
Полная версия:
Смог над Азерой. Червивое яблоко 1
– Рекс, – говорила Лайза, – я не знаю, какие инструкции Вы получили от Сергея. Я не знакома с текстом послания, которое было им в меня вложено. Но имейте в виду, что я ка-те-го-ри-чес-ки не хочу, чтобы Вы проникали в мое "я", – своим "я" она почему-то считала по преимуществу файлы, содержавшие память о прошлой жизни. – Если на одной чаше весов будет лежать мое "я", а на другой мучения, я предпочту мучения.
– Я не вижу ситуаций, в которых мне это понадобилось бы, – осторожно отвечал Рекс. Но Лайза со сверхъестественной чувствительностью улавливала его колебания.
– Уверяю Вас, Рекс, ни к чему хорошему это не приведет. Это лишь посеет между нами недоверие и страх. Усложнит, а может быть, и сделает невозможной выполнение Вашей великой, да-да, именно великой миссии – спасение несчастной Азеры. И, возможно, убьет меня, если и не Вашими, то моими собственными руками. И Лера, и Вы перестанете доверять мне, а я этого не переживу. Поверьте, я ничуть не преувеличиваю.
Рекс успокаивал ее, как мог, но артист он был никудышный, все его усилия вызывали лишь обратный эффект.
– Возможно, Вам следовало бы чем-то поступиться? – говорил он. – В конце концов, Вы – это совсем не то же самое, что Ваши воспоминания. Убрать бы, простите, к чертовой матери часть из них, и все дела. Сейчас возникает новая личность, и несовместимость…
Однако Лайза приходила в ужас от одной этой мысли.
– Нет, – кричала она, – ни за что! Все мое должно быть моим. Иначе… Вы себе не представляете, какая сволочь из меня иначе может получиться.
Но вот наступил момент, когда это все же произошло.
Была глубокая ночь. Лайза спала у себя в комнате. Фантом-тетушка уже много дней пребывала в отключенном состоянии, наведываясь лишь изредка, да и то лишь на несколько минут. А Рекс, мучимый бессонницей – его интуиция разгулялась до уж и вовсе неприличного состояния – возился с защитными системами Долины и со страхом ожидал появления знакомой тянущей боли в позвоночнике. Он работал с ожесточением и даже яростью, безуспешно пытаясь подавить беспокойные мысли.
Знала бы она, как мало тут от меня зависит, – думал Рекс. – Как ей объяснить, что в этом самом “коллапсе сознания” у меня у самого наступает раздвоение личности, все сдерживающие центры летят к черту, и горе морали, если она встает у эффективности на пути. Кто я? – думал он, – если я еще человек, то, безусловно, шизик, а если уже не человек, то кто? И почему ни с кем другим из знакомых ему интуитивистов не происходит ничего подобного?
Хотя в этом вопросе, он, все-таки, несколько лукавил. Теперь он, пожалуй, уже не только догадывался, он знал, в чем тут было дело.
Обычно считалось, что симбиоз приводил к вовлечению в сознательную деятельность большого количества резервных участков мозга. Однако его случай этим не исчерпывался. Среди студентов Академии были, как он считал, и более умные парни. Зато не было никого, кто прокрутил бы через свою нервную систему, причем не через височные контакторы, а через нервные окончания, напрямую связанные со спинным мозгом, весь пакет научных исследований, приведших к созданию височных контакторов. Пакет включал в себя самые диковинные вещи: от детального анализа различных представителей животного мира, до разложенных по полочкам реакций мастеров боевых единоборств. Был этот пакет невероятно засекречен, но настырный дядюшка умудрился раздобыть его за сумасшедшие деньги.
Видимо в результате этого, бог весть каким образом, в Рексе пробудились более древние, чем мозг, управляющие системы, когда-то мозгом подавленные и подчиненные, а теперь с каждым коллапсом все более набиравшие силу. "Не могу сказать, что коллапс это просто невменяемое состояние, – думал он. – Нет. Когда он кончается, то оказывается, что все действия, свершенные мною, абсолютно логичны и целесообразны с точки зрения максимальной эффективности. Другое дело, как бы я поступил, будь у меня возможность оценить, так сказать, моральную сторону". Он все помнил. Он мог восстановить каждый свой шаг, логический или материальный. Правда, для этого требовалась уйма времени. Ощущение было такое, будто бы в его мозге была с чудовищной скоростью прокручена магнитная запись, и теперь он восстанавливал ее со скоростью, доступной для человеческого восприятия.
Сигнал тревоги ворвался в него полицейской сиреной. Через мгновение он уже знал, что кризиса такой силы Лайза еще не испытывала, и, похолодев от ужаса, понял его причину. Новая личность вплотную подобралась к запретным файлам. Потом вдоль его позвоночника снова побежали волны боли, и когда все было кончено, остались только ее глаза, наполненные отчаянием и мукой.
Потрясение, обрушившееся на Рекса, было слишком велико, чтобы его можно было скрыть. Да он и не пытался.
Лайза молчала. Рекс хотел что-то сказать, но горло его было насмерть пережато, и изо рта выдавилось лишь нечто невнятное.
– Вот видите, – тихо сказала Лайза и медленно отвернулась к стене.
– Но, – растерянно сказал Рекс, наконец-то справившись с волнением, – даже если бы я смог… Этого было не избежать.
– Я надеялась справиться сама, – сказала Лайза, не оборачиваясь.
– У Вас бы ничего не вышло, – торопливо и с горячностью заговорил Рекс. – Поверьте. Даже мне удалось сохранить Вашу память в неприкосновенности с огромным трудом. И Вы напрасно терзаетесь. И дураку ясно, что Лайза Старкофф после общения с господином Координатором стала совсем другим человеком, что же говорить о Вас? Поймите, милая…
Лайза рывком села на постели. Ее огромные глаза полыхали мрачным огнем. Одеяло свалилось вниз, до пояса обнажив великолепную фигуру.
– Милая?..
– Я вижу перед собой прекрасную женщину! – заорал Рекс в полный голос. – Милую, добрую, честную. Ни до чего того, что было раньше, мне нет дела… Ни в каком смысле. Не могу сказать, что я в вас безумно, как подросток, влюблен, но я чувствую к Вам огромную нежность и жалость. Черт побери, как я еще могу убедить Вас?
Он сгреб Лайзу в охапку, прижал к себе и принялся неистово целовать ее глаза, нос, щеки – все, что оказывалось в пределах досягаемости его губ. Лайза упиралась в его грудь ладонями, отворачивала лицо, бормотала: "Подождите, подождите…", но он не отпускал ее, и она, перестав сопротивляться, с неожиданной силой схватила его за голову, приподняла ее и, неотрывно глядя в глаза, спросила тихо:
– Так я не противна… тебе? Ты говоришь правду?
– Ты с ума сошла, – выдохнул Рекс.
– Возьми меня, Рекс. Сейчас. Немедленно. Может быть, завтра я об этом и пожалею, но сегодня… я этого хочу. Это необходимо мне.
Лайза отбросила одеяло и послала свое тело навстречу Рексу с такой целомудренной открытостью и простотой, что у него захолонуло сердце. И еще. Он знал, что она сказала правду. Ей и в самом деле это было необходимо.
7
Эни, а, может быть, и Лайза – когда старуха не чудила, она была очень и очень полезна – точно рассчитала время своего появления на тусовке у Бюллеров. Хозяин лично встретил ее на подиуме при входе и, полуобняв за плечи, ввел в зала-рум.
– Сударыни и судари, – громогласно возгласил он, – позвольте вам представить…
Под обстрелом любопытных и, по большей части, неприязненных глаз Эни, с саму себя удивившим изяществом, сделала несколько шагов вперед, элегантно присела в самом настоящем наиартистичнейшем книксене и красиво потупилась.
Далее все было разыграно, как по нотам. Эни представляли людям прекрасно ей известным, более того, о которых она знала всю подноготную. Она приседала в книксене перед старыми подругами, протягивала руку для поцелуя старым друзьям, ловила на себе заинтересованные взгляды внуков и завистливые взгляды внучек своих прежних любовников. Все это доставляло ей острое наслаждение.
Эни тщательно следила за тем, чтобы мерзкая старушонка не вырвалась на свободу, была поэтому не похожа сама на себя и сама себе удивлялась. Присутствующие нашли, что она очень мила, может быть даже скромна, безусловно ослепительно красива, и уж никак не соответствует тем слухам, которые успели о ней в общество просочиться.
Карл Бюллер шепотом на ушко давал характеристику всем сколько-нибудь значительным людям. Как правило, всего лишь несколько слов, зато каких! Характеристики были, несомненно, предвзяты, часто убийственны, но – и это Лайза должна была не без удовольствия признать – всегда точны. Особенно беспощаден он был к представителям ее собственного семейства. Как только на пути оказывался представитель клана Старкоффов, Карл становился совершенно безжалостен и не жалел черной краски. У свежего человека легко могло составиться впечатление, что Старкоффы были на Азере чрезвычайными и полномочными представителями самого сатаны. Не иначе.
– Здесь отсутствует нынешний глава клана, Ольгерд, старший сын гнусной старой перечницы нимфоманки и садистки Лайзы. Той самой, что продала Вам свой пай в Азерских делах. Вот уж, доложу я Вам, личность…
– Мне она показалась вполне приличной и приятной дамой, – сухо обронила Эни, которой после такого высказывания в свой… чего уж там, именно в свой адрес… нестерпимо хотелось отвесить собеседнику пару звонких затрещин.
– Это потому, что Вы не успели познакомиться с нею поближе, – живо возразил Бюллер. – Тогда бы Вы судили иначе. На стульчиках ее Вы не сиживали, и дел с нею из положения, когда она наверху, не вели. Ну да бог с ней, не о ней речь. Так вот, Ольгерд… Во имя Вашего собственного блага настоятельно рекомендую держаться от него подальше. Все деловые люди, как Вы, вероятно, уже успели узнать, отнюдь не ангелы. Но он еще и дурак. Непроходимый. К сожалению, размеры финансового влияния Старкоффов таковы, что он не только входит в Экономическую Комиссию, но и является членом Совета Координаторов. Их там трое таких, зелененьких петушков. Молодые реформаторы, мать их… простите. Пока я, как председатель и ответственный секретарь Совета, имею два голоса, еще удается как-то их сдерживать, но, увы, Объединенные Компании не на моей стороне. Там хотят сверхприбылей, причем немедленно, сейчас, и в наши трудности входить не желают.
– Вероятно, в Компаниях считают, что местные Советы для того и существуют, чтобы трудности преодолевать, – пожала плечами Эни. – В конце концов, Азера – не первая планета, из которой Компании качают сырье. И на всех других тоже были какие-нибудь местные особенности.
– Умничка, – сказал Бюллер, глядя на Эни с подчеркнутым восхищением. – У нас, оказывается, не только прелестная, но и умная головка… Но эти самые местные условия могут быть очень и очень разными. Были планеты, от которых Компаниям пришлось-таки отступиться. Вы что-нибудь слышали о Рибартоне?
– Но, – возразила Эни, – пример я полагаю неудачным. Там, конечно, прорва инглания, но и фауна с флорой совершенно кошмарные. На Азере ничего подобного нет.
– Зато здесь есть Старая Дама! Не знаю, слышали ли Вы об этой особе, вряд ли, а она, уверяю Вас, одна стоит всей флоры Рибартона вкупе с фауной, да-да. И еще у Старой Дамы есть племянник. Так вот этот племянничек… – Карл Бюллер тяжко вздохнул и покачал головой. – В самом начале Старую Даму еще можно было перехитрить, но наши молодые дураки поперли на нее, как асфальтоукладчики.
– А где были Вы со своими двумя голосами?
– Объединенные Компании, девочка. Боюсь, что там мною не слишком довольны. Ходят упорные слухи о специальном эмиссаре, знаете ли. Приедет какой-нибудь лощеный столичный хлыщ, снабженный всеми мыслимыми полномочиями и ни хрена – извините за выражение – не понимающий в местных делах. Вот тогда-то война станет, увы, неизбежной. А выиграть ее мы не сможем.
– Неужто дело обстоит так плохо?
– Гораздо хуже, уверяю Вас. Сейчас Гнездо – единственный очаг организованного сопротивления. Силы наших противников раздроблены. Старая Дама не может возглавить всю оппозицию – она стара, больна, кроме того, она урожденная Старкофф, это многим не нравится. Эмиграция на Райну достигла чудовищных размеров, уезжают все, кому средства это позволяют, однако и в Городе недовольных пруд пруди. Наводнить Азеру пришельцами не удается, тут все козыри в Руках у Старой Дамы, гражданство пришлый люд не получит еще долго. Если сейчас у Азеры появится новый молодой энергичный комт, на всех наших надеждах можно будет смело ставить крест. Нельзя забывать, что от вице-королевства его предки отказались добровольно. Так что потомки до сих пор сохраняют на него право. Все зеленое движение ждет появления Рекса Азерски как второго пришествия Христа. Даже старшая из моих собственных дочерей, знаете ли. Не хотел я Вам об этом говорить, но все равно Вы и сами узнаете… а принимать Вас надобно, судя по всему, всерьез.
– Рекс Азерски? – сказала Эни с великолепно разыгранным недоумением. – Кто это?
– Вот он-то и есть этот самый племянник. Личность сильная, волевая и одаренная сверх всякой меры. До последнего времени он с тетушкой был, к нашему счастью, в ссоре. Так вот, эта ссора, похоже, уже в прошлом, и ждать его здесь у нас надо со дня на день. Но я совсем засушил Вас своими унылыми разговорами. Идите к молодежи, танцуйте, веселитесь… Виктор, – позвал он высокого красавца, издали бросавшего на Эни заинтересованные взгляды, – поди сюда… А Вам, Эни, в заключение я хочу сказать следующее. Поверьте, когда я говорю, что мы с Вами должны стоять плечом к плечу, это отражает не только мои, но и Ваши интересы. В полной мере. Вот так.
Высокий красавец подлетел к ним как на крыльях.
– Оставляю Вас на попечение этого оболтуса. Зовут его Виктор, это мой сын, – сказал Бюллер и повернулся к сыну. – Познакомь нашу гостью с Лайаной и, вообще, введи в ваш молодежный круг. Если этой милой девушке хоть на мгновенье станет скучно в твоем обществе, я с тебя шкуру спущу.
Виктор самоуверенно ухмыльнулся, подхватил Эни под руку и, наконец-то, она увидела прямо перед собой, рядом с собой, вокруг себя много, очень много молодых, сильных, жадных до бабьего тела мужиков.
Веселье было в полном разгаре. Старики давно уже исчезли, вели, наверное, за рюмкой коньяка деловые разговоры в кабинете у старой жирной лисы, но Эни это ни в малой мере не волновало и даже не занимало. На весь рум грохотал Оушен Рапанус, она переходила из одних крепких мужских рук в другие, и будь она Лайзой, только и исключительно Лайзой, давно уже нашла бы способ завалиться с кем-нибудь в постель.
Однако фокус был в том, что Лайза составляла всего лишь часть, пусть очень существенную и даже, возможно, определяющую часть той новой личности, которая в ней складывалась. Эни ясно видела, что всю эту золотую молодежь она интересует не столько как тело, сколько как денежный мешок. По отношению к ней, постель они станут рассматривать как прелюдию к браку, который ей был совершенно не нужен. Старая Лайза с удовольствием обманула бы их матримониальные ожидания и пронаслаждалась их разочарованием и злостью. Но нынешняя Эни отдавала себе отчет в том, что они будут мстить, а слава ненормальной нимфоманки, которой так гордилась старая Лайза, ей, Эни, была совершенно ни к чему. Даже нацелиться на кого-то женатого следовало вряд ли. В тесном мирке, составлявшем Азерский высший свет, связь с женатым человеком невозможно, как она считала, сохранить в секрете. Да и не нужна была ей одна постоянная связь.
Виктор, между тем, млел и таял. Млели и таяли еще примерно с полдюжины местных красавцев и волокит, млела и таяла сама Эни, а вот ночь ей, похоже, опять предстояла одинокая. Да, дело говорил Человек, Который Всегда Прав, настоятельно не советуя ей возвращаться в родные пенаты, и раз уж так получилось, развлечений следовало искать где-то на стороне, вне привычного круга.
8
Домой Эни вернулась в омерзительном настроении и с отвращением посмотрела на свою пустую постель, в которой ей предстояло провести очередную одинокую ночь. " Что же, в конце концов, делать? – спросила она себя. – Ситуация глупая до… прямо не знаю, чего. Даже в своем старом теле я имела больше постельных радостей, чем сейчас. И ведь ни с кем не посоветуешься. Если бы Он был рядом. Впрочем, что это я? А камердинер? Не сможет связаться с Ним – сам чего посоветует. Уж, наверное, человек не глупый, не приставил бы Он ко мне дурака".
Продолжая машинально раздеваться, она приказала инфору связаться с камердинером и велеть тому немедля предстать пред ее светлые очи.
Войдя, камердинер охнул и потупился.
– Да бросьте Вы, – раздраженно сказала Эни. – Проходите и садитесь. Голых женщин, что ли, не видели.
– Таких как Вы, мадемуазель, не часто, – ответил камердинер, но послушно прошел в рум и сел на указанное ему место.
– Вот что, милейший, мне нужен Ваш совет.
Камердинер выслушал ее с каменным выражением лица и спросил:
– А Вы не пробовали прокачать эту проблему в связке с компьютером? Вы же оконтакторены, мадемуазель.
Эни озадачилась. Действительно, почему бы и нет? Совет был, может быть, даже и ничего. Дельный. Как же это она забыла о контакторах?
– Что касается сегодняшнего вечера и, вообще, ваших текущих потребностей, то Вы можете воспользоваться мною… как соответствующим автоматом или устройством.
И опять Эни удивилась, почему эта простая мысль не пришла ей в голову. Она оценивающе оглядела камердинера: высок, крепок, в самом, можно сказать, соку мужик. Прежняя Лайза такой лакомый кусочек уж никак не упустила бы. Она весьма охотно пропускала слуг через свою постель. А этот, собственно, даже и не слуга. Черт его знает, какие еще инструкции дал ему Сам?
– Уверяю Вас, Вы себя при этом нисколько не уроните, – продолжал камердинер, будто прочитав ее мысли. – Я получил соответствующие распоряжения.
– Так что же Вы до сих пор молчали, милейший? – досадливо сморщилась Эни.
– Скрупулезно следовал инструкциям, мадемуазель.
– Ну и чего мы ждем? – нетерпеливо бросила Эни, немедленно забираясь в постель. – Раздевайтесь, милейший, раздевайтесь. И скажите мне, кстати, как Вас звать. Не будешь же именовать мужика, с которым трахаешься, "милейший". По крайней мере, в постели. Глупо как-то.
– Его Имперское сиятельство называет людей моего ранга именами, произведенными от наименования должности, мадемуазель. Очень удобно и элегантно. Меня он назвал бы "Кам", это сокращение от слова камердинер, – невозмутимо ответил камердинер, расстегивая брюки. – Кстати, для выполнения возложенной на меня его сиятельством еще одной миссии, мадемуазель, мне требуется свободное время. Много. Мне поручено оборудовать на этой планете постоянно действующий пункт по поставке сырья для лабораторий. Я имею в виду тел для экспериментов.
Камердинер приступил к делу со всей прилежностью образцового работника, тщательно проштудировавшего соответствующие технические инструкции.
Он старательно обработал губами и языком каждый пальчик на ее ногах, со столь же обстоятельной неспешностью перебрался выше и надолго застрял на внутренней поверхности бедер. Нельзя сказать, чтобы Эни при этом вообще ничего не чувствовала. Однако ее ощущения по вполне понятной причине не имели ни малейшего сексуального оттенка. На нее вдруг накатил чудовищный приступ ярости, едва не погасивший самое желание физической близости с мужчиной. Она вцепилась в плечи охнувшего камердинера со всей силой своих биомеханических рук, рванула его вверх и злобно зашипела:
– Да прекратите Вы эту мутотень, черт бы Вас побрал! Займитесь чем-нибудь более существенным.
А утром в настроении, весьма далеком от безоблачного счастья, Эни уселась перед компьютером. В постели камердинер оказался чем-то весьма мало отличающимся от абсолютного нуля. Может, совет его будет лучше?
Легко сказать: "прокрутите через компьютер". Что она ему ученая крыса? Эни повертела в руках сенсоры и пожала плечами. Она не имела ни малейшего представления о том, как к этому делу подступиться. Вообще ни малейшего.
Эни покосилась на камердинера. Он стоял перед нею в почтительной позе. Лицо его было абсолютно непроницаемо.
– Ну и что же я должна делать? – процедила она сквозь зубы.
– Задавать себе вопросы, мадемуазель.
– Какие?
– Интересующие Вас.
– Вы издеваетесь?
– Как можно, мадемуазель. Я абсолютно серьезен. Вы действительно должны задавать себе вопросы.
Эни швырнула сенсоры на стол и сказала, с отвращением глядя на камердинера:
– Толку от Вас… милейший. Можете идти.
Камердинер поклонился и направился к выходу. В дверях он обернулся и сказал все тем же бесстрастным тоном:
– Думайте, мадемуазель. Просто думайте, и все. Ни о чем.
А вот этот совет был, пожалуй, уже и хорош. А то – задавайте вопросы… Откуда ей, Эни, знать, какие вопросы она должна себе задавать? Думать, просто думать, совсем другое дело.
Эни покосилась на сенсоры, взяла их в руки, снова повертела и, пожав плечами, надвинула на контакторы. "Попробую", – сказала она себе. Однако сосредоточить мысли на чем-то одном оказалось для нее задачей совершенно непосильной. И как только ученые яйцеголовые крысы умудряются это делать? Она даже почувствовала к ним смутное уважение. Но вот какая странность – по прошествии некоторого, причем не столь уж долгого времени она неожиданно обнаружила, что ее мысли приобрели совсем ей ранее не свойственную четкость и определенность даже тогда, когда скакали с пятого на десятое. Ей вдруг стало ясно, что Эни Боди – это не Лайза Старкофф с новым молодым телом, а совершенно новая личность, что подспудно, подсознательно она давно уже это знает, и что если она хочет как можно скорее начать наслаждаться всем тем, что может дать ей вновь приобретенная молодость и красота, то должна как можно скорее задавить в себе старую перечницу.
Эни успокоилась, и мысли ее сами собой свернули в нужное русло. Мужики… А что мужики? В чем, собственно, проблема? Пока старая мерзавка в ней представляет собой сколько-нибудь цельную личность – сорока днями с момента пересадки это явно не ограничивается – она, Эни, будет совершенно непредсказуемой ни для других, ни для себя самой. Окружающими это воспринимается как эксцентричность? Значит, она должна проводить большую часть своего времени там, где подобным поведением никого не удивишь – на шестом уровне, среди богемы и всяческих рекламщиков. А в этом случае ее постельные проблемы, скорее всего, разрешатся сами собой.
Эни содрала сенсоры с головы и в восхищении закрутилась на месте. Да здравствует компьютер! Да здравствует симбиоз, и всяческие научные революции тоже да здравствуют! Действительно, наша эпоха, как выразился ее придурочный сын, есть эпоха прогресса и достижений. Марш, марш вперед – даешь богему! Впрочем, наученная горьким опытом, она решила обязательно обзавестись провожатыми, людьми, которые смогут ввести ее в богемный мир, наверняка тоже отторгающий чужаков.
Глава шестая
1
Слева в темноте буйствовал поток. Врываясь в ущелье, река буквально вставала на дыбы, чтобы рухнуть вниз с двадцатиметрового обрыва. Оба берега были густо усеяны пещерами. Глубоко под землей они смыкались друг с другом, образуя бесконечный запутанный лабиринт, компьютерный трехмерный план которого служил когда-то маленькому Рексу игрушкой.
Самые большие и удобные входы располагались у подножья водопада в излучине Пульсарки перед ее крутым поворотом на юг. Если Рекс хотел проникнуть в городские штольни незамеченным, переправа как выше, так и ниже ущелья полностью исключалась. Он не мог использовать ни лодку, ни вездеход, поскольку их, конечно, заметили бы с воздуха. Ну а переправа вплавь была равносильна самоубийству.
Место для переправы Рекс выбрал несколько выше водопада. Это, безусловно, тоже было опасно, поскольку скорость течения перед обрывом резко возрастала. Зато и гамадрилы старались держаться отсюда подальше. Пульсирующее течение, делавшее речку такой красивой на равнинных участках, здесь превращало ее в убийцу всего живого, что могло оказаться в ее водах.
Дул сильный упорный ветер, и это было хорошо. Он прижимал к земле и уносил прочь вязкий ржавый туман, так что на том берегу, на фоне относительно светлого неба четко выделялась раздвоенная вершина прибрежной скалы. Рекс тщательно зарядил арбалет цельнометаллической стрелой, снабженной вместо острия тремя крючковатыми лапами и прикрепленной к длинному чрезвычайно прочному шнуру с петлей на свободном конце.
Вероятно, детские навыки и в самом деле не забываются. Несмотря на ветер, ночь и сковывавший движения гидрокостюм, Рекс попал в расщелину с первого выстрела. Упираясь ногами в камни, он несколько раз изо всей силы рванул шнур. Стрела сидела прочно. В последний раз Рекс проверил герметичность гидрокостюма и охватил себя подмышками петлей. Теперь надо было дождаться конца очередного прилива и прыгнуть в воду на спаде приливной волны. Вода и трос, действуя совместно, отбросят его к противоположному берегу как раз к тому времени, когда приливная волна спадет до минимума, и тогда по еле заметной тропе он должен будет взобраться на скалы до подхода следующей приливной волны, а если он не успеет этого сделать, то гамадрилам там, за водопадом, будет чем полакомиться на завтрак.