Темный бог вечности. Червивое яблоко 2

Войдя в Старый город, они нацепили на физиономии полумаски. Прохожие косились на них с опаской и старались проскользнуть в сторонке. Это было так романтично! Фетмен приосанился и возложил правую длань на эфес своего великолепного палаша, после чего прохожие вообще стали от них шарахаться и сворачивать в переулки… а вот это было уже очень смешно. Когда же они устроились за столом в разрекламированной Брандисом харчевне и, в ожидании плонсов "суамень", принялись потихоньку потягивать под омусов рейнскую мальвазию – коллекционное десятилетнее белое вино – Фетмен, осмотревши зал и не обнаружив среди присутствующих особ женского пола ничего, заслуживающего внимания, задал Брандису давно занимавший его вопрос: вот эти самые горшки… ну… которые ночные и те, что стоят в укромных местах под креслами с поднимающимися сидениями, куда их уносят?

– Что значит "куда"? – удивился Брандис.

Фетмен так смутился, что чуть не подавился омусом.

– Ну, я имею в виду, что во дворце куча народу, все, извините, гадят. Куда же все это нагаженное девается? Канализация там какая-нибудь имеется, или как?

– Ах, вот Вы о чем. Не берите в голову. Вы, конечно, заместитель Наместника и, строго говоря, поддержание порядка, чистоты и всего такого должно входить в Вашу компетенцию, но пусть это Вас не беспокоит. Процесс отлажен, есть ответственные, все идет по раз предустановленному порядку.

– Я не к тому, – еще более смутился Фетмен, – мне просто любопытно.

– А, понимаю, – сказал Брандис, размахивая стилатором с наколотым на него жирным фиолетовым омусом и изо всех сил не замечая смущения начальства. – Все отходы дворцового комплекса тут утилизируются. Это приличная статья доходов дворцовой прислуги на всех ступеньках служебной лестницы от самого верха до самого низа. Продается все – от старой мебели, штор и обойного штофа до кухонных отбросов. Кто на чем сидит, тот на том и делает свой маленький… по-бошски это называется гешефт, по-имперски – бизнес.

– Не понял? – удивился Фетмен.

– Чего? – в свою очередь удивился Брандис.

– Почему Гегемон не ввел систему откупов?

– Как это?

– Откупщик – это человек, за определенную сумму, вносимую в казну, получающий право на реализацию…

– Не вздумайте это предложить! – взволновался Брандис. – Вы затронете интересы стольких людей… Вас возненавидит весь дворец. Отравят, как пить дать, отравят.

– Я, собственно, и не собирался, – несколько ошарашено сказал Фетмен. – Вы давайте дальше. Вы рассказывайте.

– Ах, да, конечно. Так вот. Наиболее пикантно устроена именно здешняя, как бы это… не канализация, нет, откуда ей тут взяться, а… м-м… система удаления, так сказать, человеческих экскрементов, а попросту дерьма. Дефекализация, так сказать. Это рано или поздно начинает интересовать всех имперцев, а некоторые еще и умудряются влипнуть в такие переделки… Расскажу-ка я Вам одну историю, пока мы тут ждем своих плонсов. Это на самом деле случилось с одним имперцем из новеньких, клянусь! Пару лет назад. Он до сих пор служит в моем отряде бретеров, так что сведения из первых уст. Значит, так. Присылают мне курсанта. Парень прошел стандартную подготовку, а знаете, как в Старых Мирах учат внедренцев в первобытные миры? Ухохочешься, сплошное рыданье, одним словом. Может, парень и был к чему-нибудь готов, но только не к работе в средневековье… да, в общем-то, ничего он тогда толком не умел, разве что махать палашом и нецензурно выражаться. Единственное, что он усвоил твердо из учебного курса "про средневековую жизнь", так это туалеты типа "сортир" с дощатым полом и дыркой над выгребной ямой. Все бы оно, может, и ничего, не попади он служить в город, да еще в столичный город, да еще и во дворец. Так что к роскошным изыскам тутошних аристократий – ночным горшкам, а также к стульчакам в виде кресел из черного дерева с перламутровой инкрустацией и откидным сиденьем, под которым опять же сидение, но с дыркой над горшком, так вот, ко всему этому он оказался, увы, совсем не подготовлен. По прибытии представился он мне по всей форме, и отпустил я его погулять по дворцу. Оглядеться. Откуда мне было знать, что ему еще в подземке приспичило? А ему у меня спросить показалось неловко. Ну, отловил он первого же попавшегося встречного лакея, и спрашивает со всеми возможными куртуазиями – и мы, мол, не лыком шиты, вполне себе соответствуем, знайте наших! – где тут, любезный мой, э-э… пердонарий? Тот молчит. Гвардеец ему: где тут избавляются от дерьма, спрашиваю? Лакей безмерно удивился такому странному любопытству малинового гвардейца, и вежливо поинтересовался в том смысле, что, мол, Вам-то, ваша милость, это зачем? Имперец, которому невтерпеж, позабывши про всякие куртуазности, отвесил бедолаге хар-рошего пинка: ты не рассуждай, мол, и живо показывай. А уж рожу такую скорчил, что лакей тут же уразумел, что огребет он сейчас от этого отморозка уже не по заднице, но, может быть, по всему организму, даже и по башке. Так что, почесывая пострадавшие филейные части тела, повел лакей моего рекрута в торец флигеля, ткнул пальцем в неприметную дверь и сказал со всем возможным почтением к затрещинам и пинкам, что емкости с дерьмом освобождаются вот тут, да и намылился смыться поскорее от греха.

Смех малиновый Брандис уже еле сдерживал, но нашел в себе силы продолжать.

– Лакей привел моего рекрута к специальному флигелю для сброса дерьма. Их тут четыре. В просторечии они так и называются – дерьмофлиги. А под емкостями с дерьмом он имел в виду всего лишь различного рода горшки, утки и прочие подобные сосуды – дерьмосборники. Но мой-то новоиспеченный гвардеец решил, что над ним издеваются и, может быть, даже оскорбляют. Представьте себе, ваша милость, как юноша рассвирепел! Не бойся он потерять из виду желанную дверь, бедняга лакей одной затрещиной не отделался бы. Да и невтерпеж стало уже до последней невозможности, как он потом рассказывал – еще немного, и наделал бы себе прямо в кюлоты.

Влетает мой гвардеец в дверь, совершенно взбешенный, как Вы понимаете, и видит относительно небольшое помещение, по стенам стеллажи с какими – то сосудами, в углу бочка с водой, а посередине рума прямо в полу – и в самом деле, как на курсах инструктировали насчет сортиров – приличных размеров дырка.

Подскочил он к той дыре, содрал с себя кюлоты и принялся устраиваться над нею, ругаясь со всеми возможными изощрениями над тупостью аборигенов – хоть бы ручки какие-нибудь приделали держаться, не говоря уж о сидениях.

Ну, делает он свое дело и вдруг слышит откуда-то сверху жизнерадостный женский вопль: "поберегись"! Он аж дернулся от неожиданности – это что еще за?.. подымает кверху рыло, в потолке такая же дыра, а из той дыры прямо ему на голову валится куча дерьма. Откуда бедняге было знать, что здесь принято дерьмо из себя вытряхивать именно что в горшки, а слуги относят эти горшки в дерьмофлигели, где и вываливают в дырки. Флигели эти устроены, надо сказать, очень остроумно. Система, ничего не скажешь, достаточно продуманная. Каждый этаж дворца имеет четыре дерьморума по числу дерьмофлигов, причем дырки в дерьморумах разных этажей расположены точно одна над другой. Поскольку возведены дерьмофлиги над выгребными ямами, все дерьмо в итоге скапливается внизу в этих самых ямах. По ночам приезжают золотари, вычерпывают все скопившееся дерьмо и увозят. Платят за него, между прочим, сельские хозяйчики весьма даже прилично. Дворцовое дерьмо считается самым высококачественным и очень ценится.

– Какой ужас, – от хохота Фетмен сложился бы пополам, если бы телосложение позволяло. – Кошмар! Ну, и как же ваш гвардеец?..

– Слава богу, дерьма было немного, – еле выговорил сквозь хохот малиновый капитан. – Так что отделался рекрут мытьем рыла и волос в угловой бочке, да еще жабо с себя снял и выкинул вгорячах – здешние лемуры называют его "жабьим воротником", им, идиотам, слово жабо не понятно. Потому только и узнали мы об этой истории, что пришлось бедняге отчитываться, куда дел кружева? Это, пожалуй, самая дорогостоящая деталь парадной гвардейской формы. Кроме нас, малиновых, жабо никакие войска не носят, только аристократы и пакаторы из богатых.

– А на кой черт там вообще эта бочка?

– Ну, как же? Вода нужна для удобства опорожнения горшков и их последующего мытья. А вопить "поберегись" предписано высочайшим повелением еще чуть ли не лет сто назад, а может, и больше. Причем специальным указом. А то, всякое бывало, и не только случайно. На верхних этажах развлекались. Затаятся и ждут, пока внизу кто-нибудь у дыры не появится. Так насобачились, что могли с четвертого этажа человека на первом обгадить с головы до ног.

– И большой штраф?

– Какой штраф, бог с Вами? Просто, как отловят озорника, тут же и сажают его в выгребную яму по шею в дерьмо на часок – другой.

– Помогает?

– Дважды никто не попадался.

Брандис лихо опрокинул в рот бокал коллекционного и отправил следом очередного омуса.

– Но от этих выгребных ям, как я понимаю, исходит некоторое… амбре?

– Запашок? Вы удивитесь, но практически нет. Не знать, так и не догадаешься, что стоишь рядом с дерьмофлигом. А если бы и исходило? Первый этаж, он тут называется "эрдешос", все равно служебный.

– А снаружи, во дворе? Если мимо флигелей идешь?

– Ну, там, оно конечно, – Брандис с несколько виноватым видом покивал головой. – К концу дня запашок внизу стоит, что да, то да, но и то не слишком. Так, как бы намек. В кордегардии душок бывает и погуще. К тому же, все дерьмофлиги выходят на задние дворы, кой черт туда занесет благолепную особу? Для прогулок есть парк. Да и асциденумы у флигелей высажены, цветут круглый год для вящего, как бы, заглушения одного амбре другим.

К столику торжественно приближалась процессия, несущая блюда с плонсами по чински.

Но Брандис, глядел не на процессию, а глядел он на расположенный на другом конце рума столик, за который как раз усаживались две пары. Брандис торопливо проглотил последнего омуса и с озабоченностью спросил: Вы видите вон тех, у стенки? Как Вам ляльки? По-моему, вполне… Что?.. эти шпендики, которые рядом с ляльками?.. не обращайте внимания, они уйдут. Что Вы мнетесь? Мы не в Старых Мирах. Здесь это в порядке вещей. В конце концов, вернем мы им подружек. Вернем. В целости и сохранности, разве что чуточку потяжелевшими.

Брандис весело расхохотался, встал и неторопливо пошагал к "шпендикам", чтобы через весьма непродолжительное время вернуться к своему столу в сопровождении обеих девиц, не то до полусмерти перепуганных, не то обрадованных до полной потери соображения.

Что касается "шпендиков", то они, и в самом деле, ушли.

4

Слухи о нетрадиционной ориентации сопровождающих оказались, как она и полагала, чистым вздором, но в поведении парней это ничего не меняло. В подземельях заброшенного шахтоквартала было темно, сыро и очень тревожно. Вентиляция работала из рук вон плохо… если работала вообще. Воздух был затхлый и как-то по особенному противно пах. Тошнотворно даже. Уже много позже Лиза поняла, что это запах скрыплов. Икра пахла похоже, но все-таки иначе.

Вокруг стояла тьма, правда, не абсолютная, кое-где работало аварийное освещение. Но в еле брезжащем свете тусклых ламп окружающий раздрай казался еще более пугающим. То тут, то там разведгруппа натыкалась на следы поспешного бегства людей, и хорошо еще, что разведка велась в офисном, а не в жилом квартале. Лиза представила себе, что делается там, и содрогнулась – иметь слишком живое воображение, знаете ли, далеко не всегда так уж приятно.

Первого приконченного парнями скрыпла должна была, по сути дела, взять она сама… но не взяла. Нет, она вовсе не растерялась, дело в другом. Просто сказалась разница в подготовке. Ее, Лизы, хватило только на то, чтобы пискнуть и ткнуть пальцем в членистоногую невероятно шуструю тень, метнувшуюся из-под перформатора. Все остальное проделал один из двух приставленных к ней парней, тот, что пониже. Они как раз проходили внутриуровневый офисный центр Объединенных Компаний, и по тому, как фыркали и насмешничали сопровождающие, Лиза поняла, что "дёр" отсюда проходил особенно лихо. Каждый стол в офисах даже если вдруг и стоял на всех своих четырех ногах, то, уж конечно, не на предназначенном ему месте. А оргтехника! Один перформатор, валявшийся в углу и – о, чудо! – до сих пор работавший, показывал на экране головную машину грузопоезда, сошедшего с дорожного полотна спирального путепровода, пробившего силовое ограждение и зависшего передними колесами над центральным провалом шахты. Перформатор с маниакальным упорством посылал "алярмы" по всем адресам, заложенным в его, увы, туповатый процессор, и – как понимала Лиза – будет продолжать это делать до тех самых пор, пока не закончится заряд его энергетических батарей. Вот из-под него и уколола ее острая злая эманация. Да, следовало признать, эманировали полуметровые козявки крайне неприятно и даже болезненно.

Парень оказался между нею и скрыплом так быстро, что Лиза и охнуть не успела. А потом она увидела, как задетый фиолетовым языком лучевого ножа скрыпл дернулся, выгибаясь самым противоестественным образом, и вдруг будто бы завибрировал, разваливаясь на части. Хвост его с длинной иглой на конце отломился первым и, дергаясь, отлетел прямо к ее ногам, а потом его длинное членистое тело разлетелось в клочья как при внутреннем взрыве. В разные стороны прыснуло еще несколько членистых теней, и все было кончено, туннель уже не источал холодную злую враждебность.

– С боевым крещением Вас, – весело крикнул ей приземистый крепыш. – А нас с почином. Эй, Отнюдьнет, есть тут еще скрыплы?

Отнюдьнет покосился на Лизу, к которой с самого начала относился с большим пиететом – как же, по слухам, эта красотка была правой рукой самого Кулакоффа… вот и верь теперь всем этим расхожим рассуждениям о блондинках!

– Не похоже, – сказал он осторожно. – Я отнюдь… – потом повернулся к Лизе и спросил ее:

– А Вы не чувствуете?

– Я тоже отнюдь, – сказала Лиза. Весь этот поход начал ей напоминать какую-нибудь "экскьюшен", предназначенную пощекотать нервы избалованной барыньке, но по сути дела, в общем-то, безопасную… для нее. Короче говоря, воспринимать ее всерьез Дюбелевы мальчики не то, чтобы напрочь отказывались, но была она для них откровенной помехой и обузой. Даже этот несуразный Отнюдьнет ничем подобным не являлся, а вот она…

Вообще-то, Лиза уже успела разработать целую систему воздействия на мужиков с целью достижения желаемого, и чисто женские "штучки" играли в ней отнюдь не последнюю роль. До сих пор система действовала практически безотказно, однако окружающая обстановка к флирту и заигрываниям не располагала, так что воспользоваться самым сильным своим оружием Лиза возможности не имела. Дюбель повел дело так, что она даже скрыплов в полевых, так сказать, условиях толком рассмотреть не могла – парни действовали очень быстро, четко, слаженно и крайне эффективно. Самым возмутительным было то, что чертов Отнюдьнет пользовался в группе относительной свободой. Держался он чуть ли не вплотную… да что там "чуть ли!" – именно вплотную к ударной группе он и держался, а прикрывал его сзади только один "кореш", да и тот опекал, можно сказать, вполглаза. Просто шел-себе поблизости, чтобы пустить в ход ножик, если вдруг Отнюдьдет заорет. Что касается самой Лизы, то оба ее опекуна чуть ноги ей не оттоптали, чуть не отдавили все ее выпуклости… и совсем не с эротической подоплекой, что характерно.

Лиза попыталась было взбрыкнуть, взбрык этот был парнями пресечен вполне себе вежливо, но очень твердо и даже, пожалуй, непреклонно. Правота такого их поведения подтвердилась – к некоторому Лизиному, пожалуй что, и стыду – очень быстро.

Отряд как раз занимался обследованием бокового ответвления, представлявшего собой, по всей видимости, складской туннелин, когда из его темного зева, в котором сиротливо бродили лучи нашлемных фонарей передовой группы, Лизу в левый висок вдруг уколола крайне неприятная эманация, несущая чувство острой опасности. Непонятной, невнятной и поэтому вдвойне страшной – сигнал опасности от скрыплов был совершенно другим.

На это раз Лиза не запищала и не застыла на месте, как парализованная. Опасность медленно приближалась, но располагалась она довольно далеко, в стороне, к тому же, высоко под потолком. И еще ее сбивало с толку поведение Отнюдьнета, шедшего на пару шагов левее и шага на три впереди нее и, следовательно, гораздо ближе к источнику эманации. "Что делать? – подумала она, – заорать, что ли? " И в тот же миг Отнюдьнет страшным голосом завопил нечто неразборчивое, тыча пальцем в точку под потолком, откуда как раз и фонила злокозненная эманация.

Лиза внутренне охнула, чуть не пропустив стремительный бросок своего левого охранника к стене. Короткая палка, к которой был присобачен пресловутый лучевой нейронный нож, да… так вот, эта палка вдруг невероятно удлинилась в его руках – телескопическая ручка, что ли? – на конце ее забился характерный язычок фиолетового пламени, а прямо к ногам Отнюдьнета шлепнулось и забилось в конвульсиях, на редкость противное многоногое существо, совсем не похожее на скрыпла.

– Смотри-ка, – сказал подскочивший Дюбель, – паук?.. ну, да, точно. Эй, – заорал он на всю штольню. Всем подойти сюда… да не скопом, идиоты! По очереди. Вот это и есть паук, про которых мы со Стратегом вам обдолбились. Видите, как далеко они могут забираться от воздуховодов? Смотреть в оба. Эти козявки будут пострашнее скрыплов. Они плюются своим ядом не меньше, чем на пять метров… а может, и дальше, кто знает?.. мы не мерили, не до того было. Мы-то с ними столкнулись в узком воздуховоде. Осторожнее, пацаны, будьте начеку. Если такой плевок на кого попадет – боюсь, что… выписывай похоронку, словом. Тут и защитный комбинезон поможет ли, не знаю. Может и не помочь. Яд пауковый разрушает даже обтекатели скримеров. Клянусь, пацаны, я вам не пургу гоню, нашу гондолу они раздрызгали мигом. Единственное спасение, господа младшие лейтенанты – смотреть в оба и бить первыми. Вот так, как сейчас. Тебе же, вольнопер… в смысле, вольноопределяющийся Отнюдьнет! Объявляю Вам благодарность от имени командования.

Проорав все это на одном дыхании, Дюбель исчез, а Отнюдьнет придвинулся к Лизе вплотную и, глядя на нее снизу вверх, сказал с почтительным восхищением:

– Ну и силища у Вас! Как Вы его просекли, убиться можно.

Лиза не без смущения пожала плечами, инт хренов… хорошо еще догадался промолчать, а то позору не обобралась бы.

– Но ведь Вы-то… кхм-кхм… вполне себе тоже… – буркнула она.

– Нет-нет, – с железной категоричностью в голосе заявил Отнюдьнет. – Я, видите ли, сначала просек не паука, а Вас. Вы эманировали такое! Даже направление. Даже форму – клубок с многими ногами… отвратительный.

– Да? – удивилась Лиза. Самой ей казалось, что она и рассмотрела-то паука только на полу у ног Отнюдьнета.

– А заорал я отнюдь не из трусости, не думайте, – поспешно продолжал Отнюдьнет. – Вздумай я, как Вы, заняться героизмами, меня бы на счет два из отряда выперли. Вы уж, пожалуйста, больше не геройствуйте. Все равно наша с Вами физическая реакция способностям Дюбелевых суперменов в подметки не годится. Что заметили, сразу орите и тычте пальцем. А дальше они разберутся. Для них это дело техники.

У Лизы отлегло от души. Отнюдьнетово толкование ей понравилось, и теперь ей казалось, что оно полностью соответствует действительности… почти. "А-а, – сказала она себе, – наплевать и забыть. Вот только выводы сделай, дурррища!"

Дюбель то и дело возникал рядом, то справа, то слева, бросая на Лизу взгляды озабоченные, злобные, даже, пожалуй, и не без кровожадности. И мысли его были вполне-себе читаемые: она отчетливо видела, что ему до смерти хотелось ее то ли выпороть, то ли отодвинуть назад метров на десять… что, по его же собственному мнению, было бы еще более опасно – милые козявки могли вынырнуть из какой-нибудь щели и позади авангарда, вот тогда-то на помощь Лизе можно было и не успеть. Более или менее успокоился он лишь тогда, когда она на его глазах ловко и даже не без изящества подколола ножом первого своего скрыпла, как раз из такой щели и выскочившего. Интересно, – подумала она, – а на личном счету Отнюдьнета скрыплы есть?

Отвлекшись от мыслей о ней, Дюбель сделался еще более задумчивым и хмурым.

– Что-нибудь не так? – с тревогой спросила Лиза.

– Все не так, – буркнул Дюбель, повернулся и умчался вперед, где вдруг отчаянно загалдел авангард.

Отнюдьнету, на которого его оконтакторенная соседка с самого начала произвела неизгладимое впечатление, момент показался благоприятным для завязывания более тесного общения. Он придвинулся ближе к ней и сказал доверительно.

– Нервничает шеф. Оно и понятно. По рассказам о вице-короле, вся эта мерзость после первого же контакта впала в жуткую панику и кинулась наутек. Драпали так, что даже заслон санаторов со стационарным огнеметом не смог их остановить. Сотнями гибли в огне, но прорвались и заслон уничтожили в полном составе. А у нас, как видите, ни хрена не получается. Подколем одного, а остальные не только не разбегаются, а совсем даже наоборот. Отскочат так, чтобы мы их лучом не доставали, и снова лезут – справа, слева, сзади, откуда угодно.

– Бред какой-то, – Лиза, соглашаясь, кивала головой. – Рекс рисоваться и врать не способен. Раз он говорит, что скрыплы удирали, значит, они удирали.

– Естественно! – удивился Отнюдьнет. – Кто бы сомневался. Тем более что по отчетам разведки господин комт… простите… его величество гнал перед собою целый вал этих милых козявок. Невооруженным глазом было видно, где он шел. Там весь туннель был усыпан осколками их панцирей, ну, просто как ковер лежал. Эти самые, как их, ага… кореша… они говорили – нога проваливалась чуть ли не по щиколотку. А в том месте, где скрыплы наткнулись на санаторный заслон, пепла осталась целая гора. Это уже я сам видел, нам голограмму показывали.

Лиза застыла на месте, пораженная озарившей ее догадкой, потом вдруг рванулась вперед и вцепилась в рукав собеседника.

– Ковер, говоришь? – завопила она в ажитации. – Значит, ковер! Скажи-ка ты мне, дорогой мой, ты мог бы навалить ковром скрыпловые останки?

Отнюдьнет обиделся.

– А то Вы бы смогли. Я, естественно, отнюдь не супермен, но уж, извините меня, из тутошних суперменов этого не смог бы сделать никто. Даже любезный вашему сердцу Дюбель при всем его суперменстве не смог бы.

– Вот именно! – торжествующе возгласила Лиза, не обратив ни малейшего внимания на Отнюдьнетову дерзость. – Чтобы гнать перед собою скрыплов, надо передвигаться, по крайней мере, с их скоростью. Кроме Рекса этого вообще никто сделать не сможет, только он и в состоянии их догнать… Эй, мальчики, – подозвала она охрану, которая, увидав ее подвиги на ниве избиения скрыплов и успокоившись, уже не дышала ей в затылок, – можно вас попросить позвать командира? У меня для него важное сообщение.

Ближайший лейтенант лихо козырнул – в его понимании она была чин весьма даже "нехилый" – и тут же со всех ног помчался к боковому туннелину, куда только что свернули "кореша", шедшие в авангарде. "Приступил выполнять", – хмыкнула Лиза, вспомнив модное присловье, с легкой руки Стасика Ховрина мгновенно разлетевшееся по всей Азере. Вернулся он довольно быстро и сказал, адресуясь, прежде всего, к Лизе.

– Командир зовет всех к себе. Там непонятки какие-то. Требуются инты.

5

– Можешь идти. И запомни, что я тебе сказал насчет второго объекта… экспериментатор. Как ты от нее добьешься работы – твое дело, а вот если не добьешься, тогда будет уже мое.

Генрик к дверям чуть ли не крался, осторожно так, на цыпочках, похоже он, сволочь, старался стать как можно более незаметным. Трясся в страхе, что сейчас остановят и потребуют к ответу… мало ли, что не за что, а если поискать? Старательно? И не находись сэр Советник в онлайн контакте с собственным фантомом, что сидел сейчас в ожидании Лысого все в том же столичном баре "Мареша", он уж точно не удержался бы и воздал пронырливой сволочи по грехам его, пусть и неведомым. Под ногами пропасть разверзлась, а он свалил, сволочь, проблему на начальственную шею и рад до полусмерти. Со всех сторон прикрыл собственную задницу чужими, и рожа у стервеца сплошное" чего изволите-с, я щас!". Дойдет дело до разбора полетов у старой дохлой вонючки, с него и взятки гладки. Сексоты в один голос докладывают, что по его части уже и четвертая модель полностью готова, и модель эта много лучше третьей. Одно радует – если мне сейчас ротировать никого не с руки, так ведь и старой дохлой гниде тоже должно быть не до ротаций. Но как у Трупа дело повернется и предугадать себе нельзя, хотя под ударом сейчас, вроде бы, теологи.

Советник провожал Генрика взглядом в спину с неким, может быть, даже хищным вожделением. Так бы сейчас и… Но ведь сам навязал себе на шею это золотце, винить некого. Воистину правильно говорила его земная человеческая нянька со странным именем Гутя, что достоинства старой снохи познаются, когда в дом приходит новая. Поневоле вспоминался старый добрый Грот… А вот еще одна нянькина поговорочка, тоже очень даже к месту – "сменял шило на мыло". Советник, всегда кичившийся тем, что себе он никогда не врал… ну, почти никогда… смущенно хмыкая, должен был сознаться, что уж это-то высказывание точно о нем, о ротации Грота на Генрика. Тысячелетняя дремучая премудрость быдла. Вот порадовался бы Старый Труп, если бы мог щегольнуть такими историческими фольклориями … верхогляд хренов!