скачать книгу бесплатно
подмосковный городишко Суконный, основанный ещё Саввой Морозовым,
было подобно невидимой человеческому глазу эпидемии гриппа и располза- лось по всем закоулкам города, забираясь в каждую семью и в кабинеты начальников. Да и вообще: подобных городишек вокруг Москвы было зава- лись, порой в них даже запутывались, но каждый, даже самый захудалый и
зачуханный, имел свой фирменный знак, гордился этим и занимался своим и
только ему присущим делом. К примеру, Гусь-Хрустальный изготовлял каких- то там гусаков из хрусталя, а может быть, ещё курями и утками разбавлял
свой суррогат, но хрусталь на ноги-то, тем более на задницу, – не натянешь!.. Потому, с нашей точки зрения, в городишке Суконном благодаря текстилю, сукну и всяким там тряпкам, которые: плелись, прялись, шились и вязались, всё это являлось гвоздём всей жизни в городе и надеждой в будущем всего потомства. Сунонно-носочно-чулочная фабрика в городе являлась для жите- лей городка – подобно дойной коровы для бедной многодетной семьи.
Сложно было найти в городе семью, в которой кто-нибудь из её членов не ра- ботал бы на этом предприятии, потому и случай поневоле задевал и давил на затылок всех поголовно. В те дни, как перешёптывались богомольные, в про- шлом исчахшие за ткатскими станками, старушки, сидя на лавочках у подъез- дов домов и в многочисленных сквериках в черте города: говорили, что во всех церквях в округе Москвы, на иконах святые угодники поникли взором. А у некоторых – отмечено было старушками – они пустили слезу. Слухи злове- щие и пугающие – из уст в уста передавались шёпотом – что со дня на день всё начальство фабрики пересажают по каталажкам, а саму фабрику, из-за её
убыточности, навсегда закроют, а горожанам прикажут расходиться, – куда глаза глядят, на все четыре стороны! Многие, конечно, в этом сомневались, – а напрасно!.. Те, кто это говорил, будто в воду глядели, предрекая впереди
судьбу города, но до тех мрачных времён ещё надо было прожить более де- сяти лет, и как покажет практика, многим это окажется не по силам. Сейчас стоял злободневный вопрос, как и во все прошлые века по всей России,
судьба завтрашнего дня: что делать?.. и, быть или не быть?!..
Стояло хмурое утро понедельника. Тучи, чернее печной сажи, косматые и подобно кошмарному сну, низко ползли в сторону Москвы – златоглавой, где вороньё кружилось не к добру. Зима где-то там, вероятно, задумавшись, за-
стряла у самого Полярного круга: тоже никак не могла настроиться на плодо- творную работу после новогодних праздников. Капель стекала по длинным
сосулькам на крышах домов и капала многим прохожим прямо за воротник, а некоторым, с похмелья, думалось, что укусила змея. Под ногами хлюпает мерзость слякотного снега, пропитанного водой, как губка в посудомоечной раковине; зябко, и настроение, как будто перед смертью. Иван Ильич Побря- кушкин, как было уже сказано, директор всё той, богом прокятой, трикотаж- ной фабрики «Красный вымпел», сидя рядом с водителем в служебной
«Волге» и проезжая через проходную предприятия, не соизволил, но воз- можно, из-за своей задумчивости, не ответил кивком головы, что всегда
неукоснительно делал, поприветствовать вахтёра. А он, бедолага, в ту минуту стоял навытяжку, словно у входа в мавзолей Ленина, и символически помахи- вал рукой. Как только «волга» проследовала через проходную, вахтёр стрем- глав бросился в свой домик-конуру и схватив телефонную трубку, торопливо вращая диск на аппарате, принялся обзванивать, – куда и кому надо. Далее
события стали разворачиваться уже не подвластные циркулярам чиновни- чьей бюрократии. Нарушая и игнорируя многолетние общепринятые пра- вила, машина не поехала в сторону административного здания фабрики, а
свернув направо, стремительно понеслась в сторону производственных цехов и складов. В эту минуту, сотни, а может быть, и тысячи невидимых глаз, из укромных мест следили за её перемещением. Остановилась она у входа в
цех, где изготовлялись женские колготки. Иван Ильич вышел из машины, хлопнув со всего размаха дверью, так что водитель перекрестился три раза подряд, а директор махнул себе за спину ладонью, давая понять, чтобы он уезжал; сам же направился в дверь цеха…
Спустя час с четвертью, Побрякушкин уже входил в приёмную своей рези- денции. Недобрым взглядом, из-под хмурых бровей, посмотрел на секре- таршу Софью, кивнул головой вместо приветствия, и грубо, словно перед ним провинившийся прогульщик и запойный слесаришка, сказал:
– Первое!.. обзвони все цеха и службы: в тринадцать ноль, ноль в актовом зале состоится расширенное собрание всего руководящего состава фабрики, включая всех!.. Весь начальствующий состав, плановиков-экономистов и всю бухгалтерию; модельеров-художников, мастеров и бригадиров. Второе!..
сразу же садись и печатай приказы, не внося в них должность и фамилию – это ты впечатаешь в процессе следственно-производственного совещания.
Приказы будут двух образцов и каждый образец, на всякий случай, отпечата- ешь в десяти экземплярах. Первый вариант приказов, там сама по его содер- жанию поймёшь, положишь в красную папку, второй, более карающий – в
чёрную. К обеду постарайся успеть. Пока ты будешь обзванивать, примерный текст приказов я набросаю… Приступай!.. Да!.. вот ещё что. Отпечатаешь от- дельный ещё приказ: об отмене всем, до последнего алкоголика сторожа, тринадцатой зарплаты за прошлый год, а на этот год отменить все надбавки и прогрессивно-премиальные выплаты. К этому добавишь: понизить на трид-
цать процентов все должностные оклады, как и расценки за норму выработки тоже снизить на те же тридцать процентов…
Актовый зал в административном здании фабрики ещё за полчаса до начала собрания набит был до отказа; пришли даже те, кому тут и не место
было. Из соседних кабинетов пришлось ещё натаскивать и стульев. В зале многолюдно, но стоит предгрозовая тишина; лишь на ушко перешёптываются и в основном женщины. Напряжение собравшихся в ожидании чего-то архи- неординарного, не вписывается в рамки ранее подобный сборищ, ибо всегда собирались только в торжественных случаях: вся эта бодяга душу гнетёт: му- жикам хочется выпить, а женщинам плакать, а лучше всего бы домой поско- рее уйти. Там уйма работы: жрать надо готовить, стирать и на детей накри-
чать, а с мужа, что с колокольни фонарь.
За длинным столом президиума, вновь нарушая все каноны ведения подоб- ных собраний, сидело всего три человека: сам директор Побрякушкин, его
первый заместитель Сикорский Илья Николаевич, и в качестве ведущей со-
брание, секретарь партийной организации фабрики Мария Ильинична Моро- зова. (Не путать с Марией Ильиничной Ульяновой и ещё просим не думать,
что она состояла с Саввой Морозовым в родственных отношениях, потому как сведений таких не поступало.) Чуть в стороне, за отдельным столиком, на ко- тором стояла печатная машинка, положа кисти рук на крышку стола: с печаль- ной, убитой гримасой на личике и отсутствующим осмысленным взглядом,
сидела секретарша Софья, – «святая мадонна» – с иконы. Сидела будто бы у гроба покойника.
– Слово предоставляется директору фабрики «Красный вымпел» Побрякуш- кину Ивану Ильичу, – поднявшись с места, объявила парторг Мария Ильи-
нична Морозова. В зале стали аплодировать. Директор поднялся и направля- ясь к трибуне, подняв руку кверху, прокричал, что есть мочи:
– Прекратить аплодисменты!.. на похоронах покойника не приветствуют!..
Хлопки тут же замерли; и лишь в самом дальнем ряду, какой-то идиот, всё продолжал хлопать, будто бы всем на зло, но на него уже никто не обращал внимание. Директор подошёл к трибуне, но остановился рядом с ней, поло- жив лишь правую руку на тумбу, словно желал тем самым быть ближе к слу- шателям, и донести до каждого всю ту горечь, которую он намерен был вы- плеснуть в последующие минуты в зал.
– Сегодня с утра, – начал свою речь директор, а в зале в эту минуту казалось, что все дышать прекратили, – я в течение часа обошёл проблематичную часть наших производственных площадей, которые поставили нас на грань пропа- сти и полного краха… Заглянув при этом, по пути, и на склад готовой продук- ции, после чего, у меня добавилось на голове седины и появилось в душе
чувство, что я уже покойник. Потому-то я вам и не позволил устраивать ова-
ций. За вонючие всякие загашники и закоулки-подсобки, можно при этом по- молчать, ибо, когда рубят голову, сами знаете, по волосам уже не плачут…
Неожиданно умолкнув, директор резко обернулся и направился к столу, где сидел его жидкий президиум, в двух только лицах. Подойдя, взял со стола
папки, после чего вновь вернулся к трибуне. Красную папку, держа в левой руке, а чёрную в правой, поднял на уровень головы и потрясая ими, эмоцио- нально, выкрикнул:
– Вот в этих двух папках, для многих из вас сидящих в этом зале, не только благополучие завтрашнего дня, но и всей дальнейшей вашей судьбы: про- должать работать на совесть и дальше на фабрике или будет выписана пу- тёвка к следователю прокуратуры, после чего придётся, так или иначе отпра- виться в исправительный лагерь и ишачить там уже за чашку баланды!..
При этих словах, словно под сковородку подбросили жару, на которой си- дели члены собрания, ибо, по наблюдению со стороны, многие стали прив- скакивать на сидениях, а уже через минуту, пока выступающий выдерживал
длительную паузу, в зале стали кричать, ругаться и грозить неизвестно кому, а на отдельных островках зрительного зала возникли стихийные зуботычины.
Но, начинали-то, казалось ведь, с совсем безвредного жеста – кукиш под нос!.. – а следующий кукиш почему-то не получался, превращаясь в обычный кулак…
Иван Ильич, продолжал терпеливо ждать пока успокоятся, но видя, что
этому не будет ни конца и ни края, снова поднял руку, как гаишник регулируя движение транспорта на перекрёстке, крикнул, словно на стадо коров, кото- рые вышли из подчинения:
– Угомонитесь!.. пока я вас совсем не разогнал!..
В зале, словно тумблер выключили, голоса мгновенно утихли, только по- скрипывание сидений кое-где слышалось. Директор повернулся в сторону правого участка сцены, где в рядок стояло четыре пустых стула и указывая пальцем на них, сказал:
– Вот то место – будет у нас скамьёй для подсудимых и первым кого прошу занять эти почётные места, для ведения судебно-следственного разбиратель- ства, самых главных виновников случившегося преступления, ибо других
слов, назвать то, что у нас произошло, я не нахожу… Так!.. почему сидим?!.. Нужны фамилии?.. – или совести не хватает самому подняться и занять ме- сто?!.. Ну, ладно, пока вы будете набираться храбрости или совести… Софья Петровна, зачитайте нам приказ по фабрике.
Секретарша поднялась за своим столиком и держа лист перед собой, стала читать приказ:
– В связи со сложившимся катастрофическим положением на фабрике в от- деле сбыта готовой продукции, что выявилось лишь в наступившем новом году, последствия которых поставили предприятие на грань разорения и пре- одолевать это, если нам и позволят, то придётся долго исправлять положение и займёт это не один год. Приказываю. Ранее уже начисленную тринадцатую зарплату за прошедший год: отменить всем без исключения. В последующие месяцы: подлежат отмене любые надбавки, выплаты сверх урочных, премии и прогрессивные начисления. Должностные оклады для руководящего со-
става фабрики и расценки за норму выработки для рабочих по всем цехам снизить на тридцать процентов…
Дочитать приказ Софье так и не дали. Зал загудел, как улей потревоженный медведем, послышались провокационные выкрики, а одна дамочка заголо- сила, как будто кто-то помер. Тринадцатая зарплата – это не просто зарплата: на неё многие в течении года возлагали большие надежды, ибо то, что полу- чали ежемесячно: от аванса до получки – уходило влёт, и приходилось ещё и перехватить до зарплаты…
Девяносто процентов рабочего люда на фабрике были женщины, многие из которых, всего навсего, собирались, наконец-то, на зиму купить, а предпо- чтительней было бы заказать в ателье мод женское модное пальто, или са-
пожки на натуральном меху с каблучком, о которых многие мечтают уже по- следние десять лет, а не ходить по городу, как анчутка с вокзала. И как тут, даже язык не поворачивается, взять прямо и сказать им в глаза, что, – изви- ните, барышни текстильщицы, хоть и пахали вы целый год, как ломовые ло- шади, зачастую по две смены подряд, прихватывая попутно свой выходной и
гоня по два плана за смену, но пролетели вы в этом году, как швед под Полта- вой!.. Придётся вам в ближайшие несколько лет и дальше продолжать носить на себе те, анчутковые, обноски. Озвученные директором во весь голос дра- коновские расценки по зарплатам и должностным окладам, без всяких на то
статистических подсчётов, во весь голос заявляли, что работать-ишачить вам, чулочницы-носочницы, как проклятым, подтянув животы, а в обеденный пе- рерыв, на скорую руку, не отходя далеко от станков, сжевать хлебный батон, запив его бутылкой обезжиренного кефира… Ну, а там, дальше, как масть ля- жет, или господь бог пошлёт…
– Значит ли это, что невиноватых нет?!.. Как я вижу ни одного места на стулке не занято!..
Крикнул в зал директор, преодолевая своим голосом шум и выжидательно, помолчав, продолжил:
– Вы, наверное, ждёте, что я сейчас крикну: подать сюда Тяпкина Ляп-
кина?!.. Ну, пусть будет по-вашему!.. Прошу на сцену… самых злостных – бра- тьев Карамазовых, из достоевщины!.. как помнится мне, их там два по два,
словно близняшек. Где вы там притаились?!.. Начальник цеха женских колгот- ков, Задрищный?!.. Олег Семёнович, не стесняйтесь, здесь все свои собра-
лись, проходите смело и садитесь на свой стул крайний справа. Следующим – главный технолог этого же цеха, Затычный Павел Николаевич, прошу любить и жаловать, один из-тех, кто украл вашу тринадцатую зарплату. Вы, Пал Нико- лаевич, садитесь где-нибудь посредине. Где там подевался Залущный, начальник цеха готовой продукции?!.. Ага, вот и он нашёлся… Вы, Николай Олегович, садитесь тоже на самый крайний стул, ибо, судя, по предваритель- ным соображениям, вас в первую очередь придётся отправлять в камеру
предварительного заключения. Ну и для полноты всей этой шайки-лейки, пригласим сюда Казбека Абрамовича Загашного, главного нашего товаро- веда. Кажись, для начала все в сборе…
Когда все четверо расселись на стульях, Иван Ильич, подойдя к ним, стал поочерёдно всматриваться в лицо каждого, медленно переступая ногами. Наконец, вздохнул глубоко и сказал:
– Сейчас все сидящие в зале подумали, что я их впервые вижу, потому так и присматриваюсь к каждому, и возможно будут правы, ибо до сегодняшнего дня все эти четверо в моих глазах представлялись в ином обличьи. Начнём
согласно занимаемой должности. Олег Семёнович, вам первому слово, вый- дите к трибуне и объясните народу, как вы докатились до этого, прихватив за собой и нас всех скопом. Прошу, мы внимательно слушаем вас!..
Задрищный, начальник цеха женских колготков, продолжая сидеть на
стулке, вначале как-то съёжился, будто от холода воробей нахохлился, но в
следующую минуту медленно поднимаясь, вероятно, колеблясь в душе, при- нялся бормотать, как у попа на исповеди:
– Простите, товарищ директор, пусть я последней сволочью буду, сам не
знаю, как всё это вышло!.. не сойти мне с этого места, дайте срок!.. исправим всё, как надо…
– Софья Петровна, выньте из чёрной папки приказ и впечатайте в него фа- милию товарища Задрищного. Завтра же передать персональное дело на коммуниста Задрищного на бюро партийной организации фабрики, а после вынесения решения, личное дело отправить к следователю прокуратуры.
– Я же вам докладывал, Иван Ильич, что сбыт готовой продукции тормо-
зится, и по сути, на грани остановки!.. – крикнул на весь зал начальник цеха.
– Да он у тебя и не тормозился!.. он у тебя полностью отсутствовал!.. не лу- кавь и не ври хоть напоследок!.. Ты посчитай сколько вагонов товара тебе возвратили оптово-торговые базы!.. А сколько ты угробил материала и чело- веческого труда?!.. Этого вообще невозможно подсчитать!..
– Выражаю протест!.. Я не виноват, что колготки никто не хочет брать! У меня план, и я его старался выполнить. А вы тогда сказали, что страна боль- шая, каждой женщине по одной штуке и половины не оденем…
– Прекратите истерику!.. это вы будете в другом месте объяснять со всеми подробностями!.. Залущный Николай Олегович, вам слово. Ответьте только
честно, почему вы, как начальник цеха готовой продукции, не пришли ко мне и детально, по каждой мелочи, не доложили вовремя?..
– Стремились год отработать так, чтобы все газеты о нас заговорили. План гнали. Не до реализации было. Всем хочется премиальных и почёта, а то и ор- ден на грудь повесить… Вообще-то собирались доложить обо всём в конце
этого месяца, но как видно, не судьба, само выскалилось…
– Слышу более правдоподобный ответ, но приказ на вас всё-таки придётся позаимствовать из чёрной папки, слишком уж у вас должность в этом деле ответственна. Теперь постараемся выяснить причину: почему нашу продук- цию отказывается брать торговая сеть. Судя по первым опрошенным, терять время на остальных не стоит, всё равно от них пользы не добиться. Софья Петровна, давайте сюда все четыре приказа…
Секретарша Софья подошла и положила на стол приказы. Иван Ильич, рос- черком пера авторучки, заправленной чёрной тушью, при гробовой тишине в зале, сикись-накись, по углу приказа, принялся карябать своё резюме, да так старательно, да при такой гробовой тишине, что треск пера по бумаге слышен был и сидящим в зале. «…Уволить, согласно статьи… Не соответствие занима- емой должности… Повлёкшее преступные действия… С передачей персональ- ного дела на бюро райкома партии и последующим ходатайством перед про- куратурой о возбуждении уголовного дела…».
Пока секретарша читала, директор сидя за столом, в это время как-то поник, на лице проступила нездоровая бледность, и когда Софья умолкла, он, при- щурив глаза, будто от близорукости, периодами немного сбиваясь в речи и
проглатывая окончания слов, не поднимаясь с места, повышенным, но с гру- стью в голосе, сказал:
– Меня удивляет одно!.. Мы целый год, не покладая рук, превысив во сто
крат все нормы сверхурочных рабочих часов: ткали… плели… шили и масте- рили; красили и паковали, и только затем, чтобы отправить всё это на склад, на съедение мышам и плесени. Отбросив всякие сомнения и оценить весь ущерб, наконец, расставить все точки над – и – это не по силам простому че- ловеку. Скажите, в этом зале присутствует хотя бы один человек, который мог бы внятно всем нам объяснить, что произошло и в чём главная причина?!..
– Разрешите?.. – поднявшись с места, вытянув руку по-ленински – только без кепки в руке – крикнула полная женщина.
– Пожалуйста, представьтесь и говорите всё что думаете.
– Екатерина Сорокина, я мастер второго участка, того самого цеха, будь он неладен. Извините, если я как-то не совсем культурно выражусь, но назвать женскими колготками то, что мы производим, у меня язык не поворачива- ется… Я согласна, что до лосин, которые производят на Западе и которые об- тягивают женскую фигуру на ней, как и каждую складочку на её теле, нам – ой, как ещё далеко и легче, и быстрее на карачках от Магадана доползти или обратно, чем что-то подобное на свет божий произвести. Вот шерстяные гетры на ноги, до колен, и чулки, постоянно сползающие на колени, никакие резинки их не держат, хоть гвоздями их прибивай – эт, пожалуйста, но кроме старух, они и даром никому не нужны. Отбросив всякие сентиментальности и спрятавшись за штору в каком-нибудь будуаре или чулане, только там можно натянуть на себя наши колготки, притом через голову, и только в этом случае, у кого, конечно, груди большие, они могут скрыть свой изъян…
– Что вы имеете ввиду?.. я что-то, так ничего и не понял!.. – прервал высту- пающую директор вопросом.
– Да они же висят на тебе и на ногах, будто одела гофрированную шлангу, по которой из нашего туалета ассенизаторская машина каждый день дерьмо выкачивает!.. – изобразив на лице улыбку, глупее которой не встретишь, от- ветила Екатерина Сорокина.
– Говорите яснее, к чему всякие пошлые сравнения и примеры приводить!..
– Да яснее уже и не скажешь!.. Одной мотни на пуговицах там не хватает!.. Вот как раз та мотня и свисает у иных почти до колен, а сзади, то что должно обтягивать – как и положено – курдюк повис, как у откормленной овцы, или ты наложил туда ведро, сами знаете, чего, а на коленках всё вытягивается, и сколько не подтягивай, от этого со стороны ещё страшнее всё выглядит. Кто же будет носить такие колготки?!.. – курам на смех!.. прямо смехолюдие ка-
кое-то получается. И виноваты во всём этом – технологический и технический отдел, и в первую очередь главный инженер и главный технолог…
– Что вы её слушаете!.. – прокричал из зала худосочный мужик в очках, – эта, индюшка, всё шиворот навыворот вам преподносит! Где вы видели, чтобы штаны, а колготки – это те же брюки, да надевали через голову?!.. Я пока что по дурдомам не шлялся, а кому туда давно пора – скатертью дорога!..
– Я вот что предлагаю, Иван Ильич, – не обращая внимания на выкрик из
зала главного инженера Борщевского, продолжала свою речь Екатерина Со- рокина, – колготки – те, что скопились на складе, вернуть постепенно в цеха и разделить их на две части. От носков и чуть выше колена – пойдёт на чулки, а верхняя часть на панталоны женщинам преклонного возраста, а там, гляди, и для молодых кое-что подойдёт…
– Вас, если послушать, – вновь прервал выступающую директор, – так получа- ется, что мы не способны даже поставить на поток и женских рейтуз. Так вы- ходит?.. Так, где же нам искать таких мастеров?..
