Смог над Азерой. Червивое яблоко 1

–Да-да, – сказал Кэббот с великолепной небрежностью, и даже не глядя на старпома, – Вы можете идти.

Старпом исчез, но тотчас же появился снова, ведя за собой хорошо знакомого Лайзе человека. Лайза так удивилась, что впервые за все время знакомства взглянула на своего нового спутника с некоторой долей почтительного удивления. Кем же надо было быть, чтобы встречать тебя, да не в космопорт, а прямо в конвертоплан заявился сам Карл Бюллер, Ответственный Секретарь и Председатель Азерского Совета в одном флаконе, хитрая и пронырливая старая лиса, личность, по мнению Лайзы на редкость занудливая, въедливая и подвинутая на дипломатическом церемониале и протоколе.

Не дойдя двух шагов до Кэббота, Бюллер поклонился, полуутвердительно – полувопросительно произнес: "Филипп-Норрис Кэббот? Рад приветствовать Вас в нашей планетной системе от имени Совета и от себя лично. Позвольте представиться… Потом он шагнул вперед, ухватил обеими руками правую конечность Кэббота и долго тряс ее с преувеличенной сердечностью. Кэббот от важности распухал на глазах, светски извивался и всячески старался соответствовать, откровенно наслаждаясь тем, что остальные пассажиры, собравшиеся в салоне, смотрели на эту сцену во все глаза.

Наконец, Бюллер выпустил многострадальную руку своего визави, шагнул в сторону, освобождая ему путь, и сделал приглашающий жест к дверям.

– Прошу Вас, сэр.

Увидев, что вместе с Кэбботом к выходу двинулась и Лайза, Бюллер не без надменности поднял брови и вперил в нее подчеркнуто недоумевающий взор.

– Мадемуазель со мной, – сказал Кэббот. Бюллер наклонил голову, как бы принимая к сведению услышанное, и повторил:

– Прошу.

В челноке Лайза уселась рядом с Кэбботом, а Бюллер занял место напротив и, с места в карьер, заявил:

– Я с нетерпением ожидал Вашего прибытия, господин Кэббот. Со времен нашего последнего фантом-контакта противоречия в Совете резко обострились. Видите ли, Старая Дама…

– Давайте отложим деловые разговоры на потом, – поспешно перебил его Кэббот. – Мы рискуем засушить нашу прелестную спутницу.

– О, – воскликнул Бюллер в некотором шоке, и взгляд, который он при этом кинул на Кэббота, Лайза охарактеризовала бы как недоуменный. Это если мягко. – Так юная дама не является Вашей сотрудницей?

Кэббот густо покраснел и разразился долгой и путаной речью, из которой, если отбросить все фиоритуры, следовало, что, увы, да, то есть, увы, нет, не является. Из чистого милосердия прерывая его агонию, Бюллер повернулся к Лайзе, продолжая снисходительно обращаться к ней в третьем лице.

– Какими же путями занесло мадемуазель в наши, так сказать, пенаты?

Лайза нахмурилась. К той, прежней Лайзе этот наглец никогда бы не дерзнул обращаться в подобном тоне.

– Неисповедимыми, – процедила она сквозь зубы. Бюллер смотрел на нее с веселой насмешкой, ее гнев его только забавлял, и ей страшно захотелось со всего размаха хлопнуть его сумочкой по лысине.

– И все-таки… – продолжал настаивать Бюллер.

– Да, Эни, дорогая, – вмешался уже оправившийся Фил Кэббот, не в силах вынести, что кто-то другой пытается играть в разговоре первую скрипку, – просветите нас… э-эм, о себе, так сказать.

– Да, собственно, рассказывать особенно нечего. У меня завелось некоторое количество свободных денег, вот и все. Мои финансовые советники, а у меня, сэры, очень хорошие финансовые советники, уверяю вас… так вот, они предложили вложить эти деньги в систему Сола, точнее в строительство Города на этой самой вашей Азере.

– Ага, – сказал сразу же насторожившийся Бюллер. – Вы, значит, проводите рекогносцировку на местности?

– Ну, я не знаю, что значит реко…сцинировка эта самая, но когда вкладываешь во что-то деньги, не мешает заранее там все пощупать собственными руками, верно? К тому же мне надоела Столица. И Земля надоела тоже. Я ищу новых, свежих и сильных… э-э… впечатлений, – и Лайза громко расхохоталась над своей последней фразой.

– К нашему вящему удовольствию, – галантно сказал Бюллер. Похоже, желание порезвиться за ее счет у него исчезло стремительно и бесследно. – Я думаю, Вы будете украшением наших светских салонов в этом сезоне.

– Да, – поспешно вмешался Кэббот, спеша застолбить заявку, – Я намерен лично представить мадемуазель Эни всюду, где буду, так сказать, представлен.

Ну и косноязычен же ты, братец, – подумала Эни, – хотя, с другой стороны, не язык же мне от тебя нужен? А если и язык, то не для разговоров же? – Лайза прыснула, но тут же и осеклась, с изумлением сообразив, что только что, вероятно впервые, подумала о себе, как о Эни Боди, а не как о Лайзе Старкофф.

Челнок, между тем, благополучно приземлился и подкатил вплотную к зданию пассажирского терминала, где его уже дожидался винтокрыл Совета.

– Ну, вот мы и прибыли, – сказал Бюллер, пропуская к выходу своих спутников. – Сэр, Вам сюда, к этому винтокрылу, не будем терять время на всякие формальные глупости, вроде таможенного досмотра и прочей чепухи. Мадемуазель, до скорой встречи. Уверен, что встреча эта будет не только приятной, но и полезной для обеих сторон. Будьте здоровы.

– Э-эм, позвольте, позвольте, – воскликнул Кэббот, отпихивая от своего локтя цепкие пальцы Бюллера. – Мадемуазель, где я… э-эм… буду иметь… могу иметь счастье… то есть, я имею в виду, Вас снова лицезреть?

– Сейчас я намерена иметь поселиться в… э-эм, каком-нибудь приличном отеле, то есть, я имею в виду, в лучшем, – насмешливо передразнила его Лайза, но некий внутренний голос решительно одернул ее, обозвав дурой и предложив не забывать, что она уже не старая перечница Лайза Старкофф, а молодая и очаровательная Эни Боди, и что если оная Эни желает иметь молодых мужиков, то старушечий норов надо бы и попридержать. – А потом я намерена приобрести себе подходящую квартирку где-нибудь на десятом уровне. Более низкого тут нет, если я не ошибаюсь? Так вот, и в моем номере, и в этой квартирке Вы, сударь, всегда будете желанным гостем.

Фил расцвел и, увлекаемый Бюллером к винтокрылу, все-таки ухитрился послать ей воздушный поцелуй. Винтокрыл взмыл в воздух и в мгновенье ока исчез из виду, а Эни, которой она себя вдруг снова ощутила, прошла в здание терминала к таможенным стойкам.

Обычно пустынный и сонный, космопорт поразил ее многолюдностью, суетой и атмосферой тяжелого напряженного ожидания. Приезжающих было немного, все они проходили тщательную и даже, можно сказать, скрупулезную проверку. На каждого из них приходилось несколько таможенников и сотрудников безопасности. Досмотр багажа был противоестественно тщательным, личности приезжающих, особенно мужчин, удостоверивались не только по оптокартам, но и по формуле крови вместе с генетическим кодом – вещь на Азере абсолютно беспрецедентная.

Отъезжающих было значительно больше. Были они хмуры, насторожены, держались кучками внутри плотного кольца биопов из охранки и напряженно дожидались сигнала на посадку на челноки.

К своему удивлению, Лайза – воцарение беспечной Эни оказалось непрочным и было напрочь смыто бурными волнами Азерских впечатлений – обнаружила среди отъезжающих большое количество сотрудников Старой Дамы, пусть и не принадлежавших к первому эшелону ее сподвижников, однако… Не удержавшись, она наклонилась к уху таможенника и шепнула:

– Но ведь это же народ из Долины, правда? Что это? Крысы побежали с корабля? Или как?

– О, барышня, – отозвался тот. – Вы, наверное, долго отсутствовали? Тут такое творилось. Форменное побоище. Какие-то, гм-гм, неизвестные, в которых, по словам Координатора Старкоффа, зрело недовольство злостным самоуправством госпожи комтессы, решили на нее наехать. Весь небосвод был в зареве. А грохот стоял такой, что даже здесь его было слышно.

– Ага, – удовлетворенно сказала Лайза. – Значит, Гнездо разнесли вдребезги, то-то, я гляжу, ближайших сотрудничков тут нету.

Таможенник странно покосился на нее и сказал, тщательно подбирая слова:

– Да нет, барышня. Не совсем так. Вернее, совсем не так. Гнездо как стояло, так и стоит. А вот из нападавших, говорят, мало кто спасся.

– Но они же уезжают? – удивилась Лайза.

– Да, – согласился таможенник, – уезжают. Правда, утверждают опять же, что это им так Старая Дама велела. Чтобы, значит, на всякий случай уберечь. Вот они и перебираются на Райну.

– А что здесь делает безопасность? И почему такая проверка?

– Я толком не знаю, – замялся таможенник, но после того, как в его руку скользнула некая очень привлекательная бумажка, понизил голос до полной конфиденциальности и продолжал:

– Слушок прошел, что ожидается кое-кто.

– Кто, – тоже шепотом спросила Лайза.

– Племянник старой комтессы, Рекс. А он, говорят, мужик жутко серьезный. Покруче будет самой Старой Дамы. Так что тут, получается, нашла коса на камень. Вот только кто есть коса, а кто камень, поди, разберись… Прошу Вас, сударыня, у Вас все в порядке, можете ехать. Вы домой или в отель? Если в отель, могу порекомендовать Эльдорадо. Бюллеры совсем недавно открыли. Говорят, сказка. Роскошные номера, бассейны с морской водой, висячие сады, а вестибюль освещается цветами с Рибартона… слыхали про такие? Жена ходила смотреть, как их кормят, цветы эти, так вернулась под впечатлением – д-ой! Это будет почище любого телетаксерного ужастика, хоть бы и подпольного… Цена Вас, я думаю, не испугает?

– А как Вы полагаете, – осторожно спросила Лайза, – вот этот гость Совета… где его поселят?

– А что тут полагать? – удивился таможенник. – Зря, что ли, старик Бюллер встречал его лично? Сто шансов из ста, что там же и поселят.

– Спасибо, друг мой, – с чувством сказала восхищенная Лайза.

3

Эльдорадо выглядел именно так, как и должен был выглядеть первоклассный отель в любом городе Старых Миров, и как две капли воды напоминал столичный Палас.

Роскошный вестибюль с отливающими золотом ступенями, ведущими на подиум перед дверями лифтов, антикварная мебель, флаттерная и скримерная стоянки, никаких эскалаторов, никаких роботов или киборгов, персонал только в истинных телах, причем вышколенный до полного автоматизма и возникающий перед клиентом в то самое мгновенье, когда он, клиент, уже понял, что в чем-то нуждается, но еще не осознал, в чем именно.

Вместо светильников или даже люстр вестибюль освещали цветы Аква Лоретта, некогда вывезенные с Рибартона, выращиваемые только в питомниках Терры и стоящие совершенно безумные деньги. Росла Лоретта прекрасно, заросли ее были ограждены серебристой паутинкой силового поля, – забота о безопасности клиентов прежде всего.

Портье, принявший заказ Лайзы еще из космопорта – двойной люкс для хозяйки и удобную двухрумовую ячейку для камердинера – при первом же взгляде на Лайзу превратился в самое совершенное воплощение любезности и предупредительности.

– Хотите пройти сразу к себе, или, может быть, полюбуетесь на кормление цветов? – осведомился он. – Всего несколько минут, и к ним будут запущены отборные крысы. У нас великолепные садовники. Мы кормим свои цветы только дикими крысами. Никаких бройлеров.

Лайза чуть было не брякнула: "С величайшим наслаждением швырнула бы туда тебя, милейший", однако тотчас же внутренний голос прикрикнул на нее: "Ты с ума сошла, идиотка? Ты молодая, ты Эни Боди, а не старая перечница Лайза Старкофф, вот и веди себя соответственно!"

– Я пройду к себе, – отрывисто сказала она, с трудом борясь с нестерпимым желанием обложить портье сверху донизу, а потом еще и в обратном порядке. – Как только прибудет мой камердинер, прошу сообщить ему, что я немедленно жду его у себя. Кстати, сэр Филипп-Норрис Кэббот остановился у вас?

– О да, да, естественно, – поспешно откликнулся портье, и не подозревавший насколько кровожадные мысли по поводу его особы крутятся в прелестной головке обворожительной клиентки. – Все сколько-нибудь значительные личности останавливаются только у нас. У него седьмой люкс. Его двери находятся прямо против Ваших. Мы обязаны предугадывать даже невысказанные желания наших клиентов.

Его рожа окончательно расплылась в многозначительной и всепонимающей улыбке. Желание расправиться с этим улыбчивым придурком стало совсем уж запредельным. Лайза буркнула, чтобы ее немедленно поставили в известность, как только Кэббот направится в ресторан, и стремительно удалилась.

…Фил Кэббот уныло коротал одинокий холостяцкий вечер в ресторане за порцией хобота элефанта "по Азерски" и бутылкой Малю.

Если бы он даже очень постарался, то, пожалуй, все же не смог бы сделать более неудачный выбор меню своего ужина. Дело в том, что хобот "по Азерски" был блюдом практически незнакомым в Старых Мирах никому, за исключением разве что уж самых изысканных гурманов. Особенность этого блюда заключалась в том, что внешне и, так сказать, "органолептически" он более всего походил на толстый кусок старой резины. Тарелка, на которой он подавался, была снабжена с одного бока специальным устройством, чем-то вроде крохотной гильотины, отрубавшей от порции маленькие кусочки. Этот кусочек, окунув в специальный соус, надлежало положить в рот и, согрев до температуры собственного тела, сдобрить глотком вина одного из двух местных сортов – Лярюсского или Малю.

Как только вино попадало на сдобренный соусом и согретый во рту кусочек хобота, эта до сих пор и вкусом, и консистенцией напоминавшая старую резину масса будто бы взрывалась, стремительно распадаясь на истекающие вкуснейшим соком микроскопические волокна. Испытываемые гурманами вкусовые ощущения были столь потрясающи, что, как утверждают, на самом верху при решении вопроса о строительстве Города на Азере единственным доводом против было опасение, что на планете могут вымереть элефанты. И лишь заверение азерских представителей, подкрепленное авторитетнейшим мнением специалистов Объединенных Компаний, что элефанты прекрасно могут быть разводимы и в неволе, склонило чашу весов в пользу решения, желательного для Совета Координаторов Азеры.

Как бы то ни было, Кэббот заказал себе хобот, не имея ни малейшего представления о том, как его надо есть. Но поскольку вместе с хоботом он заказал еще и бутылку Малю, официант решил, что новый гость – недаром же с ним так носятся – принадлежит не просто к высшему, а к высочайшему свету, и лезть к нему с разъяснениями по поводу заказываемых блюд будет, пожалуй что, себе дороже. К тому же, на Кэбботову, а следовательно, и свою беду официант испытывал некое давление на психику со стороны собственного живота. Живот настоятельно требовал уединения хотя бы на несколько минут. Момент казался подходящим – новых клиентов не было, старые были полностью обслужены – и официант со вздохом облегчения позволил себе скользнуть в соответствующую дверь. Если бы он задержался хоть на минутку, то увидел бы, как Важный Клиент, ткнув в хобот вилкой, принялся пилить его – о, ужас! – обычным столовым ножом.

Что произошло далее, понять может лишь человек, которому в его жизни приходилось хоть раз распиливать самым обычным в меру тупым столовым ножом кусок старой резины, быть может, к тому же еще и армированной каким-нибудь жидкокристаллическим сверхпрочным кордом.

Кэббот, могучий мужчина в расцвете лет, к тому же отнюдь не обделенный физической силой, совершенно вспотел и измучился, пока ему удалось отделить от своей порции приличных размеров обрывок.

Здраво рассудив, что соус к хоботу подали для того, чтобы сдабривать им заказанную пищу, Кэббот сунул кусок в соусницу, отправил его в рот и впился зубами в нечто напоминающее собой подметку от старого биопьего ботфорта. Однако жевать это нечто было абсолютно бесполезно. Кэббот оторвал глаза от тарелки, обшарил ими зал, в надежде подозвать официанта и заказать ему что-нибудь более съедобное, и уткнулся тоскливым взором прямо в великолепную грудь стоящей в дверях Лайзы.

Лайза, в свою очередь, оглядела отнюдь не забитый посетителями ресторан и, высмотрев Кэббота, направилась прямо к его столику.

Кэббот занервничал. Выплюнуть проклятый хобот прямо на глазах у этой шикарной женщины показалось ему крайне не… как бы это сказать… не гламурно, что ли. Выходец из среднего, и даже, если так можно выразиться, из очень среднего класса, в высшее общество он сподобился попасть впервые и чувствовал себя в нем, мягко говоря, не в своей тарелке. Момент, когда от проклятого куска еще можно было избавиться незаметно, был им безвозвратно упущен, женщина приближалась с неотвратимостью межшахтного экспресса, он судорожно глотнул раз, другой и услышал, как над его головой хорошо поставленный голос произнес:

– Вы собираетесь предложить даме присесть, Фил?

Растерянный Кэббот – в левой руке салфетка, в правой рюмка с вином – был не в силах выговорить ни единого слова. Он энергично закивал головой и приглашающе взмахнул салфеткой.

Лайза, глядя Кэбботу прямо в глаза и остро наслаждаясь его растерянностью, с расчетливо капризной интонацией протянула:

– Ну-у, Вы могли бы и позаботиться о стуле для бедной девушки…

Кэббот, стремясь избавиться хотя бы от рюмки, выплеснул вино себе в рот и к ужасу своему вдруг почувствовал, что омерзительная резина, которую он пытался запихнуть за противоположную от спутницы щеку, заворочалась у него во рту, начала пухнуть, раздуваться, рот его в мгновенье ока оказался переполнен какой-то острой жидкостью, проклятый хобот лез уже в оба горла, в нос… Ничего не соображая, Кэббот поднес салфетку к губам, выплюнул в нее содержимое рта и, швырнул ее на столик.

– Ну же, Фил, я жду…

Освободившись, наконец, от кошмарной еды, Кэббот почувствовал невероятное облегчение. Он вскочил, опрокинув при этом собственный стул, снова смешался и принялся поспешно и суетливо усаживать за столик "милую Эни". Подсовывая под нее стул, он слегка подтолкнул ее под колени, чем "милая Эни, тут же не преминула воспользоваться, изо всех сил демонстрируя, что, "ах, какой ужас, она еле удержалась на ногах". Правда, собственный упавший стул Кэббот сумел заметить вовремя, тщательно утвердил его на всех четырех ножках, опустил на него свой вспотевший зад и сказал отдуваясь:

– Я… э-эм… видите ли… дорогая Эни…

Лайза получала ни с чем несравнимое удовольствие.

– Вы можете предложить мне что-нибудь, Фил.

– Ну-с, э-эм… и что же, дорогая Эни, мы будем, так сказать, употреблять?

"Дорогая Эни, глядя ему в глаза, все с тем же острым наслаждением, протянула руку и сказала:

– Будьте добры, Фил, передайте мне, пожалуйста, меню.

Фил перевел взгляд на столик. Прямо на роскошной кожаной папке меню валялась брошенная им скомканная салфетка. И салфетка эта ше-ве-ли-лась! Он машинально отдернул в сторону уголок, и его ошарашенному взору открылась влажная куча шевелящихся тонких коричневых червей. Желудок у Кэббота болезненно сжался. В рот хлынула нестерпимая горечь. Он пискнул, схватил себя обеими руками за горло, вскочил, снова опрокинув многострадальный стул, и неверными шагами устремился к выходу. А вслед ему, вперемешку с истерическим хохотом, неслись слова "милой Эни":

– Куда же Вы, Фил, разве можно так невежливо покидать даму?

Однако, веселилась Лайза, увы, не долго. Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы сообразить, что сладкая ночка, во время которой она надеялась, наконец, испытать – причем, на всю катушку! – свою, так называемую, “важнейшую из систем”, отодвигается на неопределенное время.

"Ну что, старая идиотка, – сказал все тот же настырный внутренний голос, – повеселилась? Добилась своего? Сама сидишь тут дура-дурой, и я из-за тебя страдай без мужиков? Вот и ночуй теперь одна".

Настроение у Лайзы окончательно испортилось. Она налила себе полный бокал Малю, сделала глоток, потом другой, но клокотавшая в ней ярость настоятельно искала выхода.

– Официант! – взревела она.

Официант материализовался возле столика в ту же секунду.

– Что это? – сказала Лайза свистящим шепотом, указуя уличающим перстом на салфетку. – Что это, я Вас спрашиваю?

Официант, впавший в полуобморочное состояние, пролепетал лишь: "Один момент", и столик перед нею очистился, как по мановению волшебной палочки. На него легла свежайшая накрахмаленная белая скатерть, а о только что сидевшем здесь незадачливом гурмане напоминала лишь раскупоренная бутылка Малю. Однако Лайза никак не могла успокоиться.

– Уберите отсюда это вино, – повысила она голос чуть ли не до пошлого визга. Лайзу уже нисколько не волновало, что посетители, осевшие за соседними столиками, заинтересованно разглядывают ее во все глаза. Она тыкала в злополучную бутылку пальцем и почти кричала: – Немедленно! Уберите! Отсюда! Это! Дерьмо!

– Может быть, сменить его на Лярюс? – прошелестел официант, находящийся уже на грани инфаркта.

– Быстрее, болван, тупица, козел! – рявкнула Лайза в полный голос.

Официант поклонился и исчез, чтобы тотчас появиться с бутылкой лярюсского и свежими бокалами. Он плеснул на дно бокала немного изумительной красоты рубинового напитка и протянул бокал Лайзе.

– Что это у Вас, любезный, руки трясутся? – злобно поинтересовалась она. – Бройлеров воровали?

Лайза ухватила бокал за донце ножки двумя пальцами, понюхала вино, поглядела на свет, пустила по стенкам рубиновую волну, осторожно отправила в рот крохотный глоточек, покатала его во рту, растерла о небо и в глубокой задумчивости подняла очи горе. Официант стоял перед нею, ни жив, ни мертв.

– Вы все еще тут? – заявила она вдруг, как бы только что обнаружив его присутствие. – Убирайтесь вон.

Лайза уже несколько успокоилась и, видимо, снова стала доступна для своего таинственного внутреннего голоса, относившегося к ней столь нелицеприятно.

Ты, кретинка, – сказал внутренний голос с отвращением. – Оглядись. Видишь, как окружающие пялятся на тебя? Можешь быть уверена, все, что тут произошло, сегодня же в малейших подробностях на всех здешних тусовках…

Лайза ошеломленно покрутила головой. Этот самый внутренний голос… что это такое, черт возьми? Конечно, он не был для нее чем-то принципиально новым. Случалось, внутренний голос звучал в ней и раньше, в той жизни. Бывали с его стороны даже и критические, так сказать, выступления. Но тогда он относился к ней со всем возможным пиететом, а не как ко вздорной и глупой старушонке, заедающей чужую жизнь. Вообще-то, он был, похоже, не так уж и неправ. Она не Лайза Старкофф, а Эни Боди, молодая, красивая, сильная, соскучившаяся по крепким мужикам… А чем тебе, дуре, Кеббот не мужик? – вдруг озлилась она на себя, – лучше тащила бы его в постель, чем так по-глупому изгиляться! Эни прислушалась к себе, ожидая реплик внутреннего голоса, но он угрюмо молчал.

За всеми этими мыслями незаметно для себя она прикончила бутылку Лярюсса и с угрюмым видом потащилась в номер. Первую ночь на Азере ей, Эни Боди, предстояло провести в тоскливом одиночестве.

4

– Надо идти в Город, другого выхода нет, – констатировала фантом-тетушка удрученно. – Я должна была там для тебя все подготовить и даже наверняка это сделала, но вот что именно? Так что придется тебе без поддержки. Самое сложное – пробраться внутрь. А там можно войти в банковский компьютер и через него в старнет из первой попавшейся ячейки. Твоя подпись в документах теперь есть. Введешь распоряжения с флешки в компьютер, и тут же назад. А идти, я думаю, придется через путепроводы.

– Как это? – заинтересовался Рекс.

– Ну-у… Строители чуть ли не всю транспортировку вынуждены вести по поверхности. Прокладывать дороги, и все такое, – объяснила она. – Входов в шахты у каждого шахтного ствола пруд пруди.

Они, все трое, находились в тетушкином кабинете. Шел военный совет, назвать иначе этот разговор было невозможно. Лайза сидела тихо, переводя глаза с Рекса на тетушку и обратно, в зависимости от авторства реплик. Свои замечания она вставляла редко, но чем дальше заходил разговор, тем больше хмурилось ее лицо.

– Я слышал об этом. Но, честно говоря, верил с трудом.

– Почему же? Чтобы создать максимум помех, я скупала землю в нужных местах. В свое время, лучшие математики Азеры провели для меня все необходимые расчеты. А плата за землю во многих случаях была просто символической. Ты не представляешь, сколько людей эмигрировало, не пожелав превратиться в земляных червей. К счастью, мои парни сумели наладить самую скрупулезную регистрацию всех вновь приобретенных земель, чтобы потом можно было вернуть их прежним владельцам. Эмигрируют, в основном, на Райну. Там сумели нас понять и приняли эмигрантов. Я договорилась, чтобы райане селили их компактно. Так что у нас сейчас на Райне и колония, и база.

– Это ты хорошо придумала, – задумчиво сказал Рекс.

– Я старалась. И советники у меня хорошие. Как я уже сказала, входов под землю полно. Хотя, конечно, там охрана.

– Значит, весь вопрос в том, чтобы незамеченным добраться до дороги и присоединиться к какому-нибудь каравану?

– В том и фокус, чтобы незамеченным. А вот как это сделать, ума не приложу. Сам видишь, разлетались они тут на своих винтокрылах…