скачать книгу бесплатно
Немеркнущая звезда. Часть третья
Александр Сергеевич Стрекалов
Судьба молодого советского учёного, попавшего во второй половине 1980-х годов под каток “перестройки” и не пожелавшего вместе с товарищами по Университету навсегда покидать страну; наоборот – грудью вставшего на защиту Родины от марионеточной кремлёвской власти с Б.Н. Ельциным во главе и проигравшего схватку осенью 1993 года. Со всеми вытекающими отсюда лично для него печальными последствиями… На обложке: картина И.Н.Крамского "Лунная ночь" 1880 год.
Глава 8
«Многие думают, что страну можно покорить только силой оружия. Это глубокая ошибка. Есть раны гораздо более чувствительные, чем те, которые проливают народную кровь: это – раны, наносимые душе народной!
Душа народа заключается в его традициях, в его вековых преданиях; эти традиции являются истинными источниками народной жизни…
Как ищут деревья в лесу своими корнями плодородную почву, сплочённую из пластов давно упавших листьев, так и народ живёт теми духовными устоями, которые создались от доблести, геройства, стремлений, страданий и надежд предшествовавших поколений. В этом заключается живительная сила, которую исчезнувшие поколения выработали для поколений грядущих…
Поэтому, если хотят убить душу народа, а следовательно убить и самый народ, – стоит только разомкнуть живущее поколение с прошлым, то есть изгладить из памяти народа его предания и заветы, внушить ему презрение и ненависть к его старине; подобно тому, как достаточно подрубить у дерева корни, дающие ему для питания растительный сок, чтобы умертвить его…» /А.Селянинов/
1
Не сосчитать, сколько раз приходилось слышать Стеблову рассказы отцовские, душещипательные, про его деревенскую невыносимо-тяжёлую жизнь, про голод, войну и разруху. Про то, что отец хлеба не наедался досыта до 30-ти с лишним лет, с голодухи еле ноги таскал и дома и на работе, копейки вечно считал, с нищетой, сколько себя помнил, боролся, хронической усталостью и безысходностью. Что, наконец, его, безотцовщину с 11-ти лет, долго все обижали и унижали. Лошадь в колхозе – и ту не давали, когда нужно было жену, матушку Вадика, в роддом везти, когда у той начинались уже первые предродовые схватки. А когда всё же сжалились, дали – то уже поздно было: не довезла своего первенца мать, не дотерпела. И Вадик в телеге на улице так и родился: его в роддом родившимся уже привезли, мокреньким, красненьким и кричащим.
«Как ты не умер, сынок, не замёрз по дороге?! Ведь тогда февраль-месяц стоял, морозы лютые и трескучие? – всегда в этом месте с недоумением тряс головою отец, мокрые глаза растирая. – Как твоя мать на холоде не умерла с перерезанной кое-как пуповиной – тоже мокрая вся, с послеродовым кровотечением? Загадка!… И меня, как на грех, с вами не было рядом, – уже по-настоящему плача, рассказывал далее батюшка. – Председатель-еврей не отпустил, скотина безрогая: нарочно по делам куда-то услал, чтоб ему, паразиту злобному, пусто было!…»
«Конюх наш деревенский мать в город тогда повёз, одноногий дед Павел. Он и принимал в поле роды, вас обоих грязным тулупом своим прикрывал, а сам в одной холщёвой рубахе да в душегрейке старенькой до города ехал. Песни бравые распевал, как когда-то на фронте, – тебя орущего, как потом мне рассказывал, веселил. Ну и попутно поддерживал обессиленную матушку нашу… Хороший был дед, сынок, боевой и прямой! – улыбался сквозь слёзы отец, вспоминая дорогого односельчанина. – Царство ему Небесное! Он один был в нашей деревне такой – с широкой русской душой нараспашку. Герой русско-японской войны, Георгиевский кавалер, красавец и богатырь в молодости! Правду-матку, помнится, резал прямо в глаза, и никого не боялся. Даже и жида-председателя… Здорово он вам помог – молодец, душа-человек! Мы его с матерью до сих пор свечками и молитвами за роды те и тулуп поминаем…»
Когда отец вспоминал это всё: своё детство и юность голодные и безденежные, и первые семейные годы, когда он жену беременную не мог по-человечески в роддом проводить, гнилых яблок не мог ей купить за неимением средств, и у жены его молодой зубы и волосы выпадали от истощения и авитаминоза, – он неизменно плакал, ущербным и маленьким становясь, без-помощным и беззащитным. И Вадику было жалко отца, искренне жалко. Хотя и казалось порой, что родитель его переигрывает, напускает страху.
Да и матушка всякий раз шумела и махала руками на мужа: осаживала его. Говорила с неудовольствием, что хватит, дескать, тебе, родненький, плохое-то без конца вспоминать; выжили все – и слава Богу, мол! и хорошо! – чем, опять-таки, косвенно подтверждала то, что старший Стеблов у детишек своих сознательно слезу рассказами жалостливыми выбивал, что на самом-то деле всё было не так, было чуточку легче.
И “Путёвку в жизнь” Вадик несколько раз смотрел: как там пацаны без-призорные под котлами асфальтовыми ночевали, воровали каждый день с голодухи, гибли от драк, болезней и поножовщины. Бедствовали, короче, горе горькое мыкали. Но, переживая за Жигана отчаянного и чумазого Мустафу, всё равно малолетний Стеблов к ним как героям сказочным относился, а не как к реальным персонажам прошлого, к тому же – совсем недалёкого. Тяжело было представить ему, юнцу, росшему в относительном достатке и сытости, что когда-то у них было такое, такая ужасная жизнь: без-призорщина, голод и грязь, отсутствие родителей, дома и денег, и надёжного светлого будущего. И понять его было можно.
Проведший детство и отрочество, а потом и мятежную юность в золотую пору последней русской мировой Державы под названием СССР – в правление Леонида Ильича Брежнева, человека добрейшего и гуманнейшего, миротворца великого и строителя, кого трудолюбивые русские люди будут долго ещё вспоминать за советское райское время, – подросток Стеблов и помыслить не мог, что в их по-настоящему великой и замечательной стране кто-то мог жить по-другому: нищенствовать, бедствовать и голодать, умирать от отчаяния и безысходности. Это не укладывалось в голове – настолько вокруг (1960-1970 годы) всё выглядело кондово, мощно и справедливо, весело, сытно и правильно. Казалось: так было всегда. Так есть и так вечно будет…
Да и как иначе, скажите, мог думать и рассуждать на досуге добропорядочный советский гражданин, патриот своей Родины? – если к границам Советского Союза враги и на пушечный выстрел подойти боялись. При виде пограничных полосатых столбов с могучим советским гербом наверху у них у всех поджилки тряслись и “заячья болезнь” начиналась. Им с неизбежностью прокладки и памперсы требовались с таблетками закрепительными и успокоительными. Никакое передовое оружие их не спасало от диареи и трусости, не прибавляло сил… И враги разбегались прочь, не помышляя о нападении.
В 1970-х и 80-х годах поэтому в СССР про войну забыли. Казалось – что навсегда. Какая война при такой-то силище государственной и единении?! с кем?! Всех бы заткнули за пояс, на куски порвали играючи! – хоть западных наших соседей, хоть восточных… Даже и хвалёные и могучие Соединённые штаты Америки справедливо опасались нас, что с очевидностью и продемонстрировал известный “Карибский кризис”.
И внутри страны также всё было добротно и крепко; тихо, спокойно и сытно, что главное. Какой мог быть голод и холод при таком-то порядке и изобилии, какие нищие с без-призорниками?! откуда?! Разве ж позволили б детям при Брежневе под котлами грязными спать, бродяжничать, резать друг друга, пьянствовать и глупостями заниматься. Тут же в детдом отправили бы, приобщили к учёбе, к труду, к сытой правильной жизни. На то и существовала власть – советская, справедливая и народная, – чтобы заботиться обо всех, и каждого гражданина страны делать добрее, честнее, счастливее.
Женщин-рожениц государство на руках носило в 1970-ые и 80-ые годы, на каждом партийном съезде их славило за их самоотверженный труд по производству и воспитанию молодого поколения, будущих строителей коммунизма, каждом собрании, орден “Мать-героиня” ввело трёх степеней с немалыми денежно-компенсационными выплатами, а потом ещё и орден “Материнской славы”. К услугам матерей было всё: забота, почёт и внимание, добротные женские консультации и роддома, новые комбинаты питания, детсады и ясли, и железные четырёхколёсные “кони” вдобавок Скорой медицинской помощи, готовые примчаться на дом в любую точку страны и любую минуту, оперативно и грамотно вмешаться в процесс, помочь разродиться молодой маме. Это тебе не телега с лошадью и грязный полуистлевший тулуп, или иные какие проблемы. При Брежневе молодожёнам уже не надо было перед кем-то там кланяться и лебезить, неприятных случайностей опасаться. Любись себе на здоровье, а потом рожай, не ленись – и о плохом не думай. А уж государство поможет тебе поднять своих чадушек на ноги…
С таким пониманием Вадик и рос, любил свою Родину, к счастью стремился, которого с каждым днём становилось всё больше и больше, словно деревьев в тайге, чему здоровье его богатырское и дружная семья способствовали. Но более всего – их могучее советское государство, конечно же, открывшее перед ним двери всех секций, клубов и школ, институтов и университетов самых главных и самых престижных, включая сюда и Московский, без замедленья, взяток и проволочек, без ежемесячной платы, тем более, позволившее все свои способности многочисленные реализовать, все наличествующие таланты. Стеблов нёсся вперёд как ласточка молодая, судьбу ухватив под уздцы, был человеком страшно счастливым, страшно!… Пока не грянула “перестройка” в середине 1980-х годов и не зашаталось, не рухнуло всё, чем он жил и дышал с малолетства, к чему подспудно готовился…
Вот когда он отчётливо вспомнил и по-новому, по-взрослому уже оценил трагедию погибших на фронте обоих дедов своих и раскулаченных ещё раньше прадедов, когда рассказы отцовские, слёзные, ему уже не казались сказкой. Очутившись на обочине жизни в 40 неполных лет – без цели и денег, и работы фактически, запаниковав и занервничав в наступившем хаосе и бардаке, что с неизбежностью принесла с собой хвалёная “западная демократия”, как-то сразу ослабнув, обезволив и растерявшись, и все свои знания потом и кровью добытые позабыв, – он, быстро поседевший и постаревший, почувствовал, к немалому ужасу, что пришла и его очередь испить с горькой интернациональной отравой чашу, что и его поколение не оставил в покое Господь. Как до этого – поколение отца, поколения дедов и прадедов…
2
Пик горбачёвской перестройки, конец 1980-х годов, Стеблову выпало встретить и пережить на самом взлёте, можно сказать, его самостоятельной послеуниверситетской жизни, будучи 30-летним уверенным в себе молодым человеком, старшим научным сотрудником одного из ведущих столичных оборонных НИИ, что разрабатывал системыуправления для беспилотных космических аппаратов. Разведывательного характера в основном, летавших на околоземной и геостационарной орбитах.
К тому времени он уже благополучно окончил Университет и аспирантуру, защитил кандидатскую диссертацию, женился в 24 года, двоих детишек завёл – сына Олега и дочку Светлану, – и около 5 лет работал в особо засекреченном институте в глубине Филёвского парка, окружённом старыми липами и высоченным бетонным забором с колючей проволокой наверху. Забор и “колючку” усиливала вооружённая охрана и сверхнадёжная проходная почти как на “зоне” (через которую на территорию даже и милицию не пропускали без надобности и разрешения руководства), обязательная сигнализация и видеокамеры по периметру. “Ящиками” такие НИИ тогда называли для маскировки тематики, что вели свою родословную от знаменитых сталинских “шарашек”, где и ковалась оборонная мощь страны: космическая и ракетно-ядерная.
Его холостые товарищи-аспиранты, защитившиеся и “остепенённые” вместе с ним, пошли математику преподавать в различные вузы Москвы, или же в академический институт им. Стеклова (МИАН) устроились мэнээсами – чтобы иметь свободного времени побольше и продолжать заниматься наукой, писать там докторские. Звали с собой и Вадима, – но он отказался идти на грошовые вольные заработки. Ему нужно было кормить и содержать семью, к которой он с каждым днём всё сильней и сильней привязывался, которой в итоге жизнь свою посвятил – семье, а не математике, где он выдохся и иссяк после написания кандидатской, достигнув творческого предела.
А в “ящике”, куда он устроился, платили приличные деньги. Даже и в сравнение со средними заработками по Москве. Тем паче – с заработками его свободолюбивых и пока что неженатых друзей-преподавателей, за которые, правда, нужно было “пахать” от звонка до звонка по восемь часов в день, забыв про личное время и про науку.
Он и “пахал”, не унывал: он к работе, к труду был с малолетства приученный. Зато в 33 года он уже имел собственную 3-комнатную кооперативную квартиру в Москве, купленную на заработанные в стройотряде и оборонном институте деньги; имел автомобиль “Жигули” первой модели, который им с братом родители подарили. И, что самое-то главное, что было важнее квартиры и “Жигулей”, – он был абсолютно уверен в завтрашнем дне: знал, что никогда не закроют их институт, и не останется он без работы и без зарплаты. Это было так упоительно сладко, поверьте, – такую перспективу жизненную и творческую осознавать, с без-конечностью отождествлявшуюся, с без-смертием, – это удесятеряло силы.
Стеблов был счастлив и горд в этот короткий период времени, и очень доволен собой… Ну и страной, соответственно, что создавала ему, молодому учёному, все условия – да какие! Думай только, изобретай – не ленись, трудись самоотверженно, честно и качественно; и потом получай за работу добротную, высокоинтеллектуальную, на укрепление стратегической оборонной мощи СССР направленную, подобающие советскому полувоенному специалисту-теоретику деньги. Хорошие деньги, повторимся, очень хорошие, на которые можно было и в столице безбедно жить, которыми можно было гордиться. Вектора развития страны и Стеблова в те годы в точности совпадали, и от этого ему было работать вдвойне, а то и втройне приятно. Как приятно, к примеру, в лодке по течению и по ветру плыть – и окружающей красотой любоваться.
Он жил и работал весело и легко – как в детстве далёком, как в отрочестве, – домой приносил получки огромные, строил с женой и детьми на будущее широкомасштабные планы, которое, будущее понимай, ему виделось до “перестройки” исключительно в розово-голубом цвете, в мажоре. Здоровье недюжинное и красный диплом МГУ, глашатай обширных знаний, многократно усиливали те радужные видения-перспективы, ежедневно подпитывали и подтверждали их – что так оно всё и будет…
3
Но в марте 1985 года румяный краснобай М.С.Горбачёв взял в руки рычаги власти в стране, новый партийный Генсек – этакий чистоплюй и милашка, сталинский антипод или карикатура, шут гороховый и баламут, жалкая пародия на Вождя, великого лидера великого же государства.
И огромную Державу советскую, социалистическую, не подвластную никаким катаклизмам и завихрениям, как наивно думалось её жителям, тем более – разрушению и распаду, Державу вдруг начало лихорадить, шатать и трясти. Как лихорадит и трясёт, к примеру, старый и давно устоявшийся муравейник от всунутой в него лихими людьми палки. В СССР на официальном уровне были провозглашены “перестройка” и “новое мышление” вперемешку с “демократией”, “гласностью” и “оздоровлением”. А если по-русски и по-простому – была провозглашена “новая”, “свободная и демократическая, жизнь”. Взамен жизни старой – советской, “опостылевшей” и “несвободной”.
Брежневу, если кто помнит ещё, не забыл, в последние годы правления было тяжело говорить из-за проблем со здоровьем, с зубами, в частности: выступал он редко поэтому, только на съездах и пленумах. Про недееспособных Андропова и Черненко лучше и не вспоминать: те на своих постах и не работали-то толком, въехав в Кремль фактическими инвалидами. За них работали их соратники и помощники, пока они оба на больничных койках под капельницами валялись и под себя ходили – прислуживавшим медсёстрам жизнь портили.
А вот для молодого и ретивого Горбачёва выйти на публику и почесать языком половину рабочего дня было всё равно что на пляже позагорать или свежего мёду выпить, – было удовольствием и потехою. Говорил он с первого выхода в свет со всеми культурно, вежливо и с достоинством, долго и много везде говорил, народ свой доверчивый, по живому слову, живому общению истосковавшийся, неустанными монологами зомбировал и завораживал, в себя влюблял. Вот, мол, каков я удалец-молодец – и умный, и красивый, и знающий, образованный по самое некуда, кандидат наук, историк, правовед и философ, и всё такое. Не чета стоявшим до меня неучам-маразматикам, олухам Царя Небесного, у большинства из которых были лишь техникумы за плечами, ФЗО, рабфаки и партшколы; от которых-де было мало толку поэтому – только понты одни. Слушайте, мол, меня, люди добрые, верьте мне, смело идите за мной как за Иваном Сусаниным: я, как-никак, МГУ закончил, учёный юрист по специальности, во многих сложных вопросах большой дока – больше меня в Союзе нет. По определению, что называется.
Ну и давай часов пять-шесть без остановки и продыху лопотать-велеречить перед толпой на улице или собрании, партийном пленуме или очередном съезде – везде. И всё об одном и том же: о “демократии”, “плюрализме мнений” и “правах человека”, “духовном раскрепощении” и “переоценке ценностей”, “свободе” и “диктатуре” с “тоталитаризмом”, чем они отличаются друг от дуга, об “уникальности человеческой личности”. Да мало ли о чём ещё выходил и вещал товарищ – всего и не упомнишь, не перечтёшь, не передашь потомкам, как того хочется.
Советским избалованным брежневским райским правлением людям с высоких партийных трибун и на встречах уличных им, златоустом из Ставрополя, изо дня в день, из месяца в месяц настойчиво стало внушаться, что они-де перво-наперво были теперь обязаны – именно так! – в корне поменять свои взгляды на жизнь, на страну, на её историю и руководителей… И на соседние европейские государства, конечно же, что с запада окружают нас, которые, на его просвещённый взгляд, совсем не такие уж скверные, хищные и свирепые, как нам-де 70-т лет внушалось. Разбить стереотипы прошлого, короче, и снять идеологическую пелену с глаз одураченного и оболганного населения – вот-де задача задач и главная цель “перестройки” и “гласности”! Без чего не будет в Советском Союзе ни демократии, ни свободы, ни нормальной жизни! – вообще ничего! Именно и только так тогда Генеральным секретарём вопрос ставился! – безапелляционно, радикально и недвусмысленно! И он, историк, философ и юрист Горбачёв, “политик милостью Божией”, народу в этом поможет…
4
Ну и началась после этого знаменитая, лихая и разудалая горбачёвская либеральная свистопляска вперемешку с реформами, что так насмешила мир, длилась семь лет по времени и кончилась катастрофой, как хорошо известно, – крушением СССР!… А может, и праздником! – как знать?! Для большинства православных русских людей итоговой волей, свободой и праздником, не смотря ни на что. Не смотря на циничный и подлый обман со стороны центральной московской власти, кровь, унижения и слёзы; и даже на очередное тотальное разграбление материальных, природных, научно-технических и культурных богатств, огромные территориальные и людские потери, финансовые и золотовалютные издержки?!…
И, тем не менее, до этого ведь было как?! – до Горбачёва то есть: если кто помнит, опять-таки, те пред’перестроечные времена и мысли авторские поддержит и подтвердит. До этого людям чуть ли ни с первого класса рассказывали (и они те рассказы-внушения родительские и учительские как пионерскую клятву помнили, как комсомольский и партийный устав), что живут-де они в самом лучшем и самом большом государстве – Союзе Советских Социалистических Республик. Величайшей мировой Державе по факту, площади и цифрам, из руин сотворённой В.И.Лениным и И.В.Сталиным после Революции и Гражданской войны и основанной на безусловных принципах социального равенства и справедливости. Чего в России прежде целых 300 лет не было, не наблюдалось – со времён порабощения Западом Московского Царства в 1613 году через марионеточную Династию Романовых, – и о чём православные русские люди так долго и страстно мечтали; ради чего, собственно, и поддержали всем сердцем и всей душой Великий Октябрь Семнадцатого и грандиозное социалистическое строительство, за что, наконец, воевали и слагали головы на фронтах Великой Отечественной войны. И это всё – тоже факты.
Оба они поэтому, Ленин и Сталин, справедливо и обоснованно провозглашались партией и правительством гениями всех времён и народов, титанами, богами земными, перед которыми все остальные деятели мировые, как нынешние, так и прошлые, – пигмеи презренные и ничтожества. Или детишки малые, несмышлёные, если уж совсем аккуратно и мягко про остальных сказать, не боясь никого напрячь и обидеть… И для большинства народонаселения СССР это историко-идеологическое утверждение было очевидной и безусловной истиной, которая сомнению не подлежала и не подвергалась! Ни сомнению, ни обсуждению! Зачем?! чего обсуждать-то, действительно?! – когда и так было всё ясно всем! И обледенелым чукчам, и жителям Средней Азии, и народам Кавказа и Закавказья.
Советские граждане 1970-х – 80-х годов в основной массе своей были искренне и от души благодарны и Владимиру Ильичу, и Иосифу Виссарионовичу за воссозданную и оставленную им в наследство величайшую и хорошо отлаженную страну. И очень гордились тем, что в их государстве могучем и непобедимом без-платная медицина, образование и жильё, копеечный хлеб, вода, электричество, газ и уголь. А все недра, леса и поля, все заводы и фабрики – общенародные. Что отсутствует безработица и биржа труда, кризисы политические, экономические и социальные; как и всякие там зерновые, промышленные и банковские турбулентности с завихрениями, с внезапными обвалами и взлётами цен – потому что мы не зависим от кабальной мировой экономики и биржевых спекулянтов, что безраздельно правят там бал, на колебаниях цен наживаются.
Нет, у нас всё было не так: у нас существовал план, а не дикий западный рынок с его непредсказуемостью и депрессиями, неподъёмными ценами на продукты питания, лекарства и жильё, и свободной рабочей силой. Миллионами безработных сиречь, а по сути – элементарных бомжей, изгоев общества, лузеров, что являются следствием постоянного обанкрочивания и перепроизводства.
А ещё советские люди верили и гордились, что они – хозяева своей страны, где каждый каждому друг, товарищ и брат, вне зависимости от национальности, цвета кожи и вероисповедания. В отличие от хищного и злобного Запада, опять-таки, от Северной Америки той же с её Ку-Клукс-Кланом и расовым расслоением и угнетением, где люди живут по звериным фашистским законам, по сути, и где их не интересует ничто, кроме самих себя, доллара и наживы.
Там, на Западе, учили всех в школе, техникуме и институте, готовы поработить и закабалить весь мир ради собственной выгоды и комфорта, что цивилизацией у них зовётся, словно в насмешку; готовы всех до единого изничтожить и истребить, кто мешает им сладко жить, крепко спать, собственную волю навязывать повсеместно. И Великая Отечественная война 1941-45 годов, обрушившаяся на советское государство и с великим трудом и потерями выигранная, – это убедительно показала: кто на самом-то деле есть кто, и кто чего хочет в действительности, кто что думает.
Поэтому-то они, хвалёные европейцы и американцы, – враги всех советских людей – самые главные и давнишние, заклятые и коварные! – от которых следует ожидать всего, любой провокации, подлости и вероломства; против которых нужно всеми силами и ресурсами обороняться, имеющимися в наличии, на пушечный выстрел к границам собственным не подпускать; тем паче – к разуму, науке и культуре, душам… Ибо цивилизация, основанная на безжалостно-безпощадной эксплуатации и ограблении других и возведённом в культ эгоизме, дьявольской гордыне и себялюбии, долго не продержится, не проживёт. Она чахнет и гниёт на корню – и пусть себе догнивает к лешему. От неё, прокажённой и проклятой, подальше-де надо держаться: нам, добропорядочным русским людям, ни с Америкой, ни с Западом не по пути…
Так думали в СССР при Сталине и при Брежневе, да и при троцкисте-Хрущёве том же (хотя Н.С.Хрущёв – это особая тема). Такое внушали народу партия и правительство всё предвоенное и послевоенное время при помощи радио с телевидением, различных журналов, фильмов, газет. Стеблов это помнил отлично – те партийно-правительственные публичные проповеди и наставления, был абсолютно согласен с ними, всем сердцем поддерживал их, детям своим их внушал регулярно. Они были истинной правдой, по сути, истинной: руководителей ленинско-сталинского государства здесь особенно-то не в чем было и упрекнуть. Которых в этом активно поддерживали и литература с искусством в лице своих лучших представителей – писателей, режиссеров, художников с музыкантами, – патриотов-велико-державников от рождения…
5
Но вот пришёл Горбачёв – “большая-пребольшая умница”, повторимся, лапочка и чудодей! И народу стали внушать обратное его нукеры – диаметрально-противоположное фактически, лживое и заезженное. Да ещё и примитивное и крамольное, плюс ко всему, враждебное и взрывоопасное, что уже слышалось прежде не раз и не два из уст далёких предшественников Михаила Сергеевича: князя Курбского того же и первых Романовых, декабристов, Бакунина, Герцена и Чернышевского, Нечаева, Плеханова и Кропоткина, Милюкова, Керенского и Троцкого, и многих-многих других “радетелей за народное дело”, – и всегда приводило к трагедии и разрухе, неизбежному следствию ликвидации государства, тотальному обнищанию и бедствию.
И ведь опять привело – в который уж раз по счёту! – теперь уже в 1990-е годы. Потому что пропагандисты и агитаторы Горбачёвские, жидомасоны всех уровней и степеней, работали по до мелочей и деталей отлаженным в былые времена программам и схемам, приносившим отличные результаты их разработчикам, помноженные на богатые дивиденды. Понимай: заставляли доверчивых русских людей терять собственный разум и веру, вверяться антинародным трибунам бездумно и безоговорочно – и начинать под их руководством торить изъезженные стёжки-дорожки по переустройству российского общества по европейскому образцу. И при этом неизменно, с гарантией наступать на старые, почерневшие от времени “грабли”, что больно били по лбам, так что искры из глаз сыпались, опустошали народные карманы и кошельки, – но ума и опыта, увы, массам не прибавляли…
Так, со дня прихода Горбачёва в Кремль они, его лукавые помощники-идеологи с А.Н.Яковлевым во главе, получив полную свободу действий от партии и правительства по перестройке общественного сознания на “современный цивилизованный лад”, принялись усердно рассказывать-разъяснять разбуженному в политическом смысле народу, что Держава наша советская есть-де наиотвратительнейшее дерьмо, “империя зла и насилия”, “тюрьма народов и кабала”, “душительница свободы, правды, прогресса” (как и Московия времён Ивана IV Грозного, на их “просвещённый” взгляд, да и Держава Романовых та же до Февраля Семнадцатого). И никакой справедливости, прав человека, счастья, тем более, в ней, Советской России, и в помине нет – потому что построена она была, якобы, на крови, слезах и горе людском двумя отъявленнейшими “громилами” и “шарлатанами”, “тиранами”, “безбожниками” и “палачами” – Лениным со Сталиным, понимай, – “демонами в человечьем обличии”, которых и людьми-то назвать нельзя, которых-де непонятно как и земля-то наша носила. Ведь ничего, кроме ужаса, голода и страданий, они народу, дескать, не дали, не принесли, увы, по причине своей природной никчёмности и пустоты, кровожадности и садизма.
––
*) Доказательством чему и раньше и теперь якобы служит знаменитый “Архипелаг ГУЛАГ” А.И.Солженицына – “Библия” всех российских перестроечников-реформаторов, этакий заострённо-пропагандистский псевдо-литературный шедевр и, одновременно, ярчайший образчик либерального глумливого Агитпропа. А по сути – примитивная и пошлая книжица-страшилка, задуманная на Западе задолго до самого автора как некий универсальный идеологический молот-топор, который призван был в перспективе изнутри разрушить Советский Союз, сознание и душу народа изгадить и испоганить, выбить из-под ног народонаселения почву. Что, собственно, и случилось, увы.
Значит, Солженицына кормили и поили, и раскручивали не зря западные спецслужбы. Он своё подлое дело сделал.
И его “Архипелаг…” всё ещё в чести и приносит пользу: уже, вон, и в среднюю школу пробрался по личной указке самого президента Путина, горячего поклонника Александра Исаевича и ельцинского протеже, прошедшего кагэбэшную выучку и подготовку. Им, “Архипелагом”, всё ещё пытаются заслонить – и небезуспешно – современные российские либеральные идеологи, пришедшие к власти в августе 1991-го, ленинско-сталинский подвиг величайшего государственного социалистического строительства. Надолго ли их ещё хватит – дурить народу мозги, идиотов из русского люда делать?! Когда же “Архипелаг”, как и жвачка западная, всем до чёртиков надоест?!…
––
Поэтому-то народ советский, якобы одураченный и обманутый за 70-т последних лет, но чести и совести не утративший, должен-де (по внушениям Яковлева и его команды) дружно начать обоих их ненавидеть и проклинать. Построенную же ими Державу “тоталитарную” и “кровососущую” до основанья опять разрушить: в пыль, в труху превратить, в пустыню. И возвести на её месте новую, по западному образцу: образцу какой-нибудь Англии или Америки, – где всё честно, чётко и гладко (Яковлев так считал, а за ним – Горбачёв), сытно, тепло и светло, празднично и весело. И где людишки тамошние этакими земными ангелами живут, ездят на “мерседесах” и джипах по миру, барствуют, наслаждаются, золотистое пиво каждый день пьют с душистыми свиными сардельками и гамбургерами – и зла никому не желают. Упаси Бог! Тем более, нам, одурманенным русским людям, которых-де они и жалеют и любят, уму-разуму, демократии задарма хотят научить вкупе с другими дурнями из Азии и Африки, и Латинской Америки, на истинный путь нас наставить: и англичане с американцами, и немцы с французами, все…
Народу рассказывалось и внушалось всё то, одним словом, что было старо как мир, что говорилось, повторим, до этого тысячи раз, набило оскомину и обрыдло думающим образованным людям своим кретинизмом и дебилизмом, и примитивной пошлостью. Но что, тем не менее, давало отличные результаты из века в век по тотальному разрушению и закабаленью России, и потому давно уже превратилось в российской революционной и антинациональной среде в некие универсальные заклинания-мантры, в идеальные символы и идеологические клише для промывания мозгов, зомбирования и политического разогрева. С непременным последующим превращением одураченных и возбуждённых народных масс в агрессивно-послушное стадо сначала, а потом – и в стихию огненную, лава-образную, способную разгромить и спалить что угодно по указке вождей. В том числе – и собственную страну, их благодетельницу, охранительницу и кормилицу…
6
Подобными антироссийскими проповедями по поводу уже и “советской империи зла” запестрели тогда страницы большинства союзных толстых журналов и выходящих миллионными тиражами газет. И наиболее гнусными и оголтелыми из них, наиболее выдающимися по своей изощрённой лживости, цинизму и лицемерию были журнал “Огонёк”, несомненно, Виталия Коротича и газета “Московский комсомолец” Павла Гусева – два омерзительно-тошнотворных “рупора перестройки”, самых подлых, пошлых и гадких из всех, самых грязных и мерзких, самых вонючих, главные редактора которых были отъявленными антисоветчиками и анти-националистами, жизнь положившими, по примеру дедов и отцов, на борьбу с “великодержавным русским шовинизмом”.
Не сосчитать, не измерить, не осознать, сколько они помоев и грязи вылили на страну, скольких прекрасных и честных людей, молодых и старых, образованных и не очень, этой зловонной газетно-журнальной жижей запачкали и задурили, с толку сбили. Но больше, но сильнее всего досталось от них Ленину и Сталину, безусловно! Двух этих выдающихся деятелей, лидеров большевистской партии в первые и самые тяжелейшие годы, там полоскали печатными помоями каждый день в течение нескольких лет – так они оба были рвавшимся к власти мировым финансовым воротилам до тошноты, до болей головных враждебны и ненавистны! Все их семейные тайны “выведали” и “раскрыли” борзые пронырливые писаки, все недостатки со слабостями, все “кашли” и “чихи”. Уже чуть ли ни в штаны к каждому из них забрались и всё там с увеличительным стеклом рассмотрели: кто был обрезанный, а кто нет; кто из них двоих был еврей, а кто – шабесгой-полукровок. И заставили читателей вместе с ними, похабниками бессовестными и помоешниками, весь этот кошмарный ужас читать, брезгливо плеваться сквозь зубы и морщиться.
А уж про ленинско-сталинскую партийную и государственную работу и говорить не приходиться: всю её буквально по полочкам разложили с первого и до последнего дня сопливые столичные журналисты с двумя извилинами в башке и жидо-масонским поверхностным образованием – и ничего там кроме фатальных и катастрофических “ошибок” вперемешку с репрессиями не нашли, кроме жажды власти, крови и подлости. Представляете?!
После чего читателям было объявлено с радостью, с некой ребяческой гордостью даже, замешанной на полном невежестве и незнании, кретинизме собственном и слабоумии, что ничего другого там и не было, дескать, да и быть не могло по причине умственной отсталости и Владимира Ильича, и Иосифа Виссарионовича! Вот ведь до чего додумались-дописались в итоге газетно-журнальные борзописцы, “убогие по уму и по сердцу”, к чему подвели честной православный люд! Измерили своими блошиными мерками двух Великанов, сравняли Великанов с собой – и раструбили об этом на всю страну: вот, мол, какие мы удальцы-молодцы, как на бумаге ловко с ними расправились. Да руководи мы тогда государством, дескать, – в СССР всё по-другому было бы! Тихо, спокойно и благостно – как в раю! Молочные реки текли бы повсюду в кисельных берегах. А на заборах вместо галок и голубей жирные индюки сидели.
И обожранные академики-обществоведы, завсегдатаи общественно-политических телепрограмм, редакций самых крутых и издательств, и масонских клубов, лауреаты всех мыслимых и немыслимых наград и премий, как и маститые сочинители и публицисты из элитарного и высокооплачиваемого “Нового мира”, дружно трезвонили и строчили про то же самое, ничем не отличаясь, по сути, от глупеньких бульварных газетных писак, вторя им в унисон, соревнуясь в хуле и чернении героической советской эпохи с ними… Что только подтверждало “огоньковско-московско-комсомольский” бред, придавало ему вид правды и общественный вес и силу.
Только анатоль-ивановская “Молодая гвардия”, викуловско-куняевский “Наш современник”, да прохановская газета “День” как могли сопротивлялись тотальной разнузданной лжи, пытаясь хоть как-то отстоять и защитить советское славное прошлое, одурманенным демократической пропагандой людям на происходящее глаза открыть, бесстрашно высказаться-прокричать со своих страниц, что перестроечные горбачёвские бесы в очередной раз пытаются до основания разрушить страну, а добропорядочных русских граждан бессовестно унизить и обобрать! Но разве ж справиться было им втроём с такой многотиражной махиной…
7
Не удивительно, в свете всего изложенного, что доверчивый советский народ, малообразованный и политически-неискушённый в основной своей массе, а то и вовсе дикий, тяжёлой ежедневной работой измученный и придавленный, социальной и бытовой неустроенностью, да ещё и начальством запуганный и забитый до невозможности, партийными директивами и указами, привыкший полностью верить всегда партии и правительству, и печатному столичному слову, – народ был шокирован, обескуражен, с толку и веры сбит подобными газетно-журнальными публикациями-“откровениями”, разносившимися быстрее молнии по городам и весям Союза, добиравшимися до самых отдалённых уголков страны и переворачивавшими там всё с ног на голову в смысле мировоззрения и полит-пристрастий… И через какое-то время, к концу 1980-х годов, наивные советские люди, оболваненные пропагандой, стали действительно сомневаться и в строе советском, родном, и в его легендарных руководителях, на портреты которых ещё недавно они с великой гордостью и надеждой смотрели, тихо радовались и молились, в светлое будущее безоговорочно верили. А к Западу, наоборот, люди стали напряжённо присматриваться и прислушиваться. И гадать: а там-то, мол, как? сравнить бы! съездить бы! поучиться бы!…
На это-то и была рассчитана оголтелая травля легендарного советского прошлого через электронные и печатные СМИ и ежедневная пропагандистская истерия: лишить сознание и души людей ленинско-сталинского идеологического фундамента. А вместе с ним – веры, надежды, радости и света душевного, тихого земного счастья, покоя, комфорта, любви; сбить их, к Богу, к правде стремившихся, с намеченного пути, с духовных идеалов и ориентиров; заставить сомневаться сначала, а после – негодовать и беситься, ненавидеть советскую Родину, собственную героическую Историю и вождей. Чтобы перетянуть их, одураченных и взбесившихся, на свою вражью сторону – и сделать убеждёнными и яростными противниками властей, потенциальными хулителями и разрушителями собственного государства.
И неожиданностью это не стало, опять-таки, для опытных и знающих, политически-просвещённых и искушённых людей, знакомых с историей захвата власти и закулисными полит-технологиями. Ведь безпардонно-лживую и подлую травлю-методу эту, чудодейственный её рецепт “огоньковским” и “московско-комсомольским” писакам их идеологический предшественник и наставник Добролюбов ещё завещал в XIX веке.
«Нам следует группировать факты русской жизни, – прозорливо напутствовал он их со страниц своих сочинений (из письма к С.Т.Славутинскому, русскому писателю-народнику). -…Надо вызывать читателей на внимание к тому, что их окружает, надо колоть глаза всякими мерзостями, преследовать, мучить, не давать отдыху – для того, чтобы противно стало читателю всё это царство грязи, чтобы он, задетый за живое, вскочил и с азартом вымолвил: “да что же, дескать, эта за каторга: лучше пропадай моя душонка, а жить в этом омуте я не хочу больше”…»
Сей разрушительный завет Добролюбова и исполняли в точности советские прикормленные журналисты тех лихих перестроечных лет – молодые, нахальные, глупые, но ужасно высокомерные и борзые от вседозволенности и рукоплесканий, и гонораров космических, необъятных, что сыпались на них как из рога изобилия и из гос’казны, и из разных зарубежных фондов. Они-то и доводили народ до бешенства, до белого коленья, что называется, заражали души и нервы людские очередной долговыводимой проказой – такой же реальной и страшной, как и проказа телесная, – изо дня в день «расстреливая из приземистых крепостей толстых журналов и газетных зловонных траншей все самые талантливые явления русской духовной жизни»…
8
И вот, по прошествии нескольких лет, уже кипит и пенится вся страна, до краёв накаченная взрывоопасным политическим порохом. Никто не работает в институтах и министерствах, многочисленных конторах и учреждениях, где в основном советская интеллигенция обитала, – все только очередную “историческую сенсацию” обсуждают, очередной печатный “шедевр” какого-нибудь рыжего или картавого борзописца: спорят, кричат, горячатся, правду-матку хотят найти, единую и неделимую.
В курилки было зайти нельзя – там шум стоял как в пивной или в цеху кузнечном. Сквозь дым сигаретный было лиц не узреть – только один рёв и слышался.
«Погляди, что пишут-то, а! что Сталин, подлец, вытворял! – кричал, к примеру, какой-нибудь молодой и горячий еврей-инженер, тряся перед носом коллег свежим номером купленного в киоске журнала, который он перед тем от начала и до конца уже успел проштудировать на рабочем месте (это вместо того, чтобы думать и изобретать). – Всё сделал, собака, паскудина, сволочь, чтобы Великую Отечественную войну проиграть, весь цвет доблестной Красной Армии перед войною вычистил. Вот мерзавец! подлец! негодяй! Повесить надо было его за такие вещи, иуду!…»
Помнится, в первые дни перестройки вечно куда-то спешащий Вадим поневоле задерживался в курилке, болезненно слушал весь этот досужий вздор и даже пробовал было защищать поначалу несправедливо оболганного Генералиссимуса.
«Сталин, он что, самоубийцею был, да? – скажи вот ты мне на милость, – маньяком полупомешанным? – обращался он к пылкому сослуживцу-еврею, ещё не зная и не догадываясь, что тот – еврей; всё это потом уже выяснилось доподлинно, когда власть в стране поменялась, и быть евреем стало, элементарно, выгодно. – Ведь проигрыш в той войне, пойми ты, чудак, означал бы лично его, как руководителя государства и человека, немедленную гибель. Его бы участь Адольфа Гитлера ожидала, то есть быстрая и позорная смерть. И это – в лучшем случае… Сталин про это знал, разумеется, – и делал всё возможное и невозможное, чтобы этого не случилось, чтобы личной трагедии избежать. И инстинкт самосохранения ему правильные решения и ходы подсказывал, правильные приказы и постановления. А может – и Сам Господь!… И то, что этого не случилось, в итоге: проигрыша и позорной смерти его, – и в 1945-ом победа наша была, неоспоримая и безоговорочная, – всё это именно о том говорит, что делал-то он, наш Верховный Главнокомандующий Сталин, всё очень и очень правильно, “как доктор ему прописал”. И “пятую колонну” перед войной он абсолютно правильно вычистил из Вооружённых сил, из партии и правительства, дальновидно на Колыму отправил от греха подальше после известного заговораТухачевского – всех этих беспутных и подлых троцкистов, зиновьевцев и бухаринцев, революционеров сугубых и ярых, откровенных саботажников и вредителей по преимуществу, кровожадных маньяков и упырей, ничего не умевших по сути, как только заговоры плести да давить и резать людей ради “светлого и счастливого будущего”. Народу нашему и ему самому это было только на руку и на пользу. Потому что с предателями и саботажниками, и заговорщиками потенциальными за спиной мы бы точно ту войну проиграли. В этом нечего даже и сомневаться. Вспомни 1905 год, 1917-ый. Русско-японскую войну, Первую мировую. Уж сколько про те подпольные либерально-интернациональные козни сказано и написано – не передать! А мы всё никак не поймём, не напряжём мозги; всё клюём и клюём на эту их вражью удочку – и не подавимся… Сценарий-то у мировых финансовых воротил один, запомни: сначала – изматывающая война, хорошо бы проигранная, и следом за ней – революция, или гос’переворот. Они только таким манером к власти и приходили, и будут приходить всегда. И не только, кстати сказать, у нас. Повсюду!…»
Но как только он это произносил, такую непозволительную похвалу “великому деспоту и тирану”, на него набрасывались со всех сторон разъярённые молодые евреи, сотрудники института.
«Да как ты смеешь, Вадим, такие слова говорить?! Опомнись! – со злобою кричали они, готовые растерзать Стеблова. – У меня дед от Сталина пострадал в 37-м! на Колыме загнулся!… И у меня дед сидел в это же приблизительно время, честный советский труженик, член партии с 1918-го года, революционер, коммунист со стажем!… И у меня в 37-м деда арестовали, лишили имущества и всех постов!… И у меня!… И у меня!… И у меня!…»
Их так много оказывалось тогда, всех этих ярых еврейских отпрысков-агитаторов, хулителей-ниспровергателей Сталина, а защитников и почитателей – мало, и все они тихо сидели за рабочим столом, как правило, одинокие, затравленные, разобщённые, – что Вадим только диву давался, не веря своим ушам, открывая заново для себя портреты многих своих сослуживцев, коллег по работе. Удивлённый до крайности и смущённый, он замолкал, поскорей покидал взбунтовавшуюся против него курилку; но, придя на рабочее место, долго ещё не мог успокоиться, сердце всклокоченное унять, привести в порядок угорелые мысли и чувства…
«Как же это так? – после подобных стихийных бесед всегда расстроено сокрушался он и в институте, и дома. – Что в стране и со страной происходит? – если уже даже и до Ленина со Сталиным добрались новые идеологи и пропагандисты, наших легендарных вождей и кумиров, основателей СССР! И как самых лютых врагов их перед народом выставили, отъявленных мерзавцев, предателей и злодеев! Это их-то, кому мы кланяться все должны до скончания века, благодарить, петь “осанну”! Как же после этого дальше-то будем жить – думать, любить, работать, строить счастливую светлую жизнь, космос двигать вперёд, науку советскую и культуру? С таким-то настроеньем мерзопакостным?»
9
Поначалу, правда, если уж быть абсолютно честным и объективным, и всё описывать точно, как тогда было, советский народ ставропольца-Горбачёва с надеждою встретил. Ещё бы: молодой, энергичный, сладкоголосый, больному и косноязычному Брежневу не чета; много ездил и говорил, много чего обещал хорошего и позитивного. Но потом, через пару-тройку годков всего, наступило разочарование вперемешку с обидой, досадою даже. Люди быстро почувствовали, что их новый Генсек – пустозвон, и хорошего от него ждать нечего.
Хорошего ничего и не было, а был бардак, балаган беспрерывный и критиканство, всеобщая непрекращающаяся говорильня и загнивание. Жизнь с каждым новым днём стремительно ухудшалась для честного советского труженика, катастрофически падала дисциплина труда; а с нею вместе – качество производимых товаров… А то, что и было ещё конкурентоспособного и качественного – гнали прямиком за рубеж, на приобретение валюты; и на поддержку наших друзей и союзников по социалистическому лагерю и Коминтерну, которых развелось что грязи в распутицу при Хрущёве сначала, а потом и при Брежневе, на всех континентах и материках.
Денег за эту помощь с них никаких не брали, или почти никаких. Зачем?! что за глупость и мелочность непозволительная для коммунистов, на солидарности трудящихся всех стран воспитанных, на взаимовыручке?! В СССР это было не принято делать в расчётах “с друзьями” – плату за поставленные товары и услуги брать. Сочли бы за моветон, за кровное оскорбление и обиду.
Да и много ли с них, оборванцев и голодранцев, взять можно было, дикарей необразованных, неумытых, умеющих только плодиться без меры и сутками сидеть и лясы точить, пить и жрать без продыху, совокупляться. Половину Африки таким вот убыточным образом содержали вместе с Азией и Латинской Америкой, себе отказывая во всём, себя до последнего истощая и обедняя.
Прагматичные Соединённые Штаты, наверное, от удивленья только буйной гривой трясли, диву даваясь на наше природное ротозейство и щедрость, и втихомолку над нами посмеивались, вероятно: давай, говорили, давай, Иван, взваливай на себя побольше всякой праздной и никчёмной рвани, корми её и пои, обустраивай. Скоро вообще, ухмылялись, без штанов останешься от доброты и простоты своей, от своих дебильных руководителей. Вот тогда-то мы, дескать, с тобой, босяком, повоюем, покажем тебе “кузькину мать”. Голыми руками тебя возьмём, без единого выстрела…
10
Сельское население в последние советские годы стремительно сокращалось из-за происходившего на селе бардака, упадка нравов и грошовых заработков. Люди любыми путями стремились зацепиться за город, за лёгкую городскую жизнь – и это было понятно, разумно и объяснимо, и для деревенских людей простительно: такое их массовое с родных насиженных мест дезертирство.
Города непомерно разбухали и перенаселялись от этого, и к началу 90-х годов там обитали уже миллионы здоровых трудоспособных граждан, от которых или вовсе не было никакой пользы, или она была крайне-сомнительной; но которых нужно было поить и кормить, платить высокую в сравнение с нищей деревней зарплату… Из-за подобной стихийной урбанизации, при Горбачеве катастрофической, стремительно исчезали с прилавков продукты питания и товары первой необходимости: их уже просто некому стало производить в таком огромном количестве. Мясо, масло, макаронные и крупяные изделия даже и в крупных промышленных городах людям к началу 90-х годов в магазинах уже невозможно было купить – только на рынках у спекулянтов, и втридорога. Сахар и водку из-за бездумной антиалкогольной компании, врагами России придуманной и внедрённой, сигареты те же и вовсе стали выдавать по талонам и карточкам, от которых отвыкли с войны. На страну надвигался голод… {4}
Москву захлестнули бесконечные очереди и толпы полуголодных провинциалов. Люди в столицу за сотни километров из российской глубинки ехали и выстаивали здесь в очередях часами за каждой мелочью и ерундой, даже и за хлебом тем же. Там у них уже и ерунда пропала с прилавков следом за мясом, сыром и колбасой, мылом и порошком стиральным: всё это они из Москвы мешками и тюками возили, москвичей оставляя ни с чем – с одним раздражением и недовольством. Калуга, Тула, Рязань, Брянск, Иваново, Владимир и Тверь уже только в Москве снабжались, жили за счёт Москвы; не говоря уже про огромную Московскую область, которой сам Бог повелел в Москве отираться и подъедаться, сметать с прилавков всё. Люди там не работали – так москвичам казалось, – только за продуктами ездили и ездили беспрерывно, “кисли”, потели в очередях. Государство при такой разрушительной, бездумной и бездарной политике неминуемо ждал коллапс. Советская Держава стремительно катилась в пропасть.
На фоне тотального дефицита товаров пышным цветом расцвела спекуляция, чёрный рынок. Нечистые на руку граждане, кто на дефиците сидел, работал в снабжении или торговле, в момент сколачивали себе капитал, переводили его в золото, камни, антиквариат и валюту. А потом покупали всё и всех на корню: дачи, машины, чиновников, себе и родне халявные должности в министерствах и ведомствах. Чтобы потом больше во сто крат воровать – и не бояться расплаты, возмездия.
Бесконтрольные мафиози и дельцы-прохиндеи лезли во власть, старались влиять на политику партии и правительства. Их же собственная политика была одна, непреложная и железобетонная: чем хуже стране, государству советскому – тем им, шакалам и паразитам, лучше…
И тут Ю.В.Андропова надо помянуть недобрым словом, что, будучи председателем КГБ СССР (1967-82 гг.), тайно пестовал эту жуликоватую мразь, сознательно открыл всей этой нечистоплотной и предельно циничной и ловкой шушере путь наверх, двери в самые высокие и знатные кабинеты. Где они и обосновывались вскорости на правах хозяев, куда тащили друзей и родню… Напомним, что в 1970-ые годы именно он, Андропов, “в интересах укрепления социалистической законности и порядка”, якобы, и недопущения “силовых” злоупотреблений прошлого, провёл через Политбюро решение, для многих и тогда уже спорное, в соответствии с которым полностью упразднялась проверка по линии КГБ лиц, поступающих на работу в партийные и советские органы. Вот и потекли туда аферисты, жулики и коррупционеры всех мастей обильным зловонным потоком, типы с сомнительным прошлым, тёмными, а часто и криминальными пятнами в биографии…
11
Но, однако ж, вернёмся к герою нашему, Вадиму Стеблову, молодому московскому учёному с первой половины 1980-х, старшему научному сотруднику крупного столичного НИИ, имевшего наивысший Всесоюзный статус. Выросший, выучившийся и возмужавший, он горбачёвское смутное время, в целом, хорошо пережил – спокойно и уверенно, без потрясений внешних. Успел даже, как уже было сказано, к началу 90-х годов, когда перестройка заканчивалась, кооперативную квартиру себе и своей семье в Строгино купить, элитном московском районе, машину на пару с братом. На родину потом на этой машине регулярно ездил, навещал там состарившихся родителей, продукты им и от них привозил: туда – колбасу и сыр; оттуда – сало, огурцы и картошку. В общем, со стороны если бы кто посмотрел, всё у него было кондово, добротно и гладко, достаток во всём царил, жизнь сытая и размеренная – правильная хорошая жизнь в труде ежедневном и праведном, любви и Боге.
В Москве, правда, стремительно увеличивались очереди в магазинах, в которые уже невозможно стало зайти от переизбытка иногородних граждан, пропадали продукты и товары с прилавков, пышным цветом расцвёл дефицит, – но и это не сильно его расстраивало, жизни не портило, не напрягало. В их институте дельцы из профкома организовали коммерческий отдел и, заключая прямые торговые договоры со столичными магазинами и складами, в целом неплохо снабжали себя и своих сотрудников продуктами первой необходимости, избавляя всех от утомительных вечерних стояний в очередях, по возможности продуктовый дефицит ликвидируя.
И у супруги Вадима, работавшей в Мосгортрансе, похожая наблюдалась картина. Больше скажем. Их коммерческий отдел функционировал даже лучше, к продуктам питания ещё и промышленные товары присовокупив: электроприборы, текстиль и обувь. Так что материальная сторона в их семье была, что называется, в полном порядке…
Одно напрягало Стеблова со второй половины 80-х – падение дисциплины труда, которое при Горбачёве становилось хроническим и тотальным. На работу пока ещё все ходили, – но по-настоящему работали единицы, в основном – одни старики, занимавшие руководящие должности и имевшие максимальные заработки. То есть люди, с которых по инерции что-то спрашивали ещё, на которых их институт и держался. Молодёжь же всё больше и больше устранялась от советских космических тем и программ, годами откровенно дурака валяла и деградировала в профессиональном плане, нивелируя знания и диплом, теряя квалификацию.
И этому никто не препятствовал, в колокола не бил, не тревожился, что к добру такое безалаберное научно-кадровое расточительство не приведёт – боком государству выйдет. Потому, наверное, что патриотов-державников наверху становилось всё меньше и меньше. Продажный и гнилой Горбачёв их принципиально рядом с собой не держал, поганой метлой гнал с постов ответственных, значимых, заменяя безродными и бездарными дельцами-космополитами, под стать себе, которым всё “до лампочки” было, “до фени”, кроме тугой мошны и наполненного до краёв корыта… А ещё потому, что её тогда становилось очень много везде – праздношатающейся образованной молодёжи, – следствие перегиба с обязательным и безплатным образованием (дневным, вечерним, заочным) и отсутствием безработицы. И, одновременно, с запретом на любую частную инициативу, предпринимательство, малый и средний бизнес: дипломированных молодых специалистов государству просто нечем становилось занять, катастрофически нечем.
И заброшенная, безхозная и безцельная молодёжь, сама того не планируя и не желая, превращалась в нахлебницу, “динамит”, паразитирующую прослойку общества, предельно озлобленную и взрывоопасную от хронической праздности и переизбытка сил, готовую взорваться в любую минуту и разнести к чёртовой матери всё. В том числе – и страну, не дающую её энергии и талантам выхода и развития…
