, чем он сам.
Глава 2 Куда идти дальше?
Этого ли хотел тогда Хранитель, страдая из-за других, а кто вообще может знать, чего он мог хотеть, самому ему было хоть что-то известно и понятно? Вот и получилось то, что получилось. Ничего не могут и не хотят они менять в этой жизни.
В мученичестве есть своя прелесть. Жаль только, что жизнь у человека одна, и она слишком коротка, чтобы так бездумно и бездарно тратить ее. Даже если у тебя их несколько, и ты обречен возвращаться, этого все равно странно мало, и каждая следующая проходит еще быстрее.
Фауст вспомнил 21 год. Август. Страшные слухи о гибели сразу двух поэтов в Петербурге. Они были первыми, и соперничество, казалось тогда бесконечным, а как быстро все завершилось, глазом моргнуть не успели. В те дни как раз он и прибыл сюда, и сразу такой кошмар оказался рядом с ним, словно черная отметина и для него самого.
Но он никогда не любил поэтов, даже первых. Особенно первых. Но факт этой расправы потряс его до глубины души. Что можно творить с остальными, если с ними так расправились эти Феликсы? А ведь они считают себя героями, наверняка.
А потом пришло известие о том, что и третий из них где-то затерялся в лагерях. Маленький, не от мира сего гений. Так он говорил сам, так считала Марта. Он чувствовал себя свободным, и считал, что может говорить все, что вздумается. Теперь на небесах он и на самом деле может говорить все. Только не видно и не слышно его оттуда.
Доносчик найдется всегда и везде. А как просто было свести его с ума в тех застенках – смешно даже представить себе такое.
Господину Мольеру, общавшемуся с благородными королями и страдавшему от их произвола, подобное и в жутком сне присниться не могло, а им кажется почти нормой жизни.
№№№№№
Марта ворвалась к нему в один из таких вечеров и подтвердила с ироничной улыбкой самые чудовищные слухи о том, что тогда с ним происходило.
– Бог любит троицу, но в этом мире больше не осталось настоящих поэтов, только их покорные рабы. И дернул меня Мефистофель стать поэтом именно в этом времени, куда это вообще годится? Хотя может в таком времени только поэтами и становятся.
Но почему она улыбалась. Это особенно потрясло Фауста. Если бы плакала, молчала, кричала, тогда все понятно, а она улыбалась. Неужели волна безумия охватила и ее душу, кто же тогда останется, когда он уйдет? Ему хотелось, чтобы она не бросала Марго одну, чтобы они как можно дольше оставались вместе, ведь ей нужна была поддержка и опора. Хоть один близкий человек в чужом мире быть должен.
Фауст подумал о том, что без поэтов они, конечно, смогут обойтись, что могут изменить их стихотворения. Но по какому праву они так над людьми глумятся, во что превратился этот мир, почему его невозможно узнать, понять, принять? Его тяжелая хворь – это благо? Кто-то в раю или в аду сжалился над ним?
Глава 3 Пирушка Демонов
Марго слышала все, что говорила Марта, слышала и запомнила каждое слово. Вольно или невольно они становились заговорщиками. Она знала, что один из поэтов был ее мужем, второй вечным возлюбленным. Но как у нее хватало сил хоронить самых близких людей, и при этом не сойти с ума, ходить, что-то делать, за кого-то просить, даже писать стихотворения? А может только деятельность и позволяет не сойти с ума?
Фауст не обратил внимания на эти строки, произнесенные скороговоркой, а она запомнила их сразу, хотя память у нее была и не особенно хорошей в последнее время, после всего пережитого Марго многое старалась забыть еще до того, когда услышит и осмыслит.
Но разве не она разговаривала с Богом или с Люцифером, разница не так велика, как кажется, когда записала черным по белому:
– Отыми и ребенка, и друга,
И божественный песенный дар
Нет, у нее не так, но он не помнил как именно, он вообще безбожно перевирал стихи, которых никогда не запоминал. Но что-то подобное в юности своей она все-таки написала, теперь за это и расплачивается всю оставшуюся жизнь.
– Им страшны поэты? Какая глупость, они просто уничтожают всех подряд, философов и прозаиков у нас вообще вроде и нет давно, а этих просто так много развелось, наших певчих птиц, вот охота и продолжается.
Они больше никогда вслух не говорили о том вечере. Словно это был только жуткий сон, о котором следовало забыть как можно скорее.
– Они не трогают меня, обходят стороной, – говорил Фауст сердито, думая о чем-то своем.
– Но они и ее не трогают, – напомнила ему Марго.
Она хорошо понимала, о чем он в те минуты думал.
Каким алым был этот закат. И каким мрачным и отрешенным казалось его лицо.
– У них есть ее сын. Этого больше, чем достаточно. Пока он в тюрьме, они могут делать с ней, что вздумается.
Он неожиданно снова заговорил о Марте, хотя ей казалось, что давно о том позабыл. Это напомнило Марго о том самом страшном преступлении в другом мире. Но Фауст, давно то забыв, не думал о том вовсе.
– Я им просто не нужен, шут гороховый, сумевший угодить Феликсу. Сам не знаю почему, что там так понравилось, хотя он наверное тоже думает об Аде и Рае.. Как легко и просто они все извращают, даже глазом моргнуть не успеешь, а все перевернуто с ног на голову.
Марго подошла сзади, обняла его шею, прижавшись к креслу, где он сидел, и поцеловала в висок.
Он смотрел во тьму, в глубину старинного зеркала так долго, что казалось со стороны, что это само зеркало уже смотрит в него. Но ни одного слова не прозвучало больше в тот странный вечер. Каким суровым, мрачным и чужим он ей показался. Словно пришел из мифического времени, где они еще не встречались.
Фауст не любил стихотворений, но откуда звучали эти строки?
Нас трое в заброшенном доме осталось,
И ночь нависала, как плащ чародея,
И где-то звезда в полумраке металась,
И пламя в печи загорелось яснее.
О чем говорили, не помню, не знаю,
Мы в сказочный мир открывали дорогу,
И там, в зазеркалье старуха седая,
Смотрела на эту пирушку нестрого.
А Фауст шутил, но о чем, непонятно,
Он зеркала суть нам хотел передать,
Но мрак был зловещим, и звезды, как пятна,
На черном плаще проступали опять.
И словно бы время имело значенье,
И слово казалось, чарует внезапно,
И только у зеркала больше прозренья —
Ответа не ждем, я нема и азартна.
Огонь синеватый, его откровенья,
Мое пониманье, романа начала,
Но что это снова? Мираж и прозренье —
Нас трое в заброшенном доме. Звучала
Минорная, знаю «Баллада» Шопена.
Да только закончили пир мы в мажоре.
Рассвет, он врывается в жизнь постепенно,
На радость на нашу, кому – то на горе.
И белая стая, небесная стража,
Нам свет возвращает легко, но сурово.
Дожили, допели, и что еще надо?
Огонь отразится в том зеркале снова
Глава 4 Марго и Марта через много лет
Как же давно все это было, еще до войны, вероятно только наступила предвоенная пора. Но путались имена и даты
Марго перелистывала рукопись «Божественной комедии нового времени», сравнивала одни варианты с другими, первые правки с последними.
